Самоубийство как социальное явление

 

Самоубийство – весьма сложный, многоаспектный (философский, социальный, психологический, нравственный, юридический, религиозный, культурный, медицинский и проч.) междисциплинарный феномен.

Лишение себя жизни психически здоровым человеком (а таких, вопреки довольно распространенному мнению, – большинство) в конечном счете есть следствие отсутствия или утраты смысла жизни, результат «экзистенциального вакуума»*. А ведь смысл жизни – философская, мировоззренческая проблема. Не удивительно, что тема самоубийства звучала в работах Пифагора, Платона, Аристотеля, Сократа, Сенеки, М. Монтеня, Р. Декарта, Б. Спинозы, Ф. Вольтера, Ш. Монтескье, Ж.-Ж. Руссо, Д. Юма, И. Канта, А. Шопенгауэра, Ф. Ницше. Но особое место самоубийство заняло в творчестве экзистенциалистов – С. Кьеркегора, К. Ясперса (который, кстати, заметил: «Больной человек идет к врачу, здоровый – кончает самоубийством». Этот парадокс был направлен против сторонников объяснения суицидального поведения психическими заболеваниями), А. Камю, Ж.-П. Сартра, М. Хайдеггера. А. Камю писал: «Вопрос о смысле жизни я считаю самым неотложным из всех вопросов», а потому «есть лишь одна по-настоящему серьезная философская проблема – проблема самоубийства. Решить, стоит или не стоит жизнь того, чтобы ее прожить, – значит ответить на фундаментальный вопрос философии»**.

* Франкл В. Человек в поисках смысла. М., 1990. С. 26-33.

** Камю А. Миф о Сизифе // Камю А. Бунтующий человек. М., 1990. С. 24-25.

 

Мотивация суицидальных актов, их ближайшая непосредственная причина – это проблемы, прежде всего, психологические и социально-психологические. Генезис же самоубийства как социального явления, подчиняющегося определенным закономерностям, – предмет социологии.

Самоубийства в разных обществах и в разное время приобретали различную религиозную, нравственную и правовую оценку: от безусловного религиозного (у католиков, мусульман) и правового запрета (в дореволюционной России была предусмотрена уголовная ответственность за покушение на самоубийство) до ритуальных, социально одобряемых или же обязательных самоубийств (сати, сэп-пуку – харакири и т. п.). Фома Аквинский, признаваемый святым, подчеркивал, что самоубийство является смертным грехом, попыткой узурпировать власть бога над жизнью и смертью. Иную позицию занимал Ж.-Ж. Руссо, утверждая естественную природу человека и перенося «греховность», «виновность» с человека на общество, которое делает человека, доброго по своей натуре, злым.

Суицидальное поведение является неотъемлемой составляющей культуры как способа существования общественного человека. Культура аккумулирует все социально значимые формы человеческой жизнедеятельности. При этом каждая культура «оформляет» («конструирует»!) виды деятельности, включенные в нее. Так, мы можем говорить о суициде в буддистской, индуистской, исламской, древнегреческой, древнеримской, христианской, западноевропейскои, североамериканской и иных культурах*.

* Retterstol N. Ibid. P. 10-21.

 

Самоубийства служат вечной темой искусства (достаточно вспомнить «Новую Элоизу» Ж.-Ж. Руссо, «Страдания молодого Вертера» Гете, вызвавшие «эпидемию» самоубийств в Западной Европе, «Бедную Лизу» Н. Карамзина с теми же последствиями в России или же «Отель "Танатос"» А. Моруа). Суицидальное поведение может явиться следствием соматических и психических заболеваний, становясь предметом медицины, психиатрии.

