Вывод о времени русского владычества

В Черной Болгарии. — Известия о Руси

В житиях св. Георгия и св. Стефана. —

Свидетельство Таврического анонима

И его предполагаемое отношение к Игорю. —

Таматарха

 

Из всего предыдущего выводим, что тесные связи Черных Болгар с Руссами или Азовско-Днепровскими Роксаланами начались приблизительно в первой полови­не IX века.

Представим в сжатом виде сущность доказательств, на которых мы основываем это положение. По извес­тию византийских историков Феофана и Никифора, Кубанская или Черная — а по их словам Великая или Древняя — Болгария в те времена платила дань Хаза­рам: историки эти писали в первой четверти IX века. В 864—865 гг. Русь совершает морской набег на Царь-град; а мы доказывали, что подобные набеги сделались возможны только с ее появлением на берегах Боспора Киммерийского. Беседы патриарха Фотия дают пони­мать, что это нападение Руссов на столицу Византии произведено было в первый раз, но что сам народ Рус-

ский не был там неизвестен, то есть что русские послы и торговцы уже посещали Византию. Следовательно, утверждение Руси на берегах Боспора Киммерийского совершилось в период времени между Феофаном и Никифором, с одной стороны, и Фотием — с другой. И действительно, на этот период падают два свидетель­ства, которые могут бросить некоторый свет в темную эпоху, нас занимающую: это известие Константина Баг­рянородного о построении Саркела около 835 года и упоминание Бертинских летописей о послах русского кагана к императору византийскому Феофилу около 839 года. Мы говорили, что эти два известия, по всей вероятности, имеют связь между собой, то есть намека­ют на борьбу Руси с Хазарами, причем тот и другой народ искал союза с Византийской империей. Русское посольство не воротилось тем же путем в Киев по при­чине варварских народов. По всем признакам, на юге России и на Таврическом полуострове в то время кипе­ла жестокая война Болгар, с которыми соединились Руссы, против Хазар и Угров. Эти войны окончились освобождением Черных Болгар; но вместе с тем Хазар­ское иго они должны были променять на некоторую зависимость от Русских князей. Руссы, по всей вероят­ности, прежде всего утвердили свое господство на бе­регах Боспора Киммерийского, то есть изгнали хазарс­кие гарнизоны из городов Боспора (Керчи), Фанагурии (Тмутракани) и некоторых других и заменили их свои­ми дружинами; а разным племенам Черных Болгар, ве­роятно, предоставляли управляться по-прежнему свои­ми вечами и мелкими князьями. Вообще, первая поло­вина IX века по всем признакам была эпохой упадка Хазарской державы. С севера ее теснили Печенеги, с запада — Русь, с юга — мусульманские халифы. В то же время покоренные народы восставали и завоевыва­ли себе независимость. Так, около этой эпохи возврати­ли свою независимость Прикавказские Алане, ибо в первой половине X века, по свидетельству Константина Багрянородного, они уже не только свободны, но и теснят самих Хазар. Черкесские племена, то есть соб-

ственные Хазары и Кабардинцы, иначе Касоги, неохот­но сносили иго каспийско-волжских хаканов, на что ясно указывает известие Константина о кабарском вос­стании. Хотя время этого восстания и выселение части Кабар он не определяет; но, по всей вероятности, оно повторялось не один раз и подрывало крепость Хазарс­кой державы. В первой половине X века находим Чер­кесские племена только в вассальных отношениях к Итильскому верховному хакану, и под управлением своих собственных князей или каганов.

Мы уже говорили, что хазарское владычество в Кры­му держалось собственно черкесскими дружинами, и что с этими-то дружинами должны были бороться Черные Болгаре, Русь и Греки. Борьба была продолжительна, так как Черкесы-Хазары, очевидно, засели во многих укреп­ленных пунктах восточной и нагорной части Крыма; опи­раясь на эти пункты, они долго еще держались в Крыму и, конечно, не раз пытались вновь завоевать утраченные области. Их союзниками в этих войнах или просто наем­никами служили Угры, кочевавшие на западной и южной стороне Азовского моря. Одну из таких попыток мы усматриваем в приведенном выше свидетельстве жития Константинова об осаде Хазарами какого-то христианс­кого города. Город этот мог быть самим Боспором или Корчевом, который уже давно служил резиденцией осо­бого епископа.

