От I до IX века включительно

 

Около 835 года Хазарский каган и Хазарский бег (рес), по рассказу Константина Багрянородного, присла­ли к императору Феофану послов с просьбой построить им на Дону крепость. Император исполнил их просьбу и отправил на своих хеландиях спафарокандидата Петрону с мастерами и рабочими. В Херсоне Петрона пересел на плоскодонные суда, которые могли ходить по Азовскому морю и по реке Танаису. Он доплыл до назначенного места этой реки и здесь остановился. Так как в том краю не оказалось камня, годного для зданий, то Греки устрои­ли печи, приготовили кирпичи, и затем воздвигли кре­пость, названную Саркел, что значит «Белая Гостиница», по объяснению Константина (а в русской летописи «Бела Вежа»). Современник Константина Леонтий (один из про­должателей Феофана), сообщающий то же известие о

построении этой крепости только в более коротких сло­вах, прибавляет, что в Саркеле находился хазарский гар­низон в 300 человек, которые время от времени сменя­лись. С построением Саркела связана важная перемена в жизни Херсонеса Таврического. Дотоле, как известно, этот город с своей областью пользовался автономией: внутренними делами его заведовали городские патриции под председательством выбранного из их среды протевона. По совету Петроны, воротившегося из своей экспеди­ции, Феофан, чтобы иметь Херсон в полной своей власти, назначил туда императорского наместника или стратига, которому подчинил протевона и патрициев. Первым хер­сонским стратигом был назначен тот же Петрона, как хорошо знавший местные дела; причем из спафароканди-датов он был повышен в следующее достоинство, то есть протоспафария.

Для защиты от какого народа построена была кре­пость Саркел?

Главный источник, то есть Константин Багрянород­ный, ничего не говорит на этот счет; но он указывает на Саркел как на пограничную крепосгь с Печенегами, оби­тавшими к западу от Дона; а Кедрен, писатель XI века, уже прямо говорит, что Саркел был построен для защиты от Печенегов. На это Лерберг в своем исследовании «О положении Саркела» заметил, что в эпоху его построе­ния Печенеги кочевали в степях поволжских, то есть к северу от Хазарского государства; а на западную сторону Дона они перешли несколько позднее; следовательно, эта крепость не имела целью защиту от Печенегов. По его мнению, еще менее могла она иметь в виду защиту от Руссов. Но при более точном и беспристрастном рассмот­рении обстоятельств, то и другое его положение должно оказаться несостоятельным.

Недаром Саркел стоял на судовом ходу Азовского моря в Каспийское: он, конечно, стерег этот важный путь. По всем признакам он находился там, где карава­ны должны были оставлять Дон и волоком перетаски­ваться в Волгу, то есть около того места, где эти две реки близко подходят друг к другу. Этот волок служил,

конечно, главным средством защиты против судовой рати, так как Турко-Хазары сами не были искусны в судоходстве и не имели флота. Саркел преграждал доро­гу Руссам, которые из Азовского моря Доном и Волгой переходили в Каспийское море с целью грабежа; следо­вательно, он должен был охранять от их нападений сто­лицу Хазарского царства Итиль. Лерберг отрицал такое предположение, как последователь норманской школы. (Ведь Руссы, если верить известной басне, еще не суще­ствовали на Руси в первой половине IX века: они только во второй его половине были призваны из-за моря!) Но для нас немыслимы народы и государства, внезапно упадшие с неба. Подтверждением нашего мнения о на­значении Саркела защищать Хазарию от Руси служат последующие события.

Арабский географ Масуди, писавший в первой поло­вине X века, в своих «Золотых Лугах» повествует о по­ходе Руси на Каспийское море в числе 500 судов, в 913 году. Он говорит, что Руссы вошли в рукав Нейтаса, соединяющийся с Хазарской рекой. Под именем после­дней разумеется Волга; а под рукавом Нейтаса (то есть, Азовского моря) надобно разуметь нижнее течение Дона от его устья до крутого изгиба на север. Масуди поясня­ет, что здесь стояла многочисленная хазарская стража, чтоб удерживать как проходящих Азовским морем, так и наступающих сухим путем. Он именно указывает на ту­рецких кочевников Гузов, которые обыкновенно прихо­дят к этому месту зимовать. Когда же реки замерзают, то Гузы переправляются по льду и вторгаются в страну Хазар; но летом они не имеют переправы (следователь­но, не могут обойти Саркела). Когда русские корабли — продолжает Масуди — подошли к устью рукава (то есть, к волоку между Доном и Волгой), то они послали к Хазарскому царю просить, чтобы он дозволил им войти в его реку (то есть, Волгу) и вступить в Хазарское море. Они обещали отдать ему половину из всего, что награ­бят у народов, живущих по этому морю. Царь согласил­ся. Исход предприятия известен. Руссы пограбили и опу­стошили прибрежные Каспийскому морю магометанские

