И будущей Югославии (1918 – начало 1920-х гг.)

 

Венгерское демократическое правительство во главе с графом Михаем Каройи, пришедшее к власти в Будапеште в результате краха Австро-Венгерской монархии в конце октября 1918 г., не смогло заручиться поддержкой держав-победительниц в своем стремлении удержать за Венгрией обширные территории, которые, будучи заселенными другими народами, входили испокон веков в состав Венгерского королевства. Оказавшись в состоянии внешнеполитической изоляции, оно вынуждено было пойти на большие уступки в территориальных спорах с соседями, и это ослабило его внутриполитические позиции. Уже в январе 1919 г. Оскар Яси, подвергшийся нападкам с правого фланга за неспособность сохранить целостность венгерского государства, ушел в отставку с поста министра по делам национальностей. Граф
М. Каройи, столкнувшись с новыми жесткими требованиями Антанты, передал 21 марта власть правительству коммунистов и левых социал-демократов. Продолжавшийся 133 дня коммунистический эксперимент, предпринятый в расчете на мировую революцию, завершился в начале августа падением Венгерской Советской республики под натиском превосходящих сил противника. На смену советской власти в Венгрии пришел в скором времени правоавторитарный хортистский режим.

Как Каройи, так и Яси покинули Венгрию еще в период коммунистической диктатуры. В центре нашего внимания – разрабатывавшиеся ими в эмиграции концепции урегулирования национально-территориальных споров в Средней Европе, а также непосредственные взаимоотношения этих выдающихся венгерских леволиберальных политиков с представителями элит соседних государств. Сверхзадачей этих контактов было создание в перспективе условий для примирения национально-государственных идентичностей с общностью интересов региональной безопасности для превращения постгабсбургского пространства в зону мира и тесного экономического сотрудничества населявших его народов.

Вскоре после Трианонского мирного договора, закрепившего новые границы Венгрии, 30 июня 1920 г. Яси и Каройи имели длительную беседу с министром иностранных дел Чехословакии Э. Бенешем, в один из своих заездов в Прагу лидеры венгерской демократической эмиграции были приняты и президентом
Т.Г. Масариком [1]. Хотя Каройи и Яси относились в отличие от Масарика к другому поколению, они еще в годы, предшествующие Первой мировой войне, играли в политической жизни Венгрии роль, сходную с той, которую играл Масарик в политической жизни чешских земель. Они были наиболее видными фигурами того лагеря, который выступал за демократическое обновление, притом, что ситуации в Венгрии и Чехии кардинально различались. Если в Чехии на повестке дня стояли задачи достижения национального суверенитета, то в Венгрии – задачи коренной трансформации существующей политической системы, включая решение остро стоявшего национального вопроса. С самого начала своей политической карьеры Яси (кстати, уроженец полиэтничной Трансильвании) проявлял особую чувствительность к национальному вопросу. Он выступал за широкое представительство невенгров в органах власти, особенно на комитатском уровне, писал в своих статьях о том, что содействие немадьярским культурам только обогатит хозяйственные и духовные силы многонациональной страны [2]. Вместе с тем позиция Яси обозначила непреодолимую пропасть между тем максимумом уступок, на которые готовы были пойти до 1918 г. либерально настроенные венгерские политики, и тем минимумом, который считали приемлемым для себя лидеры румынских, словацких, хорватских движений венгерской половины дуалистической монархии. Мнение Яси о том, что национальный вопрос сам собой постепенно разрешится на путях общей демократизации страны, было неубедительным для представителей национальностей, требовавших гарантий соблюдения не только индивидуальных прав личности, но и коллективных национальных прав. А утопическая идея Дунайской конфедерации воспринималась как форма сохранения венгерской гегемонии в регионе, тем более что, согласно концепции Яси, Трансильвания и словацкие земли должны были остаться неотъемлемыми частями целостного венгерского государства, входящего в состав Дунайской конфедерации. Там, где дело касается Трансильвании, это был шаг назад в сравнении с концепцией Дунайской конфедерации, с которой выступал в 1860-е гг. в эмиграции выдающийся венгерский политический деятель Лайош Кошут, видевший в Трансильвании самостоятельный государствообразующий компонент. В одной из работ, излагавших концепцию Дунайской конфедерации, Яси отмечал, что почти каждое из государств, входящих в Дунайский союз, было бы заинтересовано в связях с родственными национальностями в другом государстве. Вместе с тем он даже не затронул в данном контексте вопрос о трансильванских румынах [3]. Правда, в статье, опубликованной в октябре 1918 г., Яси осудил покоящуюся на фикции одноязычия мадьяризацию и потребовал далеко идущего расширения автономии национальностей. Став объединением равноправных, свободных и демократических наций, Венгрия, по мнению Яси, превратилась бы в «восточную Швейцарию», которая составила бы ядро «Восточных Соединенных Штатов» [4]. Однако уже через несколько дней это положение Яси было, по сути дела, дезавуировано съездом возглавляемой им партии, в резолюции которого был сделан акцент на целостности будущей демократической Венгрии. Через месяц, в новых условиях, создавшихся в результате падения Австро-Венгерской монархии, Яси на венгеро-румынских переговорах о территориальном разграничении в Араде уже проявлял готовность к автономизации Венгрии, однако его позиция, направленная на сохранение венгерского государства в границах, максимально приближенных к границам венгерской половины монархии Габсбургов, не могла найти понимания румынской делегации во главе с Ю. Маниу. Переговоры закончились для Яси провалом [5].

