Год К. С. 20-й день Весенних волн

 

 

1

 

Это сделать нужно. Необходимо. Ричард повторял это себе пятый день кряду. Юноша отпирал дверь в домовую церковь, трогал цветы, менял догоревшие свечи, целовал незабудки возле ног своей святой и уходил, даже не тронув лежавшую на старом плаще реликвию. Нет, он понимал, что сделка после гибели сюзерена становится бессмысленной, но Рамиро предложил обмен, и Ричард согласился. Отец бы его понял, но больше никто. Иноходец не верит снам, он отмахнулся даже от нохских призраков, а эр Август не поверит в невиновность Предателя. Между Ветром и Скалами лежит ошибка, а не подлость, но это еще предстоит доказать. Правда о находке в гробнице загладит и ложь Альдо о шкатулке. Катари не зря кричала о браслете – он наверняка был на руке мертвой Октавии или в гробнице Франциска, иначе зачем бы Левию понадобились кости обоих?

Королева вправе потребовать браслет назад. Регент и временный глава олларианской церкви, она обязана вернуть реликвию Талигу, даже будучи эсператисткой. Что ж, придется признаться в том, что герцог Окделл не опроверг ложь Альдо Ракана. Завещание исчезло, но Катари хватит слова Скал, только сперва придется восстановить завещание Эрнани по памяти. Если постараться, это можно сделать.

Дикон уставился в золотисто-черную стену, заставляя себя во всех подробностях вспомнить не столь уж и давний вечер. Сюзерен не возвращался. Темнело. За окном выплясывал мокрый снег, топился камин, отблески пламени падали на шкатулку, воскрешая давно отгоревший закат. Черная башня на лакированной крышке была той же, что юноша видел сперва в Варасте, а потом – во сне, и в этом таился какой-то смысл. Человек, прятавший завещания, вряд ли сунул их куда попало, но что значит его выбор? Мрачная шутка? Намек? Проклятие? Но кому, Эрнани или Франциску, а может, обоим? Если шкатулку выбирал Рамиро Второй, очень может быть…

Получить корону из рук выскочки, укравшего твою честь и твою мать, умершего в собственной постели и швырнувшего тебе то, что мертвецам без надобности. Вместе с заботой о слабоумном единоутробном брате. Святой Алан, от такого взвоешь!

Окажись на месте Рамиро какой-нибудь Придд или Ферра, он бы вцепился в подачку, но Алва не едят дохлятину. Пасынок отомстил Франциску – странным, извращенным способом, но отомстил. Последняя воля узурпатора отправилась в Закат, а Рамиро остался самим собой, как и Ворон. Великий полководец при никчемном короле, ходячая легенда и ходячий ужас. Вешатель. Спустя Круг его странное послание попало в руки потомку Алана; это не могло быть случайностью, как и открывший тайну меча сон.

Дикон не сомневался, что видел настоящего Предателя. С Вешателем было сложнее – и не потому, что тот слишком походил на похудевшего Рокэ. Рамиро Второй не читал Веннена и не знал ни Альдо, ни Эгмонта Окделла. Оставалось признать, что Ричард говорил с собственными сомнениями, что прорастали сквозь любовь к сюзерену. И ничего удивительного, что у этих сомнений были синие глаза, – Ворон на суде и после него сказал слишком много важного.

Верность запрещает думать, но сон отметает запреты, и человек видит правду, какой бы горькой она ни была. Подобные озарения сродни пророчествам, хотя ничего чудесного в них нет.

– Да, мы враги, – сказал гостю Ричард. Это было так странно – пить вино с Вешателем, ощущать себя слегка пьяным и при этом твердо знать, что твоего собеседника нет на свете уже триста двадцать лет…

– Да, мы враги, но ваш отец не был ни трусом, ни предателем, как Эктор Придд.

– Не стоит называть трусом того, кто не бросал оружие до последнего.

– Вы слишком снисходительны.

– Увольте. Просто мне не нравится, когда не замечают чужих достоинств лишь потому, что речь идет о враге. Желание видеть на одном берегу сплошное зло, а на другом – кромешное добро удручает. Именно поэтому ваше семейство и наводит тоску.

– Да, мы не мешаем зло с добром и… не станем мешать! Окделлы не изменяют ни своему сюзерену, ни своему слову, ни своей любви… Это нас всегда предавали и предают всякие… Хватит! С этой минуты Скалы говорят только с… с тем, кто достоин!

