Преступность в зарубежных странах

И ее мировые тенденции

 

1. Данные официальной уголовной статистики зарубежных государств, результаты криминологических исследований, осуществляемых под эгидой ООН, позволяют сделать вполне определенные выводы об основных закономерностях, свойственных уровню, структуре и динамике преступности в современном мире. Следует констатировать, в частности, что основные черты преступности в зарубежных странах во многом сходны.

Доминирующей и обладающей определенным постоянством тенденцией во всем мире являлся до сих пор абсолютный и относительный рост преступности: в среднем ежегодный ее прирост составлял около 5 %. Давая общую структурную характеристику преступности в зарубежных странах, следует констатировать также, что стабильно велика в ней доля несовершеннолетних и молодежи, в целом не имеет тенденции к сокращению рецидивная преступность (прежде всего многократный рецидив, переходящий в профессионализм) и организованная, очень большой удельный вес (от 60 до 90 %) занимают имущественные посягательства, традиционно выше удельный вес и интенсивность преступности в городской местности.

В США, например, с 50-х годов и до начала 90-х годов минувшего столетия рост преступности по своим темпам обгонял прирост населения в 10 раз. Такая же закономерность, но в несколько меньших масштабах, была характерна для крупнейших государств Западной Европы. Пожалуй, лишь Япония – одна из немногих развитых капиталистических стран, где из-за прочности общинных связей, патриархальной системы социального контроля и поразительной стабильности семьи рост населения не сопровождался опережающими темпами роста преступности. В Токио совершаются в среднем два ограбления в день против шести в Лондоне и двухсот в Нью-Йорке. Пропорционально численности населения в Японии происходит в шесть раз меньше убийств, чем в США, и опираясь на поддержку населения японская полиция раскрывает 98% из них. И совсем уже экзотическим исключением выглядит Саудовская Аравия (живущая на баснословные доходы от нефтедобычи): преступность в стране фактически сведена к нулю. Редчайшие проявления криминогенной активности регистрируются лишь со стороны иностранцев. Правда с начала 90-х годов ряд западных государств (Англия, Франция, Канада и особенно США) также демонстрируют некоторое отступление от привычных уровня и динамики преступности в сторону снижения. Это, впрочем, не устранило пока отмеченной выше генеральной тенденции.

 

2. Вместе с тем, наряду с типичными закономерностями, существуют определенные особенности и существенные расхождения в качественно-количественных характеристиках преступности в различных государствах. В большинстве случаев они вызваны обстоятельствами исторического, национального, культурного, экономического и политического плана, а также различиями в конструкции многих уголовно-правовых норм и институтов. Но не только. Чрезвычайно большое значение имеет уже упоминавшийся фактор добросовестности в официальной регистрации преступлений.

Это хорошо заметно на примере сравнения российской и зарубежной ситуации. В частности, если бы не это, последнее, обстоятельство, то даже при всех упомянутых особенностях, во многих случаях можно было бы констатировать существенную похожесть ситуаций, скажем в России и в других государствах, по крайней мере в основных тенденциях и закономерностях.

Но анализ уголовной статистики свидетельствует, что внешне наблюдаются существенные различия в уровне, структуре и динамике российской преступности (причем в лучшую сторону), по сравнению с аналогичными показателями во многих западных странах. Эти расхождения выглядят парадоксально, учитывая плачевное состояние экономики, идеологии, морали и нравственности в российском обществе. Если обратиться к самому объективному и универсальному показателю, т.е. к сравнению уровней преступности на 100 тыс. населения, скажем, в России, США, ФРГ, Швеции и Финляндии, то картина будет выглядеть примерно следующим образом. В России, по данным официальной регистрации, этот индекс преступности составлял к началу 21 века около 2 тыс., в США – около 5 тыс., в ФРГ – около 8 тыс., в Швеции – около 12,5 тыс., а у нашей скромной и преуспевающей во всех отношениях соседки Финляндии – около 15 тыс. Из этого сравнения как будто бы очевидно следует, что ситуация с преступностью в российском государстве многократно благополучнее, чем в самых высокоразвитых странах мира. В это верится с большим трудом!