В марте 1920 г., в период белого террора в Венгрии, Яси в ходе бесед с Бенешем в Праге пытался прозондировать почву относительно того, готово ли чехословацкое правительство полуофициально признать венгерскую демократическую эмиграцию в качестве представителя интересов Венгрии и поддерживать с ней постоянные связи. Бенеш охотно выразил согласие с мнением Яси о том, что режим Хорти представляет собой не только угрозу для соседей, но и препятствие для торжества демократии в Дунайском бассейне (собственно говоря, ни его, ни других политических лидеров соседних с Венгрией государств в этом не надо было убеждать). Он согласился также с необходимостью поддержания искреннего и активного диалога между демократическими силами соседних наций [6]. Хотя Бенеш и заверил Яси в поддержке, едва завязавшийся диалог не получил, однако, серьезного продолжения. С одной стороны, руководство молодой Чехословацкой республики не сбрасывало со счетов возможности использования Яси и венгерской демократической эмиграции как инструмента антихортистской политики. С другой стороны, оно понимало, что существующий в Венгрии режим имеет свои глубокие корни в полуфеодальной социально-экономической структуре Венгрии, с которой нельзя не считаться, обладает и общественной поддержкой в условиях охватившего Венгрию после провала коммунистического эксперимента сдвига общественных настроений вправо. Знали чехословацкие лидеры и то, что Яси не обладает необходимой опорой в венгерском обществе, а также поддержкой крупных держав, чтобы в обозримом будущем оказаться во главе Венгрии.

Не внушала большого энтузиазма в Праге и позиция самого Яси, поскольку пропагандируемые им планы установления таможенного союза дунайских государств предполагали ключевую роль Венгрии в таком союзе. Более того, Яси не скрывал своего отрицательного отношения к результатам Трианонского мирного договора [7], вполне устраивавшего чехословацкую сторону. В Праге знали и о том, что в своих статьях, относящихся к периоду Первой мировой войны, Яси неоднократно выражал раздражение по поводу претензий чешской политической элиты на присоединение словацких земель к чешскому государству, а в конце декабря 1918 г. жестко отреагировал на программное выступление президента Масарика, где его особенно задело положение о том, что Венгерское королевство как составная часть Австро-Венгерской монархии было, по сути дела, искусственной конструкцией [8].