страны и отдали по уговору часть добычи Хазарскому царю. Но мусульманский отряд, находившийся у него на службе, и другие мусульманские жители Хазарии выпро­сили у него позволение отомстить Руссам за избиение своих единоверцев. Далее в известии Масуди, очевидно, есть некоторая неточность: по его рассказу, битва про­изошла, будто бы, около Итиля. Руссы, увидав мусуль­ман, вышли на берег, сразились и после трехдневного боя были разбиты. Остаток их отправился на судах в страну, примыкающую к Буртасам; там они были окон­чательно истреблены Буртасами и мусульманскими Бол­гарами.

Но зачем же Руссам после их поражения надобно было отправляться в страну Буртас и Камских Болгар? Не естественнее ли было спешить домой тем же обыч­ным путем, то есть, Доном и Азовским морем? А также к чему им было выходить на берег и три дня сражаться с превосходным в силах неприятелем, когда они могли спо­койно уйти на судах, так как Хазары не имели флота, и путь на реке был более или менее свободен? Эти несооб­разности дают понять, что битва происходила именно в том месте, где Руссы, обремененные добычей, должны были покинуть Волгу и идти волоком в Дон. Здесь-то, около крепкого Саркела, враги, конечно, и загородили им дорогу. Тогда, не могши пробиться после трехдневной отчаянной битвы, остаток Руси естественно должен был сесть на суда и плыть вверх по реке на север — един­ственный оставшийся у них путь отступления. Но тут встретили их новые враги и доконали.

Описание этого похода, между прочим, ясно показы­вает, как неверны были представления норманской шко­лы о походах Скандинавов, которые, будто бы, свободно разгуливали по речным путям Восточной Европы, куда им вздумается, — и в Черное море, и в Азовское, и в Каспийское. Нет, походы эти были очень и очень труд­ны, а волоки делали их иногда невозможными. Далее из слов Масуди мы можем вывести заключение, что упомя­нутая им многочисленная хазарская стража на том мес­те, где рукав Азовского моря, то есть, Дон, подходит к

Волге, и есть в сущности не что иное, как гарнизон Саркела, хотя Масуди не приводит имени крепости. Этот гарнизон препятствовал Руссам перейти из Дона в Волгу, и они могли совершить переход только с дозволе­ния Хазар.

На основании того же известия мы думаем, что по­строением Саркела в одно время достигались две цели, ибо он занимал очень выгодное оборонительное поло­жение. С одной стороны, он препятствовал кочевым турецким народам вторгаться в Хазарское царство пе­решейком, лежащим между Доном и Волгой, за исклю­чением того времени, когда эти реки покрывались та­ким толстым льдом, который мог выдержать целую кон­ную орду; что в тех местах случалось не каждую зиму. Разумеется, перешеек этот был не настолько узок, что­бы гарнизон мог загородить дорогу коннице, и по всей вероятности в связи с главной крепостью устроен был ряд других укреплений, защищенный большим валом; длинные валы служили в то время обычным средством для защиты своей земли от неприятельских вторжений. Во время Масуди около этого перешейка кочевали Узы; но веком ранее на месте Узов жили Печенеги (изгнан­ные потом на западную сторону Дона Узами или По­ловцами); а следовательно, известие Кедрена, что Саркел построен против Печенегов, имело основание. С другой стороны, эта крепость своим положением около волока, очевидно, служила оплотом против судовых по­ходов Руси. Отсюда понятно, почему она так неприятна была для Руси, и почему Святослав взял Саркел и разо­рил его¹.