Союз Руси с Греками против Хазар в начале XI века заставляет предполагать, что и прежде того хитрая, влас­толюбивая Русь, смотря по обстоятельствам, то дружила с Греками против Хазар, то наоборот воевала против Греков и нанимала в свою службу черкесские дружины (подобно Мстиславу Тмутраканскому, который имел у себя черкесские дружины в войне с братом Ярославом). До появления Руси владычество в Крыму разделялось между Хазарами и Греками. Русь втеснилась между ними и, справившись с Хазарами, не остановилась перед Гре­ками. Фотий намекает на убиение каких-то Русских лю­дей. На основании последующих отношений можем зак­лючать, что тут дело идет о русских торговцах; ибо Русь с

самого начала является народом не только воинствен­ным, но и торговым. Где произошло это убийство или обида русских торговцев, не известно; событие могло произойти также и в Корсуни, этом важном торговом пункте, лежавшем на пограничье Византийского мира с северными варварами. Мы заметили, что житие Констан­тина может указывать на присутствие Русских людей в этом городе около половины IX века.

Далее, если Русь в 864—865 гг. считала себя доста­точно сильной, чтобы напасть на сам Царьград, то, по всей вероятности, она уж имела и прежде столкновения с греками там, где их владения соприкасались с Русски­ми землями, то есть на северных берегах Черного моря, и преимущественно в Крыму, которого юго-восточный горный берег в те времена был покрыт греческими горо­дами и замками, именно пространство между Херсонесом и Сугдией. Известная осада Корсуня Владимиром была, конечно, только последним эпизодом в стремлении Русских князей присоединить к своим владениям этот берег. Точно так же, если Русь в 864 году отважилась сделать нападение прямо на Царьград, то понятно, что она уже хорошо была знакома с Черным морем и с его берегами; что, следовательно, этот первый набег на сто­лицу Византийской империи не был вообще ее первым морским набегом на пределы империи. Таким образом нам становятся более понятными известия о Руси, встре­чающиеся в житиях св. Георгия, епископа Амастрийского, и св. Стефана, епископа Сурожского. В этих извести­ях, несмотря на сильную легендарную примесь, мы мо­жем признать действительную, то есть историческую, основу.

В первом житии говорится, что русские пираты, разо­рив и пленив всю приморскую страну, начиная от Про­понтиды, напали, между прочим, на город Амастриду (на южном берегу Черного моря, в Пафлагонии). Они вторг­лись в храм, где покоились мощи св. Георгия, и начали раскапывать его гроб, думая найти там сокровища, но были схвачены внезапной немощью и остались как бы связаны невидимыми узами. Князь варваров, поражен-

ный чудом, раскаялся в своей жестокости и алчности и отпустил христианских пленников; усердными молитва­ми последних варвары получили исцеление и удалились, заключив мир с христианами (Acta Sanct. под XXI февра­ля, III, 278).

Другое житие дает еще более любопытные подробно­сти, хотя, впрочем, еще более заключает в себе легендар­ной примеси. Какой-то Русский князь, попленив всю стра­ну от Корсуня до Корчева, с великой силой приступил к Сурожу. После десятидневной битвы он вломился в город и устремился в храм Софии, где находился гроб св. Сте­фана. Забрав все золотые сосуды и драгоценные вещи, он захотел ограбить и сами мощи святого, покрытые многоценными наволоками. Но едва прикоснулся к нему, как упал на землю с искривленным лицом и пеной, исхо­дившей изо рта: какая-то сила давила его и едва позволя­ла ему дышать. Князь велел тотчас возвратить в храм все похищенное. Но тут он услыхал глас святого: «Если ты не крестишься в сем храме, то и не изыдешь из него». Князь изъявил готовность креститься, что и было немедленно исполнено; после того он получил исцеление. Вместе с ним крестились и все его бояре. По возвращении князь дал свободу всем своим пленникам и с миром отошел от города¹.