– Хорошая лоза, не правда ли? Впрочем, в полной мере вы ощутите ее достоинства утром, а вот недостойных недооценивать не советую. Можно не замечать короля, особенно если он не видит вас, но попробуйте не заметить клопа в вашей постели. Вы для него есть, и с этим приходится что-то делать. Клопам не место там, где спят люди, в той же степени, что вашему нынешнему кумиру – на троне.

– Эр… Герцог Алва, вы умерли еще… только поэтому… Альдо – избранник судьбы и Кэртианы. Вы и я тоже, но Ракан выше нас, выше всех!

– Вы стали четче изъясняться, постарайтесь на этом не останавливаться. Согласен, ваш приятель – избранник, только не Кэртианы, а страха собственной слабости. Выросший с этим страхом жаждет стать самым большим, самым сильным, самым жестоким или хотя бы самым подлым и хитрым. Чтобы напасть первым и съесть прежде, чем съедят его.

– Мой государь возвращает принадлежащее ему по праву!

– Это оттуда же… Признать то, что не украшает, даже будь оно четырежды правдой, страшно. Проще объявить себя ходячим божеством, а своих подлецов и дураков святыми. Ну а чужим святым так просто пририсовать когти и хвосты…

– Или вы назовете, кто… дорисовывает, или… Пусть это сон… Вы владеете шпагой или только мечом?

– Не только, но кто, по-вашему, свалил Фабианову колонну и развлекается тасканием мертвецов?

– Вам не дают покоя почести, оказываемые Алану Окделлу!

– Ваш Алан был бы мне столь же безразличен, сколь и ваш батюшка, если б с их помощью не совращали младенцев. Да вы пейте, герцог. Пейте и пытайтесь думать. Чем славен Алан? Убийством, довольно-таки нелепым, к слову сказать, и такой же смертью. Ну, небезупречен был рыцарь, сорвался на том, что ему показалось не то предательством, не то пренебрежением. С кем не случается… Но когда срыв и глупость подают как образец доблести, а потом и тысячи дурней лезут в болото, меня тянет убить Алана еще раз. Заблаговременно.

– Алан Окделл был первым из рыцарей Талигойи.

– Алан был добрым малым, хоть и глуповатым. Он не виноват в том, что из него сотворили ваши наставники, хотя это и не предел. Самым мерзким из подсунутых мне идеалов был некий эр, отказавшийся одолжить другу фамильную шпагу, но проигравший деньги, лошадей и заветное кольцо второго друга. Я был искренне рад, когда идеал отправился в Занху. Нет, не за карточные долги, за попытку убийства, ну да кошки с ним…

Благодарю вас за беседу, юноша, но мне пора в мой Закат. Понимаю, что трудно, но попытайтесь уразуметь: просто человек … любой – вы, я, король – ничто. Талиг – все. Нами можно и нужно жертвовать ради Талига, Талигом ради нас – ни в коем случае. Жертвуя им, вы жертвуете не одним человеком, хоть бы и коронованным, а будущим многих тысяч, а значит – новым Кругом. Вернее, Кругами…

Ворон мог глумиться над памятью Алана, мог ненавидеть Альдо, но последние слова не произнес бы никогда, а временщик, вешавший восставших на крепостной стене, – тем более. Это мог сказать перед смертью отец, знай он про Эрнани… Что поделать, Окделлы в самом деле похожи. Алан пожертвовал собой во имя своего короля. Ричард сотню раз закрыл бы друга и сюзерена грудью, но Талигойя ждала другого государя. Дикон понял это еще при жизни Альдо, но гнал от себя подозрения, и те обернулись Вешателем. Повелитель Скал гостя выслушал. Гостя… Самого себя!

Ричард любил Альдо, верил ему, шел за ним, он не бросил сюзерена и после смерти, только Талигойя превыше короля настолько же, насколько король превыше эория, хоть бы и Повелителя. Больше юноша не колебался. Он знал, что поступает правильно, что клятва, которую он даст сейчас, нужна и важна, как не было нужно и важно еще ничто.

Камердинер быстро и равнодушно подал парадный мундир. Орденов Ричард не надел, кроме самого первого. Талигойская Роза останется с ним до конца, а в остальном придется начинать заново.