Во время встречи с венгерскими эмигрантскими лидерами
30 марта 1920 г. Бенеш явно уклонился от предпринятой его собеседниками попытки навязать обсуждение несправедливостей Трианонского договора. Масарик, принимая Яси, проявил несколько большее понимание венгерской позиции. Он сказал, что если бы был лидером демократической Венгрии, добивался бы двух вещей: 1) создания международных гарантий для того, чтобы были обеспечены права венгерского меньшинства в соседних странах; 2) кроме того, в ходе мирных переговоров он стал бы добиваться пересмотра границы в целях присоединения к Венгрии тех пограничных территорий, где венгры составляли очевидное большинство. На словах признавая правомерность постановки с венгерской стороны вопроса о границах, президент Чехословакии в действительности не собирался идти здесь на малейшие уступки. Что же касается Бенеша, то он в ходе беседы с Каройи откровенно заметил: учитывая венгерские политические традиции и влияние общественного мнения, сомнительно чтобы Каройи, оказавшись в Венгрии у власти, проводил принципиально иную внешнюю политику, нежели Хорти и его окружение [9]. В конце концов, в Пражском Граде предпочли обсуждать и решать вопросы двусторонних венгерско-чехословацких отношений в диалоге не с демократической эмиграцией, находящейся не у дел, а с самими хортистами, чему способствовали начавшаяся консолидация режима Хорти, провал попытки восстановления правления Габсбургов в Венгрии и приход к власти в этой стране более умеренных и реалистически настроенных политических сил во главе с графом И. Бетленом. Уже в марте 1921 г. Бенеш принял министра иностранных дел хортистской Венгрии Г. Граца, чтобы обсудить с ним вопросы двусторонних отношений. Интерес к венгерской демократической оппозиции как к орудию борьбы против Хорти фактически пропал. В Праге осознали, что есть другие, куда более эффективные и реальные способы воспрепятствовать венгерским территориальным притязаниям – Малая Антанта и поддержка Франции, гарантирующей неприкосновенность границ, установленных Версальской системой.

Неудачами завершились попытки Яси обрести весомых политических партнеров и в других соседних с Венгрией государствах – Королевстве сербов, хорватов и словенцев (будущей Югославии), а также в Румынии. В Белграде, где Яси приняли Н. Пашич и С. Прибичевич, помнили о том, что в своих статьях времен Первой мировой войны тот отрицательно относился к объединению югославянских земель вокруг Сербии. Он мотивировал это тем, что в этом случае вся Срединная Европа утратила бы выход к Средиземному морю, а западные культурные влияния были бы отданы на произвол восточным. В Белграде Яси натолкнулся на стену отчуждения. Не помог и далеко идущий, сомнительный в этическом плане компромисс: Яси предлагал югославам в целях сохранения рычагов давления на Хорти не спешить с выводом войск из Печа, хотя вопрос о принадлежности этих земель был решен державами-победительницами в пользу Венгрии [10].

В Румынии Яси бывал неоднократно, заезжал и в родную Трансильванию. В декабре 1920 г. его приняли Таке Ионеску и Александру Авереску, в мае 1923 г. помимо них еще и Ион Брэтиану, Юлиу Маниу, Октавиан Гога. Яси общался и с представителями интеллигенции, излагал им свои идеи Дунайской федерации, экономического и культурного сближения Дунайских стран. Хотя внешне он был принят в Румынии более радушно, чем в югославянском государстве, его предложения и идеи нашли понимание и поддержку в лучшем случае только узкого круга интеллектуалов, но не людей, стоявших во главе страны. В письме, адресованном Каройи, от 14 декабря 1920 г. Яси писал, что румынские лидеры предпочитают иметь дело не с ним, а с хортистами, у которых реальная власть [11].