Первое достоверное известие о существовании Рус­ского княжества в Южной России замечательным обра­зом совпадает по времени с известием о построении Саркела. Последнее происходило, по-видимому, в 835 году,

¹Нашему мнению о положении Саркела на переволоке соот­ветствует известие о путешествии митрополита Пимена (Никон, лет.). Плывя по Дону, он видел городище Серклию перед тем, как обогнуть Великую Луку, т. е. колено Дона, подходящее к Волге. Леонтьев полагал это место несколько выше Качалинской станицы («Розыскания на устьях Дона». Пропилеи. IV. 524). Константин Б. также говорит, что «Танаис идет от Саркела». Позд. прим.

 

при Византийском императоре Феофиле. А спустя около четырех лет, то есть в 839 году, по известию Бертинских летописей, тот же император, отправляя к Людовику Бла­гочестивому посольство, препровождает вместе с ним и несколько человек, которые называли себя Рось. После­дние были посланы в Константинополь для изъявления дружбы от своего князя, именуемого хаканом; но так как враждебные варварские народы препятствовали им воро­титься домой тем же путем, каким они пришли, то Феофил просил Людовика дать им средства вернуться другим путем. Под именем этого хакана или кагана, конечно, разумеется Киевский князь, а не какой-нибудь из скандинавских владетелей, которые никогда каганами не назывались; равным образом никакой Руси в Скан­динавии того времени источники не упоминают. (Все натяжки норманистов, на основании неясной фразы «из рода Свеонов», перетолковывать это место в свою пользу остаются бесплодны.) Очень возможно, что упомянутое хронологическое совпадение не было про­стой случайностью. Возможно, что помощь, оказанная Греками в построении Саркела, то есть в защите Ха­зарских владений со стороны Печенегов и Руси, побу­дила также и Русского князя войти в непосредствен­ные сношения с Византийским двором, чтоб отвлечь его от союза с Хазарами. При этом возможно, конеч­но, и даже очень вероятно, что подобные сношения начались еще ранее, особенно по делам торговым, и что посольство это было совсем не первое; но хазарс­кие дела могли оживить и усилить стремления Рус­ских князей к непосредственным сношениям с Визан­тийским двором¹.

Прежде нежели пойдем далее, спросим себя: отку­да же взялось это Русское княжество или каганство, о существовании которого с первой половины IX века

¹Некоторую аналогию с известием о русских послах при дворе Людовика Благочестивого в 839 году представляет свидетельство хроники Регинона о послах княгини Ольги при дворе Отгона I в 959 году. То и другое свидетельство темно подвержено разноречи­вым толкованиям; но оба они несомненно относятся к Киевской Руси.

 

свидетельствует современное известие Бертинских ле­тописей?

Ответ на этот вопрос вытекает сам собой, если при­помним известия греко-латинских источников о скифо-сарматском народе Роксаланах или Рос-Аланах, и если отнесемся к источникам просто, без всяких умствова­ний. Для решения данного вопроса достаточно только привести в хронологическом порядке важнейшие из этих известий.

Наиболее ранние и вместе наиболее обстоятельные свидетельства принадлежат двум знаменитым писате­лям первого века по Р. Хр., Страбону и Тациту. Страбон говорит, что Роксалане жили между Доном и Днеп­ром; он считает их самыми северными из известных (ему) Скифов. Он рассказывает, что они принимали участие в войне знаменитого Митридата, царя Понтийского и Боспорского, с царем скифским Скилуром, как союзники последнего, в 94 г. до Р. Хр.; они явились на войну под предводительством Тасия, в числе будто бы 50000, в шлемах и панцирях из воловьей кожи, воору­женные копьями, луком, мечом и щитом, плетеным из тростника. Они потерпели поражение от полководца Митридатова Диофанта, имевшего 6000 отлично устро­енного войска. Этот народ живет в войлочных кибит­ках, окруженный своими стадами, питаясь их молоком, сыром и мясом и передвигаясь постоянно на равнинах, а зимой приближается к болотистым берегам Меотиды. (Strabo. Lib. II и VII).

