Заглавная страница Избранные статьи Случайная статья Познавательные статьи Новые добавления Обратная связь КАТЕГОРИИ: АрхеологияБиология Генетика География Информатика История Логика Маркетинг Математика Менеджмент Механика Педагогика Религия Социология Технологии Физика Философия Финансы Химия Экология ТОП 10 на сайте Приготовление дезинфицирующих растворов различной концентрацииТехника нижней прямой подачи мяча. Франко-прусская война (причины и последствия) Организация работы процедурного кабинета Смысловое и механическое запоминание, их место и роль в усвоении знаний Коммуникативные барьеры и пути их преодоления Обработка изделий медицинского назначения многократного применения Образцы текста публицистического стиля Четыре типа изменения баланса Задачи с ответами для Всероссийской олимпиады по праву Мы поможем в написании ваших работ! ЗНАЕТЕ ЛИ ВЫ?
Влияние общества на человека
Приготовление дезинфицирующих растворов различной концентрации Практические работы по географии для 6 класса Организация работы процедурного кабинета Изменения в неживой природе осенью Уборка процедурного кабинета Сольфеджио. Все правила по сольфеджио Балочные системы. Определение реакций опор и моментов защемления |
Год К. С. 5-й день Весенних волн
1
Брат Анджело не лгал. Прошел месяц, и боль отступила, напоминая о себе лишь в ненастье и при резких движениях. Ричард уже спокойно ходил по дому, вставал, садился и даже поднимался по лестницам, то и дело забывая о проклятой ключице. Наказание следовало немедленно. Становилось чудовищно больно, а неожиданность не позволяла подавить стон. Боязнь застонать при Катари удерживала от поездок во дворец сильней врачебных запретов и пространных рассуждений эра Августа о том, что лучше выждать лишнюю неделю, чем мучиться всю жизнь, как мучился со своей ногой отец. Юноша вытерпел месяц. Терять время и дальше было преступлением. Когда Катарина лишится власти, а в город войдут ноймары, думать и тем более действовать станет поздно. Он и так тянул слишком долго, вернее, не он, а сломанная ключица. Счастье, что у Эпинэ не дошли руки до бумаг сюзерена, но рано или поздно он доберется и найдет… Надевая черный, с багряной оторочкой камзол, юноша забылся и дернул рукой. Переломанным костям это понравилось ничуть не больше, чем вошедшему вслед за слугой Штанцлеру, но бывший кансилльер хотя бы дождался, когда за сделавшим свое дело камердинером закроется дверь. – Ты – член регентского совета, а я всего лишь отданный тебе на поруки старик. – Эр Август раз за разом пытался скрыть тревогу за шутками; получалось не слишком убедительно. – Не мне тебе указывать, и все же будь осторожен. – Если кто-то мне и может указывать, так это вы, – ободрил старика Дикон, – но я не могу не ехать. – Ты можешь пригласить Эпинэ к себе. Нам вовсе не обязательно встречаться, а Робер, как и большинство недалеких вояк, человек добрый. И он не может не понимать, в каком ты состоянии… – Не в этом дело. – Бывший кансилльер слишком эсператист, чтобы говорить с ним о Щите Скал, а право на тайну Эрнани есть только у Катари. – Мне нужно взять из комнат Альдо… одну вещь. Ничего важного, но это… касается только меня и сюзерена. – Кинжал Алана не может быть не важен! – В голосе Штанцлера зазвучала прежняя сталь. – Ты поступил опрометчиво, выпустив его из рук. Как бы ты ни любил сюзерена, ты не вправе рисковать реликвией. Особенно теперь, когда ты – это Надор, а Надор – это ты. – Это… Сказать эру Августу, что все не так, и он продолжит расспросы, а завещанию Эрнани место в огне. После того, как его прочтет Катари.