Грядет новый Круг, но хозяин уходящего не вправе устраниться. Долг Скал – вырвать Ветер из рук временщиков и оставаться рядом, пока это необходимо. Конечно, для непосвященных мальчик какое-то время еще пробудет Олларом, но имя ничего не значит. В глазах Кэртианы Карл – Борраска. Повелитель Ветра. Хозяин Круга. Законный король, который похоронит порожденные Эрнани раздоры. Клинок Алана в обмен на меч Раканов, оказавшийся мечом Ветра, – это для сна, а для яви – прекращение вражды и служение юному королю. И его матери.

Хорошо смазанная дверь открылась, не скрипнув. Свечи, цветы, блеск вечной росы, синева сапфиров, юность, новый Круг – Круг Ветра… Ветер – это вечное утро и вечная весна – юная девушка с голубыми глазами. Святая. Королева. Мать короля. Любимая.

Одним ловким движением Ричард поднял кинжал и поцеловал клейменный вепрем клинок.

– Моя кровь и моя Честь принадлежат Талигойе и моей королеве.

 

2

 

—…потерял много крови. Его нельзя тревожить. Отойдемте, я вас выслушаю…

Карсфорн! Все еще тут…

– Господин начальник штаба, вы не имеете права отдавать распоряжения в обход командующего.

– Полковник Придд, вы тем более не имеете права обсуждать приказы вышестоящих.

Пора вмешиваться, иначе Карсфорн начнет распоряжаться… раньше времени.

– Полковник Придд прав. – Жермон произнес это достаточно громко, чтоб его услышали. – Что там у вас?

– Капитан Баваар со срочным докладом. – Гэвин все же образцовый начальник штаба. Не согласен ни с чем с самого утра, но исполняет.

– Я слушаю.

– Мой генерал… – Какие все же жалостливые морды у прожженных вояк. Чего только не навидались, а плевать на чужую смерть так и не выучились. Может, именно потому, что навидались.

– Я все еще командую авангардом, капитан. – И буду командовать и завтра, и послезавтра… До самого конца. – Докладывайте.

– Мой генерал. К находящемуся на переправе дриксенскому корпусу подошло подкрепление. Пехота. Артиллерия. Тяжелая конница. В общей сложности теперь их тысяч двадцать пять. Близко подойти не удалось, но пушки подтягивают к берегу, и пушки большие.

Вот тебе и Бруно… Задал задачку. Попрет здесь или у Штарбах? Или и впрямь нацелился на Доннервальд, а Печальный язык – обманка… Ну а обоз – это для самых недоверчивых… Треть армии здесь, две трети у Штарбах, хвост у Доннервальда. Треть у Штарбах, остальное здесь… Половина здесь, половина у Доннервальда… Все у Доннервальда, остальное – бред. Твой собственный… Ответ знают только Бруно и закатные кошки, но фельдмаршал прыгнул, а не поплелся по наезженной колее.

– Мой генерал, я очень сожалею о поспешно отосланных сведениях.

– Нечего сожалеть! – Лучше лежачий командующий, чем никакого. Отнесут на стены, и будем стоять… Стоять… лежать… Дидерих бы высказался изящней. – Вы куда, Гэвин?

– Отменять марш. – Карсфорн был искренне удивлен. – В связи с вновь открывшимися обстоятельствами.

– В связи с открывшимися обстоятельствами нам… предстоит сдерживать двадцать пять тысяч. Только и всего. Во фланг фок Варзов нацелилось… в два раза больше. А старик сейчас не в форте за рекой, а на марше.

– Жермон, не хотите же вы…

Хочет. Закрыть глаза и забыть обо всем. Утонуть в выходящем из берегов тумане, поверить ложным маякам, послать все к кошкам и заснуть, но нельзя, потому что … нельзя.

– Гэвин, я запрещаю вам… превышать свои полномочия. По крайней мере, пока… – Уточнять не будем, придет время, сам поймет. – Ваше дело – привести подкрепление к фок Варзов. Быстро привести. У вас еще есть дела в форте?

– Нет.

– Тогда найдите мне бумагу и перо и отведите Баваара к Берку и Рёдеру. Пусть доложит то, что видел, и давайте сюда вашего врача. Полковник Придд, перед выступлением зайдете ко мне. У меня будет для вас конфиденциальное поручение.

