Накопление доказательств — основной способ достижения достоверности в доказывании.

В процессе познания и доказывания фактических обстоятельств дела большую роль играют вероятные знания, обладающие большой эвристической силой. В философской литературе понятие вероятности употребляется в двух значениях. Исторически первым сложился взгляд на вероятность как на характеристику наших знаний о тех или иных явлениях окружающего мира. Уже в исследованиях классиков теории вероятностей (Я. Бернулли, П. Лаплас) вероятность связывалась с умозаключениями, производимыми в условиях неполной информации о предмете. Позднее вероятность стали связывать со свойствами реальных процессов. Эти аспекты отчетливо различаются и современными философами. Гносеологическое понятие вероятности означает "осознанную, оцененную нами степень соответствия нашего знания реальности"[112]. Именно в этом смысле употребляется данное понятие в логике[113]. Взгляд, согласно которому вероятность относится к методу получения знаний, а не к самому объективному миру, отстаивается и некоторыми представителями естественных наук[114]. В математике под вероятностью понимается "числовая характеристика степени возможности появления какого-либо определенного события в тех или иных определенных, могущих повторяться неограниченное число раз условиях"[115]. Некоторые философы в своих определениях вероятности указывают на оба этих значения, подчеркивая при этом, что "вероятность выражает степень нашего познания связей и явлений"[116].

В процессуальном доказывании, где познание носит преимущественно ретроспективный, а не предсказательный характер, понятие вероятности находит применение в его первом, гносеологическом значении. В отличие от достоверности, которая представляет знание, проверенное практикой, точно и полно отражающее действительность в пределах предмета доказывания, вероятность означает недостаточно обоснованное и проверенное практикой знание. Иначе говоря, вероятность в судебном доказывании связывается с недостатком фактических данных, обосновывающих истинность выводов о наличии подлежащих доказыванию обстоятельств дела[117].

Именно в этом смысле понятие вероятности имеет в процессуальном доказывании важное познавательное значение. Это обусловлено тем, что вероятностные представления лежат в основе следственных версий, являющихся важнейшим инструментом познания в уголовном судопроизводстве[118].

Вопрос о переходе от вероятности к достоверности в доказывании―одна из главных его проблем, приобретающих особую остроту при использовании косвенных доказательств. Именно здесь важно уяснить, как неполное и неточное знание становится более полным и более точным. Эта проблема исследовалась не только в процессуальной и криминалистической литературе. В свое время она обсуждалась на методологическом семинаре юристов и математиков в Институте математики им. В.А. Стеклова АН СССР, где представители математики, исходя из своего понимания вероятности, высказывали обоснованное сомнение в возможности применения математической логики в установлении фактов, интересующих право. Академик П.С. Новиков указал при этом, что "конечный результат всякого процесса познания, опирающегося на исходные положения, имеющие определенную степень вероятности, никогда не может быть достоверным. Коль скоро в первоначальных оценках имеется вероятность, то и вывод всегда будет вероятным"[119]. Утверждение это в принципе бесспорно, однако положение в доказывании (даже косвенными доказательствами) представляется отнюдь не таким безысходным. Оно было бы таким, если бы промежуточные факты, положенные в основу логических выводов, были установлены не достоверно, а лишь с вероятностью. Нельзя говорить о достоверном установлении фактов предмета доказывания, если в основу выводов о них положены суждения о том, что подсудимый, видимо, был на месте преступления, что, вероятно, у него находится пистолет, из которого был убит потерпевший, и вещи, принадлежавшие последнему, и т.д. Но в действительности все обстоит не так. Благодаря наличию в доказывании первого его этапа, следователь и суд располагают достоверно установленными промежуточными фактами (которые, кстати, нередко устанавливаются прямо и непосредственно — например, показаниями свидетеля, видевшего подсудимого на месте преступления, результатами обыска, при котором у него обнаружен пистолет; заключением эксперта, что пуля, убившая потерпевшего, выстрелена именно из этого пистолета и т.д.). Таким образом, в основу логических выводов на втором этапе доказывания кладутся уже достоверно установленные факты. Проблема заключается в другом: каждый из промежуточных фактов связан с событием преступления неоднозначно и, значит, допускает вероятный вывод на этот счет. Вероятность в доказывании относится, следовательно, к наличию объективной связи промежуточных фактов с предметом доказывания, и задача сводится к тому, чтобы, располагая определенной совокупностью промежуточных фактов, установить наличие и характер объективной связи этой совокупности и каждого из входящих в нее фактов с обстоятельствами предмета доказывания. Задача эта, как свидетельствует практика, вполне разрешима. Достижение достоверности в доказывании связано с накоплением таких доказательств и в таком количестве, что они могут служить достаточным основанием для достоверных выводов по делу.

