Именная и числовая символика в «беовульфе»

Нижеследующие соображения по поводу традиционной символики в «Беовульфе» появились у нас почти два года спустя со времени написания основного текста и показались нам достаточно любопытными и не противоречащими уже отмеченному нами прежде, чтобы включить их в качестве дополнительной главы. Подобное предуведомление объясняется комплементарным характером трактовки сюжета поэмы в этих новых заметках, что, пожалуй, могло бы дать повод некоторым недобросовестным оппонентам к обвинению нас в несогласованности новых выводов с предыдущими. Но, как отмечает Генон, подлинные символы поддаются более чем одному прочтению, и — более того — противоположные по значению истолкования следует рассматривать не как противоречие, но именно как комплементарные.

Если мы попытаемся отыскать формальную причину ярости Гренделя, то обнаружим, что ей были «клики в чертогах: // там арфа пела // и голос ясный // песносказителя», который излагал ветхозаветную космогонию. В 4-й главе Бытия говорится о том, что одним из четырёх детей Ламеха, потомка Каина, был «Иувал: он был отец всех играющих на гуслях и свирели». А с музыковедческой точки зрения — и кому, как не нам говорить о том — гусли фактически то же самое, что и арфа. Мы и сами часто использовали одно за другое, бряцая на арфе северных земель (цитре) и волнительно перебирая струны гуслей, прося мастера, дабы умножил он число струн и мы могли бы пробежаться по ним вольной рукою своей. Отметим также и то, что братом Иувала был Тувалкаин, о котором уже было сказано выше в связи с магией металлов. Напомним, что Бог запретил убивать Каина: «и сказал ему Господь: за то всякому, кто убьёт Каина, отмстится всемеро» (Быт. 4:15). Любопытно то, что этот стих может иметь не вполне обычное прочтение. «Отмстится всякому, кто убьёт Каина» намекает на возможность неоднократности подобного действия[61]. Добавим сюда также тот небезынтересный факт, что Иувал (как и Тувалкаин) был потомком Каина в седьмом колене. Не преминем также упомянуть и слова Ламеха, отца Иувала: «если за Каина отмстится всемеро, то за Ламеха в семьдесят раз всемеро» (Быт. 4:24). Напомним также слова Спасителя, Который на вопрос Петра «сколько раз прощать брату моему, согрешающему против меня? до семи ли раз?» отвечал: «не говорю тебе: “до семи”, но до седмижды семидесяти раз» (Мф. 18:21–22). То есть здесь налицо некое прообразование, из числа тех, с которыми мы сталкиваемся в Ветхом Завете. Таким образом, мы обнаруживаем некую таинственную связь между символикой Каина (и его рода) и цифрой 7.

Если обратиться к символике карт Tarot, то мы увидим, что 7-м из Старших Арканов является Колесница. Этой карте также соответствует семиконечная звезда, что подтверждает наши предположения. Помимо сказанного, наиболее примечательно то, что этой карте соответствует символика Рака, что недвусмысленно указывает на её лунный характер. Согласно же некоторым поверьям, на Луне в ясную погоду можно различить силуэт Каина. В связи с этим необходимо напомнить, что символика Луны связана с водой, июлем, летом и, в частности, Janua inferni[62]. В подобном ракурсе рассмотрения предмета ситуация с подводным жилищем Гренделя и его матери несколько проясняется. Более того, теперь мы с уверенностью можем сказать, что здесь мы имеем дело с тем, что традиционно принято называть «нижними водами». И Генон, и Дугин[63] уже достаточно написали о Janua inferni, чтобы нам специально заостряться на этом вопросе. Отметим лишь то, что символика летнего солнцестояния связана с символикой Иоанна Крестителя, чья отрубленная голова чудесным образом соотносится с отрубленной Беовульфом головой Гренделя. Но во втором случае налицо «злотворный аспект» мёртвой головы. Небесполезно по ходу дела также напомнить одну из легенд, согласно которой тамплиеры хранили у себя голову Иоанна. Принято также считать, что тамплиеры поклонялись голове Бафомета. Доподлинно неизвестно, были эти две головы одним и тем же, но во всяком случае здесь уместно говорить о «благом» и «злотворном» аспектах одного и того же.

Теперь, если мы вспомним, что послужило причиной усекновения главы Иоанна Предтечи, то обнаружим, что по крайней мере формально ею был танец Семи Покрывал, исполненный Саломеей. Имя Иродиады, подучившей свою дочь, следуя cabale phonetique, можно трактовать как «священная двойственность», что напоминает нам о всё той же Луне. Мы оставляем за читателем право делать из всего сказанного соответствующие выводы. Добавим сюда лишь одну малозначительную деталь: Оскар Уайльд в своей драме «Саломея» говорит о Луне, вышедшей на поиски мертвецов. К сожалению, у нас нет под руками текста пьесы и потому мы приводим этот отрывок на память. Сказанным мы не хотим убедить читателя ни в том, что Уайльд был посвящённым, ни в том, что он ввёл в свою драму Луну сознательно, но ещё раз хотим засвидетельствовать то, что подлинная символика способна проявляться в самых различных формах.

