Formation of the Soviet writer identity in 1930th, a case study of mikhail bulgakov identity

Аннотация. В связи с великим переломом 1930-х идентичность советского писателя изменяется. Данный процесс происходит посредством появления социальной стигмы. Доклад посвящен процессу формирования социальной стигмы советского писателя в 1930-х годах, а также методам и инструментам ее формирования.

Ключевые слова: идентичность, советское руководство, номенклатура, творческая интеллигенция, социальная стигма, М. А. Булгаков

Abstract. The soviet writer identity changed due to the Great Break in 1930^th. This process occurs through the social stigma. The article reflects the process of formation of the soviet writer identity in 1930^th and describes the methods and mechanism of this process.

Key words: identity, soviet authority, nomenclature, creative intelligentsia, social stigma, M. A. Bulgakov

Формирование идентичности индивида происходит через восприятие его образов, сложившихся в глазах «других», с которыми данный индивид поддерживает коммуникации. [20] Идентичность Булгакова как литератора складывалась посредством восприятия его творчества такими социальными группами как политическая элита, представители творческой интеллигенции СССР, литературное и театральное сообщества за переделами СССР. Основным механизмом формирования образа Булгакова-литератора выступала советская пресса.

В начале 1930-х на смену свободным литературным кружкам и объединениям приходят формальные, подконтрольные власти организации. По государственной инициативе происходит формирование Союза Писателей. С образованием новых организаций подобных Союзу Писателей, деятели искусства, не входившие в них, официально не считались таковыми, что не давало права на публикацию произведений и другие виды деятельности.

Власть использовала искусство для поддержания и трансляции своей идеологии. Творческая интеллигенция в своих произведениях должна была отражать не действительность, а ее идеологическую установку, соцреализм превращается в художественный канон. Произведения, которые не соответствовали ему все чаще считались враждебными социализму, не нужными советскому обществу и вредными для него.

В статье я попытаюсь реконструировать образы М. А. Булгакова, сложившиеся в глазах высшей власти, представителей творческой интеллигенции как в СССР, так и за границей, а также транслируемый через механизм СМИ. Чтобы реконструировать образ Булгакова как писателя, я также попытаюсь выяснить каким образом власть «наклеивала ярлыки» на писателя. Одним из таких способов была публичная стигматизация человека, способы и механизмы которой я также постараюсь выделить.

Стигмы советской писательской интеллигенции происходит появляются в рецензиях на произведения писателей в виде типичных речевых оборотов. Часто авторы этих рецензий приводят параллели с громкими общественными прецедентами. Например, драматург Вс. Вишневский сравнивает пьесу Булгакова о Мольере с Рамзинским делом, отсылая читателя к «делу Промпартии». Другим приемом стигматизации стало составление новых слов при помощи суффикстов –вщ, -вщи. Так, со времен пьесы «Дни Турбиных» в отношении Булгакова используется ярлык «булгаковщина», выносящийся в заголовок статьи: «Против булгаковщины», «Дать отпор булгаковщине». Этот способ использовался еще с революционного времени для определения враждебного явления и преобрает имя собственное в нарицательное, что принижает статус описываемого объекта.

Полагаясь на «анализ моих альбомных вырезок» [1, С. 280], сделанных самим автором, можно проанализировать речевые обороты негативного характера, адресованные М.А. Булгакову. Фраза «литературный уборщик», подбирающий объедки после того, как «наблевала дюжина гостей» подчеркивает приниженное положение Булгакова. В официально равном советском литературном сообществе автору приписывается низменная, презираемая роль уборщика в злачном месте. Писатель имеет дело с продуктами человеческой жизнедеятельности. Подбирание Булгаковым объедков говорит о том, что тематика литературных работ автора - идеологически грязная, «мусорная». Цитата указывает на физиологизацию творчества Булгакова, принижая его.

Высказывание «Нашелся Турбин, чтоб ему ни сборов, ни успеха…» [1, С. 281] выражает не только прямое желание провала Булгакова как драматурга, но также является отсылкой к его происхождению. Как бы ни старался Булгаков скрыть свое «белое» прошлое, это было трудно. Сам Михаил Афанасьевич во время гражданской войны был мобилизован как военный врач в белых вооруженных силах, его братья также принимали участие на стороне белой армии. Такие факты биографии не могли не наложить отпечатка на личность автора и удобно использовались СМИ в качестве стигмы.