Тот и другой святой жили в XIII веке, и события, на которые намекают их жизнеописания, могли совершить­ся еще в IX веке, чему не противоречит общий истори­ческий ход водворения Руссов на Таврическом полуост­рове, их морских предприятий и их постепенного обра­щения в христианскую веру. Относительно последнего обстоятельства укажем на окружное послание патриар­ха Фотия в 866 году. В этом послании говорится о крещении Руссов, которое последовало за их нашестви-

¹ См. Зап. Одесск. Общ., т I. и Описан. Румянц. Музея — Востокова, 689. Житие Стефана Сурожского дошло до нас в списках XV и XVI веков и, очевидно, искажено разными прибавками. Так, князь Русский, нападавший на Сурож, будто прибыл из Новгорода и назывался Бравлин: имя это, как объясняют, переделано по­зднейшими писателями из прилагательного «бранлив».

 

ем на Константинополь. По всей вероятности, они в то время не ограничились одним нападением на столицу империи, а старались захватить или разграбить и гре­ческие города в Тавриде и, следовательно, могли между прочим взять Сугдей или Сурож. Впрочем, судя по неко­торым признакам, мы можем приурочивать обе легенды и к более поздним историческим событиям и лицам. Так, описания русского нашествия на Амастриду своими чертами напоминает византийские описания Игорева нашествия на Вифинские берега, то есть на места сосед­ние, и нет ничего удивительного, если во время этого нашествия Русь успела заглянуть и в Амастриду. А чудо, совершившееся с Русским князем в Суроже, и креще­ние его сильно отзываются известной легендой о кре­щении Владимира, только не в Суроже, а в Корсуне. Последнее сближение подтверждается чудесным исце­лением царицы Анны, о котором упоминает тоже житие св. Стефана.

Деятельность отважного и предприимчивого Игоря, по-видимому, составила важную эпоху в отношениях Черных Болгар к Русским князьям. Мы имеем поводы догадываться, что именно ему принадлежит окончатель­ное утверждение русского на берегах Боспора Кимме­рийского и более решительное подчинение Черных Бол­гар. Главным поводом для этой догадки служит сравне­ние двух известных нам договоров с Греками, Олега и Игоря. В Олеговом договоре 911 года нет помину ни о Черных Болгарах, ни о Корсунской земле; тогда как в Игоревом договоре 945 года прямо говорится о том, что­бы Русский князь не имел никаких притязаний на горо­да Корсунской области, не воевал бы этой страны и не позволял воевать ее Черным Болгарам. Следовательно, окончательное утверждение русского владычества в Тав­риде и подчинение Черных Болгар русскому княжеско­му роду, сидевшему в Киеве, совершилось в период между 911 и 945 годами; а этот период приходится в княжение Игорево. Что в Олеговом договоре не случай­но пропущено условие о Корсунском пограничье, под­тверждением тому служит следующий за Игоревым до-

говор Святослава: в последнем опять повторяется усло­вие не воевать страны Корсунской. Следовательно, со времен Игоря Византийская империя на этом своем по-граничьи пришла в непосредственное столкновение с Руссами. В Святославовом договоре мы не встречаем Черных Болгар. Это могло произойти или от того, что до нас не дошел договор вполне, и мы имеем из него толь­ко небольшую часть, или потому, что Черные Болгары к тому времени уже находились на такой степени слияния с господствующей у них Русью, что особое о них упоми­нание делалось излишним. Приписывая Игорю подчине­ние Таврических Болгар, мы, однако, не должны упус­кать из виду, что это было только дальнейшим шагом русского владычества в восточной части Таврического полуострова. Самое естественное для Азовско-Днепровской Руси стремление было прежде всего завладеть бере­гами пролива: через него проходил главный их судовой путь в Черное море и области Византийской империи. Во времена Олега между русскими владениями на Боспоре и Корсунской областью еще лежала земля Черных Болгар, хотя и освобожденная с помощью Руси от хазар­ского ига и находящаяся к ней в полузависимых отно­шениях; русские владения еще не пришли в тесное со­прикосновение с греческими владениями, и потому в Олеговом договоре нет условия об этих пограничных отношениях. Игорь распространил свои владения далее на юго-восточном берегу и прежние союзнические, по­лузависимые отношения Черных Болгар к русским кня­зьям обратил силой меча в отношения подчиненные. Та­кой поворот находился, конечно, в связи с хазарскими делами: русское владычество усиливалось по мере того, как вытеснялись Хазары. Пока борьба с Хазарами еще была трудна, сметливые Русские князья ограничивались союзническими или полусвободными отношениями Чер­ных Болгар; а когда удалось сломить хазарское могуще­ство, они стали действовать решительнее. Но борьба с Хазарами за обладание восточным Крымом и Таманью еще далеко не кончилась, и Русские князья иногда дей­ствовали против них в союзе с Греками. Это предполо-