Чтобы не обременять читателя излишними рассуждениями, приведём здесь цепочку лингвистических соответствий, которая, возможно, позволит нам выявить некоторую взаимосвязь между Хеоротом и Луной: Луна → Селена (высшая ипостась Луны в греческой традиции) → Елена (вспомним Елену Троянскую, что якобы была забрана Симоном Волхвом из одного ближневосточного притона) → елень → олень → Хеорот. Как мы видим, большинство из этих слов восходит к корню EL, обозначавшему, как известно, свет (а в некоторых случаях и Само Божество, этот свет источающее). Регион, из которого мы, подобно Симону Волхву, забрали это слово, — ближневосточный. Но разве это что-то значит? Мы-то ведь знаем, как христианство хищно насыщалось мифами близлежащих по отношению к его изначальному ареалу распространения культур, дабы разнести их потом по всему миру. Да ведь с точки зрения примордиальной Традиции разве не были наиболее значимые божественные имена изначально общими? С учётом сказанного о «злотворном» аспекте Луны, необходимо напомнить о традиционной концепции, согласно которой Луна может рассматриваться как двойственно[64], так и тройственно. Во втором случае мы сталкиваемся с триадой Луна (Селена) — Диана — Геката, где первая соответственно будет соотноситься с небесным (райским) аспектом, вторая — с земным, а третья — с подземным (хтоническим, инфернальным). Кто не знает о тройственности Великой Гекаты Подземной? Таким образом, можно говорить о глубинной мистериальности поэмы, отразившей внутреннее противоборство «светлой» и «тёмной» ипостасей Луны[65] под видом культурного события. Однако необходимо не забывать, что символическое истолкование этого события вовсе не устраняет буквального смысла, а лишь подтверждает его. И наше напоминание необходимо лишь в силу того, что современное общество привыкло рассуждать иным образом, нежели это было принято в ту эпоху, когда писался «Беовульф», что соответствует строго непрофанной точке зрения у древних на этот счёт.

Хеорот, увенчанный оленьими рогами, даёт нам повод говорить о его лунной символике. Впрочем, об этом уже было сказано достаточно Геноном в «Символике рогов»[66]. Добавим сюда лишь то, что рога Оленя типологически следует соотносить с рогами Тельца (а не с рогами Овна), что именно и позволяет нам говорить о лунной (а не солярной) символике Палаты Оленя. Однако ветвистость оленьих рогов делает возможность их сближения также и с Мировым Древом. Значима и календарная их символика. Ответвления оленьих рогов — это месяцы, недели и дни. Образ времени, помогающего, с одной стороны герою, а с другой стороны, показывающего его предел, окончание.

В связи со сказанным могло сложиться впечатление, что с символической точки зрения Беовульф выступает здесь скорее пассивным, нежели активным началом. Однако это не так. И на это указывает само его имя — «пчелиный волк», то есть медведь. Если же мы обратимся ко всё тому же, упомянутому нами уже выше аркану Tarot, точнее, аркану Колесница, то обнаружим, что в некоторых из колод на балдахине, укрывающем голову царя, изображены семь звёзд, что недвусмысленно указывает на полярную символику[67], а конкретнее — на созвездие Малой Медведицы (то есть по-гречески Арктос, а по-кельтски — Арт)[68]. Читая замечательную статью Владимира Карпца «Предания о Святой Чаше, их тайны и загадки»[69], мы нашли подтверждение тому, до чего мы прежде только догадывались.

Карпец указывает на то, что не только медведь, но и пчела является символом царской власти. При подобном рассмотрении криптоним Беовульф, пчелиный волк, раскрывается перед нами ещё полнее. Таким образом, имя Беовульф оказывается связанным с идеей царской власти гораздо в большей степени, чем это хотелось бы думать позитивистским исследователям. Впору задуматься о том, кто же такие эти гауты, чьим водителем (стало быть, вождём) является Беовульф, медведь, пчелиный волк.

Мы не будем заострять наше внимание на незначительных символах (хотя и о них можно было бы сказать достаточно, тем более что «незначительных символов» не бывает), отметим лишь те из них, что у современных учёных принято называть «условными цифрами». Так, например, говорится, что Грендель в первый раз украл 30 воинов и, некоторое время спустя, что Беовульф поборол 30 ратников одной рукой. Грендель ходил в Хеорот 12 лет, а Беовульф получает 12 даров от Хродгара за свой ратный подвиг, что указывает на зодиакальную символику. (В конце концов, Беовульф, повенчанный со смертью изначально, представляет собой некий центр, вокруг которого вращаются месяцы года во всём их счастии, равно как и во всём их несчастии.) Беовульфу было 7 лет (sic!), когда его забрали у родителей; также он получает от Хигелака, своего конунга, в надел 7 тысяч земли. Примеры можно продолжать до бесконечности.

