Торгово-промышленная и финансовая политика российского государства

 

"Золотое десятилетие" 90-х гг. XIX в. изменило экономику России. Вторая в мире по протяженности железнодорожная сеть, 40% которой были построены в 1890-е гг., втягивала в процесс экономической трансформации огромные территории Сибири, Дальнего Востока, Средней Азии. В центральных районах империи наблюдались устойчивый рост производства, концентрация и централизация капитала, приводившие к образованию монополий в различных отраслях хозяйства. Именно в этот период возрастала роль банков, и происходило перерождение промышленного капитала в финансовый капитал, постепенно занимавший доминирующее положение в экономике.

В 1893 г. начался мощный промышленный подъем, предпосылки которого были заложены в предшествующий период, когда шло бурное строительство железных дорог. Создание современных транспортных артерий в свою очередь способствовало окончательному оформлению внутренних рынков. Еще одной предпосылкой промышленного подъема стало развитие капитализма в деревне. Разложение крестьянской общины и появление свободной рабочей силы привели к формированию рынка труда, росту товарности земледелия и расширению внутреннего рынка для промышленности.

Наконец, немаловажным фактором явилась экономическая и финансовая политика, связанная с именем С.Ю. Витте и его реформаторская деятельность на посту Министра финансов (1892-1903 гг.), Председателя Комитета министров (1903-1905 гг.) и Председателя Совета министров (1905-1906 гг.).

С.Ю. Витте ставил задачу интенсивного развития страны, ее скорейшей индустриализации с тем, чтобы в течение десяти лет догнать ведущие западноевропейские страны. Финансировать процесс индустриализации предполагалось в первую очередь за счет иностранных займов. А чтобы повысить международное доверие к рублю, следовало провести денежную реформу. Ее результатом стало введение золотой валюты.

В своей деятельности Витте исходил из того, что в России необходимо проводить реформы быстро и спешно, иначе они большей частью не удаются и затормаживаются. Следовало учитывать и то, что против реформ выступала, по его выражению, почти вся мыслящая Россия: "во-первых, по невежеству в этом деле, во-вторых, по привычке и, в-третьих, по личному, хотя и мнимому, интересу некоторых классов населения" ^[1]. Витте предполагал провести девальвацию (снижение стоимости рубля) на одну треть и ввести свободный обмен кредитных билетов на золото. Поскольку девальвация носила скрытый характер, реформа прошла сравнительно безболезненно, и опасения относительно возможного роста цен, высказывавшиеся в том числе и Государственным советом, оказались беспочвенными. После указа от 3 января 1897 г. о введении золотого рубля цены практически не изменилась.

Проведение денежной реформы поставило Россию в финансовом отношении в один ряд с развитыми европейскими странами, в большинстве из которых к концу XIX в. господствовала система золотого монометаллизма, и позволило создать более благоприятные условия для притока в страну иностранных капиталов.

Однако больше всего на росте доходов бюджета сказалась введенная при Витте винная монополия. "Основная мысль питейной монополии, – как ее определил сам Витте, – заключается в том, что никто не может продавать вино, иначе как государство, и производство вина должно быть ограничено теми размерами, в каких сие вино покупает государство, а, следовательно, и удовлетворять тем условиям, какие государство ставит как покупщик" ^[2]. Винную монополию начали вводить с 1894 г., и к концу пребывания Витте на министерском посту она получила распространение на всей территории империи. Доходы казны от винной монополии постоянно росли и к 1913 г. почти в три раза превышали поступления от всех прямых налогов.

 

Это важно: В 1897 г. налог на спирт (акциз) составил 284,9 млн. руб., тогда как таможенные поступления составили 159,6 млн. руб., а прямые налоги – всего 97,8 млн. руб. Казна очищает спирт сама или отдает его в очистку, чтобы дать потребителям качественный продукт. Продавать водку можно только в запечатанной посуде и по цене, установленной министром финансов, а в розлив только в кабаках и ресторанах, при этом правительство учреждало систему чайных, где спиртное не продавалось вообще. Отсюда значение перехода к системе монополии для государства: увеличение своих доходов и уменьшение пьянства среди населения. Источник: М. Ковалевский. Экономический строй России. СПб., 1900. С. 14-16.

 

Проводившуюся правительством Витте политику по отношению к отечественной промышленности в целом можно назвать протекционистской: она преследовала цель оградить промышленность, равно как и торговлю, от иностранной конкуренции. Этому служили такие традиционные меры, как покровительственный таможенный тариф, выгодные для государства торговые договоры с другими странами и разумные железнодорожные тарифы, способствовавшие бурному промышленному подъему 1890-х гг.