– Я верую в Создателя и умру в этой вере, но даже для меня клинок Алана – святыня, а ты… – Старик не остановится, пока не выскажет все, что считает своим долгом. Что ж, пусть говорит. – Ты рассуждаешь о древних богах и призрачных реликвиях и выпускаешь из рук то, что принадлежит Скалам. Сперва – кольцо, теперь – кинжал. Иногда я не понимаю тебя, Дикон. Твои предки никогда не забывали, кто они, никогда не поступались Честью и Памятью. Это я могу струсить, отступить, повести себя как дриксенский шляпник, но не потомок Алана и сын Эгмонта! Ты едва не предал отца ради Ворона, и ты предал его ради Альдо Ракана, но Повелитель не может быть тенью сюзерена, даже самого лучшего! Это Раканы – единая тень Скал, Ветров, Молний, Волн, что и нашло отражение в их гербе. Без поддержки Повелителей, без их единства государи ничто; судьба династии это доказала. Я не верю в еретические гальтарские сказки, но я верю в человеческую память. Забывая, мы убиваем. Не себя – своих потомков. Не Оллары уничтожили Гонтов, а Штанцлеры. Если на то пошло, вам с Эпинэ следовало вернуть собственные имена, а не возвеличивать где надо и не надо имя Ракана… Нет, я скажу все, даже если ты выставишь меня из дома. Из губящего тебя дома! Здесь ты узнал, что такое роскошь, и здесь же ты начал забывать… Мальчик из Надора не поставил бы на кон родовое кольцо. Оруженосец Алвы сделал это с легкостью. Любимчик государя принимал из его рук особняки, лошадей, золото, а ведь Окделлы не брали от своих королей ничего, кроме дружбы. И платили за нее жизнью и честью. Как святой Алан… Знал бы он, что Алан заплатил жизнью, а Рамиро еще и честью не за дружбу Эрнани, а за его предательство и трусость. Ричард медленно повернулся и взял с каминной полки перчатки. – Мои отношения с сюзереном касаются только меня! – Не нужно оправдываться, нужно действовать. Говорят не слова, а победы. – Я помню, кто я, и я… как вы изволили заметить еще в Багерлее, уже вырос. Разумеется, я никуда вас не отпущу. Вы останетесь в моем доме и под моей защитой, но поучения мне больше не требуются. Простите, мне надо идти.
– Иди. – Эр Август отступил в глубь комнаты, словно освобождая дорогу. – Ты прав, я не имею права тебе указывать. После гибели Эгмонта его никто не имеет, но я могу попросить. Береги себя и не верь тому, что на первый взгляд кажется простым и понятным. Я имею в виду Карваля… теперь уже генерала. У меня есть серьезные основания считать его человеком Дорака, приставленным к Анри-Гийому. С Эпинэ говорить бессмысленно, он опять схватится за пистолет, но тебя предупредить я обязан. Коротышка – шпион Дорака?! А что, очень похоже… Карваль никогда по-настоящему не служил делу Раканов, и он с такой готовностью переметнулся к нынешним победителям… – Эр Август, – решил Ричард, – давайте обсудим это позже. Не волнуйтесь, я никогда не доверял Карвалю, и я не собираюсь о нем говорить с кем бы то ни было.
2
Этого адуана Матильда запомнила еще зимой. Бедняге в рот угодил ком земли, вывернутый бежавшей впереди лошадью. Товарищи пострадавшего ржали, сам он плевался, ругался и вытирался. Принцесса, которой как-то довелось скакать с залепленным грязью глазом, преисполнилась к варастийцу сочувствием. Второй раз они столкнулись в начале Весенних Ветров. Бездорожье в Варасте оказалось страшней, чем в Черной Алати. Многочисленные ручейки и речки сделали степь почти непроходимой, и Тронко заполнился болтающимися без дела вояками, которых и разглядывала дожидавшаяся ответа от братца Альберта принцесса. Некоторые казались знакомыми, в том числе и «Залепленный». Теперь адуан попался на глаза в третий раз. Матильда с ленивым любопытством следила за всадником на пегой лошади, неспешно проезжавшим тихой улицей, и не услышала, как пришел Торрихо. Адъютант командующего поклонился и сообщил, что ее желают видеть. Матильда кивнула. Торрихо добавил, что рэй очень извиняется, но… – Знаю, – оборвала кэналлийские излияния принцесса, – и сочувствую. Дьегаррон был маршалом вежливым. Он не стал бы зазывать даму к себе, если б не старая рана и вчерашняя гроза. Смену погоды командующий переносил с трудом. Как он, такой, собирался воевать, Матильда не представляла, но ответственность творит с мужчинами чудеса. С настоящими мужчинами, а Дьегаррон был именно из таких. Адъютант озаботился привести уже оседланного коня, и Матильда с готовностью полезла в седло, очередной раз сравнивая варастийские обычаи с агарисскими – не в пользу последних. – Вовремя мы чесанули, – пробурчала под нос ее высочество и наткнулась на вежливый вопрошающий взгляд. Пришлось пояснять: – Я про Агарис… Что бы я там при морисках делала? Ни я им такая не нужна, ни они мне… То, что города, угробившего ее жизнь, больше нет, в голове не укладывалось. Бунт, обычную войну или какую-нибудь чуму Матильда еще могла представить, но вынырнувшие непонятно откуда шады разнесли Святой град чуть ли не по камушку. Это казалось дурной сказкой; тем не менее ее высочество не сомневалась, что Дьегаррон говорит правду. Во-первых, такое не придумать даже с самой больной головой, а во-вторых, братец соизволил наконец ответить, и ответ этот полз до Варасты без малого два месяца. Разумеется, если верить тому, что Альберт взялся за перо в конце месяца Зимних Скал. Матильда не верила.