жение мы выводим из того места Игорева договора, где Византия, взамен обязательства Руси не воевать Корсунской области, обещает давать Русскому князю военную помощь, сколько ему потребуется. Против кого могла быть направлена эта помощь? Естественнее всего пред­положить, что против соседних крымских и кавказских Черкесов-Хазар.

Мы позволяем себе привести в тесную связь с дея­тельностью Игоря на Таврическом полуострове один из греческих отрывков, изданных Газом (Leo Diaconus. Ed. Bon. 496—505, Nota ad p. 175). В этом отрывке какой-то греческий военачальник доносит о войне с варварами. Судя по тому, что он упоминает о Климатах, действие происходит в Тавриде, ибо Климатами называлась Гре­ческая область в южной части Крыма по соседству с Корсунем. Начальника варваров он называет «князем страны, лежащей к северу от Дуная». Эти варвары отли­чались прежде справедливостью, так что к ним «добро­вольно» присоединялись многие города и целые народы; но теперь они принялись без жалости грабить и опусто­шать землю даже своих близких союзников и подчинен­ных, чтобы поработить их совершенно. Они разорили более десяти городов и не менее 500 селений. Это опус­тошение приблизилось наконец к пределам греческим. Тщетно греческий начальник посылал с предложением о мире; неприятели ворвались в его область, то есть в Климаты, с великой конницей и пехотой и осадили ка­кую-то крепость, но после неудачных приступов отступи­ли. Однако война продолжалась. Автор донесения послал звать на совещание тех соседних жителей, которые были его союзниками (eos autem, qui ditionis nostrae erant). Когда они собирались, то он устроил совет из их старшин и держал к ним речь о мерах, какие надобно было при­нять в подобных обстоятельствах. Но те, «не имея поня­тия о действии императорского благоволения, или чужда­ясь греческих обычаев и любя независимость, или по соседству и сходству своих нравов с князем варваров, обладающим большой военной силой, решили заключить с ним союз», — к чему склоняли и греческого начальни-

ка. Тогда последний отправился в стан неприятельский. Князь варваров принял его очень ласково, возвратил ему Климаты, даже присоединил к тому еще целую область и определил в его пользу какие-то доходы с собственной земли.

Под именем князя варваров, владевшего землей к северу от Дуная, конечно, скрывается князь Киевской Руси, ибо никакой другой владетель подобной земли не мог в то же время иметь области в Крыму и вести там войну с Греками. Но исследователи терялись в догадках о том, кого из известных Киевских князей здесь можно разуметь. Одни предполагали Владимира и его поход на Корсунь. Но это предположение не вероятно. Тавричес­кий аноним говорит о нападении только на Климаты и неудачной осаде какой-то из второстепенных греческих крепостей в Крыму, после чего был заключен мир; тог­да как поход Владимира окончился взятием Корсуня и крещением князя, а на эти события тут нет никакого намека. Другие думали видеть здесь Святослава, и это предположение имеет за себя уже более вероятности. Русские и византийские источники довольно тесно свя­зывают деятельность Святослава с берегами Киммерий­ского Боспора, то есть с Крымом и Таманью. По нашей летописи, он воевал с Ясами и Касогами, следователь­но, в той же стороне; а договор с Цимисхием обязыва­ет его не нападать на Корсунскую область. Лев Диакон рассказывает, что император Никифор Фока, пригла­шая Святослава напасть на Дунайских Болгар, отправил к нему патриция Калокира, которого Кедрен называет сыном херсонского начальника, и мы можем догады­ваться, что сами эти переговоры происходили, вероят­но, в Крыму, то есть в русских владениях, соседних с Корсунью. Лев Диакон называет Киммерийский Боспор отечеством Тавроскифов или Святославовых Руссов, го­воря, что греческие суда на Дунае отрезали им бегство в ту сторону.