Таким образом, руководители соседних с Венгрии стран проявили заинтересованность в контактах с Яси в той мере, в какой считали возможным использовать его как орудие против Хорти. Однако его идеи не вызвали большого отклика. Чехословакия была довольна обретенным суверенитетом, а Румыния – своими новыми границами, нужды в Дунайской федерации они не видели. Утопичной в тех условиях идее федерации с участием демократической Венгрии они предпочли создание реальных механизмов сдерживания венгерского ревизионизма. Кроме того, как публицист и политический деятель Яси акцентировал в своих выступлениях внимание на несправедливости Трианонского договора, считая, что без некоторой ревизии договора не обойтись, а значит воспринимался в соседних странах как оппонент их государственности в обретенных по итогам Первой мировой войны границах. На Яси до известной степени проецировалось недоверие к хортистской политической элите, для которого со стороны соседних государств были, как показало недалекое будущее, все основания. Первый и второй венские арбитражи 1938 и 1940 гг. не удовлетворили притязаний хортистской Венгрии на земли, отошедшие в 1920 г. к соседним государствам, руководство страны в условиях Второй мировой войны стремилось к реализации программы-максимум в деле восстановления дотрианонских границ Венгрии. Продолжала сохраняться и стойкая, иногда обоснованная, а иногда предвзятая неприязнь к любым исходившим от венгерской стороны идеям преобразования Дунайско-Карпат-
ского региона на федеративных началах. Так, в июле 1943 г. посланник югославского королевского правительства в Турции в беседе с советским послом С.А. Виноградовым следующим образом прокомментировал получившие хождение в венгерских антигитлеровских кругах идеи создания после войны федерации, в которую Хорватия и Трансильвания входили бы в качестве самостоятельных субъектов: «Венгрия этой комбинацией хочет заполучить все то, что когда-то потеряла Австро-Венгрия, и демонстрирует то, что дважды битая Венгрия не хочет расстаться со своими империалистическими намерениями» [12]. Яси, который, окончательно переселившись в 1925 г. в США и став университетским профессором, ведущим в США экспертом по габсбургской и центральноевропейской тематике, последний раз посетил Центральную Европу в 1946 г. Тогда он убедился в том, что и в новых условиях, созданных по итогам Второй мировой войны, идея Дунайской федерации не способна найти реального воплощения. В сравнении с Яси, оставшимся в сущности человеком другой эпохи, более реалистическую позицию занял в это время выдающийся венгерский леволиберальный мыслитель Иштван Бибо. В своей классической работе 1946 г. «О бедствиях и убожестве малых восточноевропейских государств» (1946 г.) [13] он писал о том, что первоочередным условием превращения Дунайско-Карпатского региона в зону мира и сотрудничества стали бы не поиски новых комбинаций союзных стран с участием традиционных субъектов, например, самостоятельной Трансильвании, а способность новых политических элит (причем не только венгерской) к дефетишизации отживших себя рамок исторических государств, что сделало бы возможным отказ от взаимных претензий при перекройке межгосударственных границ на основе строгого соблюдения этнического принципа и принципа самоопределения.

Не теряет, однако, значения и идейное наследие, духовный опыт Оскара Яси. В общественно-политической атмосфере Европы 1920-х годов венгерский мыслитель, конечно, напрасно питал иллюзии, что идея Дунайской федерации окажется более привлекательной для чехов или румын, нежели восторжествовавшая в Версале национальная идея. Но в более долгосрочном плане он оказался прав, увидев угрозу безопасности всей Европе в национализме и распыленности сил в Дунайском бассейне. Чешские политики и в том числе Эдуард Бенеш, не считавшие нужным реагировать в 1919–1920 гг. на предостережения Яси, в 1938 г. поплатились за свою самоуверенность печальной мюнхенской развязкой.

 

Примечания

 

1. См.: Wilson S.J. Oszkár Jászi and the Hungarian democratic emigration // Hungarian Studies. Budapest, 1991/1992. Vol. 7. N. 1-2.