Альберт принюхивался, пока из Агариса не запахло дымом, после чего немедленно принялся писать в Варасту, в Олларию, в Валмон. Дескать, я возлюбил Талиг, отринул Гайифу с Агарией, порицаю внучатого племянника и прошу отдать на поруки сестру не потому, что кардиналов рассовали по мешкам, и не потому, что Гайифу с Агарией теперь сподручней не доить, а стричь, а потому, что верен завету Балинта Мекчеи. Завету летучей мыши он верен! Берут верх птицы – вот вам крылья, звери – вот вам уши и зубы, а во время драки – в пещеру. И висеть, пока кто-нибудь не победит… – Ваше высочество! – Дьегаррон и раньше был не слишком улыбчив. Больная голова сделала маршала совсем деревянным, но с крыльца к даме он все-таки спустился. Кэналлиец, кошки его раздери… – Спасибо. – Принцесса удачно спрыгнула на землю. В Тронко ее искусству наездницы отдавали должное, не то что в Агарисе. Жаль, других достоинств немного осталось. – Зря вы вышли. – Позвольте об этом судить мне, – не согласился Дьегаррон, придерживая двери. Вблизи маршал выглядел еще хуже, чем издали. Лечь бы ему, но такого, пожалуй, уложишь. Адриан тоже ползал до последнего, да и отец… Это Анэсти умирал от каждого чиха и жил, жил, жил, пока поздно не стало. – Ваше высочество, прошу вас сесть. Я должен извиниться и объяснить… – Ничего вы не должны, – хватит с нее экивоков и этикетов, – я здорова, вы – нет. Говорите, что надо, и ложитесь. – Я здоров, – соврал Дьегаррон. – Просто в Кэналлоа считают, что узнавать дурные новости лучше в чужом доме и от чужих людей. А ведь верно! Дурные вести в стены въедаются, не отскребешь. – Что-то с Дугласом? – Я не имею сведений о капитане Темплтоне, но у Шеманталя все в порядке. Ваше высочество, сегодня утром от него прибыл курьер. Я вынужден сообщить… Курьер от Шеманталя. С алатской границы… Значит, ее решили выдать Альберту, а тот запрет сестру в Сакаци. Теперь уже навсегда. Что ж, могло быть и хуже. – Сообщайте, – разрешила Матильда. Детство, юность и рядом старость и конец. На тех же камнях, у той же речки. – Ваше высочество, мне очень… – Чего уж там, – посочувствовала талигойскому маршалу принцесса, – вы человек подневольный. Кто решал, тому пусть и будет тошно. – Так решила судьба. – Голос кэналлийца стал глухим. – Ваше высочество, я… Насколько я помню, вы предпочитаете вину касеру. – Предпочитаю. Но пакости выслушиваю на трезвую голову. Мне ж еще что-нибудь подписать нужно будет. Давайте, засвидетельствую, что на мою честь вы не покушались.
