Доказательства этнографические

IV

Неверное мнение о характере Славян

И превращении Болгар. Соседство с Уграми.

Сила славянского движения

 

Откуда на Балканском полуострове явилось такое сплошное и многочисленное Славянское население?

По некоторым признакам нет сомнения, что Сармато-Славянская стихия существовала там издревле рядом с Кельтической и Германской; но до так наз. эпохи Велико­го переселения народов эта стихия была довольно слаба. Все почти согласны в том, что сильный прилив Славян из-за Дуная совершился в V веке; особенно он увеличил­ся после падения Гуннской державы и удаления Ост-Готов в Италию. Но каким образом совершилось это переселение Славян за Дунай? Шафарик, постоянно про­поведующий о необыкновенно мирном и кротком харак­тере Славянского племени, говорит следующее: «Славя­не, ища новых жилищ, никогда не приходили в Мизию, и окрестныя земли разом, с шумом и громом, напротив отдельными частями, тихо, и поселялись в них с позволе­ния и ведома Греческого правительства. Такое мирное и

продолжительное переселение земледельческого народа не могло обратить на себя внимания Греческих истори­ков, гонявшихся только за звуком оружия и количеством крови, пролитой на поле сражения, а потому и не нахо­дим ничего в их творениях об этом поселении». (Слав. Древ. т. II. кн. I.)

Замечательно, что подобная характеристика мирного переселения нисколько не мешает тому же писателю изображать целый ряд славянских вторжений в пределы Византийской империи. А византийские историки, на которых он ссылается, нисколько не молчат о том, что эти вторжения сопровождались всякого рода жестокостями, совершенно не соответствующим понятию о ка­ком-то кротком, миролюбивом настроении Славянского племени. Например, Прокопий в своей «Готской войне» рассказывает, как при одном вторжении во Фракию, в 550 г., Славяне сожгли живым римского военачальника Азвада, предварительно вырезав у него ремни из спины. (Это вырезывание ремней, судя по нашим сказам, было одним из приемов у Славян). Вообще жалобы византийс­ких писателей на жестокости, совершаемые Славянами, вполне сходны с их рассказами о неистовствах, которые впоследствии производили Руссы при своих нападениях на Византию, например в 865 и 941 гг. По словам Прокопия, нападения Славян производились почти ежегодно. Нападения эти совершались, во-первых, Славянами уже жившими на Балканском полуострове, а во-вторых, теми, которые приходили с северной стороны Дуная. После­дние нередко селились в Мизии, Иллирии и Фракии подле своих одноплеменников; а византийское прави­тельство поневоле потом уступало им занятые земли с обычным обязательством доставлять вспомогательные дружины. Следовательно, поселение Славян в пределах Византийской империи происходило совсем не тихо и незаметно для истории; напротив, оно совершалось при громе оружия и сопровождалось большим кровопролити­ем; о чем, повторяю, нисколько не думают умалчивать византийские историки. В этом заселении Балканского полуострова Славянами бесспорно главная роль принад­лежала Болгарам; движение их за Дунай началось со

второй половины V века; а во второй половине VII оно завершилось окончательным их утверждением в Мизии, значительной части Фракии и Македонии¹.

В половине IX века Болгарский народ принял христи­анство, а вместе с тем и Священное Писание на Славян­ском языке. Ясно, что в это время он был народом уже Славянским. А так как его тесное сожительство с Славя­нами считают со времени поселения за Дунаем, т. е. со второй половины VII века, то выходит, что он ославянил-ся в течение полутораста лет. Венелин очень метко ука­зал на эту самую слабую сторону Тунмано-Энгелевой теории: такое скорое и полное превращение могуще­ственного племени завоевателей в народность покорен­ных, и при том народность совершенно чуждую, ни с чем несообразно, и не находит в истории никакой аналогии. Мы снова удивляемся, каким образом глубокомысленный Шафарик не остановил своего внимания над этим важ­ным пунктом и ограничился только следующим замеча­нием: «Здесь, во многих отношениях, представляется нам такое же явление, какое, спустя около двухсот лет, повто­рилось на Руси, когда к тамошним Славянам пришли Варяги. Предводители воинственных полчищ, правда не­многочисленных, но храбрых и искусных в военном деле, вторглись в земли миролюбивых Славян, занимавшихся земледелием и сельским хозяйством, присвоили себе над ними верховную власть и, поселясь среди их, так полю­били выгоды образованной гражданской жизни, что в короткое время породнились с новыми своими поддан­ными, приняли их язык, нравы, образ жизни и даже вместе с ними самое христианство, совершенно перерод­нились и сделались из Уральской Чуди Подгремскими Славянами» (ibid. 266). Мы видим, что незабвенный автор Славянских Древностей превращению Финских Болгар в Славян находит аналогию в таком же или еще более

