Image of the human rights activist in 60-70 in the USSR on materials official periodicals

Аннотация. В статье рассматривается проблема конструирования образа советского правозащитника 60-70 гг. органами власти и репрезентация этого образа в официальной периодической печати с целью внедрения конструкта в сознание массового советского человека. Необходимо учитывать, что образ правозащитника конструировался искусственно сверху, так как не имел реальных оснований.

Ключевые слова: правозащитник; правозащитное движение; диссидентское движение; права человека в СССР; тоталитаризм.

Abstract. The article reflects the problem of constructing the image of the Soviet human rights activist 60-70 years by the authorities and the representation of the image of the Soviet human rights activist in the official periodicals. It was made for the purpose of introduction of construct in consciousness of the mass of Soviet people. It is necessary to note that the image of the human rights activist was constructed artificially from above, as it had no real bases.

Key words: human rights activist; human rights movement; dissident movement; human rights in the USSR; totalitarianism.

"Уважение прав человека и основных свобод, включая свободу мысли, совести, религии и убеждений"[21] является высшей демократической ценностью и по сей день, несмотря на то, что данная формулировка была выдвинута в середине XX в. Подписав в 1948 г. Всеобщую Декларацию прав человека, правительство Советского Союза вступало в правовую связь как с мировым сообществом, так и гражданами собственного государства. Выступая гарантом соблюдения статей международной Декларации, правительство СССР взяло на себя ответственность за соблюдение основных прав человека. Оформление демократических прав и свобод на советском пространстве мы можем увидеть в основном законодательном документе СССР – Конституции 1936 г., являвшуюся, по оценкам юристов, правоведов и историков, одной из самых демократичных Конституций своего времени.

Конституция 1977 г., так называемая брежневская Конституция, стала законодательным оформлением развитого социализма в Советском Союзе и результатом подписания Заключительного Акта Совещания по безопасности и сотрудничеству в Европе в 1975 г.

Принцип соблюдения прав и свобод человека отстаивали и члены правозащитного движения в СССР, зародившегося в середине 60-х как реакция на нарушение властей гарантированных Конституцией прав человека. Для участников правозащитного движения борьба за соблюдение государством провозглашенных в Конституции и международных декларациях прав стало основной целью.

Несмотря на то, что СССР имел одну из самых демократичных Конституций, а также подписал международные правовые документы по правам человека, советское правительство регулярно нарушало данные мировому сообществу и советской общественности обязанности в сфере правового обеспечения граждан Советского Союза. СССР фактически являлся государством с тоталитарным политическим режимом, поэтому партийное руководство страны концентрировало в своих руках всю реальную власть. Инакомыслие не вписывалось в тотальный диктат правящей партии, поэтому любые меньшинства (национальные, гендерные, религиозные, гражданские, политические и др.) подавлялись силой. Правозащитное движение являлось немногочисленной гражданской платформой, сформированной по инициативе московской интеллигенции. Гражданская сознательность, не навязанная сверху, противоречила тотальному контролю режима. Возникала проблема не только взаимоотношения власти и участников движения за права человека, но и самого существования данного движения. 

Проблема взаимоотношения правозащитников с властью представляет не только научный, но и практический интерес для современной России. Образ правозащитников, конструируемый сверху и отраженный в официальной периодической печати, литературе и кинофильмах, открывает перед нами не только новый эпизод советской действительности. В современной России в условиях консервации режима, происходит обращение к традициям, поиск «духовных скреп», способных сделать общество более контролируемым и однородным в своих политических и гражданских позициях. Проводя параллели с эпохой брежневского режима, можно увидеть, как происходит возрождение политической стагнации. Инакомыслие сегодня воспринимается как девиация, отклонение от точки зрения большинства. А любое меньшинство, как и в «застойных» 70-х, становится неправомочным. Вновь в лексическом словаре фигурируют термины «диссидент», «пятая колонна», «враг народа», «иностранный агент». Стирание белых пятен в истории, не только осознание, но признание ошибок способно повлиять на настоящее. Исторический опыт, сохраненный в коллективной исторической памяти и есть тот самый шанс избежать противостояния общества и власти.