После реформы, связанной с именем С.Ю. Витте, Россия встала на новый, более здоровый путь развития и успешно выдержала ряд таких испытаний, как русско-японская война. Однако, несмотря на все искусство Витте в манипулировании кредитами, государственный долг вырос почти в полтора раза – с 4,6 млн. до 6,6 млн. руб. Создавая тепличные условия для отечественной промышленности, ограждая ее от конкуренции со стороны иностранной промышленности, эта политика негативно сказывалась на качестве продукции и менталитете российской буржуазии.

Быстрые темпы развития промышленности достигались в основном за счет ущемления интересов сельскохозяйственного производства. При этом Витте рассматривал задачу создания собственной промышленности в качестве не только экономической, но и политической задачи, которая, по его словам, составляла краеугольный камень протекционистской системы. Естественно, такая позиция встречала сопротивление, прежде всего со стороны сельских товаропроизводителей. Открыто конфликт разгорелся в 1896 г. в Нижнем Новгороде на Всероссийском торгово-промышленном съезде, в повестке дня которого стоял вопрос о протекционизме и таможенных тарифах.

Одна часть делегатов съезда во главе с профессором Д.И. Менделеевым последовательно и решительно выступила за протекционистскую политику и высокие таможенные пошлины, которые стали бы преградой для ввоза из-за рубежа промышленных товаров, в частности сельскохозяйственных машин и орудий, и способствовали бы развитию отечественной промышленности. Другая группа участников съезда во главе с профессором Л.В. Ходским, представлявшим Вольное экономическое общество, говорила о том, что высокие цены на чугун, железо и сталь, а также на сельскохозяйственные орудия станут тормозом для прогресса сельского хозяйства России. При голосовании предложение Менделеева поддержали 63 делегата, а Ходского – 140. Несмотря на это Витте, который возглавлял съезд, по его окончании высказался в том духе, что о "сложении" пошлин нельзя и думать, что так высказываться могут не русские люди, а пришельцы из-за границы. В конечном счете протекционистская политика в России сохранялась вплоть до начала Первой мировой войны ^[3].

 

Наиболее высокими темпами в последнее десятилетие XIX в. развивались металлургия, машиностроение и горнозаводская промышленность. Продукция черной металлургии за 1893-1899 гг. увеличилась более чем в три раза, причем основной ее прирост давали новые, лучше оснащенные металлургические заводы юга. В три раза увеличилось производство и в машиностроении, основной продукцией которого были транспортные средства.

Быстрые темпы роста промышленности стимулировали увеличение добычи нефти и угля, а также железнодорожное строительство. Итогом промышленного подъема 1893-1899 гг. явились не только общее увеличение (более чем в два раза) продукции промышленности, но и значительная концентрация производства, которая особенно усилилась в период кризиса 1900-1903 гг., что привело к усилению монополизации в ряде отраслей. Первые монополистические объединения простого типа – "синдикаты" (соглашения о ценах, районах и квотах продажи продукции) – возникли еще в 1880-е гг. (например, сахарный синдикат – в 1887 г.), но рост цен во время промышленного бума 1890-х гг. не стимулировал процесс монополизации.

Ситуация изменилась с наступлением в 1900 г. экономического кризиса. За три кризисных года закрылись более 3 тыс. промышленных предприятий, на которых были заняты 112 тыс. рабочих, в 5 раз сократилось железнодорожное строительство. Кризис начался в легкой промышленности, но с наибольшей силой поразил тяжелую металлургию и машиностроение, вызвав в них спад производства на 25-30%. И если в Европе кризис в 1904 г. закончился, то в России он перешел в депрессию, продолжавшуюся до 1909 г.

Стремясь предотвратить падение цен, промышленники стали создавать мощные синдикаты: "Продамет", "Кровля" (1902 г.), "Продвагон", "Гвоздь" и "Продуголь" (1904 г.). В 1900-1905 гг. в России действовало более 30 разрешенных правительством синдикатов и большое число тайных, официально не зарегистрированных. Синдикаты становились монополистами, контролировавшими большую часть сбыта продукции своей отрасли и устанавливливающими монопольно высокие цены. Так, синдикат "Продуголь" объединил предприятия, на которых добывалось 75% всего угля в Донецком бассейне, "Продамет" – соответственно 80% производимой продукции. Всего к 1914 г. в России существовало около 200 монополистических объединений различного вида, превратившихся в основной фактор ее хозяйственно-экономической жизни.

