Год К. С. 19-й день Весенних волн

 

 

1

 

Свое письмо Дикон так и не отыскал, хотя личных бумаг Альдо оставил немного – тщательно запертое бюро оказалось полупустым. Послания урготской принцессы, вирши графа Медузы, несколько доносов, в том числе о том, что баронесса Сакаци и Матильда Ракан скрываются в Нохе, – и все. Донос Эпинэ перечитал несколько раз, написано было убедительно. Не знай Робер, что Мэллит в Хексберг, сам бы поверил. Кто-то очень хотел, чтобы Альдо пошел на открытую ссору с Левием, но вмешались судьба и вороной мориск.

Эпинэ сунул ядовитый листок назад в бюро и повернул ключ. Он взял только письма Елены. Альдо вряд ли бы принес ей счастье, но девочка умудрилась влюбиться, ей был нужен Альдо Ракан, а не трон. Совсем как Мэллит, только гоганни успела освободиться, а маленькая урготка – нет, и Роберу было ее щемяще жаль.

– Надо найти потайной ящик, – вдруг напомнил о себе Дикон. Он сидел в кресле и вертел в руках рогатую безделушку. После смерти сюзерена мальчишка похудел и стал совсем дерганым. Отправить бы его куда-нибудь, так ведь не поедет, да и рановато… Кости срослись, но путешествовать и тем более драться нельзя.

– Лично я за это не возьмусь… Ты уж извини, но Альдо вряд ли стал бы прятать твое письмо и оставлять на виду то… что он оставил. У него была привычка жечь бумаги, так что не беспокойся.

– А шкатулка? – не унимался Ричард, Мы ведь ее не нашли.

– Хранись в шкатулке письма, она была бы здесь. Скорее всего, Альдо вернул в нее браслет Октавии и отправил в сокровищницу или еще куда-нибудь. Можно расспросить слуг.

– Наверное, – протянул Дикон. – Робер, давай я посмотрю еще раз.

– Ты уже смотрел. Хотя, если тебе так хочется…

Пусть ищет, все лучше, чем с больным плечом громыхать ржавым железом.

– Ты можешь идти, у тебя много дел.

– Ну, спасибо! – Вот ведь паршивец… – Хочешь прочесть вирши Сузы-Музы без свидетелей? Насколько я помню стихосложение, граф перешел с триолетов на рондели.

Но после смерти Альдо не появилось ни единой строчки. Медуза сказал, что хотел, и затих. Или пропал, но не Салиган же это был…

– Робер, – Мевен на титулы не разменивался, за что Эпинэ был ему искренне признателен, – тебя ищет Ноймаринен.

– Он меня уже нашел. Мы все обсудили.

– Он ищет тебя еще раз. Можешь к нему присоединиться после аудиенции, она уже заканчивается.

– Присоединюсь. Дикон, заканчивай, все равно тут ни кошки нет.

– Ты бежишь на свист этого… Литенкетте, как собака.

– Заканчивай. – Еще немного, и граф Эрвин вытеснил бы из сердца Дикона самого Придда, но, к счастью, ноймар едет на юг.

– Суконщики передают свои извинения. – Мевен, как не в чем ни бывало, заговорил о другом, не забыв встать над душой у копающегося в бюро ревнивца. – Они рассчитывали на подвоз из Грауфа, а тот опаздывает.

– Не только он, фураж тоже не подвезли. Наверняка опять мародеры… Я скажу Карвалю, пусть проверит Надорский тракт. Дикон, его высокопреосвященство интересуется твоим самочувствием. Он отдал распоряжение пропустить тебя в Ноху еще две недели назад…

– Я здоров и буду у сюзерена этой ночью. – Дикон захлопнул дверцу красного дерева, словно торопясь прищемить чей-то нос. Без сомнения, породистый.

 

2

 

День проходил без неожиданностей и связанных с ними волнений. Батарея за рекой монотонно била по форту. Ядро следовало за ядром, и в цель они попадали, надо признать, все чаще. Ничего удивительного – за три дня можно и пристреляться, зато остальная армия скромничала. Пехота вообще не показывалась, а кавалерия заявила о себе только раз: разведчики донесли, что в хорне ниже форта на берегу замечено около эскадрона драгун. Спуститься к самой воде в этом месте можно было без особого риска, зато ширина Хербсте вызывала уважение, а южный берег вниз по течению, к слову сказать, весьма быстрому, для высадки не годился совершенно. «Гуси» посмотрели, пораскинули мозгами и переправляться, если у них и было такое намерение, раздумали, после чего исчезли, предоставив талигойцев артиллеристам.