По известию Тацита, сарматское племя Роксалане, числом 9000 конницы, вторглось в римскую Мизию в 69 году по Р. Хр. Сначала они имели успех и истребили две римские когорты. Но когда варвары рассыпались для грабежа и предались беспечности, римские начальники ударили на них с своими легионами и нанесли им совер­шенное поражение. Этому поражению способствовала наступившая оттепель; кони Роксалан спотыкались, всад­ники падали и нелегко поднимались при своем довольно тяжелом вооружении; они имели длинные мечи и копья, а у знатных панцири сделаны были из железных блях

 

или из твердой кожи; но щиты будто бы не были у них в обыкновении. В пешем бою они были неискусны. (Taciti Hist. L. I).

Кроме того в первом веке имя Роксалан встречается у Плиния в его «Естественной истории» и в одной надгроб­ной надписи из времен императора Веспасиана. В после­дней говорится именно о возвращении Римлянами князь­ям Бастарнов и Роксалан их сыновей (бывших, конечно, заложниками).

Во II веке о Роксаланах упоминают римские писатели Спартиан и Капитолин и греческие Птоломей и Дион Кассий. Первый говорит о договоре императора Адриана с князем Роксалан, который жаловался на уменьшение суммы, платимой ему Римлянами. Ко времени того же императора относят одну латинскую надпись, в которой упоминается Роксаланский князь Элий Распарасан (при­нявший имя Элия, конечно, в честь Элия Адриана). Капитолин в числе понтийских народов, угнетавших Римлян на нижнем Дунае, называет Роксалан. Географ Птоломей помещает их около Меотиды. Но ясно, что в это время жилища их простирались и на западную сторону Днепра, откуда они могли нападать на римские области Дакию и Мизию. Дион Кассий рассказывает, что император Марк Антонин позволил Языгам из их новых жилищ пройти через Дакию к Роксаланам.

В III веке Роксалане, по словам Требеллия Полиона, убили Регилиана, одного из так называемых тридцати тиранов. По словам Вописка, в триумфе императора Ав­релиана в числе других участвовали и пленники роксаланские со связанными руками. Относимые к III—IV вв. Певтингеровы таблицы помещают «Роксалан Сармат» вблизи Меотиды.

В IV веке Аммиан Марцелин приводит Роксалан в числе народов, обитавших все около того же Меотийского озера, к северу от Понта.

Иорнанд, писатель VI века, в числе народов, подвлас­тных готскому царю Германриху, приводит Рокасов (Rocas), которых в другом месте называет их сложным именем Роксалан и изображает их народом вероломным,

погубившим Германриха. Последний за измену одного знатного Роксаланина (по-видимому, передавшегося на сторону Гуннов) велел жену его Санелгу привязать к диким коням и размыкать по полю: тогда два ее брата, Сарус и Аммиус, мстя за смерть сестры, нанесли тяже­лую рану Германриху, так что он после того не мог сражаться с Гуннами и вскоре умер. (Сар. 24). Из этого известия с полной вероятностью можно заключить, что движение Гуннов произошло в связи с восстанием Роксалан против Готского владычества¹. После удаления Готов и Гуннов на запад, Роксалане, по-видимому, снова заняли прежнее первенствующее положение в странах к северу от Понта; судя по словам того же Иорнанда, в его время Дакия (называвшаяся тогда и Генидия) опять на востоке граничила с Роксаланами. (Сар. 12).

Совокупность этих греко-латинских известий от I до VI века включительно, кажется, ясно указывает нам на сильный, многочисленный народ, которого средоточием был Днепр, а отдельные ветви простирались с одной стороны до Азовского моря, с другой до Днестра или до пределов древней Дакии. В первом веке по Р. Хр. он находился еще на степени кочевого или полукочевого быта; в те времена не только часть Славян, но и часть Германских племен еще не вышла из этого быта, что и объясняет нам последующую эпоху, известную под име­нем Великого переселения народов, и особенно передви-

¹ Иорнанд сообщает и о дальнейшей вражде Готов и Роксалан; только последних он в этом случае называет Антами. Преемник Германриха Винитар напал на Антов и был сначала побежден, но потом взял их князя Бокса и распял на кресте с его сыновьями и семидесятью вельможами, которых оставил висеть на виселице, чтобы навести страх на Антов. Очевидно, он мстил Антам-Роксаланам за их восстание против готского владычества и за союз с Гуннами. Только благодаря этой племенной вражде двух главных туземных народов, царю Гуннов Валамиру удалось потом победить Винитара, и таким образом подчинить себе всех Остроготов. Обра­тим также внимание на роксаланские имена у Иорнанда. Санелга, очевидно, заключает в себе коренное древнерусское имя Ольга или Елга (в этой форме см. у Константина Багрянородного), встре­чающееся также в названиях рек Олег, Волга, ольга (болото) и пр. А ее брат Аммиус слышится в названии Миус и Калмиус, двух рек, впадающих в Азовское море и протекающих в стране древних Роксалан.