Политика российского правительства, направленная на привлечение в страну иностранного капитала, способствовала его активному участию в развитии экономики. Накануне Первой мировой войны за границей были размещены три четверти номинальной стоимости всех российских железнодорожных займов, как государственных, так и гарантированных правительством. В общей сумме вложений, направлявшихся на производительные цели, удельный вес иностранного капитала составлял более половины, а к 1900 г. приблизился к двум третям. Особенно значительным было его участие в железнодорожном строительстве и в промышленности. С точки зрения страны происхождения иностранные инвестиции в российскую промышленность были разнонаправленными. В металлургии и угольной промышленности юга России преобладал франко-бельгийский капитал. Английский капитал инвестировался в нефтедобычу Бакинского района, в медную промышленность Урала и Казахстана, а также в золотодобывающую промышленность Сибири. Германский капитал занимал первенствующие позиции в отраслях тяжелой промышленности Польши и Прибалтики. Предприятия иностранных предпринимателей на рубеже XIX-XX вв. выступали, как правило, в форме акционерных обществ. Из-за рубежа в основном поставлялось оборудование, однако, менее всего инвесторы были готовы приспосабливать свои высокие технологические стандарты к промышленным потребностям России.

Если в тяжелой индустрии активно шел процесс монополизации производства, то в легкой и обрабатывающей промышленности, особенно связанной с переработкой сельскохозяйственного сырья, конкуренцию частным производителям все более составляли разного рода кооперативные объединения.

А.В. Чаянов отмечал, что после проведения Великого сибирского железнодорожного пути в районе Курганского, Ишимского и других округов один за другим появились мелкие предприниматели, вскоре покрывшие район небольшими маслодельными заводами. Сибирское маслоделие, созданное мелкими предпринимателями, в течение десятилетия "сняло сливки" с благоприятной конъюнктуры, но натолкнулось на жесткий кризис из-за чрезмерного количества построенных заводов и их ожесточенной конкуренции. Появившиеся кооперативные заводы выделялись качеством своего товара и быстро вытеснили частного предпринимателя из сферы производства масла^[4].

Успешно развивались и другие виды кооперации. Кредитная кооперация своим развитием была всецело обязана деятельности чиновников Государственного банка – инспекторов мелкого кредита. Потребительская кооперация, кооперативы по закупке и сбыту, а также по переработке сельскохозяйственного сырья стали успешно развиваться в ходе столыпинской аграрной реформы. Перед октябрем 1917 г. кооперативное движение в России достигло крупномасштабных успехов. По самым скромным подсчетам, к моменту захвата власти большевиками свыше 50 тыс. разного рода кооперативных товариществ объединяли от 10 до 20 млн. членов. России принадлежало мировое первенство по числу кооперативных организаций, а по объему товарооборота и числу участников она была среди лидирующих стран^[5].

8.2. Социально-классовое оформление российской буржуазии

Несмотря на впечатляющие успехи, достигнутые отечественной экономикой в конце XIX в., ее поступательное развитие по капиталистическому пути тормозили сохранение помещичьего землевладения и сословной структуры общества, отсутствие в стране гражданских свобод и удовлетворительного законодательства, регламентирующего правовые условия деловой жизни.

Россия конца XIX – начала XXвв. оставалась аграрно-индустриальной страной, в которой около 75% населения проживало в сельской местности. Общая численность населения страны (без Финляндии и Польши) с 1897 по 1913 г. увеличилась со 125,6 млн. до 159,2 млн. человек (на 33,4%), в том числе численность городского населения – с 16,8 млн. до 28,5 млн. человек (на 70%), а его удельный вес по отношению ко всему населению вырос с 13,4 до 17,9%. Наиболее быстрыми темпами росло население крупных городов: за указанные годы в Санкт-Петербурге оно увеличилось с 1,3 млн. до 2,2 млн., в Москве – с 1,04 млн. до 1,7 млн. человек. Эти два города заняли ведущие позиции как центры общероссийского представительства деловых интересов: 28% действовавших в начале XX в. русских фирм имели управленческие структуры в Санкт-Петербурге, а 20% – в Москве.

В начале XX в. произошли существенные изменения в составе основных социальных групп населения России. На 40% увеличилась численность буржуазии, которая стала экономически самым могущественным социальным слоем. Однако этот слой российского общества не был социально и экономически однородным. Сложно установить численный состав той или иной категории предпринимателей. Почти все отечественные и зарубежные исследователи, обращавшиеся к проблеме социальной структуры российской буржуазии, приходили к выводу, что, с одной стороны, сохранение вплоть до 1917 г. сословных институтов сдерживало формирование единого класса капиталистов, с другой стороны, шел активный процесс размывания сословий, разрушения сословных перегородок. Поэтому, говоря о численности различных социальных групп предпринимателей, необходимо учитывать соотношение двух указанных процессов.