Оставляя за Святославом некоторую вероятность по отношению к помянутому отрывку, мы, однако, ду­маем, что еще с большей вероятностью можно отнести

рассказанное в нем событие к деятельности Святославова отца Игоря. Во-первых, отрывок повествует о по­рабощении князем варваров союзного и родственного племени; это племя было, конечно, не что иное, как Черные Болгаре, занимавшие восточные прибрежья Крыма; о подчинении же их Киевскому князю впервые упоминается в Игоревом договоре. Во-вторых, тот же договор упоминает и о Корсунской области; следова­тельно, владения Киевского князя при Игоре вошли в непосредственное с ней соприкосновение, с оконча­тельным подчинением Черных Болгар. В-третьих, в до­говоре Греки обещают военную помощь Русскому кня­зю, и мы уже говорили, что это, без сомнения, была помощь против общего врага, то есть соседних Хазар. Подтверждение нашему предположению можно найти и в известии Константина Багрянородного, который говорит, что в случае нужды против Хазар можно воо­ружить или Алан, или Черных Болгар. Недаром же варварский князь, если верить отрывку, легко поми­рился с греческим начальником и даже щедро наградил его; может быть, хазарские отношения имели тут неко­торую долю влияния. В-четвертых, Лев Диакон под­тверждает связь Игоревой деятельности с восточной частью Тавриды: он сообщает, что после поражения у берегов Малой Азии Игорь с остатками своего флота бежал в Киммерийский Боспор. Наконец, в-пятых, Игорь является первым Киевским князем, которого по имени знают византийские и западные писатели, и, конечно, потому, что это был князь предприимчивый, властолюбивый и жадный к добыче; он предпринимал дальние походы и заставлял много говорить о себе и о своих Руссах. Жестокость и жадность, высказанные им особенно по отношению к Древлянам и причинившие ему погибель, весьма походят на черты, которыми ано­нимный отрывок, не без примеси риторики, описывает его образ действия по отношению и к его Таврическим данникам, то есть к Черным Болгарам. Но главное ис­торическое значение его деятельности, конечно, было более важное, нежели разорение и вымогательства;

судя по всем данным, этот энергичный князь сильно подвинул вперед объединение Восточно-Славянских племен под властью великого князя Киевского. Он-то и совершил, вероятно, полное подчинение Черных Бол­гар, так что следующий за ним договор Святослава с Греками (или дошедший до нас отрывок этого догово­ра) уже не упоминает о Черных Болгарах, а говорит прямо о сопредельности русских владений с Корсунс­кой областью.

Но кто были туземцы данного отрывка, несколько зависимые от Греков, а в то же время соседние с князем варваров и подобные ему нравами? Очевидно, это была та часть Черных Болгар, которая обитала около гречес­ких Климатов и находилась под некоторым влиянием Греков, хотя и не успела еще проникнуться большим сочувствием к их обычаям, а сохраняла обычаи, сходные с другой частью того же племени, то есть с Руссо-Бол­гарским элементом в Тавриде. Мы едва ли будем далеки от истины, если предложим в этих туземцах тот Фульский язык, который во времена Константина и Мефодия хотя исповедовал уже христианскую религию, однако еще поклонялся своему священному дубу и соблюдал прежние языческие обряды. По всей вероятности, и лет 70 спустя, то есть во время Игоря, этот народ еще не далеко ушел в усвоении христианских нравов и все еще по своим понятиям и образу жизни был ближе к своим соплеменникам (также отчасти принявшим крещение), нежели к Грекам или к соседним Готам; последние уже во время Юстиниана I отличались преданностью христи­анству и были союзниками Греков против Утургуров-Болгар. Малая симпатия к греческому господству и осо­бенно племенное родство с Русью, конечно, увлекли Фульских туземцев на сторону Русского князя в войне с Греками¹. Последние, как известно, старались привле-