Более того, рискну утверждать обратное. Дело заключается в том, что правоохранительная система этих государств не поражена в той же мере, что и в России, таким явлением, как сокрытие преступлений от регистрации. Названное обстоятельство, а также несравнимо более высокая гражданская активность населения западных стран в информировании полиции о ставших известными преступлениях, существенно «корректируют» внешнюю разницу в продемонстрированных выше количественных показателях преступности. Что касается качественных, структурных закономерностей, в частности удельного веса тяжких преступлений, то реальная картина очевидна даже по данным официальной уголовной статистики. По этому показателю Россия уверенно опережает развитые западные страны (например, США, ФРГ и др.) примерно в 1,5–2 раза.

Рекомендуемая литература

1. Кузнецова Н.Ф. Преступление и преступность. М., 1969.

2. Конев А.А. Преступность и проблемы измерения ее реального состояния. М., 1995.

3. Латентная преступность: познание, политика, стратегия. М., 1993.

4. Ли Д.А. Преступность в России: системный анализ. М., 1997.

5. Лунеев В.В. Преступность ХХ века (мировой криминологический анализ). М., 1997.

6. Преступность и реформы в России. М., 1998.

7. Социология преступности. М., 1996.

 

ПРИЧИНЫ ПРЕСТУПНОСТИ

И ИНДИВИДУАЛЬНОГО

ПРЕСТУПНОГО ПОВЕДЕНИЯ

 

Понятие причин преступности

И их классификация

 

1. Содержание предыдущей темы свидетельствует, что преступность представляет собой суровую реальность, с которой приходится считаться, а ее причины, следовательно, требуют глубокого изучения. Лишь на этой основе в принципе возможно осуществление контроля над преступностью в целом и ее отдельными разновидностями. Одновременно, подобное изучение позволяет в сугубо практической следственной и судебной деятельности выяснять причины и условия конкретных преступлений по соответствующим уголовным делам и убедительно формулировать их в процессуальных документах – в представлениях, вносимых органами расследования, и в частных определениях судов.

Существует общепринятое, в частности в философской науке, определение причинности как объективно существующей зависимости, связи между двумя или несколькими явлениями, при которой одно из них (причина) порождает другое (следствие). Причинная связь – реальная закономерность природы и общества. При этом в общественной жизни причинные связи обладают определенным своеобразием. В частности, в сфере социальной действуют главным образом статистические закономерности, в рамках которых необходимость прокладывает себе дорогу через множество случайностей. Далее, в силу исторической изменчивости общественных систем, причинные объяснения, верные для одного общества, могут быть непригодными для другого. Кроме того, в отличие от неживой природы, где через причинные связи передается материя или энергия, в обществе причинная связь предполагает главным образом передачу информации. Причинные взаимосвязи здесь всегда проходят и преломляются через сознание людей, что может приводить к их искажению. Следует также иметь ввиду очень распространенное существование в этой (социальной) области обратной связи, т.е. влияния следствия на свою причину.

 

2. Криминология не создает своего особого, принципиально отличающегося от рассмотренного выше, понятия причинности. Она лишь конкретизирует его применительно к предмету своего исследования.

В этой связи в самом общем плане под причинностью криминогенного характера понимается специфическое взаимодействие явлений общественной жизни (социально-экономических, культурных, идеологических и иных), порождающее преступность. Именно взаимодействие, взаимосвязь, позади которых, по словам Ф.Энгельса, ничего нет! Из этого очевидно следует, что не существует какой-то единственной, основной, главной причины, которая бы исчерпывающе определяла не только происхождение, но и существование преступности во всем ее многообразии в различные исторические эпохи (прошлые, настоящую и, по-видимому, будущие).

В криминологии (и в уголовно-процессуальном законодательстве) принято различать причины и условия преступлений, объединяемые в криминологической доктрине общим термином детерминация (а также – детерминанты) преступности. Различие заключается в своеобразии их ролей в механизме причинной обусловленности преступных проявлений. Причины играют определяющую (генетическую) роль в порождении преступлений и преступности. Условия – это менее существенные обстоятельства, лишь внешне благоприятствующие реализации причин и наступлению следствия (в данном случае – преступных проявлений), но не способные сами по себе, без взаимодействия с причинами, породить данное следствие.

Например, отсутствие должной охраны материальных ценностей на предприятии как правило является лишь криминогенным условием, которое само по себе не вызывает расхищения этих ценностей. Для того, чтобы это произошло, необходимо существование людей, в психологии которых стремление к незаконной наживе стало одним из мотивов их поступков. Это стремление как ближайшая, непосредственная причина, вступая во взаимодействие с условием (ненадлежащей охраной материальных ценностей), детерминирует в приведенном примере совершение хищения.