Ограничение прав на занятие предпринимательской деятельностью, в частности, выражалось, во-первых, в сохранении обязанности лиц, относящихся к крестьянам и городским обывателям (мещанам) получать так называемые виды на жительство в случае, если им приходилось отлучаться с постоянного места проживания. Во-вторых, лицам иудейского вероисповедания и иностранным гражданам прямо запрещалось приобретать землю в ряде губерний, прежде всего в черте еврейской оседлости. Причем такое ограничение распространялось и на акционерные компании с участием дискриминируемых лиц.

Сложность достоверной количественной оценки класса предпринимателей и его состава заключается еще и в том, что в Российской империи не существовало подоходного налогообложения, данные которого могли бы послужить основой для установления социальной дифференциации представителей предпринимательских сословий. Прямыми налогами в конце XIX в. облагались не доходы отдельных лиц (в зависимости от их величины), а их собственность – в зависимости от ее размеров. Налогообложение почти не зависело от уровня доходности того или иного предприятия. В соответствии с данными о приобретении купцами гильдейских документов, к концу XIX в. число предпринимателей, относившихся к разряду крупной буржуазии, достигло около 1,5 млн. Согласно другим данным, основанным на анализе численности буржуазии с точки зрения размера доходов, буржуазная "верхушка" в начале XX в. насчитывала примерно 25 тыс. человек (без членов семей), а численность всей группы крупной буржуазии составляла ориентировочно 150 тыс. Эта группа к 1914 г. увеличилась примерно до 250-300 тыс. человек, т.е. почти в два раза^[6].

В рассматриваемый период в России образовались несколько основных типов представителей крупного капитала, на формирование которых большое влияние оказал промышленный подъем 1893 г. Первый тип – торгово-промышленные круги, объединенные в акционерные предприятия, ведущими здесь были московские капиталисты. Второй – узкий слой финансовой олигархии, сосредоточенный в основном в Санкт-Петербурге. Третий тип – представители многочисленной группы преимущественно провинциальных капиталистов, действовавших в сфере торговли.

Некоторые исследователи склоняются к тому, что роль монополистического капитала и финансовой олигархии в России в начале XX в. несколько преувеличена. В частности, преувеличивалась роль упоминавшихся синдикатов "Продамет" и "Продуголь" в негативном воздействии на экономику в целом, выражавшемся в неоправданном вздувании цен и сокращении производства и получении, таким образом, повышенных прибылей. Правильнее, считают они, говорить не столько об умышленном создании монополистами чугунного и угольного голода, сколько об умелом использовании ими в своих интересах закономерностей процесса капиталистического производства. Если темпы концентрации прибыли были более высокими у синдикатов, то норма прибыли у независимых предприятий, по крайней мере, в металлургической и угольной промышленности, оставалась более высокой, что обеспечивало их выживание. Это, в частности, означает, что независимые углепромышленные общества не были разорены синдикатом, но постоянно развивали свое производство и увеличивали свои доходы и рентабельность^[7].

 

Думается, несколько преувеличено и представление о влиянии крупных монополистов на правительство. Напротив, анализ положения крупной буржуазии в начале XX в. показывает, что существенные факторы преуспевания промышленников оказывались сосредоточенными в руках правительства: оно устанавливало цены на продукты винокуренных заводчиков, нормировало операции и доходы сахарозаводчиков, с помощью тарифов на казенных железных дорогах держало в своих руках всех производителей предметов массового потребления. Той же цели служили широко разветвленная система казенных заказов, раздаваемых промышленным предприятиям, и, наконец, особая система "контролирующего" участия агентов правительства в частнокапиталистических делах. Обязательными участниками всех съездов, совещаний деятелей промышленности и торговли являлись представители различных министерств. Почти во всех акционерных обществах, банках, синдикатах присутствовали агенты правительства, специально им делегированные. Всюду была видна тенденция – "зацепить" представителей капитала "зубцами колеса бюрократической машины" ^[8]. Цель политики С.Ю. Витте, по мнению Л. Мартова, заключалась в том, "чтобы спаять торгово-промышленную буржуазию с самодержавием, не давая ей никаких политических прав, но ограждая все ее интересы так, чтобы примирить ее вполне с ее политически-бесправным положением" ^[9].