Имеется довольно много работ, посвященных диссидентскому движению в СССР. Правозащитному движению уделяется меньше внимания, во многом благодаря тому, что исследователи часто ставят знак равенства между понятиями «диссидент» и «правозащитник», хотя их следует разграничить. Фундаментальной работой по истории инакомыслия считается работа Л.М. Алексеевой[1]. В ней правозащитному движению отведена роль консолидирующей силы диссидентства, «благодаря плюраллистичности его идеологии». Автор касается и реакции властных структур, которая выражалась в репрессиях, неприятии правозащитного движения как такового в советской пропаганде, что дискредитировало и уничижало деятельность правозащитников.

Безбородов А.Б. в своей работе «Феномен академического диссидентства в СССР»[3] рассматривает ментальный образ правозащитника, раскрывая их принципы и методы деятельности. В работе Козлова В.А. «Неизвестный СССР. Противостояние народа и власти 1953-1985»[9] правозащитники названы «интеллектуальным феноменом 70-х»[9, С.432]. Правозащитное движение в этих исследованиях вписывается в антисоветскую оппозицию, противостоящую репрессивной машине тоталитарного режима.

Для конструирования образа правозащитника в рамках советской печати необходимо рассмотреть, как термины «диссидент», «правозащитник», «инакомыслие» трактовались в официальной советской историографии и пропаганде. Для понимания существовавшего образа правозащитника в исследуемый период необходимо выделить особые маркеры, характерные для официальной пропаганды, употреблявшиеся в отношении правозащитников. Под маркерами в данном случае следует понимать выражения и словосочетания, используемые в официальной периодической печати, характеризующие образ правозащитника с позиций органов власти и в рамках существовавшей идеологии.

Если своими принципами правозащитники провозгласили гласность, определяющее значение гражданских прав человека, приоритет политической свободы, критику власти только на языке права, а также принцип ненасилия, то одним из основных принципов тоталитарного государства является контроль над всеми сферами жизни общества. Контроль над средствами массовой информации занимает одно из ключевых мест в системе. Именно СМИ обеспечивают распространение идей среди общественности, выполняют так называемую манипулятивную функцию. Официальная советская печать как проводник государственной идеологии, выражала исключительно партийную точку зрения как единственно верную. Органы власти не были готовы к диалогу с правозащитниками «на равных».

Зародившаяся в среде шестидесятников независимая периодическая печать («Синтаксис»), а затем появившаяся непосредственно и у правозащитников («Хроника текущих событий», «Вести из СССР») не могла быть легитимирована, так как выбивалась из системы контроля.

Кого же представляли собой диссиденты в глазах власти? Официальные источники определяли диссидентов (а правозащитники, несомненно, являлись одним из течений диссидентского движения) «как людей, побуждаемых к критике политического режима политическими или идейными заблуждениями, религиозным фанатизмом, националистическими вывихами, личными обидами и неудачами, психической неустойчивостью»[2, С.277]. В 60-е гг. академиком АМН СССР А.В. Снежневским был теоретически обоснован диагноз «вяло-текущая шизофрения». Исходя из нового понятия, профессор Тимофеев вывел умозаключение, по которому «инакомыслие может быть обусловлено болезнью мозга, когда патологический процесс развивается очень медленно»[5, С.327-328]. Диагноз «паронойяльное развитие личности» по заявлениям профессоров Печерниковой и Косачева из Института психиатрии им. Сербского объяснялся несколькими причинами:

- Наиболее часто идеи «борьбы за правду и справедливость» формируются у личностей паранойяльной структуры.

- Сутяжно-паранойяльные состояния возникают после психотравматирующих обстоятельств, затрагивающих интересы испытуемых, и несут на себе печать ущемленности правовых положений личности.