Правда, грань между причинами и условиями в зависимости от ситуации может быть весьма подвижна, а причины и условия могут меняться местами. Это очевидно из того же примера: ведь корыстные устремления может порождать и сам факт ненадлежащего хранения имущества. Кроме того, на уровнях всей преступности или ее крупнейших разновидностей деление на причины и условия, на мой взгляд, вообще становится чисто умозрительным, не имеющим практического значения. Видимо, в этих случаях и те и другие имеет смысл интегрировать в одно из единых понятий – причинные факторы, криминогенные факторы или детерминанты преступности.

Следует напомнить, что в области, интересующей криминологию, существуют и другие формы взаимосвязи явлений, которые не сводятся к причинности, хотя внешне очень с нею схожи. Такова, например, корреляционная зависимость, при которой, скажем, два явления генетически не порождают друг друга, но, существуя параллельно, влияют, соотносятся (коррелируют) друг с другом, имеют некоторые общие корни (пьянство и преступность, наркомания и преступность, социальный паразитизм и преступность и т.д.). Кроме того, может встречаться простая последовательность событий (явлений) во времени, не образующая причинной цепочки.

 

3. Как для теории криминологии, так и для практики воздействия на преступность, крайне важен учет следующего обстоятельства: причинная зависимость в социальной области, в том числе в сфере криминогенных явлений, как правило, многозначна.

Во-первых, каждая причина порождает несколько следствий, а каждое следствие есть результат действия нескольких причин (и условий). Эту многозначность можно проследить в каждом конкретном преступлении и в преступности в целом. Именно поэтому не существует какого-то исчерпывающего каталога причин отдельных преступлений и всей преступности, хотя попытки создать нечто подобное предпринимались и в российской, и в зарубежной криминологии.

Во-вторых, как явление многозначное причинная связь обладает специфической в е р о я т н о с т н о й стороной, заключающейся в том, что при замене только одного какого-либо условия, даже при одной и той же причине, может наступать иной результат. Поэтому так разнообразно поведение различных людей под влиянием казалось бы одних и тех же причин, а значит – затруднительно его предсказание. Не случайно современная философская наука отвергает механистическое представление о причинности в социальной области как «жесткой», однозначной, функциональной связи между явлениями. В равной мере это относится к криминологии. Действие криминогенных причинных связей не порождает о б я з а т е л ь н о г о, неизбежного совершения преступления. Номинально всегда существует свобода выбора между вариантами поведения – законопослушным или противоправным. Иначе просто должна была бы исключаться преступность деяния (как при непреодолимой силе, крайней необходимости и т.п.) и, соответственно, уголовная ответственность, предполагающие наличие у субъекта выбора названных вариантов свободно, со знанием дела. Воздействию криминогенных причинных связей может противодействовать существование мощных антикриминогенных факторов, снимающих, нейтрализующих действие первых.

Бесспорно, однако, что причинные связи криминогенного характера резко повышают в е р о я т н о с т ь совершения преступлений, превращая их в распространенный, «ожидаемый» вариант поведения.

В-третьих, отражением многозначности является то обстоятельство, что, по-видимому, вообще нет таких причинных факторов (детерминант), которые порождали бы исключительно преступное поведение, но не иные, связанные с преступностью правонарушения (гражданско-правового, административного, дисциплинарного характера) или нейтральные по своему характеру человеческие поступки. Все дело в интенсивности и определенном взаимодействии этих факторов, т.е. в неблагоприятном сочетании процессов и явлений социальной, экономической жизни в данный момент, которые сами по себе однозначно криминогенными могут и не являться.

Наконец, в-четвертых, многозначность и разнообразие причинного комплекса, порождающего преступление и преступность в целом, заключаются в том, что он неизбежно вбирает в себя различные социальные и естественные явления и может быть хорошо понят лишь с позиций ряда наук: философии, социологии, психологии, права, криминологии и др.

 

4. Отмеченное разнообразие причинного комплекса и отдельных причинных цепочек требует классификации входящих в них криминогенных факторов. В частности, можно выделить (впрочем, с известной степенью условности) следующее деление причин преступности: 1) по объему; 2) по месту в структуре человеческого бытия: 3) по уровню абстракции и т.д.

