Проблема генезиса суицидального поведения

 

Мировая суицидологическая мысль имеет давнюю историю. Ниже удастся проследить лишь некоторые, наиболее значимые направления и тенденции.

Сложность, многогранность феномена самоубийства, а также нередкое смешение индивидуального и социального уровней суицидальных проявлений обусловливает разнообразие подходов к их объяснению.

Биологическое направление исходит из инстинктивной природы самоуничтожения (S. Pepper, 1942), эволюционного характера самоубийства как «приспособительного» механизма освобождения от неполноценных, болезненных особей (Н. Murray, 1953), элемента естественного отбора (R. Dawkins, 1976). Или же – результата биохимической депрессии (G. Murphy, A. Beck, F. Goodwin). Близки биологическому антропологические или «конституциональные» воззрения, усматривающие основу суицидального поведения в конституциональных или же характерологических особенностях индивида (Е. Kretchmer, W. H. Sheldon и др.).

Психологическое направление. «Отцом» психологического подхода к проблеме считается 3. Фрейд с его концепцией «влечения к смерти», присущего человеку. К. Menniger в книге «Man Against Himself» («Человек против себя», 1938) конкретизирует влечение к смерти как желание убить, желание быть убитым и желание умереть. С точки зрения G. Zilboorg (1937), каждый суицидальный акт выражает не только бессознательную враждебность, но также необычайный дефицит способности любить других. R. Litman (конец 60-х – начало 70-х гг.), исследуя развитие фрейдизма в суицидологическом аспекте, подчеркивает понимание суицида как враждебности, а также называет наиболее значимые эмоциональные состояния как специфические, преддиспозиционные условия самоубийства: гнев, чувство вины, тревога, зависимость. К психологическому направлению относятся труды Е. Shneidman и ряда других исследователей. Вообще, это направление очень развито в мировой суицидо-логии, что неудивительно, если рассматривать преимущественно индивидуальный поведенческий уровень.

Социологическое направление. Как уже отмечалось, классическим является социологический анализ самоубийств, предпринятый Э. Дюркгеймом (1897). В ранее упоминавшейся книге он на обширном статистическом материале показывает закономерный и устойчивый характер самоубийств в конкретных странах (Франции, Англии, Германии, Бельгии, Дании и др.). Ученый не отрицает роли психологических, психопатических, генетических (наследственность) и космических факторов в генезисе суицидального поведения, но только – на уровне индивидов. В масштабах социума действуют социальные закономерности: количество и уровень самоубийств зависит от степени сплоченности, интегрированности общества; распределение самоубийств неравномерно, но закономерно в различных социальных группах; количество, уровень и динамика самоубийств коррелирует с иными социальными процессами – числом несчастных браков, разорений, банкротств, преступлений и т. п.; сезонность самоубийств так или иначе совпадает с сезонными колебаниями иных социальных процессов; эгоизм, альтруизм, аномия, фатализм, положенные Э. Дюркгеймом в основу классификации самоубийств, также обусловлены социальными факторами; состояние суицида существенно зависит от экономических кризисов, «брачной аномии», конфессиональной принадлежности, службы в армии, политических кризисов и т. п. Каждое выдвинутое положение Э. Дюркгейм подтверждает статистическими или исследовательскими данными. Многие выявленные им закономерности отчетливо проявляются и в сегодняшних реалиях.

Ученик Э. Дюркгейма – М. Халъбвакс (1930) попытался дополнить «чисто социологическую» концепцию учителя психологическими факторами, оставаясь при этом в русле социологического направления. В частности, М. Хальбвакс связывал повышение уровня самоубийств с усложнением общества (так, в сельской местности уровень самоубийств ниже, чем в городах).

R. Cavan (1928) сосредоточивает внимание на социальной дезорганизации, высокой социальной мобильности, сложности общества в генезисе суицидального поведения. R. Cavan видит различия в «институционализированном» самоубийстве примитивных и современных восточных обществ и «индивидуализированном» самоубийстве в Европе и США. Индивидуализированный суицид объясняется дезорганизацией сообщества или же личной жизни индивида.

A. Henry и J. Short (1954) рассматривают убийство и самоубийство как формы агрессии на почве фрустрации*. Это очень перспективная идея (на связь убийств и самоубийств указывали К. Маркс, Э. Дюркгейм), развиваемая и западной**, и отечественной (А. Амбрумова, Я. Гилинский и др.) суицидологией. В свою очередь фрустрация порождается относительно низким социальным (экономическим) статусом и/или его падением. Направленность агрессии на других (убийство) или на себя (самоубийство) зависит от социальной или психологической «сдержанности», «обузданности» (rеstraint). Если психологическая сдержанность (самообладание) присутствует в форме внутреннего контроля, строгого Супер-Эго (вспомним теорию З. Фрейда) или интернализации (восприятия, усвоения) жестких родительских требований и дисциплины, то агрессия проявляется в росте самоубийств. Если социальное сдерживание существует в форме внешнего социального контроля – самоубийства сокращаются. Высокий уровень самоубийств предполагает слабое внешнее удержание и строгое внутреннее сдерживание (самоконтроль). Высокий уровень убийств наличествует при слабом внутреннем, но сильном внешнем удержании.