– Письмо? – Глаза у Дьегаррона были не хуже, чем у Робера. И не меньше. – Зачем письмо? – Письма всегда нужны, – назидательно сказала ее высочество, уже сожалея, что отказалась от касеры. – С печатями. Особенно если рядом шуршит мой братец. Ночью он вам одно скажет, утром – другое, а к обеду вас не узнает. Да, Бочку я с собой в любом случае заберу. – Мне не нужна никакая бумага. Квальдэто цера… Бонифаций раньше десятого не объявится… Нашел время. – А своей головы нет? – Это начинало надоедать. Кэналлийский вояка бекал и мекал, как агарисский придурок. – Своей головы у меня немного все-таки осталось. – Дьегаррон изобразил улыбку и налил касеры. В два стакана, хотя сам не пил. – Ваше высочество, я не только командую армией, я отвечаю за все происходящее в Варасте. Поэтому я не стал дожидаться его преосвященство. Я… Я должен вам сообщить, что ваш внук пытался объездить принадлежавшего маршалу Алва коня, и конь его убил. Это произошло в шестой день Весенних Ветров. Я получил известие утром. Я могу вам чем-то помочь? – Мне не надо помогать. Зачем-то она посмотрела на потолок. Потом – в окно и увидела давешнего адуана, вернее, его лошадь. Растолстевшая за зиму кобыла медленно брела кровавым от маков берегом. Взмахивал, отгоняя мух, белесый хвост, безнадежно ярко светило солнце. – Отойдите и сядьте. Я не упаду, а вы можете. Она ничего не чувствовала, ничего! Ела, спала, пила. Беспокоилась о Дугласе, о Робере с гоганской дурочкой, о паре агарисских знакомцев, но не о внуке. Выла от его бредней, злилась, а ведь в глубине души верила, что судьба вытащит дурня из любой ямины. Судьба передумала. – Что это была за лошадь? Дикий вопрос и ненужный. Больше ничего не нужно. – Вороной мориск. – Дьегаррон упрямо торчал рядом. Решил, что она будет рыдать или падать в обморок. Не будет. Не умеет она этого. – Спасибо. Хочет помочь, не знает как. Тоже мне враг! Зверь кэналлийский… Глаза б не глядели! – Ваше высочество, я не могу ни за что ручаться, но если это будет хоть немного зависеть от нас… – Что может зависеть от вас? – Похороны. Если вам трудно писать, скажите. Я отправлю срочных курьеров. В Валмон, в Алат, к регенту… – Не нужно. Хватит таскать покойников. Вообще хватит. Принцесса посмотрела на свои руки и поняла, что держит стакан с касерой. Она его взяла, потому что Дьегаррон налил. Кэналлиец хочет помочь. В самом деле, почему бы не налить пьющей бабе? Пускай запивает, не впервой. Пускай запивает, плачет, кричит… Матильда Ракан молча поставила стакан на стол. Вспомнила о фляге, вытащила, положила рядом. Встала. Повернулась. Вышла.
3
Бумаг от Альдо осталось немного, но времени на них все равно не хватало. Марианну за минувший со смерти Альдо месяц Робер видел три раза, Клемента – четыре, но погромов в столице не случилось, голода тоже. Барсинцы и те сидели тихо. Все шло более или менее сносно, а Иноходец с Катариной украдкой считали дни до ответа из Ноймаринен. Ждать оставалось в лучшем случае недели полторы, в худшем – столько, сколько сочтет нужным истинный регент.