При делении криминогенных факторов по объему необходимо различать полную причину и специфическую. Под полной причиной (или под причинным комплексом) понимается совокупность обстоятельств, в том числе и условий, при которых наступает данное следствие. Полная причина включает взаимодействие всего многообразия факторов – главных и второстепенных, внутренних и внешних, объективных и субъективных. Применительно ко всей преступности (как уже отмечалось) это взаимодействие всех явлений экономического, политического, психологического и иного характера, участвующих в ее порождении. Специфическая же причина – это причина в узком смысле слова, взятая изолированно от условий и носящая определяющий для наступления следствия характер. Относительно всей преступности – это неразрешенность главного социального противоречия конкретной исторической эпохи, точнее социально-экономической формации.

Применима также классификация причин преступности по месту в структуре человеческого бытия – на субъективные и объективные. К субъективным причинам, т.е. к области общественного и индивидуального сознания, относятся так называемые антисоциальные установки и взгляды определенного круга лиц, вызывающие преступное поведение. К объективным, т.е. к области общественного бытия, – относятся внешние жизненные обстоятельства, сформировавшие упомянутые субъективные особенности.

Криминология не может не учитывать также последовательность движения в анализе преступности от общего к особенному и, наконец, к отдельному. В соответствии с этим, причины преступности по уровню абстракции делятся на а) общие, касающиеся явления в целом, б) причины отдельных разновидностей преступности (корыстной, насильственной и т.д.), в) непосредственные причины конкретных преступлений (индивидуального преступного поведения), коренящиеся в различных сферах социальной жизни, под влиянием которых в сознании виновных сформировались антисоциальные взгляды, навыки и привычки, обусловившие совершение ими преступлений.

Практическая необходимость изучения причин преступности на указанных трех уровнях объясняется тем, что далеко не все обстоятельства совершения конкретных преступлений, даже взятые в большом числе, в состоянии объяснить причины преступности как социального явления в целом. Следовательно, необходим переход в их анализе на более высокий уровень абстракции, т.е. широких разновидностей преступности или всего явления в целом.

В рамках анализируемой темы в качестве самостоятельных вопросов рассматриваются так называемые общие (или первопричины) преступности как широкого социального явления, а также непосредственные причины индивидуального преступного поведения, коренящиеся в отдельных сферах социальной жизни. Что же касается причин основных разновидностей преступности, т.е. уровня особенного (промежуточного между общим и отдельным), то они анализируются в рамках Особенной части криминологии в числе других элементов подробной криминологической характеристики этих разновидностей.

 

Общие причины существования

Преступности

1. Под общими причинами (первопричинами) преступности следует понимать комплекс социальных явлений, детерминирующих, определяющих существование преступности в целом как одной из форм функционирования всего общественного организма.

Общие причины преступности, как уже отмечалось, это первый уровень трехуровневого причинного комплекса. Они характеризуются тем, что:

во-первых, относятся к исходным, а не производным криминогенным факторам (в отличие от уровней особенного и отдельного);

во-вторых, определяют основной массив преступности, а не только какую-либо ее часть;

в-третьих, их эффективная нейтрализация, блокирование могут привести к уменьшению массовости преступности (а теоретически – свести ее к эксцессам, единичным экстраординарным деяниям, не имеющим широкой распространенности, что, кстати, было характерно для первобытно-общинного строя).

 

2. Каков же механизм действия общих причин преступности? Следует констатировать, что методологическим фундаментом объяснения этого механизма служит категория основного, объективного по своему характеру, социального противоречия той или иной общественно-экономической формации и его проявлений в виде противоречий более конкретного характера. В связи с этим типичный механизм общего детерминирования преступности проявляется в следующем.

В любом, независимо от социально-экономического устройства, обществе существует, разрешается, возникает вновь и вновь множество противоречий социально-экономического, идеологического, национального, культурного и иного характера. Одним из следствий их взаимодействия является, в частности, возникновение и существование преступности. Но здесь вполне естественен вопрос: почему, при каких условиях противоречия как источник, движущая сила саморазвития общественного организма, наоборот, превращаются в дезорганизующее его начало – в криминогенный комплекс, в систему преступных проявлений?