2. См. подробнее: Allen R.E. Oscar Jaszi and radicalism in Hungary. 1900–1919. Ann Arbor, Mich., 1972; Congdon L.W. Beyond the “Hungarian Wasteland»: a study in the ideology of national regeneration. 1900–1919. Ann Arbor, Mich., 1973; Hanák P. Jászi Oszkár dunai patriotizmusa. Budapest, 1985.

3. Глубокий анализ национальной программы О. Яси см.: Чука-
нов М.Ю. Первая мировая война и распад многонационального государства Венгрии: дис. … канд. ист. наук. М., 1994.

4. Világ. 1918. Okt. 10.

5. См.: Чуканов М.Ю. К истории венгеро-румынских переговоров о будущем Трансильвании в ноябре 1918 г. // Восточная Европа после «Версаля» СПб., 2007.

6. См.: Wilson S.J. Op. cit.

7. По договору Королевство сербов, хорватов и словенцев (с 1929 г. Югославия) получило Хорватию и Воеводину, Чехословакия – словацкие земли и Подкарпатскую Русь (Закарпатскую Украину), Австрия – самые западные районы Венгрии, образовавшие после 1920 г. австрийскую землю Бургенланд. Наиболее значительны были территориальные приобретения Румынии. Перешедшие в ее владение Трансильвания и прилегающие к ней области Банат, Парциум (согласно румынской терминологии – Кришана) и Марамуреш занимали площадь более 100 тыс. кв. км, что превосходило по территории Венгрию в ее новых, трианонских границах (93 тыс.). К соседним странам отошел и ряд территорий с преобладанием компактно проживавшего венгерского этноса (в частности, в Южной Словакии и в Восточной Трансильвании, вдали от новых венгеро-румынских границ). Каждый четвертый венгр оказался за пределами своего национального государства.

8. См.: Szarka L. Jászi Oszkár bírálata T.G. Masaryk korai elnöki megnyilatkozásairól // Acta Universitatis Carolinae – Philologica 1. Slavica Pragensia XXXVII. Prague, 1995.

9. См.: Wilson S.J. Op. cit.

10. Ibid.

11. Ibid. P.79.

12. Трансильванский вопрос. Венгеро-румынский территориальный спор и СССР. 1940–1946. Документы. М., 2000. С. 193.

13. См.: Бибо И. «О смысле европейского развития» и другие работы. М., 2004.

 

Айрапетов А.Г.

«Комплекс Трианона»

 

Выражение, вынесенное в название статьи, передает состояние венгерского общества, поверженного в шок унизительным для страны Трианонским мирным договором 1920 г. Речь идет и о сохраняющемся до настоящего времени у венгерской интеллигенции обостренном восприятии положения мадьяр в соседних государствах (особенно в Румынии), на территориях, отторгнутых от Венгрии по Трианонскому договору.

Напомним вкратце об условиях мирного договора. Венгрия обязывалась признать границы, установленные с Австрией, Королевством сербов, хорватов, словенцев (КСХС), Румынией и Чехословакией и отказывалась в пользу этих государств от ряда территорий. Румынии были переданы Трансильвания и восточная часть Баната, КСХС – Хорватия, Бачка и западная часть Баната, Чехословакии – Словакия и Закарпатская Украина, Австрии – Бургенланд. Венгрия отказывалась также от прав на порт Фиуме (Риека). Территория страны, по сравнению с довоенным временем, сокращалась (без Хорватии) с 282 до 93 тыс. кв. км, а численность населения – с 18 до 7,6 млн человек. На территориях, включенных в состав соседних с Венгрией государств, проживало около 3 млн венгров, половина из которых – компактно, в пограничных с Венгрией районах. Жесткими были военные статьи договора, согласно которым добровольная армия не должна была превышать 35 тыс. солдат и офицеров. Венгрия должна была уплатить в счет репараций 200 млн золотых крон в течение 1924–1943 гг. [1].