Через двадцать лет парень будет маршалом, но эти двадцать лет ему нужно как-то прожить. Пусть скачет к Рудольфу. Прямо отсюда. С письмами, одно из которых о нем самом и о мертвом брате…

– Валентин, вы что-то хотите сказать?

– Мой генерал, полк готов к выступлению. Граф Гирке и в дальнейшем может исполнять обязанности его командира?

– Разумеется…

– В таком случае прошу оставить меня в вашем распоряжении. Я полагаю, что принесу здесь больше пользы.

Здесь… С умирающим командиром и тремя тысячами против двадцати пяти, если не сорока. Здесь он докажет… Раз и навсегда. Если, конечно, генерал Ариго не ошибается, а если ошибается? Мертвому спишется все, а тому, кто подыграл генеральскому бреду и остался в форте, который по всем раскладам возьмут? Такое может позволить себе Савиньяк, но не Придд.

– Нет, Валентин, я вас здесь не оставлю. Я понимаю, что вы ищете боя, но война только началась… Вы все еще четыреста раз докажете и Арно, и…

– Мой генерал, теньент Сэ для меня никакого значения не имеет. В отличие от Печального языка и вашего состояния. Я считаю свои долгом проследить за тем, чтобы ваши приказания исполнялись должным образом. Мне кажется, это не будет излишним.

Леворукий его побери! Нашел, чем взять, почти нашел, потому что оставлять Валентина здесь нельзя. Как бы ни хотелось…

– Берк и Рёдер не нуждаются в переводчиках. То, что я намерен вам поручить, гораздо важнее. Кроме того, у меня к вам личная просьба… Я надеюсь, что моя… сестра скоро будет свободна. Я напишу ей, но будет лучше… если она услышит рассказ очевидца.

– Мой генерал, можете считать это дерзостью, но я не считаю себя вправе вас оставить. Я так или иначе повлиял на принятое вами решение. И я за него в ответе.

– Чушь. После известий об обозе… я мог решить только так. Хватит, Валентин… Приказы не обсуждаются, а я как-то привык… отвечать за свои решения без посторонней помощи.

– Но для успешного выполнения ваших решений здесь и сейчас помощь вам потребуется.

– Леворукий и все кошки его!.. И как только Алве удалось вас… отослать?

– Мой генерал, я пришел к выводу, что Первый маршал Талига сможет без меня обойтись.

 

3

 

Закат выдался такой, что Валме позавидовал закатным тварям и едва не надрал собственные уши за отлынивание от уроков живописи. Кэналлийцы Эчеверрии, которых они только что догнали, стали лагерем на пологом склоне, словно созданном для созерцания небесной мистерии, а Леворукий старался вовсю, не хватало только скрипок.

Запад тонул в золотистой дымке, но небо над ней светилось чистой весенней зеленью, в которой парили плоские перистые облака: снизу белые, сверху – дымчато-серые. Выше изумруды сменяла больная бирюза, которая постепенно синела до эмалево-голубого, а в зените лениво выгибались облачные звери – розовые с фиолетовыми спинами. Звери глядели на замерший над холмами ровный золотой круг, им было не больно – туман над тополями стоял такой, что смотреть на солнце могла бы даже сова.

Ветер шевелил расцветающие травы, донося аромат одичавших садов. Дорак уже отцвел, но у Кольца Эрнани еще бушевала бело-розовая вьюга. Чувство прекрасного распирало, и Валме решил разделить его с Вороном, созерцавшим ту же феерию.

– Сегодня я завидую мазилам, – с ходу сообщил Валме, – а вы?

– Нет.

Краткость ответа Марселя не смутила, но стало слегка обидно за мимолетность красоты.

– Неужели вам не хочется это сохранить?

– В юности хотелось, только я не Рихтер, не Веннен и не Гроссфихтенбаум, а зависть слишком обременительна… Проще стать первым или признать чужое первенство. Ты же не обгонишь лошадь и не переживешь черепаху, так зачем им завидовать?

– Черепаху можно съесть.

– Но не прожитые съеденной черепахой годы не присвоить, а другие черепахи все равно будут смущать твой покой при жизни и преспокойно ползать после твоей смерти.

– Вы правы. – Позор, опять он не может на «ты», несмотря на свершившийся брудершафт! – Маэстро Гроссфихтенбаум думал так же. Помнишь, он сказал, что умрет в тот миг, когда на искреннюю похвалу чужой музыке ответит не рапсодией, а бранью? Но закат все равно жаль… Особенно облака.