Ответ заключается в следующем. При просчетах государства и гражданского общества (там, где последнее сформировалось) в прогнозировании, выявлении, эффективном разрешении противоречий возникают и усугубляются различные негативные социальные явления, в частности, теневая экономика, безработица, социальный паразитизм, пьянство, наркомания, проституция и, наряду с названными и неназванными видами девиантного поведения, – преступность. Со временем, упомянутые просчеты, с одной стороны, способствуют самоукреплению и саморазвитию (самодетерминации) преступности, а с другой – приводят к тому, что она оказывает обратное влияние на породившие ее явления, заметно деформирует отношения в различных сферах жизни общества.

Одновременно, преступность разлагающе воздействует на общественное и индивидуальное сознание. И это понятно! Субъективное восприятие человеком деформированных условий жизнедеятельности не может не порождать 1) неудовлетворенности этими условиями и 2) самим собой в этих условиях. В поисках выхода из создавшегося положения, прежде всего экономического, а порой – просто для выражения индивидуального протеста, многие прибегают 1) к незаконным методам удовлетворения своих объективных или искаженных материальных потребностей 2) или же выливают накопленную внутреннюю психологическую напряженность в акты агрессии и вандализма против всего окружающего. Это и образует основной массив преступности, имея в виду корыстную и насильственную ее составляющие.

Совершенно справедливы в этой связи марксистские положения, в частности о том, что преступление по своей сути является борьбой изолированного индивида против господствующих отношений или наиболее грубой и несознательной формой социального протеста. Правда, указанные положения советская криминологическая наука (следуя идеологическим установкам) всегда лицемерно относила только к буржуазному обществу, но никак не к советскому, «социалистическому».

3. Поскольку главное социальное противоречие каждой конкретной общественно-экономической формации, лежащее в основе общих причин преступности, объективно неустранимо в рамках данной формации (пока она существует), оно закономерно будет порождать преступность. И это продолжается (очевидно, будет продолжаться), пока существует социум, человеческое общество, на всех исторических этапах его развития (исключая, вероятно, первобытнообщинное, в силу его эмбриональности). Значит ли это, что сущность и содержание этих противоречий одинаковы для всех социально-экономических формаций? Очевидно, нет. Но преступность всегда является их объективным, закономерным следствием. Она, как соматические и психические болезни, – вечный спутник человечества, с которым оно обречено бороться, никогда не побеждая, но и не опуская рук. И в этом – одна из непреходящих драм человечества!

Так, самым неумолимым (и неустранимым!) проявлением коренного объективного противоречия рыночного (капиталистического) общества – противоречия между общественным характером труда и частно-капиталистической формой присвоения его результатов – выступает погоня за наживой, безжалостная конкуренция, порождающие преступность всех слоев населения, независимо от классовой принадлежности, иного места в социальной стратификации.

Во-первых, это социально-экономическое противоречие капитализма обусловливает абсолютное преобладание в системе причин преступности корысти во всем ее многообразии. Об этом свидетельствует уголовная статистика: 60 % совершаемых преступлений в Японии, 75 % – в России, 90 % – в Великобритании, 95 % – в США являются корыстными. Субъектами их выступают представители бизнеса, государственные чиновники, функционеры организованной преступности и одиночки-профессионалы. Но то же самое объективное противоречие рыночного общества с не меньшей интенсивностью плодит корыстную преступность так называемых простых людей, аутсайдеров, люмпенов, деклассированных элементов как один из способов решения ими своих экономических проблем, достижения материального успеха.

Криминогенное преломление указанного противоречия в рыночном обществе можно продемонстрировать хотя бы через призму его вечного спутника – безработицу. Будучи отчужденной от общественного производства, масса безработных неизбежно трансформируется в питательную среду для самых различных, в т.ч. криминальных (прежде всего корыстных), проявлений социальной неудовлетворенности. Не случайно так ощутима корреляция между ними. По данным американских социологов, повышение безработицы только на один процент вызывает рост числа преступлений на 5,7 %, самоубийств – на 4,1 %.

Во-вторых, типичным преломлением коренного объективного противоречия рыночного общества является культ силы, вседозволенности в достижении избранной цели. Именно в этом заключается один из главных источников насильственной преступности, актов вандализма. Кроме того, значительную часть подобных преступлений (а также наркомании, алкоголизма) специалисты объясняют разрушительными психологическими, эмоциональными стрессами, порожденными постоянной необходимостью вести борьбу за выживание в условиях жестокой экономической и социальной конкуренции.