Сестра отзывалась о герцоге Рудольфе с теплотой, но она не поднимала мятежа и не вешала родичей губернатора, а договор с Савиньяком после переворота утратил силу. Власть вернулась к Олларам почти без помощи южан и уж точно без участия сидевшего в тюрьме Эпинэ. Робер и не подумал бы возмутиться, верни Ноймаринен мятежного герцога в Багерлее, но Карваль, Пуэн, Сэц-Ариж не должны болтаться в петле, что бы они ни натворили в Старой Эпинэ. А натворили они немало… Робер прикрыл руками глаза, соображая, что важнее – письмо Гаржиака или жалоба гильдии лекарей, – но пришлось заняться третьим, потому что явился Ричард. Неожиданно и удивительно не к месту, но не выгонять же. Это Карвалю или Мевену можно сказать, что занят и просто устал до потери соображения, а Дикон, чего доброго, надуется и отправится со своей обидой к Катари. Сестра переносила эти визиты со все бо́льшим трудом. Она не жаловалась, но спать на ходу не значит ослепнуть. – Передать корнету Окделлу, что вы заняты? – услужливо подсказал Сэц-Ариж. – Нет… Пусть войдет, и, во имя Леворукого, не называй его корнетом! – Простите, монсеньор, это лучшее, что можно о нем сказать. – Не пытайся переплюнуть Придда, и вообще… Никакого «вообще» в голову не приходило. В нее ничего не лезло, кроме романса, который пел сгинувший Валме. Жеманные строчки наползали друг на друга, забивая все, кроме усталости. «Это было печально, я стоял у окна», – пробормотал сидящий за столом Робер. Жильбера, к счастью, в кабинете уже не было. Робер снова прикрыл глаза. «Это будет печально, – раздалось в голове, – я не вспомню о вас…» – Мне нужно с тобой поговорить. – Садись. Как ключица? – Прошла… Проходит… Робер, мы не можем терять времени. Скоро придут ноймары. Что для Дика скоро, для них с Катариной и Карвалем – тысяча лет, но дуралей опять наслушался Штанцлера. – В Олларию, скорее всего, войдут ополченцы из Приморской Эпинэ и кэналлийцы. Ноймаринен воюет, он вряд ли отпустит к нам хотя бы полк. – Тем лучше. Ты еще не разбирал его бумаги? – Чьи? – Изнемогавший в борьбе с романсом Иноходец не сразу сообразил, о ком речь. – А… Нет, руки не доходят. Я же говорил на прошлом Совете. – Тогда это сделаю я. Альдо мне доверял, то есть он доверял нам с тобой, но ты занят… А мне рука не помешает. – Нет, Ричард, это мое дело. – Будь Альдо жив, правда о нем пошла бы Дику на пользу, но мертвый имеет право на хотя бы одну любовь. – Понимаешь, – Ричард усиленно разглядывал блестящий вопреки всем переворотам паркет, – там есть одно письмо… Личное. Оно лежит в гайифской шкатулке… Той самой, что взяли в гробнице. Если ты ее увидишь… Клянусь Честью, это касается только меня и Альдо. Я бы не хотел, чтобы это прочел даже ты. – Хорошо, я верну это письмо тебе. Если найду. От кого оно? – Оно лежит… лежало в шкатулке. Я не имею права сказать больше. – Это так для тебя важно? – Да! Там… – Ты же не имеешь права говорить. – Наверняка что-то про Катари. Сестра уже не знает, что с этой любовью делать. – Я скажу тебе, когда займусь письмами. Ты узнаешь свое без шкатулки? – Конечно! – Дикон перевел дух и торопливо выпалил: – Робер, ты думал о том, что мы будем делать дальше? Мы с тобой? Зубы заговаривает… Дипломат! Точно просил руки Катарины и будет просить снова… А потом женится с горя на какой-нибудь Мирабелле. – Если разрешат, я отправлюсь на войну. Хоть полковником, хоть капитаном… Буду рад взять тебя с собой. Конечно, когда ты поправишься… – Я не об этом! Мы должны вернуть свои истинные имена! Катарина… Ее величество подпишет, и… – Кому это сейчас нужно? – Работать, не спав две ночи, еще можно, но спорить об именах… – Мы должны помнить, кто мы есть! – Нет, это не дипломатия, вернее, не только дипломатия. – Робер, истинные имена нужны нашим потомкам, нашим предкам… Всей Талигойе, всем Золотым землям. Золотым землям если что сейчас и нужно, то покой. И предкам тоже. Где положили, пусть там и лежат. Правые, виноватые ли, не нам их судить. – Наших предков вынудили взять эсператистские клички, но мы можем это исправить. Мы не можем идти вперед, пока не вернемся назад! – Дик явно счел молчание знаком согласия. – Повелители Молний на самом деле Марикьяре, Повелители Скал – Надорэа. – А Оллария на самом деле Кабитэла. – Гаржиаку он ответит утром. И лекарям тоже. – Деревня, в которую Эрнани перетащил столицу. Нынешние Фебиды и те больше… Предлагаешь выгнать три четверти горожан и снести все кварталы за Старыми аббатствами? – Не говори глупостей, – потребовал Дикон. – Истинное имя даже больше, чем знамя. Ты – Повелитель Молний, я – Повелитель Скал, Алва – Повелитель Ветров, а кто такой Оллар? Бастард какого-то марагонца! Если хочешь знать, то да, мне противно жить в Олларии. Святой Алан, это… унизительно! – Ты забыл Повелителя Волн. Дикон, мне плевать, кем был Франциск. Мне нужен приличный лес на починку Нижних мостов и моста Святого Луки. Срочно нужен, иначе с берега на берег придется таскаться через предместья. А если мы не заплатим лекарям, в больницах останутся только больные… – С тобой говорить – все равно что с… Налем! Нельзя видеть только кормушку и сбрую! Ты не крестьянин, не купец… ты даже не какой-нибудь дриксенский кесарь. Ты – один из Четверых. Потомок бога. Кэртиана завещана нам и оставлена на нас. Никакого Создателя нет, есть мы! И мы должны помнить свое имя и свое предназначенье. Один уже вспомнил… Лучше б он этого не делал. – Дикон, я слушал этот бред дольше тебя. И про избранников Кэртианы, и про меч Раканов, и про великую анаксию… Моро показал, чего все это стоит. – Дело не в Моро! Альдо ошибся. Он должен был вернуть власть над Талигом, а не над Силой, ведь Эрнани Колченогий отрекся за всех своих потомков… Альдо об этом не подумал. Он решил, что Левий подменил жезл, потому что Катари узнала корону, а я – меч. – Жезл Альдо чувствовал. – Леворукий, что за чушь они несут! – По крайней мере, он мне так говорил… – Правильно, но не мог подчинить без согласия Повелителя… Сила принадлежит не Раканам, а нам! То есть силы, но к ним нужны ключи. Их должно быть четыре и один, замыкающий, который призовет остальных. Это все есть в Слове Повелителей! Скалы – это щит, а Молния, наверное, копье. Их могли спрятать в Гальтаре, но это вряд ли. Если Эрнани вывез меч и жезл, он забрал и остальное. Жезл Раканы отдали Эсперадору, потому что Приддам и раньше нельзя было верить, но два оставшихся ключа или в наших владениях, или здесь. Может быть, в Арсенале… Если мы их найдем, то почувствуем. И они нас почувствуют, жаль, ты не видел… Когда Алва взял в руки меч Боррасок, загорелись четыре солнца. – И что? – Солнца, мечи, щербатые девчонки, сны с огнем, они никого не спасут и ничего не изменят. – В мире много того, что нам не понять. Иногда оно нас задевает. Может помочь, может напугать, может даже прикончить… Любая кормилица знает уйму сказок, которые были правдой, только побеждаем мы сами и проигрываем тоже сами, что бы нам ни снилось… Кабитэла стала Олларией не потому, что Франциск нашел гальтарский щит. Марагонец был великим человеком, мы с тобой ему, во всяком случае, не чета. – Франциск победил из-за эсператизма. – Признавать достоинства мертвого короля Дикон не собирался. – Посмотрел бы я на бастарда, если б его встретили Молнии. – Закатные твари, выбери что-нибудь одно! – Они с Альдо были не разлей вода шесть лет. Понадобился Дикон, чтоб понять, до какой степени сюзерен потерял разум. – Или решает и избирает Кэртиана, но тогда она выбрала Франциска. Или все решают люди, а не Мечи и Солнца. Вот бастард и решил. И вышло по его. Извини, скоро придет Карваль. Если у тебя еще какое-нибудь дело… – Мне нужен пропуск в Арсенал, – набычился Ричард, – и мне нужен пропуск к гробу сюзерена. – Хорошо, я попрошу Левия. Только дай слово не стоять на коленях и не размахивать мечом. Врачи… – Я знаю. Я проведу там четыре ночи. За себя и… за всех. Ему тоже бы следовало… Хотя бы ради Матильды. – На регентский совет можешь не ходить. Ты все равно там спишь. – Это мой долг. Я приду.
Глава 7 Мариенбург Оллария
|
|||||||||
Последнее изменение этой страницы: 2021-01-14; просмотров: 59; Нарушение авторского права страницы; Мы поможем в написании вашей работы! infopedia.su Все материалы представленные на сайте исключительно с целью ознакомления читателями и не преследуют коммерческих целей или нарушение авторских прав. Обратная связь - 3.145.143.239 (0.054 с.) |