Для социологии и истории творчества небезразличен анализ относительной распространенности суицидального поведения среди творческих личностей – писателей, поэтов, ученых, художников (классические примеры: физики Л. Больцман, П. Эренфест; поэты К. Библ, С. Есенин, Г. Клейст, В. Маяковский, М. Цветаева, писатели Р. Акутагава, Л. Андреев, И. Бахман, В. Вульф, В. Гаршин, Я. Кавабата, Дж. Лондон, К. Манн, Ч. Павезе, Н.Успенский, А. Фадеев, Э. Хемингуэй, С. Цвейг; философы Ф. Майнлендер, О. Вайнингер, П. Лафарг, Лукреций, художник В. Ван Гог, кинорежиссер А. Курасава и многие другие). Не удивительно, что и суицидологическая литература уделяет немало внимания анализу суицидального поведения творцов*.

* Cutter F. Art and the Wish to Die. Chicago: Nelson-Hall, 1983; Lester D. Understanding Suicide. Ibid; Lester D. Suicide in Creative Women. Nova Science Publishers, Inc., 1993; Лаврин А. Хроника Харона: Энциклопедия смерти. М., 1993; Чхартишвили Г. Писатель и самоубийство. М., 1999.

 

Каждый индивидуальный суицидальный акт имеет свои истоки, мотивы, может объясняться социально-психологической дезадаптацией личности, депривацией, фрустрацией, психическими отклонениями и т. п.

Однако воспроизводство относительно постоянного, статистически устойчивого для каждого конкретного общества числа добровольных смертей, динамика количества и уровня самоубийств в зависимости от экономических, политических, социальных изменений, неравномерное распределение суицидального поведения среди различных социально-демографических групп населения свидетельствуют о социальной природе этого феномена. В мире животных суицидальное поведение либо не наблюдается вовсе, либо ограничивается редкими нетипичными актами, носящими не осознанный, а инстинктивный характер (и уже поэтому не являющимися собственно самоубийствами). Так, можно лишь весьма условно расценивать как «самоубийство» самопожертвование самки ради спасения детенышей. Не случайно Ж. П.Сартр усматривал отличие человека от животного в том, что человек может покончить жизнь самоубийством.

Социальная природа самоубийства не вызывала сомнений у Э. Дюргейма, который утверждал, что самоубийства зависят от внешних по отношению к индивиду причин, которые следует искать внутри общества, а число самоубийств можно объяснить только социологически. Труд Э. Дюркгейма «Самоубийство: Социологический этюд» (М., 1994) и посвящен социологическому анализу этого феномена. Как упоминалось, Г. Бокль связывал самоубийства с «состоянием всего общества».

Ниже будут названы некоторые социологические концепции суицида. Здесь же отметим ряд закономерностей, свидетельствующих о социальной природе суицидального поведения как общественного явления, порождения общества, следствия закономерностей и противоречий общественного развития.

Количество и уровень (обычно в расчете на 100 тыс. человек населения) самоубийств, как показал Э. Дюркгейм, находятся в обратной корреляционной зависимости от степени интеграции, сплоченности общества. Поэтому, по Дюркгейму, уровень самоубийств в католических странах ниже, чем в протестантских. И в наши дни наблюдается более низкий уровень самоубийств в католических странах (Италия, 1999 – 7,5; Испания, 1999 – 7,5; Португалия, 1999 – 6,2), чем в протестантских (Австрия, 1999 – 20,7; Дания, 1993 – 22,3; Финляндия, 1999 – 26,3; Чехия, 1993 – 18,6; Швейцария, 1999 – 20,1 и др.)*.

* World Health Statistics. Annual, 1996. World Health Organization, Geneve, 1998; Российская газета, 1999. 4 дек.

 

По той же причине во время войн снижается уровень самоубийств (сплочение общества перед лицом общей опасности, общего врага). Об этом свидетельствует динамика суицида во время войн (Э. Дюркгейм), включая Первую* и Вторую мировую**.

* Гернет М. Н. Избранные произведения. М., 1974.

** Podgorecki A. Patologia zycia spolecznego. Warszawa, 1969.

 

Уровень самоубийств повышается в годы экономических кризисов, депрессий и роста безработицы. Так, на протяжении почти всего XX столетия, уровень самоубийств в США был весьма стабилен: 10-12 на 100 тыс. человек населения. И лишь в годы Великой депрессии этот уровень увеличился до 17,5 (1932).