Анализ негативных и откровенно криминогенных проявлений коренного противоречия капиталистической общественно-экономической формации не исчерпывается вышеприведенными положениями. Но очевидно главное: именно они и формируемая ими система ценностей выступают в качестве общих причин существования и расширенного воспроизводства преступности в условиях эксплуататорского общества.

Из данной объективной закономерности, по мнению виднейшего представителя критического (радикального) направления в американской криминологии Р.Квинни (впрочем, не только его), логически вытекает следующий вывод. Коль скоро общие причины преступности представляют собой неизбежное следствие неразрешенности основных экономических и социальных противоречий капитализма, значит, их устранение возможно лишь с переустройством капиталистической общественно-экономической формации на социалистических началах.

4. К сожалению, печальный опыт осуществления подобного переустройства в недавнем прошлом продемонстрировал отсутствие близких перспектив уменьшения массовости преступности, сведения ее (по терминологии классиков марксизма-ленинизма) к эксцессам, немногочисленным экстраординарным поступкам.

В трактовке общих причин преступности в советском (т.н. социалистическом) обществе на различных его исторических этапах принято выделять три существенно различающихся подхода.

Первый подход характеризовался возложением «вины» за существование преступных проявлений «в стране победившего социализма» на пережитки прошлого, рецидивы мелкобуржуазной психологии («родимые пятна капитализма») и разлагающее (экономическое, идеологическое и информационное) влияние со стороны капиталистического окружения на жизнь и мировоззрение советских людей и граждан других стран «социалистического лагеря». Позже, на втором этапе (в начале 80-х годов прошлого столетия), к названным двум источникам преступности при социализме («пережиткам прошлого» и «тлетворному влиянию мирового империализма») присоединяется третий – «неантагонистические противоречия самого социализма», не нашедшие своевременного разрешения. Этот вариант считался оптимальным в советской криминологической науке. Наконец, к концу 80-х – началу 90-х годов, накануне распада Советского Союза и всей «социалистической системы», происходит смещение акцентов к третьему элементу формулы общих причин преступности, т.е. к трактовке объективных противоречий и изъянов самого социализма в качестве общих причин преступности, без упоминания первых двух.

При всей кажущейся радикальности третьего подхода к характеристике общих причин преступности при социализме, едва ли можно согласиться и с ним. Зададимся вопросом: а в противоречиях ли и недостатках социализма заключалось дело? А, может быть, просто в его отсутствии? И тогда все встает на свои места в смысле единства первопричин (общих причин) преступности в буржуазном и в советском обществе, просто потому, что последнее не являлось социалистическим. К неразрешенности коренного объективного противоречия старого общества – между трудом и капиталом – оно добавило новые, и прежде всего, противоречие между конкретными жизненными потребностями людей и мизерными возможностями, предоставляемыми им административно-командной, государственно-монополистической системой.

Начну с того, что практически невозможно однозначно определить тот социальный организм, который был создан в СССР в 30–40-х годах прошлого столетия и назван социализмом. В нем причудливо смешались элементы общества, переходящего от капитализма к социализму, азиатской деспотии и государственно-монополистического капитализма. Тезис о построении в нашей стране социализма в середине 30-х годов был выдвинут И.Сталиным как камуфляж реально происходивших событий. Он свидетельствовал лишь о цинизме провозгласившего его человека, но не был научно аргументирован. То же самое можно сказать относительно идеологического утверждения о построении развитого социализма в середине 70-х годов.

И это достаточно очевидно. Ведь существуют (по крайней мере в теории) принципиальные признаки отличия социализма от капитализма. Ключевые из них – различия отношений собственности, форм присвоения результатов общественного труда: частная или общественная собственность на средства производства, наличие или отсутствие эксплуатации человека человеком и, соответственно, частные или общественные формы присвоения совокупного общественного продукта.

С этих позиций, можно ли было реально считать социализмом всю ту многоликую действительность, которая существовала в советское время? Очевидно, нет. Провозглашенной официальными идеологами общенародной собственности как таковой не было. Она была государственно-монополистической, ведомственной, а значит – отчуждение работника от собственности и от результатов своего труда так и не было преодолено. К разряду идеологических мифов следует отнести и тезис об отсутствии эксплуатации человека. Она была: эксплуатация работника – государством-монополистом, работающих на производстве – чиновниками административно-бюрократического аппарата и т.д. Велик был и размах скрытой, не признаваемой официально, безработицы, по утверждению экономистов, ничем не уступавший западным странам.