Мы отдаём себе отчёт в несовершенстве проделанного нами труда, в нехватке специальных знаний и образования (ну, например, знания древних языков), мешающих нам окончательно вывести полученные нами результаты на уровень типологического знания (хотя какова значимость вышесказанного перед фактом размытия парадигм современной науки?). Тем не менее полагаем, что слепые вожди слепых не разглядели здесь и половины того, что удалось разглядеть нам. И мы бросаем вызов их «академическим» насмешкам. Старая наука инерционна. Она не позволяет, даже в случае религиоведческого знания, преодолеть косность методологии, за которой открываются, стоит лишь особым образом открыть своё сердце (пусть и безо всякой претензии на «духоведение»), совершенно иные парадигмы, опровергающие жалкое великолепие во прах. Впрочем, приблизимся к концу нашего исследования.

Некоторое удивление вызывает тот факт, что Беовульф, хотя и имел на это право (по крови[70]), неоднократно отказывался от занятия места конунга. И лишь по сложившимся обстоятельствам ему пришлось взять на себя эту тяготу. Мы говорим «тяготу» не потому, что хотим подчеркнуть сложность обязанностей конунга и его ответственности перед народом, что было бы чисто позитивистским подходом, подразумевающим исключительно социально профанический взгляд, но потому что Беовульф был царём, а не князем (konung). И в противном случае он оказывался виновным в «узурпации» (своеобразная узурпация наоборот). Что и произошло по роковым причинам. И не здесь ли также следует искать причину его гибели? Царь примеривает на себя скотопромышленную личину властника, управителя, мажордома!

Но теперь перейдём к главному. Мы уже сказали о связи смерти Беовульфа с цифрой 7 (ср. также со «злотворным» аспектом Сатурна в астрологии), но ещё ничего не было сказано о том, как это произошло. Дело же в том, что дракон (а поэма указывает на Каина как на «зачинателя семени // эльфов[71], драконов, // чудищ подводных // и древних гигантов»). Связь же дракона с символикой воды[72], чаши и цифры 7 хорошо известна. Не следует рассматривать дракона как зло. Исус (sic!) Христос тоже символизируется цифрой 7, то есть 4 (человеческое) + 3 (божественное). То, что протестанты чаще говорят просто Иисус, а православные — Христос, показывает всю бездну, пролегающую между этими двумя конфессиями.

Но вернёмся к дракону. Как уже было сказано, с формальной точки зрения он прав. У него похитили чашу, которую, учитывая нижеследующее, мы можем типологически отождествить со Св. Чашей Грааль. Если обратиться к легендам о Артуре (т.е. медведе) и, в частности, Круглому Столу, то можно обнаружить, что вокруг него было 13 сидений, причём 12-е сиденье занимал сам Артур, а 13-е пустовало и именовалось «погибельным сиденьем». Но это в точности совпадает с тем, что мы обнаруживаем в «Беовульфе»: «Владыка гаутов, // а с ним одиннадцать // его соратников // искали змея. // Первопричину // людских несчастий // и смертоубийства // вождь знал, поскольку // слуга, положивший // к ногам хозяина // ту чашу краденую, // был тринадцатым // в его отряде, — // виновник распри // и злополучия // не доброй волей, // но покорный приказу, // корчась от страха, // он вёл дружину». Здесь также можно говорить о апостольской символике. Но, впрочем, эта тема так необъятна, что требует отдельной работы. Многое уже в связи с этим было рассмотрено у самых различных исследователей-религиоведов, на кое-что, возможно, наиболее существенное, обращено внимание в работе Владимира Карпца. Наша заслуга лишь в раскрытии этой символики в «Беовульфе», чего пока ещё, насколько нам известно, не делал никто. Мы ни в коем случае, на самом-то деле, не пытаемся надерзить нашим «академическим» оппонентам, разумеется, и более знающим, чем мы, и более методологически вышколенным. Однако, ещё раз повторимся, указываем на узость этой самой вышколенности, а также напоминаем о том, что жизнь человеческая коротка, всё познать никому не в силах, тщеславие всем дурная подмога, да и незачем это перед лицом смерти, о близости которой напоминает любое литературное произведение древности, в том числе и «Беовульф».

Смерть Беовульфа вырастает изо всей поэмы. В этом её смысл. «Вторая» часть поэмы более мистериальна и алогична, нежели предшествующий ей нарратив. Возможно, за ней скрываются неосмысленные автором (авторами?) поэмы более древние сюжетные архетипы. Мистериальность «второй» части связана с драконоборческим поединком. Не желая впадать в тривиальности по поводу распространённости подобного сюжета в литературе и мифологии древности и Средневековья, к уже сказанному можно добавить, что этот же символизм мы находим и в «Песни о нибелунгах». Подлинные мистерии проигрываются постоянно и подобное повторение происходит на различных уровнях реальности, пусть даже с виду исключающих друг друга, что бы ни говорили внешние исследователи о «культурных взаимствованиях» и «переосмыслении мифологического материала».

декабрь 1995 / декабрь 1997