Касаясь мотивации дипломатии Антанты и США в отношении побежденной Венгрии, А.С. Стыкалин отмечает, что западные державы не были заинтересованы в существовании сильного венгерского государства. В нем видели не только потенциального союзника Германии, но и наиболее вероятного претендента на гегемонию в Дунайском бассейне. Общая линия Антанты в отношении Венгрии свелась к стремлению низвести ее до положения одного из малых государств [2]. Позиция великих держав вызывала отторжение в Венгрии, тем более что в довоенный период ее правящая элита оказывала заметное влияние на внешнеполитический курс дуалистской монархии.

Советский и венгерский современники событий, исследователи Ю.В. Ключников и Ш. Пете усматривали империалистический характер Трианонского договора в том, в частности, что, игнорируя предложение венгерской делегации о проведении плебисцита на отторгнутых от Венгрии территориях, Антанта словами французского премьера А. Мильерана об «островках мадьярского населения, которые перейдут под другой суверенитет», выразила свое пренебрежение к судьбе разъединенных венгров [3]. Концептуально не расходясь с упомянутыми исследователями, венгерский историк И. Ромшич в начале 80-х годов сослался на содержащееся в письме Ллойд Джорджа, Керзона и Мильерана венгерской делегации признание, что «установленные границы, возможно, не везде полностью соответствуют этническим или экономическим пожеланиям». Западные лидеры оставляли слабую надежду на последующее исправление пограничной линии [4].

4 июня 1920 г. в версальском замке Трианон был подписан мирный договор, ратифицированный венгерским парламентом
13 ноября того же года. По свидетельству Ш. Пете, день подписания договора был отмечен в Будапеште и во всей Венгрии траурным звоном колоколов, картиной спешащих в церкви людей, закрытием предприятий, остановкой общественного транспорта. «У всех было ощущение, что тысячелетнюю Венгрию похоронили». Не менее выразительно передана обстановка ратификации Трианонского договора: «Депутаты явились одетые в черные костюмы, многие плакали, иные громко рыдали, когда Карой Хусар зачитывал слова из декларации, что национальное собрание, лишь уступая давлению, ратифицирует договор» [5]. Оскорбленная Венгрия уполномочила подписать договор не министра иностранных дел, а всего лишь министра труда и народного благосостояния А. Бенарда и посланника А. Драше-Лазара [6].

Рассматривая субъективную сторону «комплекса Трианона», венгерский политолог И. Бибо отмечал, что венгерское политическое мышление расценило раздел Венгрии как жестокое насилие, как лицемерный шаг стран-победительниц. Оно оказалось неспособным ощутить различие между отделением созревших для этого территорий и несправедливым отторжением земель с венгерским населением. В результате венгры не смогли освободиться от утопической мечты о великой исторической Венгрии. Более того, подчеркивал Бибо, несправедливость казалась столь явной, что возникала иллюзия, будто и сам распад исторических рамок в целом произошел в силу случайного стечения обстоятельств, под воздействием факторов власти и принуждения. Отсюда установка на ревизию Трианона [7]. Уже 14 июля 1920 г. министр иностранных дел П. Телеки, выступая по поручению М. Хорти с программным заявлением, выразил надежду на скорейший пересмотр мирного договора. Доминантой общественных настроений было апокалиптическое убеждение, составившее еще одну грань «комплекса Трианона», что страна непременно должна будет погибнуть от таких условий. Шок Трианона заключался и в том, что большинство населения расценивало образование, пусть и самостоятельного, но «усеченного» венгерского государства как бедствие, во всяком случае, как менее благоприятное по сравнению с довоенным периодом положение [8].

В венгерской научно-исторической литературе 1945–1980-х гг. Трианон вначале (при М. Ракоши) не упоминался, в дальнейшем подробно изучалась дипломатическая предыстория и история подписания договора, но бегло освещались этнические и экономические поледствия Трианона, реакция венгерского общества на договор [9].