¹С христианским элементом у Таврических Болгар можно при­вести в связь и христианский элемент Игоревой дружины, о кото­рой упоминается в договоре. Этот энергичный и даже жестокий князь, очевидно, отличался терпимостью в отношении к христиа­нам; следовательно, религия не мешала Фульскому народцу всту­пить с ним в союз.

 

кать на свою сторону соседних варваров, обращая их в христианство или склоняя их подарками. Очень может быть, что греческие интриги между Таврическими Бол­гарами не остались без влияния на какие-либо их попыт­ки к отпадению от Русских князей, что, в свою очередь, могло послужить поводом к жестокому наказанию и окончательному подчинению этих Болгар, а также и к войне ссамими Греками. Во всяком случае склонная к интригам византийская политика, умевшая сеять раздо­ры между соседями, очень хорошо всем известна. То, что автор отрывка говорит о награждении его областью и о доходах, назначенных в его пользу из собственных земель неприятельского князя, отзывается неточностью донесения, то есть некоторым хвастовством. Конечно, тут надобно разуметь возвращение какого-либо клочка земли, занятого варварами во время войны, и обещание помогать хлебом и скотом, в которых Греки нуждались и которые у варваров были в изобилии. Указание отрывка на доходы неприятельского вождя с собственных зе­мель, конечно лежавших по соседству, свидетельствует, что Русский князь не впервые только пришел и покорил соседнюю страну, но что дело идет именно об усмире­нии и окончательном подчинении Черных Болгар. А ина­че было бы непонятно, о каких доходах идет речь. Ко­нечно, эти доходы, то есть дани с туземного населения Киевскому князю, уже существовали; впрочем, теперь они могли быть увеличены¹.

¹Недавно появилось рассуждение А. А, Куника «О записке Готского топарха» (в XXIV томе Зап. Акад. Наук); так он называ­ет анонимный отрывок, о котором шла сейчас речь. -В этом рассуждении достоуважаемый ученый представляет несколько очень дельных соображений, но еще более таких, с которыми нет никакой возможности согласиться. При всей ученой обста­новке, то есть при богатстве ссылок на источники, рассуждение страдает выводами, лишенными оснований. Так, г. Куник два разные отрывка, изданные Газом, приписывает одному лицу и считает их автографами самого Готского топарха, хотя на это нет никаких серьезных доказательств. А главное, чтобы решить вопрос о народностях, подразумеваемых в отрывке, надо было прежде произвести точное исследование о том, какие народы в то время обитали в Крыму, и каковы были их взаимные отноше­ния. Так, г. Куник варваров, напавших на Климаты, считает

 

Таким образом, по нашему мнению, появление Руси на берегах Боспора Киммерийского восходит собственно к первой половине IX века; но окончательное утвержде­ние здесь Киевских князей и распространение их господ­ства на всю восточную часть Таврического полуострова совершилось не ранее эпохи Игоря, то есть приблизи­тельно во второй четверти X века. В это-то время, как надобно полагать, образовалось здесь то русское владе­ние, которое вскоре сделалось известно под именем Тмутраканского княжества. Русское название Тмутракан (по­зднее сокращенное Тамань), конечно, есть только видо­изменение греческого имени Таматарха. А последнее в свою очередь произошло от слитного названия Матарха или Метраха с членом ta. В церковном уставе Льва Фи­лософа — следовательно, IX века — в числе архиепископий, подчиненных Константинопольскому патриарху, на 39-м месте упоминается ta Meraca. Константин Багряно­родный, у которого впервые встречается слитное назва­ние Tamatarca, рядом с ним употребляет и название про­стое, то есть Matarca. Затем в источниках находим следу­ющие варианты этого названия: в средневековых еврейс­ких надписях — Материка, у Нубийского географа — Метреха, у Арабов и Генуэзцев XII века — Матерха, у Рубруквиса — Матрека и Матрага, и пр.