- Характерной чертой сверхценных идей является убежденность в своей правоте, охваченность отстаиванием «попранных» прав, значимость переживаний для личности больного[5, С.327-328].

Попытка объяснить феномен диссидентства медицинскими терминами говорит не только о неприятии инакомыслия существующим режимом, но и страха привнесения нестабильности в систему.

Официальная справочная литература расценивала действия диссидентов как антисоветские, а использование самого термина «диссидент» как попытку поставить «знак равенства между открытыми противниками социалистического общества и лицами, высказывающими иное мнение по тем или иным общественным проблемам»[22, С.87]. Наряду с этими формулировками диссидентство называлось «своеобразной профессией, которая щедро оплачивается валютными и иными подачками»[2, С.281].

Правозащитники рассматривались органами госбезопасности как прямая угроза для системы. При недемократичном характере режима между властью и оппозицией в лице правозащитников выстраивалась линия конфронтации, поэтому восприятие образа участников правозащитного движения усваивалось советской номенклатурой по схеме «они – враги». Восприятие диссидентов как врагов социалистической системы было связано с желанием советского руководства сохранить существующий режим и вместе с тем главенствующую роль партии. Руководствуясь схемой «они – враги», советское руководство выбрало курс на ликвидацию любого сопротивления, вплоть до интеллектуального и нравственного, представленного движением за права человека.

Сохраняя старую репрессивную машину, органами безопасности были введены новые карательные практики. Изменение отношения к власти после смерти Сталина, изменение самого советского общества привело к тому, что большой террор на подобие сталинского в 30-е гг. был не возможен. Правозащитники, отбыв срок в лагере строго режима, продолжали свою правозащитную деятельность. Практика показывала, что моральный дух большинства людей, выбравших путь сопротивления, не возможно было сломить. Новой карательной практикой в 60-70-е стала клиническая психиатрия, используемая против диссидентов, в основном правозащитников или деятелей религиозных движений. Правозащитники признавали психическую репрессию наиболее жестокой и противогуманной даже в сравнении с лагерями строгого режима. Психлечение инакомыслящих было наиболее выгодно для властей по нескольким причинам: заключение в психиатрической лечебнице расценивалось как бессрочное (в отличие от лагерей). «Больной» мог быть отпущен только в том случае, если признавал, что совершил преступление по причине болезни, от которой «излечился» в процессе медицинского вмешательства и специальных процедур. К тому же после выписки «больной» обязан был ежемесячно посещать диспансер. Во время «лечения» против диссидентов использовались психотропные вещества и другие препараты, отрицательно сказывавшиеся на физическом, психическом здоровье и на интеллектуальной работе. Таким образом, карательная медицина стала орудием физической и моральной расправы над правозащитниками. Помимо этого образ психически неуравновешенного больного фигурировал в репрезентации советской общественности (см. рис. 1). Это выстраивало негативный образ правозащитников, предстающими «умалишенными» и неправомочными членами общества, высказывающими антисоветские лозунги с целью свержения советского государственного строя.

Образ правозащитников, выстраиваемый органами безопасности, ярко прослеживается в советской периодической печати. Ежедневные газеты «Правда» и «Известия», являясь рупором КПСС, задавали тон остальной прессе. Для данного исследования были выбраны также газеты «Комсомольская правда», «Литературная газета», «Литературная Россия» и сатирический иллюстрированный журнал «Крокодил».