 

жение Готских народов от северных берегов Черного моря до пределов крайнего запада. Но в течение дальней­ших столетий Роксаланское или Русское племя, конечно, все более и более приобретало привычки быта оседлого, сохраняя однако свой подвижный, предприимчивый ха­рактер и охоту к дальним походам, на что указывают его столкновения с Римским миром. Те известия ясно свиде­тельствуют о присутствии у этого племени княжеского достоинства и знатного сословия, отличавшегося на вой­не более богатым вооружением.

Известна сбивчивость и путаница народных имен у средневековых писателей. Особенно велика эта путаница по отношению к народам Скифии или Восточной Евро­пы. Один и тот же народ не только в разные времена, но иногда в одну и ту же эпоху является у них под различ­ными именами. Так Роксалане в VI веке скрываются у византийских писателей (Прокопия и Маврикия) преиму­щественно под именем Антов, не говоря о более общих именах Скифов и Сарматов, которые долго еще не выхо­дили из употребления. Относительно византийских писа­телей естественно забвение имени Роксалан, ибо они никогда его и не употребляли в этой сложной форме; она встречается более у латинских писателей; но и тот же Иорнанд, перечисляя народы Скифии, забывает о Роксаланах, и на месте их ставит Антов. Однако название Роксалане (вопреки мнению норманистов) не исчезло из истории последующих веков. Мы его встречаем в IX веке, и опять у латинского писателя, именно у географа Равеннского. Он два раза упоминает в восточной Европе страну Роксалан, за которой далеко к океану лежит вели­кий остров Скифия или Скандза, то есть, Скандинавия. (L. I. с. 12 и L. IV. с. 4.)

Точно так же, вопреки норманской школе, народное имя Русь и Рось, вместо своей сложной формы Рос-Алане, упоминается некоторыми источниками по отношению к южной России ранее второй половины IX века, то есть, эпохи мнимого призвания Варягов-Руси из-за моря. Уже Иорнанд употребляет эту простую форму (ибо его Rocas есть не что иное, как Rox или Ross); далее, мы видели ее, по поводу народа Рось и Русского каганата, в Бертинских

летописях. Ту же простую, несложную форму употребля­ет географ Баварский, который наряду с Угличами (Unlizi) и Казарами (Caziri) помещает и Русь (Ruzzi). Упоминание о туземном народе Русь под этим ее именем встречается также у арабских писателей второй половины IX века, например у Хордадбега.

В течение восьми веков, протекших от Страбона до известия Бертинских летописей, Роксаланский или Рус­ский народ пережил, конечно, много испытаний и много перемен. Он выдержал напоры разных народов и отстоял свою землю и свою самобытность, хотя и не раз подвер­гался временной зависимости, например, от Готов, и отча­сти от Авар. Не одни чужие племена вступали с ним в борьбу и иногда угнетали его; соседние славянские племе­на также воевали с ним за земли, за добычу, за дань. Особенно сильные столкновения он должен был выдержи­вать с племенами Болгарскими, которые в V веке, то есть, после Остроготов из южной России, широко распростра­нились по Черноморским краям от Тавриды до Дуная. Но рано или поздно, мужественный, упругий Роксаланский народ брал верх над туземными и пришлыми соседями. Главная его масса мало-помалу сосредоточилась на сред­нем течении Днепра, к северу от порогов, в краю, обиль­ном цветущими полями, рощами и текучими водами, в стороне от южных степей, слишком открытых вторжению кочевых народов. В этом краю он построил себе крепкие города и положил начало государственному быту с помо­щью своих родовых князей, из которых возвысился над другими род Киевский. Здесь Русь развила свою способ­ность к политической организации. Отсюда, из этого сре­доточия, посредством своих дружин, она постепенно рас­пространила свою объединительную деятельность на род­ственные ей племена восточных Славян; разумеется, объе­динение это долгое время совершалось в первобытной форме, то есть, в форме дани. Как одно из наиболее даровитых и предприимчивых арийских племен, Русь с одинаковым успехом предавалась мирным и воинствен­ным занятиям, грабежу и торговле, сухопутным и морским предприятиям; дружинники русские с одинаковой отвагой владели конем и лодкой, мечом и парусом. Их смелые

судовые походы по рекам и морям не замедлили сделать громким русское имя на востоке и на западе.