– Что ж, поговорим о Закате. Боюсь, ты меня неправильно понял. Ты не просто рискуешь оказаться в Закате, как все, кто ввязался в войну и политику, ты в нем окажешься… Тебя ждет то же, что и Моро.

– И что в этом плохого? – Если Марсель и кривил душой, то лишь чуть-чуть. – Лучше быть Моро, чем… святым Аланом. Воду на нем не возили, мерином не сделали, а под конец он убил кого хотел и при этом кого надо. Тот же Килеан кончил плачевней…

– Судьба Килеана Валмону никоим образом не грозит, – утешил маршал. – Но, прыгая в огонь, не обязательно обливаться касерой. Самое нелепое, что ты не уйдешь, даже если будешь знать все…

– Скорее всего, – не стал кривить душой Марсель. – А чего я не знаю? Про присягу и монстров ты говорил. Судя по некоторым намекам, твоя удача дорого обходится другим? Ну и что? Хотя расскажи, конечно, а то опять окажется, что кто-то кого-то недооценил.

– И это только виконт, который вряд ли станет графом… – Маршальский смешок вышел неприятным. – Что ж, да будет тебе известно, что я проклят. Это напоминает Дидериха, но набралось слишком много доказательств. Я начал их искать, встретившись с Леворуким. Он оказал мне услугу, о которой я не просил, и отправился по своим делам. Не знаю, когда и с чем он вернется, но долгов он не списывает, можешь поверить.

– Верю, – подтвердил Марсель, хотя этого никто не требовал. – А я думал, с тобой что-нибудь гальтарское…

– И это тоже. Проклят не я лично, а все Алва, вернее, Борраска… Варастийская ветвь просто вымерла, мы оказались крепче. Подозреваю, Леворукого привлекла именно эта моя особенность. Прикончи меня кто-нибудь, и проклятью – конец, поэтому мне и везет.

– А это не… как ее там? Не гордыня? То есть мало ли кому везет. Давенпорту там или нам с папенькой.

– У графа пятеро сыновей, а у тебя четверо братьев. Живых! Предстоит драка почти вслепую, а я по милости древнего страдальца, не ведавшего, что он несет, связан по рукам и ногам. Мне нельзя ничего хотеть, ничего решать, никого к себе подпускать, даже лошадей.

– Это может раздражать, – признал Валме, – но я-то делаю что хочу, и мне это нравится. В конце концов, Валмонов в этом мире достаточно и без меня. Ты это сам только что признал, а до нашей поездки в Фельп я выглядел намного хуже, и уж точно, не будь тебя, я не завел бы собаку, так что моя жизнь всяко стала бы беднее…

– Хорошо, – счастья и благодарности в голосе Ворона не слышалось, – будь по-твоему… Поехали.

– Куда? – вопросил Марсель, не то чтоб с подозрением, просто почти стемнело и хотелось перекусить. – То есть поехали, но, может быть, после ужина?

Алва не ответил, просто послал серого вперед. Любопытно, появится у жеребца имя или его так и станут звать Лошадью? Будь бедняга женщиной, он бы рыдал ночами и сжигал портреты Моро.

Красота на небе увядала на глазах, придорожные заросли стали темными, а кэналлийские костры позади – рыжими и яркими. В кустах кто-то вздохнул. Если начнет стенать, станет совсем весело.

Алва молча гнал коня через луг к обсаженной тополями дороге. Какой он все-таки сдержанный! Увериться, что угодил сразу под проклятие и под защиту, решить, что вокруг все станут предавать или умирать, и не пристрелить Штанцлера, чтоб хоть немного успокоиться перед войной и Изломом с его золотыми рожами, чтоб их…

– Марсель!

– Да.

– Я сейчас пересеку дорогу и двинусь вперед. Если я упаду, как в Олларии, ничего не делай. Пусть покажется кровь. Когда ее будет много, заберешь меня в развалины. Их отсюда почти видно.

– Вас – в развалины, – послушно повторил Валме, – а куда рэя Эчеверрию?

– У него есть приказ. Если я не приду в себя, утром он его вскроет.