Дриксы стреляли, дела в форте катились своим чередом. По шестнадцать раз проверять то, что и так проверено, глупо, и Жермон собрался немного размяться, благо непарный Катершванц остался с корпусом Ойгена. Подходящая площадка сыскалась сразу же, нашелся и Валентин, старательно зарисовывавший дриксенскую батарею, но фехтовальщики даже не успели сбросить мундиры. Помешал «лиловый» гонец.

Граф Гирке доносил, что «гуси» вновь решили попытать счастья. Или не решили, но на берег они вылезли. Видимо, для разнообразия это была пехота, причем выше по течению. Махнуть рукой? Рудольф, тот умел сидеть и ждать, но Жермону перед боем от безделья становилось тошно, особенно если… Что за «если», генерал не понимал, поэтому просто окликнул легкораненого теньента, угодившего по такому случаю в порученцы.

– Бертольд.

– Да, мой генерал.

– Я отправляюсь к графу Гирке. Лагерь и форт остаются на генерала Ансела и полковника Карсфорна. Валентин, вы со мной?

– Да. Я несу ответственность за полученные сведения наравне с графом Гирке.

Отвечать не пришлось. С поросшего ядовито-зеленой травой пригорка Жермон ясно различал суету на дриксенском берегу. «Гуси», те самые «крашеные», без сомнения, готовились к переправе, хотя Хербсте здесь окружало настоящее болото. Пятачки твердой почвы были наперечет. Расчет на то, что фрошеры оставят этот лягушачий Рассвет без внимания?

– Гирке, у вас под рукой всего полсотни всадников?

– Да, и, к сожалению, не драгуны. В плавнях мои люди совершенно бесполезны, поэтому я счел возможным отправить сообщение одновременно вам и полковнику Лецке.

– Правильно сочли. – Кесарцев в камышах мелькает все больше, сколько же их соберется в гости? – Отправляйте второго гонца. Пусть Ансел гонит сюда еще один батальон, остальным – ждать. Если «крашеные» в самом деле волокут лодки, их для нас многовато.

Гирке вежливо промолчал, как и Валентин. Они были родственниками, но кто кому кем приходится, Жермон не помнил. Граф казался человеком опытным, даже странно, что на службе у супрема он умудрился так заматереть. Еще более странным казалось безоговорочное подчинение Гирке молодому герцогу, если, конечно, полковник не притворяется. Умные служаки, оказавшись в подчинении у титулованных дураков, часто так делают, хотя Валентин на покойного Манрика и иже с ним не похож. Парень вникает во все и не мешает там, где Гирке знает лучше. То ли Рудольф на прощание намекнул, то ли сам додумался, но трясти полком и перевязью перед носом у Арно Придд не стремился, и все-таки хорошо, что он здесь, а Сэ – при Давенпорте.

– Господин генерал, они начали спускать лодки на воду, – без всякого выражения сообщил Валентин. Мыслей командующего он, к счастью, не слышал.

– Вижу. – Не поздновато ли послали за пехотой? Налягут «водоплавающие» на весла, высадятся, и гоняйся за ними по всему болоту! – Кто-нибудь может сказать, насколько их снесет?

Точно никто не знал, а гадать не захотелось.

Ожидание затягивалось. Жермон водил трубой – подсчитывал вытягиваемые на берег лодки и солдат вокруг них. Не меньше трех сотен… Нет, вот еще лезут, и все равно батальона пока хватает. Если он подойдет вовремя, разумеется.

Ариго прислушался. Без толку. Тишину нарушали разве что птицы, вернувшиеся к своим очень важным весенним делам, и все та же канонада. Да еще иногда за спиной фыркали и звенели железом лошади. Странно, что здесь нет комаров. Болото есть, а комаров – нет. Может, травки какие-то… Ариго попробовал припомнить, что растет в болотах, кроме незабудок и осоки, но уроки мэтра Капотты вылетели из головы двадцать лет назад, а в Торке болот не было, как и лодок. И там не приходилось любоваться на приближающегося врага в обществе двух ледяных полковников и полусотни не годных для драки в камышах кавалеристов.

Будь рядом не Гирке, Жермон что-нибудь обязательно бы сказал. Вслух и громко. Но «лиловые» располагали к сдержанности, а дриксы вовсю спихивали лодки на воду, забирались внутрь, разбирали весла. Самые спорые могли бы уже отплывать, но осторожничали – ждали, пока на воде не окажутся все лодки. Ну ждите, ждите…

Топот копыт. Наконец-то.