* Henry A., Short J. Suicide and Homicide. Glencoe (III.). Free Press, 1954.

** Holinger P., et al. Suicide and Homicide among Adolescents. NY-L: The Guilford Press, 1994.

J. Douglas (1967) выступает непримиримым критиком Э. Дюркгейма, да и А. Генри и Дж. Шорта*. Во-первых, по Дж. Дугласу, Э. Дюркгейм отступает от провозглашенного им принципа руководствоваться только наблюдаемыми факторами и переходит нередко на позиции субъективной интерпретации (так, например, объясняя высокий уровень образования и низкий уровень самоубийств у евреев в отличие от высокого уровня образования и самоубийств у протестантов, Э. Дюркгейм достаточно произвольно утверждает роль особого значения образования для евреев). Во-вторых, Дж. Дуглас резко критикует основу дюркгеймского анализа – официальные статистические данные, подробно разбирая их недостоверность, искаженность.

* Douglas J. В. The Social Meanings of Suicide. Princeton University Press, 1967.

 

R. Maris (1969, 1981) при объяснении уровня суицидального поведения придает значение внешнему принуждению, давлению (external constraint), которое у него выступает неким эквивалентом интеграции Э. Дюркгейма. Недостаток внешнего давления приводит к аномии и эгоизму. Чем меньше давление, тем выше уровень суицида. R. Maris вводит в научный оборот понятие «суицидальная карьера», которой, в частности, объясняет фаталистический суицид.

На значительном эмпирическом материале (интервью 400 родственников, друзей суицидента и 64 покушавшихся на свою жизнь) R. Maris пытается построить «путь к суициду» (pathways to suicide)*. При этом выявляет восемь значимых ключевых «узлов» в «суицидальной карьере»: 1) возраст, пол и развивающийся застой – stagnation; 2) ранняя травма; 3) изоляция, негативное взаимодействие и сексуальные отклонения; 4) служебная карьера; 5) алкоголь, наркотики и соматические заболевания; 6) депрессия и беспомощность; 7) религиозный фактор; 8) летальность метода. R. Maris представляет пятнадцать различных моделей «пути к суициду». Он уверен, что системная теория суицида должна включать четыре широких компонента: личностный, социальный контекст, биологические факторы и «временные», включая «суицидальную карьеру». Факторный анализ, проделанный R. Maris, позволил ему довести исследование до уровня моделирования суицидального поведения.

* Maris R., Lazerwitz B. Pathways to Suicide: A Survey of Self-Destructive Behaviors. The Johns Hopkins University Press, 1981.

 

Gibbs и Martin (50-80-е гг.) обосновали «статус интеграции» как эмпирически измеряемый показатель социальной интеграции. При этом «уровень самоубийств в популяции обратно коррелирует со степенью статуса интеграции в популяции.

Помимо собственно «суицидологических» социологических теорий нельзя не вспомнить более общую теорию аномии и дезорганизации Р. Мертона, а также его Strain Theory, о которых шла речь выше, в ч. П.

Наконец, приведем в качестве примера позицию одного из европейских современных исследователей по вопросу о факторах, определяющих механизм (генезис) индивидуального суицидального поведения. С точки зрения I. Mäkinen, существуют следующие группы суицидогенных факторов:

– психологические (мозговые дисфункции, соматические заболевания, фрустрация, депрессия, безнадежность, неврозы, шизофрения, алкоголизм, наркомания и т. п.);

– экологические (включая географические, климатические, погодные и т. п.);

– экономические (безработица, экономическая нестабильность и др.);

– социальные (модернизация, социальная дезорганизация, индустриализация, урбанизация и т. п.);

– культурологические, включая религиозные (превалирующие ценности, mass media, «национальный характер», традиции и др.)*.

* Mäkinen I. H. On Suicide in European Countries: Some Theoretical, Legal and Historical Views on Suicide Mortality and Its Concomitants. Stockholm: Almquista. Wiksell International, 1997. P. 21-23.

 

Подведем некоторые итоги. Основные факторы, воздействующие на объем, уровень, динамику самоубийств те же, что и в отношении других проявлений девиантности. Но, во-первых, для каждого ее вида характерны и некоторые «свои», специфические «причины» (факторы). Во-вторых, следует четко различать два уровня этого феномена: индивидуальный поведенческий акт, имеющий сложный комплекс «причин» – психологических, физиологических, социальных, и социальное явление, в генезисе которого не менее сложный комплекс «причин» – экономических, социальных, политических, культурологических.

В суицидологии имеется множество теорий, концепций, каждая из которых претендует на «правильность» объяснения причины (причин) суицидального поведения. Большинство этих теорий имеют свое «рациональное зерно», верно ухватывают те или иные факторы, влияющие как на решение конкретного индивида, так и на состояние и динамику самоубийств в масштабах общества. Однако вряд ли хотя бы одна из теорий свободна от «слабых мест» и «белых пятен». Наглядный тому пример – хорошо разработанная социологическая теория Э. Дюркгейма и ее «разгромная» критика со стороны Дж. Дугласа*.