¹Примеры постепенного водворения Славян за Дунаем см. в Заселении Балкан, полуострова Славянами Дринова. Только жаль, что г. Дринов при этом упустил из виду главную массу Славянско­го населения, т. е. Болгар, и, положась иа мнения Шафарика и других авторитетов, не подверг анализу Доказательства Тюрко-Финской теории.

 

быстром превращении Скандинавской Руси тоже в Сла­вян. После исследований, посвященных нами происхож­дению Руси, мы считаем себя вправе сказать, что озна­ченное сравнение не может иметь места. Никакой дру­гой, несомненно исторической, аналогии Тюрко-Финская теория нам не представила. Замечательно, что наш норманизм в свою очередь быстрому перерождению Руси в Славян находит аналогию в таком же перерождении Бол­гар. Таким образом обе эти мнимые теории опираются одна на другую¹.

Перекрещение или смешение разных народностей, порождающее новые типы, новые национальности, а также переход одного народа в другой совершаются по таким же неизменно действующим законам, как и все другое в мире; скачков, отступлений, идиллических ис­ключений тут не бывает и не может быть. Дунайские Болгаре являются перед нами не каким-либо смешан­ным, переходным типом, а цельным Славянским наро­дом; если были посторонние примеси, то они давно уже переработаны сильною, господствующей стихией, и ос­тавили только некоторые следы. А если принять озна­ченную теорию, то мы, наоборот, имели бы перед со­бою быстрый переход сильного, господствующего наро­да в другой, более слабый и притом подчиненный — явление совершенно противоречащее историческим за­конам. История как бы нарочно поместила рядом с Бол­гарами иные народы, чтобы свидетельствовать о невоз­можности подобных переходов. Вот уже около 1000 лет

 

¹Тот же идиллический взгляд на совершенное подчинение завоевателей влиянию покоренной народности разделял и много­уважаемый, слишком рано похищенный смертью, Гильфердинг. «Много орд, — говорит он, — в течение веков бросалось от Ураль­ских гор или из Средней Азии на земледельцев Славян, и все почти сохраняли, среди мирного, общительного племени Славян­ского, свою дикую, исключительную народность, как-то Авары, Мадьяры, Печенеги, Половцы, Татары, Турки и столько других: отрадное между ними исключение представляют те степенные пришельцы, которые, когда и превосходили Славян силою ору­жия, склонялись перед их духовною силою и роднились с ними, делались их защитниками и братьями. Таковы были Гунны, столь ненавистные Германцам; таковыми оказались и Болгаре». Соч. Гильферд. (I. 26).

 

как орда Угров поселилась посреди Славян; однако они не только не ославянились, а, напротив, благополучно продвигают вперед мадьяризацию наших соплеменни­ков. Европейские Турки более 400 лет живут посреди Славян и Греков и доселе еще не ославянились и не огречились, Румыны почти со всех сторон были окру­жены Славянами; в течение нескольких столетий они жили общею политическою и религиозною жизнью с Славянскими Болгарами, имели церковно-славянскую письменность и все-таки не превратились в Славян. Во­обще Тюрко-Финские племена отнюдь не легко перехо­дят в другие народности; доказательством тому служит северная и восточная полоса Европейской России. Хотя племена эти не только не господствующие (каковыми были Болгаре), а, напротив, представляются лишенны­ми всякой политической самобытности, бедны­ми и слабыми; однако обрусение их совершается весь­ма медленно и постепенно, в течение многих столетий, и никаких исключений из этой постепенности мы не видим.