– Господин генерал, приказ передан, эскадрон выступил. Скоро будет здесь.

– Здесь ему делать нечего. Дриксы высадятся ниже.

– Простите, господин генерал, ошибся. Полковник Лецке сказал, что свернет с дороги за тысячу бье отсюда.

Тысяча бье? Пожалуй, верно. Наконец-то отплывшие дриксы вовсю воевали с течением на середине залитой солнцем реки. Их снесло уже довольно прилично, снесет и еще, как раз в объятия драгун. Ариго тронул усы и подошел поближе к берегу, наблюдая за флотилией. Та шла быстро и слаженно, но отнюдь не казалась опасной. Солнечные блики, синее небо, зеленая травка, щебет птичек над головой… Простите, эти птички предпочитают крякать.

– Мой генерал, смотрите!

– Боюсь, «гуси» тоже заметили.

Справа, примерно там, куда нацелились дриксы, из прибрежных зарослей с шумом поднимались утки. Одна за другой. Леворукий, сколько же их тут!.. Серо-бурая тучка с обиженным кряканьем шарахнулась к реке, увидела лодки, кое-как развернулась и рванула наискось через реку. Все ясно – Лецке «повезло». С разбегу вломившись в заросли, драгуны спугнули всю эту мечту охотника, чем и подали весть о своем прибытии.

Весть оказалась незамедлительно принята, наверное, даже с благодарностью. Дриксы начали дружно поворачивать, по ним ударили разрозненные выстрелы – то ли один из дозоров, то ли не сдержался кто-то из драгун. С лодок ответили столь же редким и недружным огнем. Еще бы, слитный залп и перевернуть может.

– Леворукий… Удирают! – не сдержался Жермон. Придд и Гирке вежливо промолчали. На берег выскочил драгун отчего-то в одном сапоге. Выстрелил. Торопливо, не целясь, но «крашеный» на третьей слева лодке выпустил весло и навалился на товарища. Эта жертва оказалась единственной. Флотилия выскочила на середину реки, и пальба стихла сама собой. Талигойцы, увязая по колено в желтоватой грязи, один за другим выбирались из камышей. Можно было представить, что они сейчас думают о водоплавающих, хоть крякающих, хоть гребущих. Последние изо всех сил работали веслами, явно желая произвести высадку слаженно и без потерь. Правда, на собственном берегу.

 

3

 

– Наконец-то, – улыбнулась Катари, – наконец-то ты зашел, а то Эрвина я вижу чаще, чем тебя.

– Я исправлюсь, – пообещал Робер, целую горячую щечку. – Придет Дорак и будет обо всем думать, а я стану держать тебя за руку.

– Повитуха это сделает лучше, – засмеялась сестра, – а ты все равно отыщешь себе какое-нибудь дело.

– Пока я нашел дело тебе. Есть девушка… Принцесса Елена, вот ее письма…. Я был вынужден их прочесть, там нет ничего важного, кроме… любви. Наверное, письма надо вернуть, только девушка очень любила Альдо и была… так откровенна. Ее отцу теперь это вряд ли понравится.

– Не думаю, что это ему нравилось и раньше. – Катари задумчиво свела брови. – Фома просто тянул время. Жаль, если девочка влюбилась всерьез. Живого можно забыть, а несбывшееся в юности – это навсегда… Конечно, Робер, я напишу принцессе Елене, но сами письма лучше оставить здесь. Пока не будет надежной оказии.

– Ты – умница! – Эпинэ с нежностью посмотрел на измученную молодую женщину. Если б тогда выжил Мишель, а не он…

– Мне бы тоже не хотелось, чтобы читали мои письма, мои личные письма, правда, я ничего не писала. Не из осторожности, просто моих писем никто не ждал… Ты выглядишь усталым. Что ты сегодня делал?

– Проводил Ноймаринена до ворот и немного поболтал с Карвалем. На надорском тракте неблагополучно – дезертиры перехватывают обозы.

– Ты уверен? – Катари слегка подалась вперед. – В том, что это дезертиры?

– Добрая половина мерзавцев Люра разбежалась. На юге этой сволочи делать нечего, в Ноймаринен – тем более, а вот между Надором и Кольцом Эрнани… Многие оттуда родом, куда им еще деваться! Ничего, Карваль порядок наведет. Ты в самом деле решила ехать в Ноймар? А как же Ариго?

