Точка зрения Гегеля. Что делает идеал идеальным?

Гегель и гегелевские школы видели в мифологичности языка Платона помеху для его философского мышления, неразвитость логоса, который не завоевал еще полной свободы¹⁷. Вместе с тем Гегель, которого, конечно же, нельзя заподозрить в том, что его логос "не завоевал еще полной свободы", в своих работах по восточной философии, демифологизируя идеалы традиционной культуры, демонстрирует мифические связки европейского сознания и мифологическую приверженность

 

===

117

===

 

европейской цивилизации, рассматриваемой как сущностно идеальный предикат мира.

Характерны в этом отношении последние страницы рецензии Гегеля на работу В. фон Гумбольдта "Об эпизоде Махабхараты, известном под названием Бхагавадгиты".

Заканчивая вторую статью, Гегель пишет, что индийское мифологизирование или философствование в попытках постичь и определить высший принцип беспорядочно разбрасывается во многих формах великого Одного, всеобщей души и т. д., которые с трудом можно было бы отличить от Брахмана¹⁸.

Далее Гегель иллюстрирует эту беспорядочность и, в частности, рассказывая о жрецах-брахманах, приводит свидетельство английского офицера о том, что в дом губернатора пришел с депешей брахман в запачканной одежде. Индийцы, встретившиеся на его пути и заприметившие шнур вокруг затылка (отличительный знак брахмана), падали ниц и целовали след его испачканной ноги¹⁹.

В таком виде, пишет Гегель, мне явилась связь обсуждаемых принципов индийского духа. Эти принципы необходимо постигать, отказываясь от поверхностных представлений об индийской религиозности, которые возникли частью из взятых наугад наиболее ценных категорий нашей культуры, частью из европейской, нередко самими авторами запутанной философии²⁰.

Понимание индийского духа, считает Гегель, затруднено потому, что он сцепляется с высшими понятиями нашего сознания, но в полной чудес глубине сам, неотличимый от мира чудес, впадает в унизительнейшее²¹.

Гегель безусловно прав, когда говорит, что при постижении принципов духа необходимо отказываться от поверхностных представлений. Именно следуя этому указанию, мы должны заметить, что мнение Гегеля об унизительнейшем падении духа, которое он, по всей видимости, связывал с целованием следа испачканной ноги брахмана и другими подобными обычаями, само является поверхностным представлением.

Как только мы начнем рассматривать культурные привычки как падение духа, мы, я думаю, с удивлением обнаружим, что такого рода "унижениями" наполнена и наша жизнь. Нехристианин будет рассматривать как унижение исповедь священнику, даже если он знает, что исповедь являлась важным инст-

 

===

118

===

 

рументом европейского воспитания. Молодые люди, жующие резинку, я думаю, откажутся жевать табак, смолу или, допустим, традиционную индийскую "жвачку" бетель, в состав которой входит известь. Предложение пожевать известь, смолу или табак вполне может рассматриваться как унижение или оскорбление. Однако чем лучше жевать резину с каким-нибудь желатином, гуммиарабиком, другими химикалиями? Причем жевать как бы и не добровольно, а подчиняясь рекламе или следуя моде?

Можно поставить вопрос шире: насколько вообще разумны наши привычки? Способны ли мы это понимать? Не является ли, например, следование моде чем-то унизительным?

Как правило, мы над этими вопросами не задумываемся, мы просто живем, следуем моде, жуем резинку, пьем кока-колу и другие подозрительные напитки, смотрим по телевизору на ночь всякую дрянь и потом плохо спим, поедаем огромное количество таблеток и делаем десятки других больших и малых глупостей.

Что это значит? Частично мы уже ответили на этот вопрос. Способность метафорического восприятия, свойство человеческого сознания мыслить метафорически делает человека разумно-неразумным существом, живущем в гетерогенном поле метафорической достоверности.

К этому мы теперь должны добавить, что в этом поле понимающих метафор царит и миф как символ культурного идеала. Как только мы признаем идеал своим, как только мы начинаем считать какой-то образец достойным подражания, даже на уровне мысленного восприятия, т. е. на уровне замысла-формы, мы делаем миф своим неизбежным правителем, своим неизбежным судьей и оценщиком.

Великий немецкий философ Георг Вильгельм Фридрих Гегель мифологичен в той мере, в какой он судит другую культуру и защищает свой образ жизни.

Так же мифологичны Платон, Аристотель, Хайдеггер и любой другой человек, защищающий свои идеалы, отстаивающий свои образцы и ценности. Это, конечно, вселяет в нас некоторый оптимизм, ведь в компании людей, подпавших под власть мифов, оказываются не только скромные "жеватели" бетеля и

 

===

119

===

 

чуингама, "пивцы" кока-колы и "целователи" следов испачканных брахманов, но и великие люди — мыслители, поэты, художники, аскеты, ревнители нравственности, тираноборцы.

Не все так безнадежно с нашими привычками, как могло показаться вначале. Вопрос теперь в том, чтобы попытаться понять миф не только как признак идеала, но и в более широком контексте, прежде всего в контексте традиционной культуры.

 

===

120

===