«Прославленный буржуазией драматург» [1, С. 282] ставит автора в ряд литераторов, противоположных идеологии государства. Так как буржуазия – референтная относительно власти группа, успех в рамках которой способствовал развитию дурной политической славы. Сам Булгаков был выходцем из семьи, представляющей буржуазную интеллигенцию. Это также являлось постыдным фактом биографии внутри советского общества. Основными героями произведений, принесших Булгакову славу, также являлись выходцы из данного социального слоя. В высших кругах власти неоднократно высказывались опасения чувства жалости, которое может возникнуть у зрителя или читателя по отношению к героям, что абсолютно противоречило официальной идеологии.

Высказывания «Сатирик в СССР посягает на Советский строй» [1, С. 285] и «Писатель, не рядящийся даже в попутнические цвета» [1, С. 285] вовсе являются недвусмысленными и называют Булгакова антисоветским деятелем искусства. Так как сатира является откровенным высмеиванием чего-либо, обвинение в посягательстве на советский строй расценивается как нападение на абсолютные ценности, как враждебное поведение. В 1930-х «попутчик» из союзника он превращается в обличительный ярлык – стигму, символ лицимертсва. Говоря о Булгакове, как о «не рядящимся даже в попутнические цвета», СМИ утверждали полную противоположность взглядов писателя официальной идеологии, не утруждающегося даже лицемерить и скрыть свое мнение.

Фраза «Талант его так же очевиден, как и социальная реакционность его творчества» [1, С. 285] является двоякой. С одной стороны, автор признает литературную одаренность Булгакова. Однако, с другой стороны, литературный блеск его произведений не имеет никакой ценности без требуемой от драматурга как «идеологического проводника» концепции. Напротив, в своих произведениях Михаил Афанасьевич, как было сказано ранее, через возможную жалость к «белым» героям мог подорвать идеологические авторитеты партии, что было бы непростительно даже такому одаренному автору, как Булгаков.

Авторами этих и подобных высказываний являлись не только критики, но и коллеги Булгакова по цеху. Постепенно «попутчики», а позднее и другие представители творческой интеллигенции начали перенимать и присваивать стигмы, которыми СМИ характеризовали Булгакова. Это видно в обращениях к партийным органам. Так, в письме объединения «Пролетарский театр» И. В. Сталину [2, С. 86] Булгакова называют одним из «наиболее реакционных авторов» и «белой костью».

После 1933 г. критики начинают использовать более мягкие и менее личностные формулировки: выпады критики производятся не столько в отношении самого автора, сколько его произведений. Например, А. Н. Тихонов в рецензии на биографию Мольера для серии книг «Жизнь Замечательных Людей» говорит о «незнании повествователя о марксистском методе исследования исторических явлений», чуждость этому же повествователю «какого-либо «социологизма» даже в буржуазном понимании этого термина», «склонность к роялизму» и «намеки на советскую действительность». Возможно, это объяснимо переменами в системе цензуры и организации профессионального литературного сообщества [2, С. 175]. Так, с реорганизацией Главлита [2, С. 193] писатели и, в том числе, журналисты, попали в более жесткие рамки цензуры.

Подводя итог вышесказанному, можно выделить несколько методов формирования образа Булгакова: нормативные санкции со стороны власти в виде запрета постановок пьес автора и негативные речевые обороты, встречающиеся в статьях и рецензиях на произведения писателя. Этот метод реализовывался с помощью подконтрольной прессы.

В рецензиях и статьях используются два способа стигматизации: отсылка к громким социально-политическим делам и негативные словесные характеристики. Открытое сравнение творчества Булгакова с резонансными политическими событиями (например, Рамзинским делом, участники которого обвинялись в диверсионной работе и разложении советского общества) проецирует обвинения участников этих дел на Булгакова и наделяет его теми же антисоветскими, идеологически враждебными чертами. Негативные речевые характеристики, как правило, принижали достоинство Булгакова (трансформирование имени собственного в нарицательное – «булгаковщина», сравнение с низкой работой уборщика), а также указывали на его «белое» происхождение, что само по себе являлось постыдным клеймом в советском обществе. Все это помогало, в конечном счете, формированию образа Булгакова как писателя, пропагандирующего антисоветские ценности. Процесс стигматизации Булгакова нашел отклик и в формировании образа Булгакова среди его коллег. Постепенно писательское сообщество начало перенимать словесные стигмы, почерпнутые из политического языка газет и журналов, использовать их в обращениях к высшей власти.

Список литературы

1. Булгаков М. А. Под пятой. Дневник. Письма и документы. Спб.: Азбука, Азбука-Аттикус, 2011. 736 с.

2. Власть и художесственная интеллигенция. Документы ЦК РКП(б) - ВКП(б), ВЧК - ОГПУ – НКВД о культурной политике. 1917-1953. Под ред. акад. А.Н. Яковлева; сост. А. Артизов, О. Наумов. М.: МФД, 1999. 872 с.

