Первая фаза (1473–1509, 3 Англия)

 

Достаточно позорное для Англии окончание Столетней войны (1453) переросло в еще больший позор «войны роз»: «Голый эгоизм целей, из-за которых шла борьба, полное отсутствие в ней всякого благородства и рыцарства придают еще более ужасный характер ее кровавым битвам, ее жестоким казням и бессовестным изменам» (Дж. Грин). Но нет худа без добра: доведенная до абсолютных пределов унижения великая Англия вступает в третий имперский цикл.

Королем формально был Эдуард IV, вступивший на престол в марте 1461 года (проторитм), фактически же легитимность его власти была еще чрезвычайно малой. Достаточно сказать, что это был первый представитель династии Йорков у власти. Главным же было продолжающееся противоборство Ланкастеров и Йорков. «И таков был этот государь в своем правлении, что никогда в этом краю не было другого правителя, с бою захватившего венец и после этого столь сердечно любимого народом; причем при кончине его любовь эта была больше, чем когда-либо при жизни, а после кончины и любовь и приверженность к нему сделались еще того сильнее вследствие жестокости, злодейств и смут последующего бурного времени» (Т. Морт).

Однако воспетое Т. Мором величие Эдуарда IV не помешало Уорвику, прозванному «делателем королей» и «последним бароном», в октябре 1470 года низложить Эдуарда IV, восстановить безумного Генриха VI, а самому получить титул «заместителя короля» и прийти к реальной власти. Однако дни его были сочтены; в битве при Барнете 14 апреля 1471 года войска Уорвика были разбиты вернувшимся Эдуардом IV, сам Уорвик погиб. Именно эти события и повлекли смену исторического ритма. И вот уже «пренебрегши обычаем заключать займы с разрешения парламента, Эдуард призвал к себе в 1474 году лондонских купцов и потребовал от каждого "добровольного подарка", соразмерного нуждам короля» (Дж. Грин). В дальнейшем система «одолжений» развилась в принудительные займы и присутствовала весь имперский цикл, начало же ей положил второй (!) год цикла.

Пренебрежение парламентом, поощрение промышленности и торговли, принудительные займы, конфискации земель крупных феодалов – все это начинал Эдуард IV. «Эдуарду Тюдоры были обязаны введением широкой системы шпионства, применением пытки, привычкой вмешиваться в отправления суда» (Дж. Грин). Перечисленные имперские признаки сопровождались общим усилением власти и уменьшением беспорядка, что позволило говорить, что «Эдуард IV правил почти как неограниченный монарх» (СИЭ). 12 лет Эдуарду без Уорвика создали условия для окончания войны Алой и Белой роз.

«Этот затянувшийся вооруженный конфликт сослужил добрую службу английскому народу хотя бы тем, что истощил знать и физически, и материально, дав возможность следующему королю, Генриху VII, создать сильное централизованное государство, которому уже не угрожали могущественные претенденты на трон и которое опиралось на новую аристократию в лице капиталистических землевладельцев, разбогатевших купцов и зарождавшегося сословия финансовых дельцов» (Ч. Поулсен). Война не затронула ни город, ни село, разорялись лишь бароны и вассалы, однако «помещик разделял с купцом глубокий страх перед войной и беспорядком, свидетелями которых они были, и желали только одного – снабдить корону такой властью, которая предупредила бы возвращение анархии... Основателем новой монархии был Эдуард IV» (Дж. Грин).

Зверства Ричарда III (1483–1485), заклейменного Томасом Мором и Уильямом Шекспиром, ничего не нарушили в мирном течении первой фазы и лишь усилили всеобщее желание сильной власти и покоя.

«После того как волею Всевышнего Судьи, благоприятной для замыслов изгнанника, на Босуортском поле был свергнут и убит король Ричард, третий из носивших это имя, король лишь силою факта, по существу же узурпатор и тиран, каковым он и прослыл на все последующие времена, королевство унаследовал граф Ричмонд, именуемый с тех пор Генрихом VII» (Ф. Бэкон).

Именно этим событием заканчиваются войны Роз, заканчиваются гениально, как это может быть только в империи, и мистически, как это может быть только в первой фазе. Дело в том, что действовать надо было наверняка, и судьба распорядилась многократно продублировать права Генриха VII на престол. «Во-первых, наследственное право леди Елизаветы (дочь Эдуарда IV.– Авт.), с которой он согласно ранее заключенному договору с партией, призвавшей его в Англию, должен был вступить в брак. Во-вторых, древнее и давно оспариваемое (и словом, и оружием) право Ланкастерского дома, наследником которого Ричмонд себя считал. В-третьих, право меча или право завоевателя, поскольку он пришел к власти, победив в сражении, и поскольку прежде царствовавший монарх был убит на поле брани» (Ф. Бэкон).

В дальнейшем число прав увеличивалось. «Так тройной венец стал пятерным, ибо к трем правам присоединились еще два: авторитеты парламента и папского престола» (Ф. Бэкон). Никаких реальных претендентов на трон не осталось (появились лишь призраки умерших, о чем еще будет сказано), две розы сплелись, путь к усилению власти проложен.

По срокам правления в российской истории Генрих VII наиболее точно соответствует Николаю II, оба полностью перекрыли вторую и третью части первой фазы, оба гораздо больше соответствовали второму 12-летию, в третьем же славы не снискали.