Диссидентство, как правило, замалчивалось в официальном дискурсе. В риторике советского руководства не звучало «диссиденты», «правозащитники», «националисты». До общества доходили лишь такие понятия как «антисоветчики», «отщепенцы», «агенты ЦРУ». Между различными течениями не то что не видели различия, не придавали значимости существованию инакомыслящих в принципе. В официальном дискурсе транслируемый образ превращался в незначительный элемент, требующий порицания и осуждения общественностью. Место, отведенное правозащитникам в официальном дискурсе, выделяется среди остальных течений диссидентства, которые не фигурировали в прессе. Это можно объяснить, в первую очередь, тем, что правозащитники, как правило, обращались не только к советской общественности, но и западной. В понимании советских правозащитников западные правительства могли бы повлиять на нарушения прав человека в СССР, как гаранты Международной Декларации прав человека. Обращение к международным органам по правам человека (ООН) и мировой общественности автоматически переводили правозащитников в разряд «агентов западных разведок», пытающихся развязать холодную войну. Так М. Семенов называет П. Якира и В. Красина преступниками, «поступившими на услужение к НТС – мюнхенскому филиалу ЦРУ»[20, С.2]. А. Синявский и Ю. Даниэль в образе «двух оборотней»[8, С.3] стали «орудием подогревания психологической войны против Советского Союза»[8, С.3]. Во-вторых, правозащитное движение изначально объявлялось публичным, что приводило к открытости деятельности и участников, не скрывающих своих имен. Таким образом, публичность движения стала причиной обвинения в клевете и искажении советской действительности. В-третьих, фигура академика А.Д. Сахарова, известная широкой общественности за заслуги в физике, не могла не привлекать внимание прессы. Именно Андрей Дмитриевич стал основной фигурой правозащитного движения, подвергшейся газетной травле. Члены Союза писателей, Союза музыкантов, Академии Наук подписывались под письмами, выражавшими «оскорбление поведением Сахарова»[13, С.3], «возмущение его поступками и словами»[7, С.3].

Нежелание привлекать внимание общественности к проблеме существования диссидентов (т.е. в понимании властей идейной и политической оппозиции) прослеживается в объеме и положении статей, заметок, писем на страницах периодической печати. Как правило, они всегда занимали не больше ¼ газетной страницы в середине номера. Человеку, чье внимание было обращено на колоритные фотографии рабочих и колхозниц или итоги пятилеток, сложно было разглядеть среди объемных статей и лозунгов скромную по объему заметку.

В тоже время цель таких статей и заметок в главных газетах советского общества – обратить на себя внимание и запечатлеть созданный образ в сознании советского человека. Для этого редакции делают ставку на бросающиеся в глаза заголовки статей, содержащих основное смысловое содержание. Заголовки часто отражают эмоциональное восприятие тематики, в данном контексте - восприятие автором правозащитников имеет негативный окрас, направленное на внутренний мир читателя. «В угоду антисоветчикам»[6, С.3], «Возмущены»[7, С.3], «Оторвался от народа»[15, С.3], «Позорит звание гражданина»[16, С.3], «Предел падения»[17, С.2] - уже в самих заголовках виден образ правозащитника, конструируемый редакцией, за которой, несомненно, стоит высшая советская номенклатура.

В советской прессе было опубликовано разное количество статей и заметок по особо публичным процессам (Дело А. Синявского и Ю. Даниэля в 1966 г.; «Процесс четырех» - дело Ю.Т. Галанскова, А.И. Гинзбурга, А.А. Добровольского, В.И. Лашковой в 1968 г.; газетная травля А.Д. Сахарова 1973 г.). Отличительные черты материалов официальной советской печати – однотипность формулировок, однообразие аргументов и построение текста. Можно выделить несколько сегментов образа правозащитника, представленного перед общественностью официальной периодической печатью, и представить их в нескольких типологических рядах. Наиболее часто встречающимся обвинением по отношению к правозащитникам является антисоветская агитация и пропаганда, клевета на советский социалистический строй, искажение советской действительности в целом. По словам Ф. Овчаренко, корреспондента «Комсомольской правды», у недругов советской власти «лицемерия стало больше»[12, С.4]. Указание на ложное обвинение советского руководства на каждую статью приходится 1,5 единицы (из расчетов, что просмотренные статьи для исследования составляют 1), то есть встречается в каждой статье больше одного раза. Гласность правозащитной деятельности приводила к тому, что в официальной печати это трактовалось как откровенная клевета на советский социалистический строй. Советская пропаганда заявляла о том, что правозащитники занимаются «критикантством за спиной других, перемыванием костей»[12, С.4], при этом «грубо искажая советскую действительность, клевещут на социалистический строй»[14, С.2].