Первые попытки заполнить «белые пятна» в венгерской историографии Трианона при одновременном продолжении разработки его дипломатической истории были предприняты участниками «круглого стола» весной 1988 г. и на научной конференции, состоявшейся в июне 1990 г. в Институте истории ВАН [10]. Материалы этих форумов интересны как отражение научного исторического сознания, в котором национальные чувства венгерских историков переплетены с поиском истины, включая проблему альтернатив Трианона.

Можно ли было избежать или по крайней мере смягчить суровые статьи Трианонского договора? Среди субъективных причин навязанного договора М. Ормош и Д. Литван выделили пассивность венгерской дипломатии в противоположность румынской и чехословацкой [11]. И. Ромшич, напротив, утверждает (и я склонен с ним согласиться), что венгерская делегация и политическое руководство страны делали все от них зависящее, чтобы изменить позицию союзных держав [12]. Такую же точку зрения до Ромшича обосновал советский историк А.И. Пушкаш [13]. В любом случае Венгрии не удалось добиться пересмотра договора, и ревизия Трианона стала стратегической задачей венгерской внешней политики 20–30-х гг. В монографии И. Ромшича разбираются два подхода венгерской правящей элиты к реализации ревизионистских планов – экстремистско-силовой и переговорно-пропагандистский c апеллированием к европейскому общественному мнению [14].

Трианонская катастрофа нуждалась в более глубоком осмыслении, не ограничивающемся оценкой активности или пассивности венгерской дипломатии. М. Ормош и Ж. Надь сходились во взгляде, что истоки Трианона коренятся в нерешенности национального вопроса в довоенной Венгрии, а также в негативном образе Венгрии и мадьяр, сложившемся в европейском общественном мнении. За рубежом Венгрия представлялась отсталым, несовременным государством [15]. Так думали и чувствовали не только иностранцы. Известные венгерские интеллектуалы первой половины XX в., историк Д. Секфю и публицист, политик О. Яси по разным мотивам призывали соотечественников избавиться от «непривлекательных черт» [16]. C этими наблюдениями согласны и венгерские историки конца XX в. И все же по-человечески понятное чувство обиды за отечество направляло исследователей на поиск некой справедливости, оборачиваясь известными преувеличениями. Так, М. Ормош сравнила Трианонский договор с «чудовищной операцией», которую до сих пор не могут осмыслить венгры. Ж. Надь подчеркивала цивилизационное превосходство «исторической Венгрии» над государствами-наследниками Габсбургской империи. П. Ханак назвал Трианонский договор дискриминационным и в высшей степени несправедливым [17]. Ханак допускал, что шок от Трианона рассосался, если бы положение мадьяр в соседних с Венгрией странах (в первую очередь Румынии) было бы благополучным или, по крайней мере, вселяющим радужные надежды [18].

В основе «комплекса Трианона» лежало столкновение двух начал в международных отношениях – так называемого «исторического права», или династического принципа, и этнического принципа. Прослеживая генезис и развитие этой коллизии, И. Бибо выделял две группы наций, проживавших на территории Венгерского королевства. Нации северных территорий (словаки и русины), по наблюдениям Бибо, разделяли судьбу венгерского исторического государства, и это в значительной степени делало вероятным дальнейшее их участие в сохранении и укреплении полиэтничной, но обладающей единым историческим сознанием Венгрии. Нации южных территорий (сербы, хорваты, румыны) сбросили турецкое иго и получили освобождение не от венгерского государства, а от Габсбургов. Связи этих наций с венграми были чисто формальными. Они испытывали сильное тяготение к балканским государствам родственных им по языку народов. Первый центробежный сигнал прозвучал в 1849 г. В дальнейшем ассимиляторская практика мадьяризации отвратила от идеи исторической Венгрии не только «южные», но и «северные» нации. Осенью 1918 г. потерпел крах династический принцип, но одновременно был нарушен этнический принцип. От Венгрии были отделены не только иноязычные территории, но и весьма обширные территории с коренным венгерским населением [19].