Но возвратимся к русскому посольству 839 года, и спросим: кто были те жестокие варварские народы, кото­рые в эту эпоху препятствовали сношениям Киевской Руси с Византией?

Без всякого сомнения, это были если не сами Хазары, то их данники Угры или Мадьяры. По всей вероятности часть угорских кочевых орд была покорена Турками еще в VI веке. За хазарскими Турками явились, по эту сторону Урала, другие турецкие орды, именно Печенеги; эти пос­ледние и потеснили Угров волжских. Случилось то же, что и всегда происходило при подобных движениях в степях юго-восточной Европы: часть волжских Угров сменила ха­зарскую зависимость на печенежскую; а другая, и вероят­но еще большая, часть передвинулась далее на запад по пути, давно проложенному кочевниками, то есть, в степи черноморские. Судя по известию о построении Саркела, Печенеги в первой половине IX века уже находились в степях придонских; стало быть, последнее передвижение Угров в западное Черноморье совершилось не позднее конца VIII века. И действительно, в той же первой полови­не IX века мы встречаем их там, по свидетельству визан­тийских писателей (именно Льва Граматика и Георгия Мниха). Македонские пленники, поселенные болгарским царем Крумом на северной стороне Дуная, вздумали бе­жать оттуда с помощью греческих кораблей. Так как глав­ные силы Болгар в то время воевали Солунскую область, то болгарский царь Владимир пригласил на помощь Угров (которых Византийцы при этом называют и Гуннами, и Турками). Угры явились в большом числе на берега Дуная, однако не помешали бегству Македонян. А это событие происходило в эпоху императора Феофила (829— 842 гг.), то есть, именно в эпоху упомянутого выше посольства Днепровской или Киевской Руси к этому императору¹.

Известие о русском посольстве к Феофилу, сохранен­ное нам Бертинскими летописями, есть драгоценный луч

¹ Вот явное доказательство произвольной хронологии в нашей начальной летописи. Она помещает пришествие Черных Угров в южную Россию под 898 годом и ошибается при этом по крайней

 

света, прорезывающий тот мрак, который покрывает судьбы Руси перед ее грозным появлением под стенами Константинополя в 865 году. Это известие, несомненно указывающее на существование Днепровско-Русского княжества и на его мирные сношения с Византией уже в первой половине IX века, находится в полном согласии с последующим свидетельством патриарха Фотия о Руси 865 года. Он говорит, что «варвары справедливо разсвирепели за умерщвление их соплеменников; они благо-словно требовали и ожидали кары, равной злодеянию». И в другом месте: «Их привел к нам гнев их, но, как мы видели. Божья милость отвратили их набег». (Четыре беседы Фотия— архим. Порфирия Успенского). Из этих слов можно понять, что нападению Руси предшествовали ее посольские и торговые сношения с Византией, и не только сношения, но и договоры (ибо известные догово­ры Олега и Игоря являются только продолжением пре­жних). Ясно, что какое-то умерщвление Русских людей в Греции вызвало набег Руси на Константинополь.

Подобно латинскому известию о русском посольстве 839 года, византийское свидетельство о построении Саркела также бросает некоторый луч света на русскую историю того времени. Это свидетельство устраняет нашу летописную басню об Аскольде и Дире, освободивших Киев от хазарской дани; ибо оно и показывает, что уже в первой половине IX века границей Хазарского государ­ства на севере было нижнее течение Дона и Волги, и что Хазары стараются с этой стороны защитить себя от напа­дений других народов, именно Печенегов и Руси. Оче­видно, летописное предание или, как мы заметили, сме­шивало Турко-Хазар с Аварами, или спутывало Днепров­скую Русь с Русью Тмутраканской, собственно Болгарс­кой, которая действительно находилась в зависимости от Хазар. Точно так же невероятны известия летописи о

 

------------------------------------

мере на целое столетие. (Ранее означенного года Угры явились уже в Паннонии). По всей вероятности, наши книжники известие Византийцев о войне с Уграми Симеона Болгарского истолковали в смысле первого пришествия Черных Угров. А между тем истори­ография наша принимала на веру эту хронологию и пыталась согласить ее с событиями!