Виконт кивнул. Серый Алвы перескочил через ручей. Текучая вода… Не Данар, конечно, но… Спохватившись, Валме дал шпоры коню. Он мог бы поехать рядом, но почему-то пристроился сзади, отстав на полтора корпуса. На небе проступила откормленная луна – не зеленая и не кровавая. На гальтарскую рожу она тоже не походила. Рокэ не падал, кони не шарахались и не упрямились. Ветерок доносил дым костров, шелестели ветви, в них сперва молчали, а потом запели. Соловей. Заявляет миру, что это его куст и его соловьиха, но как же изящно.

Темный всадник впереди остановился и запрокинул голову. Жалко человека. Мало того что уверился в древних пакостях, так еще и коня потерял. Этого бы Леворукого…

Соловей свистел и щелкал, они слушали, пока Алва, подавая жеребца назад, не вернул его на дорогу.

– Ну и что это значит? – вполголоса спросил Марсель. – То, что вы не упали… Все хорошо или опять что-то не так?

– Это никак. Представь себе кокетку, которая не отвечает ни да, ни нет…

– Вам не отвечает? – уточнил Марсель. – Тогда это все равно «да».

– Это все равно «да», – негромко повторил Алва, и Марселю захотелось проглотить свои слова. – Ты думаешь, что едешь в столицу?

– Я думаю, что мы едем в столицу, – поправил виконт. Отправляться за Котиком в одиночестве он не собирался. – Если вам… тебе срочно нужно в Закат, я обойдусь без Котика еще какое-то время.

Алва невежливо отмолчался, то есть принялся напевать. Марсель молчал, вслушиваясь в наполовину понятные слова. Песня была все той же, про несбывшееся, которое можно называть как угодно. Рокэ спрашивал моряка о море, Валме с тем же успехом просил бы рассказать о Франческе и еще о человеке на башне, до которой никому не удавалось доскакать…

«Расскажи мне о море, моряк…»

«Расскажи мне о башне, всадник, – Марсель в первый раз в жизни подбирал слова на чужом языке, – скажи, что за птицы кружат над ней. Расскажи мне о башне, всадник, я всего лишь человек, я не знаю…»

– Соберано! – Рэй Эчеверрия проступил из темноты не хуже закатной твари; правда, он не стенал, не кутался в порванный плащ и не просил подвезти до ближайшей деревни.

– Верните приказ. – Море окаменело, то есть обернулось сталью. – Вы останетесь здесь. Кольцо Эрнани – граница, и вы ее защищаете, от Барсины до Ларитана на востоке и до Нерси на западе. Никто, запомните, никто не должен входить туда. Выпускать – пока тоже никого, но об этом мы поговорим утром. Все.

Вейзель бы начал спорить, Эмиль – шутить и выспрашивать, Эчеверрия просто исчез.

– Рокэ, – шепотом осведомился Марсель, – а что бы они делали, если б вы упали?

– Ты же отвозил Левию книгу… Попробуй догадаться.

 

[1] Высший аркан Таро «Башня» (La Maison Diev) символизирует разрушение отжившего, его невозвратность; это конец существующей ситуации под влиянием внешних сил, осознание которого приходит через озарение. Рядом с хорошими картами означает окончание черной полосы в жизни, избавление от тяжелого груза. Эта же карта может означать и потерю счастья, хаос, утрату стабильности и безопасности. Перевернутая карта(ПК): зависимость от существующих обстоятельств, ограниченность возможностей. Вы вынужденно идете старой дорогой, будучи не в силах ничего изменить.

 

[2] Магазины – продовольственные и вещевые склады, предназначенные для обеспечения армии.

 

[3] Высший аркан Таро «Алхимия» / «Воздержание» / «Умеренность» (La Tempйrance) символизирует обновление душевных и физических сил, умеренность, осмотрительность, соединение творческого и рассудочного, необходимость золотой середины. Карта означает стабилизацию в делах, успех, избавление от лишних эмоций, спокойствие и равновесие во взглядах, раздумье и, как следствие, выход на путь правильных решений и поступков. Выпадая после плохой, указывает на то, что в борьбе с неприятностями вас ждет победа, добивайтесь ее кропотливо и неуклонно. Карта говорит о необходимости гармонии между материальной и духовной составляющими, напоминает о том, что ко всему нужно относиться с выдержкой и терпением; не стоит слишком глубоко уходить в себя. Карта предвещает удачу предприятиям, успех которых зависит от сложной взаимосвязи многих различных факторов. ПК: неправильный подход к жизни и окружающим, чрезмерная вспыльчивость, непредсказуемость, неразумные поступки, отвлечение на мелочи. Символизирует трудности и препятствия, связанные с отсутствием равновесия.