Идейно-психологическая атмосфера, в которой возник «комплекс Трианона», отмечена не только горечью поражения в войне и возмущением политикой Антанты. Следует учесть резко возросшее в 1919–1920-е гг. влияние христианско-национальной идеологии на общественно-политическое сознание в Венгрии. Вся ответственность за Трианон возлагалась на марксизм, шире – революционную и отчасти даже либеральную традицию. Сошлемся в этой связи на опубликованную в 1920 г. книгу Д. Секфю «Три поколения». Весьма показательны и суждения европейски известного ученого-географа и государственного деятеля Венгрии П. Телеки, заявлявшего о несоответствии установленных договором границ естественному «жизненному пространству» мадьярской нации, которое якобы совпадало с границами распространения венгерского «национального духа» в христианскую эпоху [20]. В судьбе Венгрии сказалось совпадение нескольких факторов, как внутренних, так и внешних, связанных с позицией великих держав и нелояльным отношением соседних стран в отношении государства мадьяр.

Примечания

 

1. Трианонский мирный договор. М., 1926.

2. Стыкалин А.С. Трианонский мирный договор и идеология хортистского режима // Авторитарные режимы в Центральной и Восточной Европе (1917–1990-е годы). М., 1999. С. 53. Показательный штрих: в январе 1920 г. на вокзале в Париже венгерскую официальную делегацию во главе с 74-летним графом А. Аппоньи, прибывшую на мирную конференцию, не встречал ни один дипломатический сотрудник французского министерства иностранных дел. – Romsics I. Ellenforradalom és konszolidació. Budapest (Bp.), 1982. 90. o.

3. Трианонский мирный договор. С. XIX; Pethő S. Világostól Trianonig. Bp., 1926. 222. o.

4. Romsics I. Op. cit. 98. o.

5. Pethő S. Op. cit. 222., 224. o.

6. Пушкаш А.И. Внешняя политика Венгрии. Ноябрь 1918 – апрель 1927 г. М., 1981. С. 214.

7. Бибо И. О бедствиях и убожестве малых восточноевропейских государств (1946) // Он же. О смысле европейского развития и другие работы. М., 2004. С. 179, 186-188.

8. Pethő S. Op. cit. 223. o.; Трианонский мирный договор. С. XVIII; Ormos M. // Trianon a történelemben és a történelmi tudatban – Világosság. 1988. 4. sz. 234. o.

9. Trianon a történelemben… 237. o.; L. Nagy Zs. A párizsi békekonferencia és Magyarország. 1918–1919. Bp., 1965; Ormos M. Padovátol Trianonig. 1918–1920. Bp., 1983; L. Nagy Zs. Az 1920-évi magyar békeszerződés // Társadalmi szemle. 1986. 1. sz.

10. Trianon a történelemben…; Trianon // Világosság. 1990. 8-9. sz.

11. Trianon a történelemben…229., 231. o.; Trianon // Világosság. 1990. 8-9. sz. 705. o.

12. Romsics I. Op. cit. 95. o.

13. Пушкаш А.И. Указ. соч. С. 207 и сл.

14. Romsics I. Op. cit. 133-134. o.

15. Trianon a történelemben… 229-230. o.

16. Szekfü Gy. Három nemzedék. Bp., 1920; Jászi O. A Habsburg-monárchia felbomlása (1929). Bp., 1983.

17. Trianon // Világosság. 1990. 8-9. sz. 693., 695., 696., 704. o.

18. Ibid. 693. o.; см. также выступление Ж. Надь – Ibid. 697. o.

19. Бибо И. Указ. соч. С. 176-178.

20. Pethő S. Op. cit. 225-227. o.

Миронов В.В.