Если обратимся к Болгарам и поищем каких-либо особых условий, которые могли бы благоприятствовать их быстрому превращению в Славян, то никаких подоб­ных условий мы не найдем. Сторонники Тюрко-Финской теории указывали на одно только смягчающее об­стоятельство: малочисленность Болгар, покоривших Мизию, ибо они составляли одну пятую часть Кувратовой орды; притом они будто бы были отдалены от соплемен­ных им Финских народов¹. Но эта малочисленность, ко­торую уже предполагал Шафарик, принадлежит к оче­видным натяжкам, и деление Кувратовой орды на пять равных частей есть не более как гипотеза. Мы видели, что вообще рассказ об этом делении имеет чисто леген­дарный характер. Весь ход Болгарского движения, на­против, указывает, что главная масса Болгар сосредото­чилась на Дунае; причем значительная часть этой массы поселилась в Мизии, отчасти покорив живших там Сла­вян, отчасти отодвинув их далее на юг и запад. По всем

 

¹ См. Черткова «О переводе Манасиинской летописи» (стр. 64) и Сочинения Гильфердинга (I. 26).

 

признакам здесь было многочисленное и сплошное Бол­гарское население.

Далее, если бы Дунайские Болгаре были Финнами, то нет никакого повода говорить об их отдаленности от родственных им народов. Не надобно, во-первых, упус­кать из виду, что они нисколько не находились в изоли­рованном положении по отношению к другим ветвям своего племени. Значительная их часть еще оставалась на северной стороне Дуная, в Дакии; кроме того, по смыслу сказания о разделе сыновей Куврата выходит, что к части Аспаруха с северо-восточной стороны, т. е. со стороны Днепра и Азовского моря, примыкал удел второго брата, а с северо-западной удел четвертого. Пос­ледний удел, т. е. Болгаре Паннонские, поселившиеся на р. Тиссе, не только не теряли связи с Нижне-дунайскими Болгарами; но потом, когда было разрушено Аварс­кое царство, они воссоединились с своими соплеменни­ками. Если Болгаре принадлежали к Тюрко-Финской се­мье, то их народность нашла бы могущественную под­держку и в самом народе Аварском, который также историография причисляла доселе к Тюрко-Финским племенам. Болгаре некоторое время находились под игом Авар; но и после освобождения от этого ига они долгое время жили в соседстве с Аварами на Дунае. Однако эти два народа не только не могли слиться, но, напротив, мы видим между ними ожесточенную борьбу; эта борьба прекратилась только с конечным разрушени­ем Аварского царства, которое было уничтожено соеди­ненными усилиями Франков и Болгар в начале IX века. Болгаре «в конец истребили Авар» — замечает один ви­зантийский писатель (Свида). Мы не думаем, чтобы это известие можно принимать буквально. По всей вероят­ности, далеко не все Авары были истреблены, и может быть, они впоследствии помогли Уграм завоевать Паннонских Славян.

А Угры, разве они далеко жили от Болгар? Нисколько. Они были их соседями с незапамятных времен еще в степях Южной России, откуда постепенно подвигались на запад; уже в первой половине IX века, по византийс­ким известиям, мы находим Угров соседями Болгар на

Нижнем Дунае. Если бы Болгаре были сами Угорское, т. е Финское, племя, то их народность должна была получить сильную поддержку и со стороны Угров. Принимая в расчет Болгар, оставшихся по ту и по другую сторону Азовского моря и близкие к ним племена Поволжских Финнов, мы получили бы почти непрерывное Финское население на огромном пространстве от Уральских до Балканских гор. Как же при таких условиях Дунайские Болгаре могли обратиться в Славян? Наоборот, тогда бы всем Южнорусским и Дунайским Славянам грозила опас­ность обратиться в Финнов. Но в том-то и дело, что этот ряд Угорских народов был нарушен великим Болгарским племенем. По отношению к настоящим Уграм мы не только не находим со стороны Болгар какого-либо род­ственного влечения, а напротив, видим ту же племенную ненависть, как и в отношении Авар.