* Douglas J. В. The Social Meanings of Suicide. Princeton University Press, 1967.

 

Поэтому, не вступая в дискуссию с известными зарубежными и российскими суицидологами, упомянем только два отечественных подхода: один – объясняющий преимущественно индивидуальное суицидальное поведение (А. Г. Амбрумова), другой – пытающийся объяснить суицид как социальный феномен (Я. И. Гилинский).

Согласно концепции социально-психологической дезадаптации А. Г. Амбрумовой, «суицидальное поведение есть следствие социально-психологической дезадаптации личности в условиях переживаемого микросоциального конфликта»*. При этом дезадаптация в широком смысле слова означает различную степень несоответствия организма и среды. Социально-психологическая дезадаптация может проявляться в разной степени и в различных формах: «лимитирующей» (непатологической) и «трансформирующей» (патологической), каждая из которых может быть парциальной (частичной) и тотальной (всеобщей).

* Актуальные проблемы суицидологии. М., 1978. С. 12.

 

Социально-психологическая дезадаптация – лишь одно из условий возможного суицидального акта – предиспозиция. Для перехода к реальному суициду необходимо наличие переживаемого индивидом конфликта. Последний понимается весьма широко – от реального межличностного конфликта до субъективных переживаний по поводу реальных или мнимых опасностей.

Кроме того, в литературе придается значение и культурологическому фактору – насколько данная культура предполагает или же отрицает суицид как возможный «выход из безвыходного положения».

Что касается суицида как социального явления, то невозможно говорить о «причинах» самоубийства и только самоубийства. Самоубийство («самоубийственность» как феномен, по аналогии с «преступностью» в отличие от индивидуального акта – «преступления») представляется лишь одним из проявлений девиантности социума. Необходимо сразу же подчеркнуть, что понятие «девиант-ность» не должно нести аксиологическую негативную нагрузку. Поэтому, «обзывая» самоубийство разновидностью девиаций, мы меньше всего «оцениваем» суицидальное поведение как нечто негативное, порочное, патологическое. Наше личное отношение к суициду и суицидентам – понимание, сочувствие, а нередко и уважение. Вместе с тем, самоубийство – «отклонение», поскольку не соответствует общепринятым социальным нормам, противоречит им, да и инстинкту самосохранения.

Основные факторы, способствующие суициду, – те же, что лежат в основе девиантности (социально-экономическое неравенство, противоречие между наличными потребностями и возможностями их удовлетворения, исключенность, а применительно к индивидуальному поведенческому акту – смыслоутрата и т. п.).

Поскольку суицидальное поведение – разновидность ретретиз-ма, постольку для его объяснений подходит и концепция «двойной неудачи» Р. Мертона.

При этом дифференцирующее значение при «разведении» различных форм девиантного поведения играют и психологические (социально-психологические) факторы. Выше упоминалась фраза Ч. Павезе, добровольно ушедшего из жизни, – «самоубийцы – робкие убийцы». Иначе говоря, причины решения вопроса о способе «разрешения» конфликтности жизненной ситуации – убить другого или себя, украсть или заработать, активизировать трудовую деятельность или забыться посредством алкоголя или наркотиков, зависят от характерологических (а также от интеллектуальных, эмоциональных и прочих психологических) свойств личности. Эмпирическим подтверждением нашего предположения служат результаты сравнительного психологического обследования лиц, совершивших насильственные преступления, и суицидентов (по 160 человек каждой группы), проведенного в Москве под руководством профессоров А. Г. Амбрумовой и А. Р. Ратинова. Было установлено, что:

– уровень самооценки остался низким и заниженным у суицидентов, высоким и завышенным у насильственных преступников;

– высокая потребность в самореализации – у суицидентов, сниженная – у преступников;

– искренность взаимоотношений, эмпатия (сопереживание, понимание другого) – у суицидентов, равнодушие, холодность, враждебность – у преступников;

– трудность волевых усилий – у суицидентов, легкость и успешность волевых усилий – у преступников;

– снижение уровня оптимизма в тех же ситуациях – у суицидентов, повышение уровня оптимизма в стрессовых ситуациях – у преступников;

– тенденция к самообвинению – у суицидентов, тенденция к самооправданию – у преступников;

– аутоагрессия – у суицидентов, гетероактивность как постоянная форма проявления личностных установок – у преступников;

– преобладание высокого уровня тревожности у суицидентов, низкого – у преступников и т. п.

Общий вывод: «Тип девиации (насильственное или суицидальное поведение) определяется психологическим складом личности, свойственным каждому представителю изученных популяции»*.

* Амбрумова А. Г., Ратинов А. Р. Мультидисциплинарное исследование агрессивного и аутоагрессивного типа личности // Комплексные исследования в суицидологии. М., 1986. С. 43.

 

О влиянии отдельных экономических (экономические кризисы, безработица), политических (война), социальных, культурологических и иных факторов на состояние и динамику суицидального поведения частично уже говорилось.