 

--------------------------------------

Хазарами, в особенности потому, что они являются тут могуще­ственным народом, хотя в X веке Хазары были уже стеснены в Крыму Печенегами и Русью. Между прочим он считает Алан в числе народцев, сопредельных с Корсунем, а Черных или Кубанс­ких Болгар помещает только на Кубани, хотя о положении Алан на севере от Кавказа, а не в Крыму, ясно говорит Константин Багрянородный, а на соседство Черных Болгар с Корсунской областью, то есть на жительство их в восточной части Крыма, указывает договор Игоря. Климаты, о которых говорится в от­рывке, действительно могут быть Готскими; но отсюда еще не следует считать Готами и тех союзных Грекам жителей, которые предались на сторону князя варваров, властвующего к северу от Дуная. Г. Куник идет далее и, связывая два разные отрывка, вместо поездки в стан неприятельского князя заставляет гречес­кого военачальника путешествовать в Киев, единственно на том основании, что этот князь властвовал к северу от Дуная. Но, владея Киевской землей, Русские князья в X веке господствовали и в восточной части Крыма, на что ясно указывают договоры Игоря и Святослава.

 

Таким образом, на месте Фанагории древних писа­телей и Фанагурии Прокопия и Феофана встречается у Константина Багрянородного Таматарха или Матарха. Но в период времени между Феофаном и Константи­ном в странах Азовско-Черноморских совершились до­вольно важные перемены. Хазарское могущество было сломлено восстаниями некоторых покоренных племен, а также усилиями двух соседних народов, Печенегов и особенно Руссов. Последние своими судовыми похода­ми в Азовское и Каспийское море нанесли сильные удары Хазарскому государству и уничтожили его гос­подство на берегах Киммерийского Боспора, где и ос­новали свою собственную колонию. Печенеги долгое время теснили Хазар с севера и опустошали их облас­ти; наконец, стесненные, в свою очередь, союзом Хазар и Узов, они устремились на западную сторону Дона и нахлынули на черноморские степи, занятые дотоле пле­менами Угров и отчасти Кабаров. Угро-Кабары не вы­держали этого нашествия и двинулись далее на запад в Дунайские равнины. Некоторая часть Печенегов оста­лась в своих прежних жилищах за Доном и Волгой, в соседстве с Команами; но большая часть их орд заняла огромное пространство от нижнего Дуная до нижнего Дона. Византийское правительство с помощью золота и ловкой политики не замедлило воспользоваться этими варварами, чтобы сдерживать своих соседей как на Балканском полуострове, так и в Черноморских владе­ниях, то есть Болгар, Руссов и Хазар. Впрочем, Печене­ги служили орудием обоюдоострым, то есть за плату и добычу давали вспомогательные дружины и тем, кото­рые воевали с Греками, например Русским князьям. Этот варварский народ, в свою очередь, внес еще боль­шее разорение и запустение в Черноморские области и расширил там господство степной природы. Он также начал затруднять Днепровской Руси ее связи с берега­ми Азовского и Черного морей. Но он далеко не отре­зал Русь от этих берегов, как отрезали впоследствии более многочисленные и еще более дикие варвары, то есть Половцы и Татары.

Печенеги, между прочим, выгнали Угров и Хазар также из северной, степной, части Крыма и таким обра­зом очутились на этом полуострове соседями греческих областей, то есть Херсона и Климатов. По словам Кон­стантина Багрянородного, они даже оказывали услуги Херсонитам в их торговых сношениях с Русью, Хазарией и Зихией, а именно, за условную плату перевозили в Херсонес и обратно разные товары, как-то: рыбу, воск, хлебные запасы, сукна, разные украшения одежды, пря­ности, дорогие меха и пр. Сами они доставляли Грекам быков, овец, кожи и прочие сырые произведения своего скотоводства.

X