Наконец возьмем собственных Гуннов, т. е. Гуннов Аттилы. Напрасно было бы думать, что после падения его державы эти Гунны были все истреблены или ушли опять на восток. Напротив, часть их уцелела в Дакии и Паннонии. А другая часть, по словам Иорнанда, с сыно­вьями Аттилы удалилась на берега Понта в места, где некогда обитали Готы. Кроме того, небольшое количе­ство Гуннов вместе с Сарматами (т. е. Сербами) основа­лось вИллирике. Далее, младший сын Аттилы Эрнак поселился с своими Гуннами на краю Малой Скифии (в Добрудже), рядом с Аланами, которыми начальствовал царь Кондак. (Эти Алане были увлечены Гуннами из Задонских степей.) Двоюродные братья Эрнака, Эмнедзар и Узиндур, заняли соседнюю часть Береговой Дакии, откуда гуннские князья Уто и Искальм с своим народом перешли далее на юг: «потомки этих Гуннов — прибав­ляет Иорнанд— называются Сакромонтизии и Фозатизии» (cap. L.)¹.

¹ Менандр под 573 г. говорит, что на аварское посольство, возвращавшееся из Византии, напали «так называемые Скамары» и разграбили его. Феофан под 764 г. также упоминает о болгарс­ких разбойниках, «называемых Скамарами». О тех же разбойни­ках Скамарах говорит Эвгипий в житии Северина. (См. Mem. Pop. II. 526). Упомянутые выше Иорнандовы Сакромонтизии, по всей

 

Следовательно, вот сколько гуннских элементов име­ли Болгаре вокруг себя, и, если бы Гунны и Болгаре были равно Туранцы, то, конечно, коренная Болгарская народ­ность нашла бы обильную пищу для своего сохранения и дальнейшего развития. А между тем, наоборот, Болгаре мало-помалу ославянили почти всю восточную половину Балканского полуострова.

Итак, если допустить предположение, что Болгаре были соплеменниками Угров, то быстрое и коренное пре­вращение их в Славян явилось бы событием не только чрезвычайным, но и просто ни с чем не сообразным. А потому мы смело можем утверждать, что Болгаре, при­шедшие на Дунай, не могли быть не чем иным, как Славянами. Это положение только и может объяснить нам, почему вслед за окончательным поселением Болгар в Мизии мы видим усиленное славянское движение по­чти по всему Балканскому полуострову. Славянизация в VIII веке сделала такие успехи даже в южных частях полуострова, что Константин Багрянородный замечает: «ославянилась (esulabwuh) и оварварилась целая страна в то время, когда мировая язва свирепствовала во всей вселенной, а скипетр римский был в руках Константина Копронима» (De thematibus occidentis). Каким образом могла происходить такая славянизация уже в VIII веке, если бы сильное и господствующее над Славянами племя было чуждо им, финского или турецкого происхожде­ния? Откуда бы вдруг взяли силы некоторые довольно слабые славянские народы, прозябавшие дотоле на почве империи? Да и вообще славянский элемент начал громко заявлять о своем существовании на полуострове только с появления на нем Болгар, т. е. с V века. Теория, толкую­щая о том, что Дунайские Славяне по своему мирному характеру даже не были способны ни к каким заявлени­ям, а ждали для этого предводителей, которые пришли к ним в виде чуждого и совершенно несимпатичного для

 

-----------------------------------

вероятности, суть не что иное, как переиначенное название Скароманты или Скамары. Мы (вслед за Шафариком) сближаем с этим названием славянское слово скамрах или скоморох. Это одно из многих народных имен, обратившихся в бранное или насмеш­ливое нарицательное имя.

 

них Угорского племени (как Славяне Русские ждали при­хода Варягов, чтобы заявить миру о своем существова­нии) — эта теория совершенно произвольная, не осно­ванная ни на каких исторических свидетельствах и пря­мо не сообразная с историческим смыслом. Очевидно, пришествие Болгар подкрепило славянский элемент на Балканском полуострове и сообщило славянскому движе­нию такую силу, что Византийская империя должна была напрячь все средства своей высшей гражданственности, чтобы положить преграду этому движению. Благодаря превосходству своей организации, ей удалось не только остановить его, но впоследствии произвести движение обратное, т. е. потрясти, ослабить Болгарское государство и снова огречить многие местности, сделавшиеся почти славянскими¹.

V