Как все виды социальных девиаций, самоубийства чутко реагируют на степень социальной и экономической дифференциации населения и темпы ее изменения. Чем выше степень дифференциации, тем выше показатели суицидального поведения. Особенно «самоубийственно» резкое снижение социального статуса («комплекс Короля Лира»). Поэтому относительно высок уровень самоубийств в первые месяцы у солдат срочной службы, среди демобилизованных офицеров, у лиц, взятых под стражу.

Будучи в конечном счете следствием отсутствия или утраты смысла жизни («экзистенциальный вакуум») число самоубийств растет в годы идеологических кризисов, «смены вех». Как писал еще Ф. М. Достоевский, «потеря высшего смысла жизни... несомненно ведет за собою самоубийство»*.

* Достоевский Ф. М. Полное собрание сочинений. Л., 1982. Т. 24. С. 49.

 

На уровень самоубийств влияет историко-культурологический фактор – насколько данная культура предлагает, подсказывает суицидальную модель возможного «решения» кризисной ситуации. Может быть поэтому традиционно высок уровень самоубийств среди жителей стран угрофинской группы (Венгрия, 1995 – 32,9; Финляндия, 1995 – 27,2, 1999 – 26,3; Эстония, 1995 – 40,1; Удмуртия, 1986 – 41,1), а уровень самоубийств у черного населения США значительно ниже, чем у белого, хотя социально-экономические различия заставляют предположить обратное*.

* Akers R. Deviant Behavior: A Social Learning Approach. Belmont, California: Wad-sworth, Inc.,1985. P. 279.

 

В некоторых культурах сложился ритуал добровольного ухода из жизни: японское сэппуку (в западном варианте, а для японцев, с оттенком иронии – харакири), сати индийских вдов и т. д. Наконец, устойчиво одинаковое распределение самоубийств среди различных социально-демографических групп населения также свидетельствует о социальной природе самоубийств*.

* Гернет М. Н. Указ. соч.; Гилинский Я., Румянцева Г. Основные тенденции самоубийств в России: социологический анализ // Петербургская социология. 1997. №1. С. 60-77.

 

Конечно, сказанное не исключает роли других, не социальных факторов. Так, на уровне индивидуального поведения несомненно значение психологических характеристик индивида. Напомним, однако, что речь идет о разных уровнях суицидальных проявлений: индивидуальном поведенческом акте и социальном феномене. Афористическое высказывание В. Леви: «Социум выбирает из психогенофонда»* удачно демонстрирует связь между этими двумя уровнями. Действительно, социальные условия, преломляясь через индивидуальные, личностные, психологические особенности конкретного человека, реализуются в виде суицида, или убийства, или невроза, или иной реакции.

* Леви В. Искусство быть другим. М., 1980.

 

При прочих равных условиях, уровень и динамика суицидального поведения может зависеть и от космических факторов (солнечной активности, геомагнитных бурь и т. п.)*.

* Чижевский А. Л. Космический пульс жизни. М., 1995.

 

Право на смерть

 

Традиционно суицидальное поведение рассматривается как разновидность девиантного поведения. Однако по мере развития деви-антологии возникает все больше сомнений в том, являются ли «отклонения» отклонениями, не являются ли все испытанные временем формы человеческого поведения функциональными, адаптивными, а потому «нормальными» (закономерными). Очевидно нефункциональные, неадаптивные поведенческие формы элиминируются в процессе эволюции рода Homo sapiens.

Девиантно ли суицидальное поведение? Да, суицид противоречит инстинкту самосохранения. Да, самоубийства уносят из жизни немало людей работоспособного возраста, нанося тем самым «вред» обществу. Да, добровольный уход из жизни причиняет горе родным и друзьям*. Да, принятые превентивные меры (психологические, педагогические, медицинские, социальные) могут спасти человека, уберечь его от рокового и нередко поспешного, необдуманного шага.