Очень важно знать, что, несмотря на очевидные сдвиги к усилению власти, централизации, ужесточению порядков, первая фаза еще бесконечно далека от ужасов второй фазы. «Хотя политика первого Тюдора постоянно направлялась в сторону деспотизма, его характер, казалось, обещал скорее царствование поэтического мечтателя, чем государственного человека. У него были литературные и артистические наклонности, он был покровителем нового печатного станка, любителем книг и искусства» (Дж. Грин). Несмотря на мощное и достаточно жесткое 24-летнее правление Генриха VII, осталось множество примеров его милосердия, если не сказать мягкости. (Эдакий Алексей Тишайший на английский манер.) «Его помилования шли как впереди, так и по пятам его меча» (Ф. Бэкон). Самозванцу Перкину Уорбеку он трижды позволил затеять смуту и казнил лишь после того, как потерял надежду исправить смутьяна. Самозванца Ламберта Симнела он не только не казнил, но и оставил на свободе «при дворе в незначительной должности на королевской кухне» (Ф. Бэкон).

Подавив в 1497 году (24-й год фазы, как и 1905 год в России) мятеж в Корнуолле, Генрих VII вообще обошелся без репрессий. «Во искупление этого крупного мятежа король помимо крови, пролитой на поле боя, удовольствовался жизнью лишь трех преступников. Все прочие мятежники были помилованы прокламацией и получили грамоту о прощении за малой печатью!» (Ф. Бэкон.)

В столь идиллической обстановке тем не менее закладывались практически все направления будущего величия Британии, а также рождались инструменты, создающие это величие. Так в 1487 году основана «Звездная палата» – высший и чрезвычайный судебный орган для расправы с политическими противниками тюдоровского абсолютизма. В 1489 году (16-й год фазы, второе экономическое решение) принимается статус против разрушения деревень, положено начало законодательства Тюдоров против огораживания. В 1495 году ирландский парламент был подчинен английскому парламенту и королю. В те годы это не имело особого значения, но в будущем очень пригодилось. В 1496 году «Великое соглашение» восстанавливает торговые отношения с Фландрией и разрешает свободный ввоз туда английского сукна. Наконец, в 1497 году Джоном Каботом была открыта Америка (Лабрадор), Колумб (который также чуть не стал английским моряком) хоть и нашел уже новые земли, но до материка еще не добрался. Ну а в 1503 году состоялась свадьба короля воинственных шотландцев Якова IV и дочери Генриха VII Маргариты, что в конечном счете и привело (в четвертой фазе) к рождению Великобритании.

Союз бывших заклятых врагов вызвал невероятное ликование в Лондоне, что, по мнению Ф. Бэкона, можно приписать лишь «тайному озарению и наитию (каковые часто проникают не только в сердца государей, но также в кровь и жилы народа) относительно грядущего счастья, из этого воспоследовавшего». Надо сказать, что описание жизни Генриха VII, составленное Фрэнсисом Бэконом (1561–1626), этим родоначальником материализма, заполнено описанием всевозможных тайных озарений, пророческих сновидений и прочих привидений, призраков и ведьминских происков. Бэкон тут, разумеется, ни при чем. Такова описываемая эпоха, в которой самозванцы называются призраками, а «потливая болезнь» предвещает в будущем мучительное правление, самого короля все время посещают духи, от которых он кропит все «где кровью, где водой». Мистика в первой фазе – это обыденность и реальность. Простор для поисков здесь беспределен, чего стоит крушение дружеского испанского флота зимой 1506 года, прорицавшего обстоятельства гибели Непобедимой Армады в четвертой фазе.

О временах Эдуарда IV сказано: «Единственным живым проявлением умственной деятельности служат многочисленные трактаты об алхимии и магии, о жизненном эликсире и философском камне. Рост этой плесени всего яснее доказывает усиление умственного упадка» (Дж. Грин). От себя добавим, что этот упадок и был прологом рождения новой науки, первые признаки которой появятся уже при Генрихе VIII.

Благословенные времена Эдуарда IV и Генриха VII, как это и полагается, омрачены неприятной концовкой. Также как последние годы царствования Николая II были омрачены явным разложением, так и последние годы Генриха VII омрачены его невероятной скаредностью и злонамеренностью подыгравших его жадности Эмпсона и Дад-ли, «слывших в народе королевскими кровососами и обиралами, мужей беззастенчивых, равнодушных к дурной славе и к тому же получавших свою долю хозяйского дохода. Эти двое обратили закон и правосудие в источник бедствий и средство грабежа» (Ф. Бэкон). Над королевской казной в последние годы буквально «пролился золотой дождь». Были скоплены невероятные деньги (почти два миллиона фунтов). «Итак, теперь, когда этот великий король находился на вершине мирского блаженства, устроив высокие браки для своих детей, снискав громкую славу по всей Европе, накопив едва вообразимые богатства, пользуясь неизменным постоянством своих знаменитых удач, к его счастью могла прибавиться лишь своевременная смерть, способная предохранить его от любого Удара судьбы в будущем, каковой, бесспорно, вполне мог его постигнуть (ввиду великой ненависти к нему его народа и прав его сына, стоявшего тогда на пороге восемнадцатилетия, бывшего принцем смелым и щедрым и покорявшего всех одним своим видом и обличием)» (Ф. Бэкон).

В примечаниях Дж. Спеллинга говорится, что «великая ненависть» возникла буквально «за последние год или два» и в 1506 году еще не наблюдалась. Точно так же как если бы ненависть к Николаю II возникла бы только после неудач первой мировой войны (1914).

Как бы там ни было, но Генриху VII и тут повезло: в отличие от Николая II он умер сам, «будучи в полной памяти и в благословеннейшем уме, с великой кротостью снося снедающий недуг, отошел в лучший мир двадцать второго апреля одна тысяча пятьсот девятого года» (Ф. Бэкон). В полном соответствии со временем начала второй фазы.