 Определение правозащитников как «антисоветчиков», обвинение их в антисоветской деятельности, направленной против Советского Союза, правительства СССР, а также внутренней и внешней политики составляют 1,3 единицы. Заявления, что правозащитники «идут на поводу у империалистических разведок, идеологических врагов СССР», являются непосредственными «агентами ЦРУ» встречается в каждой просмотренной статье. А. Синявский и Ю. Даниэль, опубликовавшие свои произведения за границей (что формально не противоречило советской Конституции), названы прессой отщепенцами и «служителями врагам социализма»[24, С.3], «печатавшими антисоветские пасквили»[8, С.3]. Необходимо заметить, что эти три типологических ряда схожи между собой. Так антисоветская клевета и пропаганда, как и обвинение в совместной работе с разведками других стран, приравнивается к антисоветской деятельности.

Несмотря на свою открытую деятельность, правозащитники были немногочисленным кругом друзей и родственников, готовых постоять друг за друга. Это приводило к отдалению от большинства населения. Средний статистический человек советского общества не знал о существовании правозащитного движения. Этот аспект был выгоден власти, поэтому нашел отражение и в прессе при характеристике правозащитников. Правозащитники «идут против народа», «далеки от него», так как «противопоставляют себя другим» апеллируют авторы статей в советских газетах. Пресса во время газетной травли академика А.Д. Сахарова единогласно твердит: «Отщепенец Сахаров заслуживает всеобщего презрения, потому что противопоставил себя народу»[6, С.3].

Основным маркером в формировании образа правозащитника стали понятия, синонимичные образу «врага» - «предатели», «противники». Действуя по заданной схеме «они – враги», органы власти стремились создать из правозащитников образ «врага народа», подобно кулакам во время коллективизации и дезертиров во время Великой Отечественной войны. После ареста А. Синявского и Ю. Даниэля и во время судебного процесса пресса стремится представить писателей именно с этой стороны. Они «завербованы врагами прогресса»[24, С.3], поэтому их «действия враждебны по отношению к Родине»[8, С.3]. Отдельной категорией можно выделить обвинение в совершении уголовного преступления, что само по себе приравнивает правозащитников, являвшихся политическими заключенными в лагерях, узниками совести, пострадавших от тоталитарного режима, к уголовным преступникам.

Категория права как особой сферы жизнедеятельности человека отсутствует в официальном дискурсе советских газет. Отсутствие дискурса прав человека в Советском Союзе позволяет судить о значимости этой категории для руководства.

Выделенные категории помогают составить портрет правозащитников, написанный органами власти и репрезентируемый официальной прессой с целью насаждения данного образа в сознании советского человека. Образ врага в лице правозащитников поддерживает идеологию режима, требующую постоянное наличие внутреннего или внешнего врага.

Образ «диссидента» не столько воспринимался «ловкой пропагандистской выдумкой, призванной ввести в заблуждение общественность»[25, С.255], сколько конструировался органами власти для репрезентации данного образа в советском обществе. Ловко сконструированный образ «внутреннего врага», «пятой колонны» насаждался сверху через официальную печать, радио и телевидение. Конструкт внутреннего врага как составная часть идеологии государства с тоталитарным режимом, создавался искусственно, так как не имел реальных аргументов и оснований. Необходимость поддержания страха в обществе при Сталине, в 70-е гг. заменилась поддержанием главенствующей роли партии. Борьба за сохранение режима превращалась в борьбу с диссидентами, в особенности с правозащитниками, представлявшими собой компетентных людей, знающих права граждан и готовых их защищать. Образ правозащитника, конструировался властью по схеме «они – враги» с целью репрезентации данного образа среди советской общественности. Образ успешно насаждался и закреплялся в сознании массового советского человека в первую очередь благодаря прессе. Можно вспомнить, что при газетной травле А.Д. Сахарова в сентябре 1973 г. или в январе-феврале 1966 г. А. Синявского и Ю. Даниэля несколько газетных номеров подряд включали в себя статьи, заметки и письма недовольных граждан «недостойным» «аморальным поведением» «отщепенцев», «двуличных лицемеров», которые «порочат честь и достоинство», поэтому «недостойны звания граждан».