Из всего сказанного следует, что принятые ранее формулировки об «утверждении у нас развитого социализма» были лишены какого-либо серьезного смысла. Советское общество жило в условиях, никакого отношения к социализму не имевших, по существу чуждых его (теоретической) сути. Логика вышеприведенных рассуждений позволяет также дать прямой ответ на вопрос: являлись ли негативные факты советской действительности, в их числе и преступность, продуктом социалистического строительства? Нет. Перед нами – процессы другого порядка, к социализму отношения не имевшие. Они явились результатом неразрешенности традиционных противоречий капиталистического общества и тех надругательств над экономикой, духовной жизнью и их средоточием – человеком, которые почти 80 лет преподносились как «единственно правильные и целесообразные в конкретных условиях методы строительства социализма». Все это проявилось в самых различных областях жизнедеятельности, формируя криминогенный потенциал советского, не ставшего социалистическим, общества.

 

5. Что касается нынешнего причудливого российского социально-экономического организма, он конверсионно (хотя и с дикими извращениями) приобретает черты рыночного, капиталистического способа производства с уже отмечавшейся коренной объективной закономерностью (противоречием), реализующейся в негативных процессах и явлениях российской действительности, порождая, в частности, преступность во всех ее многообразных и многочисленных проявлениях. Эти процессы и явления, именуемые общими причинами (или криминогенными детерминантами) преступности, в современной российской криминологии принято делить (с известной степенью условности) на следующие основные группы: экономические, социальные, политические, нравственные.

Экономические причины преступности (отчасти они уже анализировались в данном разделе) по своему значению носят коренной характер (в отличие от производного характера остальных групп), накладывают негативный отпечаток на другие стороны общественного бытия, играют определяющую роль в генерировании преступных проявлений. Это – противоречия и несбалансированность хозяйственного механизма, пороки экономической политики российского руководства, а главное – объективно запрограммированная несправедливость системы распределительных отношений мучительно вызревающего рыночного общества-мутанта, обездолившая огромные массы населения страны. Преломляясь через цели, интересы, мотивы поведения людей в конкретных ситуациях, они выступают неиссякаемым источником корыстных, насильственных и иных преступлений.

Социальные причины преступности (хотя отличие их от предыдущей группы весьма условно) в самом широком контексте включают ущемленность, неравенство одних людей по сравнению с другими, рождающие их неудовлетворенность социальными отношениями конкретного общества. Уместно в этой связи напомнить еще раз блестящую формулировку К.Маркса и Ф.Энгельса, писавших, что преступление есть бунт изолированного индивида против господствующих в обществе отношений, его наиболее грубая и несознательная форма. В числе наиболее печальных и рождающих социальный протест тенденций российской действительности – нарушения принципа социальной справедливости, фактическое попрание права на труд, бесплатное образование и медицинское обслуживание, убожество социального обеспечения широких слоев престарелых, инвалидов. Здесь же – череда конфликтных ситуаций как выражение неразрешенности межнациональных противоречий. И этот перечень отнюдь не исчерпывающий.

Политические причины преступности в современной России в большинстве случаев связаны с борьбой за власть. Главной из них является острейшее противоречие между необходимостью, с одной стороны, обновления, реальной демократизации политических, государственных, общественных структур и, с другой – фактическим нежеланием паразитирующих в этих структурах лиц пойти на подобные перемены, лишившись тем самым кормушки и власти. Это рождает политический цинизм, должностной произвол бюрократии, коррупцию, терроризм, множество других преступлений. Следствием подобной ситуации является также развал всех форм общественного и государственного контроля за экономикой и политикой, что рождает и способствует развитию теневой экономики, легализации преступно нажитых доходов, организованной, экологической и прочих видов преступности.

Нравственные причины преступности –в российском обществе – это прежде всего деградация моральных ценностей и критериев, нравственно-этических установок практически всех слоев населения страны и в каждой из сфер функционирования этого общества, идет ли речь об экономической, социальной, политической или культурной области. Экономика, служащая целям наживы одних и обнищания других, политика, не гнушающаяся безнравственных средств и двуличия, социальная сфера, где процветает жестокость, подлость и унижение слабых и обездоленных, «культура» пошлости, аморализма, оплевывания самого сокровенного – вот та «нравственная» атмосфера сегодняшнего российского общества, генерирующая преступность в широчайших масштабах.