Научное познание идет от единичного к общему. Философская наука рассматривает познание как процесс накопления фактов, открывающий путь к постижению сущности явлений. "В познании, — пишет А.Е. Фурман, — обычно начинают с накопления единичных фактов, между которыми на протяжении известного периода довольно трудно установить внутреннюю связь. Постепенно познанные факты связываются единой теорией… Процесс создания общих теорий, как правило, начинается вместе с накоплением фактов. Однако вначале эти теории мало обоснованы и являются по существу гипотезами. Но чем больше объективных фактов, тем меньше фантастических домыслов в этих теориях, тем больше правильного, научного осмысления реальных связей"[120].

Аналогичным образом идет процесс познания и в расследовании преступлений: единичные факты, с информацией о которых сталкивается следователь в самом начале расследования, еще не позволяют категорически утверждать наличие объективной связи между ними и преступлением. Вначале эта связь только предполагается. Вероятность сменяется достоверностью по мере накопления новых фактических данных.

Каково же по своему характеру это накопление, представляет ли оно собой чисто количественный процесс, простое суммирование вероятностей (а именно ими по сути своей являются улики)? Ответ на последнюю часть вопроса может быть только отрицательным. "Количественное увеличение вероятностного знания, — писал Р.С. Белкин, — еще не приводит к достоверности; из суммы вероятностей не рождается достоверность, ибо по-прежнему, как бы высока ни стала степень вероятности, мы имеем дело только с предположением"[121]. Предубеждение тех, кто не считает возможным установление фактических обстоятельств преступления одними лишь косвенными доказательствами, как раз и обусловлено их взглядом на накопление улик как на простое суммирование вероятностей. О таком суммировании можно говорить, лишь отвлекаясь от связей каждого доказательства с предметом доказывания и остальными доказательствами. Однако подобная абстракция недопустима — связь представляет сущность доказательства. Если же принять во внимание указанные связи, то правильнее говорить не о суммировании, а именно о накоплении, умножении доказательственной информации.

Механизм такого накопления первым в отечественной процессуальной литературе подробно описал А.А. Эйсман. Его идеи затем были поддержаны и другими учеными[122]. Поэтому мы остановимся лишь на некоторых существенных моментах.

Переход от вероятности к достоверности в доказывании, помимо установления наличия объективных связей доказательств с элементами предмета доказывания, включает и методы, однотипные с косвенным доказательством в математике. "Косвенное доказательство устанавливает справедливость утверждения тем, что вскрывает ошибочность противоположного ему допущения"[123].

Именно таким путем идет формирование вывода о доказанности при использовании косвенных доказательств: поскольку суждение об объективной связи всех улик с событием преступления рассматривается как вероятное, его достоверность доказывается путем опровержения противоположного ему допущения — о случайном совпадении этих улик.

Поскольку подобное опровержение сводится к доказыванию невероятности случайного совпадения совокупности улик, а методами теории вероятностей это доказывается лишь статистически, т. е. приближенно, строгая математическая достоверность и здесь не достигается. Теоретически мыслим какой-то (пусть единственный на миллионы!) шанс случайного совпадения улик, поэтому достигаемое и таким путем знание с точки зрения формальной логики истинным не является.

Однако практическая невероятность такого случайного совпадения большого числа разнообразных по характеру улик, подобного описанному Э. Борелем "чуду Эддингтона" (вероятности того, что обезьяна, ударяя по клавишам пишущей машинки, напечатает художественное произведение)[124], делает это знание практически достоверным. А.А. Эйсман удачно употребил для характеристики этого знания термин "содержательная достоверность"[125].

Один промежуточный факт, например, пребывание подозреваемого на месте преступления, устанавливает лишь вероятность его причастности к преступлению, так как может быть объяснен другими причинами, не связанными с преступлением. То же самое можно сказать и о каждом другом промежуточном факте в отдельности: наличии следов крови потерпевшего на одежде подозреваемого, обнаружении у него орудия, которым совершено преступление, вещей потерпевшего и т.п. Взятые же вместе, они уже не оставляют места для сомнения. Если происхождение каждого из них в отдельности можно объяснить случайностью, то допустить случайное совпадение всех этих фактов сразу невозможно. И, очевидно, потому, что каждый из них происходил в определенное время, в определенном месте, в определенных условиях, под воздействием конкретных причин. Значит, чтобы допустить случайное совпадение всех промежуточных фактов, нужно допустить возможность случайного совпадения всего комплекса связей, которыми эти факты связаны между собой и с другими обстоятельствами. Комплекс этот бывает весьма сложен даже при наличии двух-трех фактов, а с появлением каждого нового вероятность случайного их совпадения чрезвычайно быстро приближается к нулю.