3. Абельс Х. Интеракция, идентичность, презентация. Введение в интерпретативную социологию. СПб.: Издательство «Алетейя», 2000. 268 с.

4. Андриевский Г. Повседневная жизнь Москвы в сталинскую эпоху. 1930–1940-е годы. - Молодая гвардия. 2008

5. Антипина В. А. Повседневная жизнь советских писателей 1930-х - начале 1950-х гг.: Диссертация на соискание ученой степени кандидата исторических наук. М.: МГПУ, 2005. 252 с.

6. Бергер П., Лукман Т. Социальное конструирование реальности. Трактат по социологии знания. М.: Медиум, 1995. 323 с.

7. Блюм А. В. За кулисами «Министерства правды»: тайная история советской цензуры: 1917-1929. – Академический Проект, 1994.

8. Блюм А. В. Запрещенные книги русских писателей и литературоведов: 1917-1991. – Санкт-Петербургский гос. университет культуры и искусств, 2003.

9. Блюм А. В. Советская цензура в эпоху тотального террора: 1929-1953. – Академический проект, 2000.

10. Богданов К. А. О чистоте и нечисти: Совполитгигиена. // Политическая лингвистика. 2009. №29. С.39-46.

11. Братусь С. Н. Субъекты гражданского права. Москва. 1950.

12. Вьюгин В. Ю. Поэтика vs. Политика (Повороты ХХ века). [Электронный ресурс] // Новое Литературное Обозрение: Электронный журнал, 2012. № 115. URL: http://www.nlobooks.ru/node/2256 (дата обращения 16.05.2015)

13. Георгиев А. А. Творческие союзы СССР как элементы тоталитарной системы (1932-1941): Диссертация на соискание ученой степени доктора исторических наук. Санкт-Петербур, 1999.

14. Горяева Т. М. Политическая цензура в СССР: 1917-1991 гг. – РосСПЭН, 2009.

15. Гофман И. Стигма: Заметки об управлении испорченной идентичностью //Часть. – 2000. – Т. 1. – С. 3-6.

16. Громов Е. С. Сталин: искусcтво и власть. – ЭКСМО "Алгоритм", 2003.

17. Костина А. В. Особенности культурного строительства в Советской России 20-30-х годов: к вопросу о субъективном аспекте истории // Знание. Понимание. Понимание. Умение. 2009. № 2. С. 31-40

18. Лебина Н. Б. Повседневная жизнь советского города: Нормы и аномалии. 1920-130 годы. СПб.: Журнал "Нева" - Издательско-торговый дом "Летний Сад", 1999. 320 с.

19. Максименков Л. В. Сумбур вместо музыки: сталинская культурная революция 1936-1938. – Юридкн, 1997.

20. Мид Д. Г., Разум Я. общество (главы из книги) /Дж. Г. Мид //Социальные и гуманитарные науки: Отечественная и зарубежная литература. Реферативный журнал. Серия. – Т. 11. – С. 162-195.

21. Сарнов Б. Сталин и писатели. – ĖKSMO, 2008.

22. Соколов, Б.В. Три жизни Михаила Булгакова. М.: Эллис Лак, 1997. 428 с.

23. Соколов, Б.В. Энциклопедия Булгаковаская. М.: Локид: Миф, 2000. 586 с.

24. Соловьёва М. М. Динамика литературно-общественной жизни 1930-х годов в осмыслении "Литературной газеты": Диссертация на соискание учёной степени кандидата филологических наук. Саратов: СГУ им. Н. Г. Чернышевского, 2014. 184 с.

25. Трошенко А. А. Общественные творческие художественные объединения в системе политической организации советского общества. Москва, 1968.

26. Федюкин С. А. Партия и интеллигенция. – Изд-во полит. литературы, 1983.

27. Фицпатрик Ш. Повседневный сталинизм. Социальная история Советской России в 30-е годы: город. - 2-е изд. М.: Российская политическая энциклопедия (РОССПЭН); Фонд Первого Президента России Б. Н. Ельцина, 2008. 336 с.

28. Функция художественного образа в историческом процессе. / Под ред. Нечкиной М. В. М.: Наука, 1982. 321 с.

29. Хохлов В. Ф. О законодательном регулировании культурно-воспитательной деятельности Советского государства. Москва. 1967

30. Чудакова М. О. Жизнеописание Михаила Булгакова.— 2-е изд.,доп. М.: Книга, 1988. 672 с.

31. Ямпольская Ц. А. Общественные организации в СССР. Москва, 1972.

 

УДК 8.80.808