В заключении можно сказать, что созданный образ правозащитника в СССР в 60-70 е гг. ХХ в. с помощью пропаганды в официальной печати можно конструировать по материалам периодической печати и литературы. За основу исследования были взяты советские газеты, наиболее ярко проводившие официальную линию партии. А так же публицистические работы, написанные по заказу КГБ.

Метод дискурс-анализа, примененный в исследовании, позволил сконструировать образ советского правозащитника в официальной печати. Основной характеристикой правозащитника по материалам официальных изданий можно назвать приписанный СМИ образ «антисоветского элемента», «далекого от народа», «идущего на поводу у западных империалистических разведок», «клевещущего на советский государственный строй» в надежде его свержения. Миф внутреннего врага, созданный партийным руководством, в период 60-70-х гг. приписывался именно диссидентам, в том числе и правозащитникам, что во многом оказывало влияние на общественное мнение при создании образа в социальном контексте.

 

Список литературы

1. Алексеева Л.М. История инакомыслия в СССР: Новейший период. – М. Хельсинская группа, 2006 г.

2. Андропов Ю.В. Ленинизм – неисчерпаемый источник революционной энергии и творчества масс. Избранные речи и статьи. - М.: Политиздат, 1984.

3. Безбородов А.С. Феномен академического диссидентства в СССР. Рос. гос. гуманит. ун-т. — М.: Изд. центр РГГУ, 1998.

4. Белов А., Шилкин А. Диверсия без динамита. М. Политиздат, 1972.

5. Буковский В. И возвращается ветер. М.: «Захаров», 2007.

6. В угоду антисоветчикам // Правда. – 1973. – 3 сентября. – С.3.

7. Возмущены // Правда. –1973. - 2 сентября. – С.3.

8. Еремин Д. Перевертыши // Известия. – 1966. – 13 января. – С.3.

9. Козлов В.А. Неизвестный СССР. Противостояние народа и власти1953-1985 гг. – М.: Олма-ПРЕСС, 2006.

10. Козлов В.А., Мироненко С.В. Крамола. Инакомыслие в СССР при Хрущеве и Брежневе.1953-1982 гг. Рассекреченные документы Верховного суда и Прокуратуры СССР. М.: «Материк», 2005.

11. Крокодил. – 1966. №8. - С.16.

12. Овчаренко Ф. В лакеях // Комсомольская правда. – 1968. – 18 января. С.4.

13. Письмо членов академии медицинских наук СССР // Известия - 1973. – 2 сентября. – С.3.

14. Письмо членов ВАСХНИЛ // Известия. -1973. – 1 сентября. – С.2

15. Правда. – 1973. – 3 сентября. - С.3.

16. Правда. – 1973. – 2 сентября. – С.3.

17. Правда. – 1973. - 4 сентября. - С.2.

18. Правда. – 1973. – 3 сентября. - С.3.

19. Известия. - 1973. – 2 сентября. – С.3.

20. Семенов М. Мухи//Крокодил. – 1973. № 26.– С.2.

21. Совещание по безопасности и сотрудничеству в Европе. Заключительный Акт. [Электронный ресурс]. URL: http://www.osce.org/ru/mc/39505? download=true. Дата обращения: 12.03.2014.

22. Современная идеологическая борьба: Словарь. М., 1988.

23. Солодарь Ц. Дикая полынь. М.: «Правда», 1986.

24. Сулейман Р. Клеветники-перевертыши // Известия. 1966. – 18 января. – С.3.

25. Яковлев Н.Н. ЦРУ против СССР. М.: «Правда», 1983.

Рисунок 1. Образ правозащитника в официальной печати [11, С.16].

 

УДК 94(47).084. 9