Итак, то качественно новое, что добавляется к содержанию улик по мере их накопления,— это связь их между собой, осуществляемая и непосредственно, и через доказываемое положение и обеспечивающая интегративные качества системы доказательств. Вот почему накопление доказательств неотделимо от их связи между собой и с предметом доказывания. В этом процессе решающая роль принадлежит анализу отношений соответствия, в которых обязательно находятся все доказательства, если они объективно связаны с доказываемым положением. Необходимость такого соответствия обусловлена происхождением всех доказательств от единой отражаемой системы, все элементы которой также находятся в соответствии. Оно выражается в конкретных формах связи — хронологической, пространственной, функциональной, причинной и т.д.

Эта закономерность давно используется экспертами. В ходе идентификации они оценивают "достаточную совокупность совпадающих устойчивых индивидуальных признаков" объекта идентификации, исходя из наличия связи соответствия между этими признаками. Весьма показательный в этом отношении пример описан в специальной литературе: по протяжению раневого канала у потерпевшего были повреждены пальто, пиджак, рубашка, майка. На клинке ножа — предполагаемого орудия преступления — обнаружено 965 текстильных волокон девяти видов: два первых совпадали с соответствующими образцами волокон пальто, третий — его подкладки, четвертый и пятый — материала пиджака, шестой — его подкладки, седьмой и восьмой — материала рубашки, девятый — майки. Совершенно очевидно, что доказательственная ценность факта обнаружения стольких волокон на орудии преступления весьма значительна. Если появление на исследуемом орудии преступления единичных волокон, совпадающих с волокнами-образцами из материалов одежды потерпевшего, можно было бы объяснить какими-то иными, не связанными с происшествием обстоятельствами, то характерная их совокупность должна получить только одно толкование: их появление — результат контакта ножа с конкретным комплексом одежды. Формальная, математическая достоверность и в этом случае достигнута не была: теоретически можно допустить, что где-то и когда-то данным ножом были причинены точно такие же повреждения точно таким же пальто, пиджаку, рубашке и майке, а данные повреждения были нанесены другим, точно таким же ножом. Однако хронологические, пространственные и другие связи и их сочетания совершенно исключают совпадение стольких случайностей в данное время, в данном месте и в данных условиях, и вывод эксперта о том, что данные повреждения причинены именно этим ножом и никаким другим, представляется достоверным.

Такая содержательная достоверность достигается в результате накопления доказательств, преследующего одновременно две цели: 1) установление объективного характера связей доказательств между собой и с предметом доказывания и 2) опровержение противоположного допущения — о случайном совпадении улик. Это сочетание "положительного" доказывания с опровержением противоположных выводов повышает надежность знания, обеспечивает его достоверность.

Накопление доказательств по описанному типу осуществляется прежде всего на первом этапе доказывания при формировании частных систем доказательств в пределах каждой такой системы. Соотношение по тем или иным параметрам двух доказательств может быть объяснено как наличием объективной связи между ними, так и случайным их совпадением. Добавление к этим двум доказательствам третьего, четвертого и т.д., также связанных с ними корреляционным отношением, делают возможность их случайного совпадения исчезающе малой. Совершенно аналогично осуществляется накопление и на втором этапе доказывания, с той лишь разницей, что здесь накапливаются уже достоверно установленные промежуточные факты.

Итак, переход от вероятности к достоверности в доказывании возможен только благодаря фактору системности, т.е. наличию связей между компонентами системы — доказательствами и промежуточными фактами. При этом важное (если не решающее) значение имеет то обстоятельство, что каждое доказательство и каждый промежуточный факт связаны друг с другом и с предметом доказывания одновременно несколькими формами связей. Одна система связей (например, хронологических, пространственных и др.) обычно не дает достаточных оснований для достоверного вывода. Это возможно лишь при наличии нескольких различных систем связей, наложенных друг на друга.

Типичная улика — следы крови группы потерпевшего в комнате, где предположительно было совершено его убийство, связана с событием преступления несколькими формами связей: соответствия (кровь человека той же группы), пространственной, временной, причинной. Каждая из них, взятая в отдельности, дает основание только для вероятного вывода. Вся их система места для сомнений уже не оставляет.

Именно наличие нескольких форм связей между компонентами и обусловливает интегративные качества системы — те самые ее свойства (в нашем случае — достоверность), которыми не обладают входящие в нее элементы.