 

хазарской дани у Радимичей, Северян и Вятичей, если принять в расчет географическое их положение. Но воп­рос несколько изменяется, если названия двух последних племен примем в более обширном значении, нежели ка­кое они имеют у наших летописцев. Известно, что наша Севера есть то же, что Сервы или Сербы, имя, когда-то бывшее не видовым, а родовым названием для значитель­ной части Славянских племен. Точно так же и название Вятичи есть только видоизменение другого родового име­ни, то есть, Антов или Вантов, Вятов (Венетов). А «безчисленныя» племена Антов, как замечает Прокопий, со­прикасались своими жилищами на юге с таврическими и кубанскими Гуннами, то есть, Болгарами¹.

¹Что касается до Северян, то довольно трудно провести грани­цу между этой славянской ветвью и Гуннами Савирами. Византий­ские писатели, причисляющие Савиров к Гуннам, суть преимуще­ственно те же самые, которые Гуннами называют и славянских Болгар, то есть Прокопий, Агафий и Менандр. Иорнанд также относит к Гуннам Савиров или Авиров наряду с азовскими Болга­рами. Прокопий говорит, что «Савиры, народ гуннский, обитают около Кавказа», что они «очень многочисленны, чрезвычайно во­инственны и разделены на многия княжества». Агафий также отзывается о них, как о народе весьма многочисленном и очень опытном в войне и грабежах. По его известию, в 556 г. в римском войске, защищавшем закавказские владения от Персов, участвова­ло около 2000 тяжело вооруженных Савиров под начальством трех знаменитейших вождей, Балмаха, Кутилгиза и Илигера. А эти имена едва ли могут быть признаны за угро-финские, особенно последнее: оно весьма близко отзывается древне-русским Елг (Олег), латинским— Ольгерд и болгарским— Вульгер (который встречается в том же VI веке как предводитель Болгар, вторгшихся в Мизию. См. у Феофана и Анастасия). По известию Феофана, у Савиров кавказских была княгиня Боарис или Боарикс, которая наследует своему мужу Балаху, является также союзницей импе­ратора Юстиниана I в его войнах с Персами и сама предводитель­ствует войском. Имя ее, по всей вероятности, одного корня с славяно-русским Борис или Богорис. Не забудем при этом, что Кавказские края в древности почитались родиной Амазонок. На­звание Савиры или Савары слышится также в древнем названии Савароматы или Савроматы; а этот народ был известен своими воинственными женщинами, и по мнению древних, вел происхож­дение от Скифов, сочетавшихся с Амазонками.

Вообще, трудно найти где-либо более сбивчивую и запутанную массу народных имен сравнительно с именами тех народов, кото­рые вышли из стран Прикавказских. Как под именем Савиров могут скрываться наши Северяне, так и имя Алан когда-то распро-

Вообще, Славянские племена в те времена далеко рас­пространялись на юго-восток, до самого Кавказа и ниж­ней Волги. Только в течение длинного ряда веков много­кратным наплывом турецких кочевых орд, начиная с Турко-Хазар и кончая Татарами, юго-восточные ветви Славян были отторгнуты от своих соплеменников и впоследствии утратили свою народность. Но в эпоху, о которой идет речь, часть этих Славян входили в пределы Хазарского государства. О том в особенности свидетельствуют арабс­кие известия. В этих известиях Дон и Волга нередко встречаются под именем «Славянской реки». Баладури, писатель IX века, говорит, что арабский полководец Мерван, во время набега на Хазарию, взял в плен 20000 Сла­вян, которых поселил за Кавказом; а такая цифра ясно указывает на присутствие многочисленного славянского населения в пределах Хазарского государства. Масуди пря­мо говорит, что некоторые племена язычников, обитаю­щих в земле хазарского царя, суть Славяне и Руссы, что из них набираются отряды в его войско и что они населяют целую часть его столичного города Итиля.

VI