 

[4] Порода лошадей, полученная в Южной Дриксен в середине текущего круга путем скрещивания полуморисков с привычными к холодам лошадьми марагонской породы. Зильберы чаще всего бывают серой масти, реже – серыми в яблоках. Из-за высокой стоимости считаются «лошадьми аристократии».

 

[5] Перевод с талиг Элеоноры Раткевич.

 

[6] Высший аркан Таро «Маг» (Le Bateleur). Карта символизирует личность, обладающую во всей полноте физическими и духовными способностями. Это воля, способность и готовность совершить поступок, самовыражение, индивидуальность, мудрость, но и тирания, злоупотребление властью. Может означать достижение желаемого в доступных вам пределах. ПК остается благоприятной – ситуация под контролем, будущее в ваших руках. Может означать неуверенность в себе, излишнюю скромность, отложенные «на потом» важные дела.

 

[7] Лансада – элемент выездки. При лансаде лошадь прыгает вперед на передние ноги, высоко вскидывая зад. Наровистые лошади делают лансады по собственной иницыативе, пытаясь таким образом избавиться от всадника.

 

[8] Высший аркан Таро «Правосудие»(La Justice), также называемый «Справедливость». Символизирует развитие, поиск свободы и независимости, объективность, тяготение к порядку, зрелость и жизненный опыт, уравновешенность. Карта указывает на необходимость тщательной и непредвзятой оценки всех сторон дела, переосмысления жизненных ценностей. Может означать предстоящий суд (участие в конкурсе, соревнованиях), бумаги, договоры, правовую деятельность. При каждом действии нужно предвидеть противодействие, чтобы смягчить столкновение или его избежать. ПК столкновение с несправедливостью, неустойчивость характера, некомпетентность, озлобленность, обида, предвзятость, неадекватность самовыражения. Символ неправедного суда, осуждения по ложному обвинению, нестыковки, несбалансированности. Вам будут преподаны неприятные уроки, нужно смириться с неизбежностью.

 

[9] Высший аркан Таро «Император» (L'Empereur) олицетворяет людей зрелых, правильно выбравших путь, может указывать на человека рационального, энергичного, обладающего большой силой воли. Для мужчины это счастливая карта. Для женщины – признак сильного мужского влияния. Карта означает, что вы находитесь в поисках мудрости, рассудок преобладает над страстями; попытайтесь получить поддержку от более сильного. В раскладе символизирует власть духа, порядка и разума, осуществление идей бытия, основанное на усиленной работе разума. Это утверждение, отрицание, обсуждение, решение, авторитет, власть, защита, достижение цели, успех, иногда отеческие чувства. Также может предвещать достижение поставленных целей за счет концентрации сил и контролируемой агрессии. ПК: Отрицание авторитетов, анархизм, неумение обуздать свои недостатки и пороки, невыполнение своих обязанностей, зависимость от сильных людей, признак слабости, неуверенности. Нет энергии на то, чтобы решать проблемы, ставить цели.

 

[10] Высший орден кесарии Дриксен.

 

[11] Кесария Дриксен в ее нынешнем виде была образована в 109 году К.С. из девятнадцати независимых баронств и трех суверенных герцогств, правители которых возводили свой род к легендарному Торстену, последнему варитскому королю. Монархом с титулом кесаря был избран глава крупнейшего из герцогств Людвиг Шваненшлосс. Штарквинды и Фельсенбурги сохранили герцогские титулы и стали именоваться «братьями кесаря», в то время как кровные братья правящего кесаря именовались «младшими братьями государя».

 

[12] Высший аркан Таро «Колесо Фортуны» (La Roue de Fortune) символизирует перемены к лучшему, мудрость, самосовершенствование, прогресс, начало нового цикла. Это полнота жизни, удача, разрешение проблем, закономерный успех. Возможно, в вашу судьбу вмешается счастливый случай. В более общем смысле «Колесо Фортуны» напоминает, что без падений не бывает взлетов. Чтобы стремительно подняться, порой необходимо спуститься вниз, пойти на определенные жертвы. ПК предрекает неблагоприятный поворот судьбы, неожиданный удар, провал, несчастный случай, но может означать и перемены к лучшему, только через очень длительное время. Еще одно из возможных значений – сопротивление переменам.