* См.: Лукас К., Сейден Г. Молчаливое горе: Жизнь в тени самоубийства. М., 2000.

 

Но можно ли в принципе отнять у человека право распорядиться своей собственной жизнью, право на смерть? Думается – нет.

В серьезном исследовании И. Паперно приводятся историко-философские реминисценции на тему свободы выбора: «Жить или не жить (умереть)?» Так, для Сенеки добровольная смерть Катона есть утверждение человеческой свободы, «единственно подлинно свободный акт»*. А. Шопенгауэр писал о самоубийстве как об утверждении индивидуальной воли. По М. Фуко, «вопрос о самоубийстве был вопросом о свободе воли»**. Статья 3 Всеобщей декларации прав человека провозглашает: «Каждый человек имеет право (курсив мой. – Я. Г.) на жизнь». Но право – не обязанность. И не означает ли это, что каждый имеет право отказаться от предоставленного ему права? И не есть ли лишение такого права (права на отказ от жизни, права на смерть) – ограничение свободы человека, свободы выбора? В этом отношении весьма характерно название книги Ф. Дехера (F. Decher): «Самоубийство – знак (ярлык) свобо-Ды»***.

* Паперно И. Самоубийство как культурный институт. М., 1999. С. 14.

** Там же. С. 22.

*** Decher F. Der Selbstmord ist die Signatur der Freiheit. Ethik des Selbstmords in der abendlandisches Philosophie. Dietrich zu Klampen Verlag GbR, 1999.

 

О свободе выбора – жить или не жить – все больше рассуждает современная литература*. В этой связи вновь и вновь обсуждается проблема эвтаназии – оказания помощи в смерти по ясно выраженной просьбе индивида (пациента) и при наличии определенных условий (тяжелый неизлечимый недуг, приносящий страдания, неизбежная смерть в плену или на эшафоте и т. п.). «Дело» врача Дж. Геворкяна, обвиняемого в «убийстве» безнадежно больных пациентов по их просьбе, – лишь повод для всплеска интереса к этой теме.

* Чхартишвили Г. Указ. соч.; Паперно Н. Указ. соч.; Hansen К. Assisted Suicide // Bryant С. (Ed.). 2001. Ibid. Vol. IV. P. 146-149; Smith W. Forced Exit. The Slippery Slope from Assisted Suicide to Legalized Murder. Times Books. Random House, 1997.

 

Думается, проблема эвтаназии может рассматриваться в нескольких плоскостях. Мне представляется безусловным право человека распоряжаться своей жизнью. Другое дело – имеет ли право врач оказывать просимую услугу по облегчению ухода из жизни. При всей дискуссионности этого вопроса нам кажется, что в принципе это допустимо. Бывают случаи, когда человек, страдающий тяжелой неизлечимой болезнью, причиняющей неустранимые физические и / или психические страдания, принимает вполне сознательное решение прекратить их единственно возможным путем, но у него нет возможностей реализовать свое намерение. Аналогичные ситуации возникают во фронтовых условиях (тяжелое ранение, невозможность выйти из окружения, реальная перспектива пыток и уничтожения в случае попадания в плен и т. п.). В подобных случаях эвтаназия выступает актом милосердия, а отнюдь не преступлением. Очевидно, должны быть выработаны (возможно, под эгидой Всемирной организации здравоохранения) единые международные правила, а также соответствующие им национальные нормы, предусматривающие условия и процедуру применения эвтаназии, гарантирующие от злоупотреблений (перечень ситуаций, допускающих эвтаназию; наличие явно выраженной воли лица, принявшего такое решение; заключение консилиума врачей и др.). Пока это сделали только Нидерланды*.

* «Предписание для врача, составляющего отчет об эвтаназии», утвержденное Парламентом Королевства Нидерланды (см.: Чхартишвили Г. Писатель и самоубийство. С. 48-49).