– Я хочу увидеть детей, и я должна увидеть Георгию и все ей рассказать, иначе будет не по-людски… Скоро я избавлюсь от регентства, но королевой-матерью я остаюсь. Пусть все видят, что мы вместе – юг и север, вдова Фердинанда и регент. Сейчас это не так важно, но к зиме… Жить станет трудно, труднее, чем раньше, люди устанут, будут недовольны. Нельзя давать им повод усомниться… в оставшихся Олларах.

– Леворукий! – некстати ляпнул Робер, глядя на сестру, то есть на королеву. Катари опять думала о том, о чем следовало подумать ему. – Прости, я совсем одурел, ты ведь ненавидишь политику…

– А тебе нравится быть Первым маршалом и вождем? Но ты справлялся и в Эпинэ, и здесь… И я пытаюсь, как могу… Это хоть немного искупает то, что я натворила по молодости.

– Я натворил больше.

– Не ты. Тебя заставляли. Сначала – дед и отец, потом – мятежники, а я захотела стать королевой, только великих королев не бывает… Женщина становится великой только в любви и служении, я это поняла слишком поздно. Про герцога Алва по-прежнему ничего не известно?

– Я бы тебе сказал…

– Да, конечно. Я написала несколько писем, не очень королевских, но мне кажется, они нужны. Посмотришь?

Она просто хочет любить и быть любимой, а политику ненавидит и боится, но делает, что может. Малышка разбирается в этом болоте всяко лучше, чем угодивший в маршалы даже не полковник. Стыдно.

– Ты все знаешь лучше меня.

– Но ты должен прочитать. Кто-то из регентского совета должен…

– Пусть читает Левий.

– Нет! Только не он… Я ведь пишу про Агарис. Мы должны помочь… Хотя бы тем, кто не хочет оставаться в Агарии, но советоваться о таком с Левием… Это будет выглядеть так, словно он тоже просит. Нас просит, а мы… я ему обязана не только жизнью…

– Ему обязаны все. – Слухи об Агарисе Робера трогали лишь в том смысле, что, будь они правдой, Гайифе точно стало бы не до Талига. Эрвина занимало то же, но в разгром Святого города верилось с трудом, просто от наплевавших на вековые запреты морисков ждали чего-то невероятного. – Ты торопишься, Катари. Еще ничего не известно, а обозник обознику еще и не такое наплетет.

– В Нохе звонит колокол, – сказала сестра и замолчала, словно все стало ясно. Надо послать ей цветов, узнать у Коко, где их берут, и послать, но сперва нужно добраться до Капуль-Гизайлей. Может, послать к Халлорану Сэц-Арижа с извинениями и вырвать этот вечер для себя?

– Тебе нужно отдохнуть, – решила Катарина. – Дай слово, что отложишь все дела и пойдешь спать.

– Я как раз об этом думал. Катари, если тебе скажут, что я люблю куртизанку, то это правда.

– Мне уже сказали. – Она улыбнулась, но в обведенных голубоватыми кругами глазах была грусть. – Я ведь снова живу среди женщин. Дженнифер считает баронессу Капуль-Гизайль отродьем Леворукого, но я принесла больше зла.

– Ты и зло? – Робер мог только расхохотаться. – Катари, я на самом деле люблю Марианну.

– Тогда я хочу ее видеть.

– Где?! – Сестра не переставала потрясать. – Ты же не хочешь сказать…

– Я не в том положении, чтобы выезжать. – Катари или не поняла его вопля, или, вернее, поняла слишком хорошо. – Пусть придет на утренний прием, а своим дамам я объясню, что… дружба с Марселем Валме и другими достойными кавалерами еще не превратила в чудовище ни одну… титулованную особу.

– Ваше величество, к вам герцог Окделл. – Если б в садик вышла Дженнифер Рокслей, Робер не выдержал бы и хихикнул, но это была теща бедняги Лаптона.

– Я устала, Одетта, – лицо Катари стало беспомощным. – Робер, как ты думаешь, это важно?

– Вряд ли, – честно сказал Эпинэ. – Но ведь ты дала аудиенцию графу Литенкетте…

– Эрвин уезжал. – Светлые глаза смотрели в такое же небо. – Я надеялась, что он возвращается в Ноймар, и хотела передать с ним письмо. Странно, я почти не вспоминала о Жермоне, а теперь просто места себе не нахожу. Пишу, пишу, пишу, а письма словно в Закат летят. Неужели он так и не простит?

– Просто граф Ариго занят, – утешил Эпинэ. – Я был такой же свиньей. Жозина ждала писем, а я, видите ли, воевал.

 

Глава 4

Оллария

Хербсте. Печальный язык