Принципы сравнительной политологии

1. Различать роли и функции

– в поисках объектов для сравнения мы должны искать не структурное (внешнее) сходство, а функциональное

- например, функции обороны могут выполнить институты, о которых мы даже не догадываемся: комитеты парламента, финансовые, научные… и наоборот

2. Отсекать несравнимое

- не все со всем можно сравнить

- надо, чтобы была практическая ценность сравнения

3. Искать сравнимое

- где взять достаточное количество кейсов

- не всегда возможно сравнивать в силу нехватки случаев

- диохрония: отказываемся от сравнения только в плоскости современности, ищем прецеденты в прошлом – 1 из способов выхода из такой ситуации

- основанием сравнения является не отсутствие чего-либо, а наличие чего-либо

2 и 3 = придание полю исследования концептуальной однородности (она никогда не бывает объективной)

4. Сегментация политической системы

- их нельзя сравнивать «целиком»

- другой вопрос: критерии сегментации

- способ сохранить шанс на построение обобщений, а не отказаться от них

5. Минимизация числа переменных в пределах одного исследования

- иначе исследование окажется невостребованным

6. Исследование должно быть междисциплинарным

- в случае сравнительной политологии это – императив, а не пожелание

- нужно для расширения авторитетности исследования

 

 

Две основных: теория рационального выбора (ТРВ) и неоинституционализм (НИ).

ТРВ пошла от Э. Даунса (США), автора книги „Экономическая теория демократии". В целом ТРВ сводится к следующему: в принципе не содержит в себе никакого сложного и развернутого видения социальной системы. В своих базовых посылках это очень простая теория. Все внимание она фокусирует на отдельном участнике социальной деятельности, который так и называется — actor (деятель). Думаю, не будет большого греха, если мы, следуя отечественной терминологической традиции, будем именовать это „существо" субъектом: используемое некоторыми переводчиками слово „актор", с ударением на первый слог, звучит по-русски довольно нелепо и едва ли проясняет суть дела. Субъектом может быть как индивид, так и группа. Независимо от этого его действиям приписываются две основные характеристики: они эгоистичны и рациональны. Первое означает, что любым своим действием субъект стремится увеличить (максимизировать) собственную выгоду, второе — что при этом он заботится об уменьшении (минимизации) усилий, затрачиваемых на достижение цели. Субъекты отнюдь не всезнающи: на самом деле, в некоторых случаях затраты усилий на получение информации о самом коротком пути к результату перекрывают ценность самого результата. Не располагая всей полнотой информации, они, конечно, способны ошибаться. Таким образом, вслед за крупнейшими современными представителями теории рационального выбора Уильямом Рикером и Питером Ордешуком мы можем сформулировать ее основной постулат следующим образом: субъект использует наиболее полную информацию, доступную в данный момент ценой приемлемых затрат, чтобы достичь собственных целей — каковы бы они ни были – ценой наименьших затрат (как видим, эту теорию вовсе не зря называют „экономическим подходом").

Представленные в таком виде, „основоположения" теории рационального выбора выглядят вполне тривиальными. В европейской (континентальной) социологии существует целый класс теорий — от некоторых версий марксизма до фрейдизма. - которые не признают человеческое поведение ни эгоистичным, ни рациональным. Однако не умудренный в социологических хитросплетениях человек склонен смотреть на собственные действия в полном согласии с теорией рационального выбора. Так есть ли смысл приписывать какую-то теоретическую ценность констатациям очевидных с точки зрения здравого смысла фактов? Дело в том, что эти констатации — лишь первый шаг теории рационального выбора. Бесспорно, она была бы тривиальной, находись в ее фокусе активность отдельного субъекта. Но в действительности ее интересует взаимодействие, которое, собственно, и рассматривается как единственная заслуживающая анализа реальность. Взаимодействуя между собой, субъекты – даже если они действуют абсолютно рационально и эгоистично – могут оказаться в проигрыше или в выигрыше, в зависимости от избранной ими стратегии. Основным достижением теории рационального выбора считается то, что она сводит все многообразие человеческой деятельности к нескольким упрощенным моделям – играм – и в каждой из них определяет оптимальные для отдельных субъектов стратегии. Получаемые при этом результаты, во-первых, нетривиальны, а во-вторых, широко используются для объяснения социальных (в том числе политических) явлений и их прогнозирования.

Здесь мы приближаемся к порогу, за которым теория рационального выбора перестает быть простой и оказывается весьма изощренной, обросшей доступным только ее приверженцам жаргоном и отнюдь не общедоступным математическим инструментарием. Едва ли обзорный текст по сравнительной политологии - удачная стартовая точка для того, чтобы этот порог переступить. Но и оставить читателя в полном неведении относительно того, как „работает" теория рационального выбора, было бы несправедливо. „Экономичное" решение этой проблемы состоит, видимо, в том, чтобы ограничиться одним примером, не самым сложным, хотя может быть, и не самым показательным.

С точки зрения теории рационального выбора, игры делятся на две категории. Одна из них не представляет теоретического интереса. Это „игры с нулевой суммой" (zero-sum games), где победа одного из участников совершенно однозначно оборачивается поражением другого. Ни о какой стратегии здесь речи быть не может: максимального результата достигает тот, кто сильнее. Примерами могут служить футбольный матч и драка бандитов из-за награбленного. Гораздо интереснее „игры с ненулевой суммой" (non-zero-sum games). Таких игр теория рационального выбора выделяет несколько. Стоит повторить, что каждая из них — упрощенная модель, сквозь призму которой можно рассматривать внешне очень непохожие общественные и политические коллизии.

НИ рассматривает парламенты, правительства, партийные системы как те „связывающие ограничения", в пределах которых протекает активное взаимодействие политических субъектов. Главными задачами при этом оказываются определение точек положительного и отрицательного эквилибриума в рамках каждого из институтов, соответствующее объяснение и прогнозирование поведения субъектов, а также выявление условий, при которых они избирали бы совместно предпочтительные стратегии. При решении своих задач неоинституционалисты широко используют пространственное и математическое моделирование политического процесса.

Новый теоретический инструментарий открывает широкие перспективы для сравнительных исследований. Возьмем традиционную для компаративистики проблему взаимоотношений между исполнительной и представительной властями. Уже в рамках формально-юридического институционализма были описаны несколько вариантов таких взаимоотношений. Неоинституционализм. сводя эти варианты к поддающимся теоретическому моделированию процессам, позволяет перейти от их описания к объяснению. Например, показано, что хроническая нестабильность систем с двойной ответственностью правительства (перед президентом и парламентом) объясняется отсутствием в таких системах эффективных санкций против выбора индивидуально предпочтительного поведения. Значение такого рода исследований особенно возросло в 80-х годах, когда целый ряд стран оказался перед проблемой выбора оптимального демократического устройства. Не случайно исследовательское направление, занимающееся сравнительным анализом процессов демократизации (так называемая „транзитология" — наука о переходах к демократии), широко использует средства теории рационального выбора.

В настоящее время теория рационального лидерства и неоинституционализм во многом определяют облик политической науки. А претензия на лидерство всегда оборачивается ожесточенной критикой со стороны конкурентов. Многие ученые подвергают сомнению и мировоззренческие основания „рационалистики", и ее познавательную ценность. Затрону лишь один — и далеко не самый сильный — аспект этой критики, имеющий непосредственное отношение к сравнительным политическим исследованиям. Предположим, перед нами стоит задача объяснить поведение политических партий определенной идеологической ориентации в ходе избирательных кампаний. В нашем распоряжении есть данные по нескольким десяткам стран. С точки зрения теории рационального выбора, первый шаг в таком исследовании — определение цели. которую преследуют все эти партии. Только после этого можно будет сопоставлять стратегии, говорить о точках эквилибриума. развертывать математический аппарат и т. д. Проблема, однако, состоит в том, что, приписывая всем без исключения одну и ту же цель — скажем, увеличение количества поданных за партию голосов, — мы уже допускаем сильное искажение познавательной перспективы. Как показали крупнейшие специалисты по партийной политике Роберт Хармель и Кеннет Джада, существуют также партии, стремящиеся войти в правительство (а они могут сознательно уступать часть своих избирателей потенциальному партнеру по коалиции), привлечь внимание публики к той или иной проблеме, укрепить свою организацию или расширить внутрипартийную демократию. Больше того, отдельные партии могут комбинировать эти цели и менять их в ходе одной кампании. Все это, утверждают критики, резко снижает ценность результатов исследования.

Исследовательская практика покажет, насколько состоятельны претензии теории рационального выбора на методологическое лидерство в политической науке. Следует признать, что старт был достаточно впечатляющим, а некоторые из полученных результатов уже не вычеркнуть из истории дисциплины. Очевидно, во многом успех „рационалистики" объясняется тем, что ей удалось воплотить в жизнь давнюю мечту политологов о большей „научности", которая часто ассоциируется с применением количественного анализа и формального моделирования.

 

17. Сравнительный анализ административно-территориального устройства государств. Проблема регионализма. Современный федерализм: генезис и исторические модели, факторы федерализации, классификация федераций.

За 2009: (название билета сформулировано по-другому)