Психолингвистики в XX столетии

Термин «психолингвистика» впервые был предложен американским психологом Н. Пронко в 1946 г. (336). Как отдельная самостоятельная наука психолингвистика оформилась в 1953 году в результате работы межуниверситетс­кого Семинара, организованного Коми­тетом по лингвистике и психологии Исследовательского Совета по социальным наукам при Университете штата Индиана (г. Блумингтон). Организаторами этого семинара были два известнейших американских психолога ‒ Чарльз Осгуд и Джон Кэрролл и лингвист, этнограф и литературовед Томас Сибеок. В вышедшей в 1954 г. книге «Психолингвистика» были обобщены основные теоретические положения, принятые в ходе Семинара, а также основные направления экспериментальных ис­следований, базирующиеся на этих положениях (337).

Появление книги «Психолингвистика» сыграло роль своеобразного стимула к развертыванию многочисленных междисциплинарных психолингвистических исследований.

История возникновения и развития науки психолингвистики (ПЛ) достаточно подробно представлена в работах А.А. Леонтьева (123, 139 и др.). На основе углубленного анализа этого вопроса А.А. Леонтьевым выделено несколько последовательных этапов развития психолингвистики как науки, которые он определил понятием психолингвистические «поколения».1 Представителями психолингвистики первого поколения являлись Ч. Осгуд, Дж. Кэрролл, Т. Сибеок, Ф. Лаунсбери и др. Наиболее яркими представителями ПЛ второго поколения ‒ Дж. Миллер, Н. Хомский и Д. Слобин. Психо­лингвистика третьего поколения, или, как ее назвал вид­ный американский психолог и психолингвист Дж. Верч, «новая психолингвистика», сформировалась в середине 70‒х гг. XX века. Она связана в США с именами Джерома Брунера и Дж. Верча; во Франции ‒ Жака Мёлера, Жоржа Нуазе, Даниэль Дюбуа; в Норвегии ‒ с именем талантливого психолингвиста Р. Ромметвейта.

Кратко остановимся на некоторых концепциях, изложенных в трудах представителей различных психолингвистических школ.

Суть психологической концепции Ч. Осгуда можно определить следующим образом. Речь есть система непосредственных или опосредствованных (задержанных) реакций человека на речевые или нерече­вые стимулы. Речевые стимулы вызывают час­тично то же поведение, что и соответствующие неречевые, благодаря возникновению ассоциаций между речевым и неречевым стимулами. (Поэтому известный отечественный психолингвист Л.В. Сахарный не случай­но называл психолингвистику первого поколения «ассоцианистской»). Речевое поведение опосредствовано системой «фильтров», задерживающих и преобразующих речевой стимул (на входе) или речевую реакцию (на выходе). Такая система фильтров, имеющая врожденный характер, отождествляется Ч. Осгудом с речевым механизмом или языковой способностью человека. Принципиальная схема речевого поведения человека, по Ч. Осгуду, выглядит следующим образом (327):

Уровень репрезентации

Уровень интеграции Уровень самостимуляции

Уровень рецепции (восприятия речи) Уровень моторного кодирования речи

(на выходе)

На уровне рецепции речевые стимулы перекодиру­ются в нервные импульсы. Затем эти импульсы образуют наиболее вероятное (на основании прошлых восприя­тий) перцептуальное единство, своего рода «гештальт» (на уровне интеграции). На уровне репрезентации этот гештальт ассоциируется с неречевыми стимулами и получает что‒то вроде значения. Затем процесс «обращается наружу», и на уровне самостимуляции, (на основе инфор­мации, поступившей с уровней интеграции и репрезентации) делается выбор между «альтернативны­ми моторными целыми ». Эти интегрирован­ные моторные схемы проходят моторное кодирование и превращаются в собственно факты речевого поведения (327; 329, p.259‒260).

Как указывает А.А. Леонтьев, главная особенность психолингвистики первого по­коления ‒ это ее реактивный характер. Она целиком укладывается в бихевиористскую схему «стимул‒реак­ция», в модернизированном ее вариан­те. Ее ориентация ‒ чисто психологическая, она базируется на психологической трактовке процессов поведения, в данном случае ‒ речевого поведения. При этом психо­лингвистика первого поколения – это не теория речевых действий или поступков «в чистом виде», а теория речевого приспособ­ления к среде, теория речи как орудия установления равновесия – внутреннего психологического равновесия человека или «рав­новесия» в системе «человек ‒ среда» (139, с.37).

Второй особенностью психолингвистики первого поколения является ее «атомизм» (139, 224). В качестве единиц речевой коммуникации она «оперирует» отдель­ными словами, грамматическими связями или грам­матическими формами. Особенно ясно этот атомизм сказывается в теории усвоения языка ре­бенком. Такое усвоение, по Ч. Осгуду, по существу, сводится к овла­дению отдельными словами или формами и их дальнейшей генерализации (обобщению). Эта теория, по мнению А.А. Леонтьева, не может интерпретировать многие факты «речевой реальности»; она имеет «недостаточную объяснительную силу» (139, с.37). Как образно подметил Дж. Миллер, чтобы научиться язы­ку «по Осгуду», ребенок должен заниматься этим 100 лет без перерывов на сон, еду и т.д. (167, с. 159).

Для психолингвистики первого поколения характерен индивидуализм: это теория речевого поведе­ния индивида, как бы вырванного не только из общества, но и из реального процесса общения, который сведен здесь к простейшей схеме передачи информации от гово­рящего к слушающему. А.А. Леонтьев указывает на это, как на «недопустимое упрощение» (139).

Виднейшими представителями психолингвистики второго поколения (возникла в конце 50‒х гг. XX столетия) являются известные американские ученые ‒ лингвист Ноэм Хомский и психолог Джордж Эрмитейдж Миллер.

Н. Хомским была разработана концепция трансформацион­ной модели языка. Как отмечает А.А. Леонтьев (131, 139), «трансформационный под­ход» в лингвистике был впервые предложен учителем Н. Хомского, З. Харрисом. Заслуга Н. Хомского состоит в том, что он реализовал этот подход в виде целостной модели функционирования языка в речевой коммуникации ‒ теории порождающей грам­матики. В ней существуют особые трансформационные правила или опера­ции, прилагаемые к синтаксичес­кой конструкции предложения как единого целого. Н. Хомский выделил группу простейших синтаксических структур, названных им «ядерными» (типа: Петр читает книгу). Применяя к такой ядерной структуре операцию «пассивизации», получается: Книга читается Петром. Если при­менить к ней операцию отрицания, получим: Петр не читает книгу. Возможна и вопросительная трансформация: Петрчитает книгу? Можно использовать два, три или даже четыре вида трансформационных операций одновременно. (Книга не читается Петром?)

Н. Хомский (295) одним из первых предложил использовать концептуальное понятие глубинной структуры предложения, опреде­ляющей семантическую (смысловую) интерпретацию синтаксической конструкции отдельного высказывания и соответствующей «ядерной» конструкции в модели «трансформационной грамматики». По Н. Хомскому, последовательность порождения предложения при помощи правил языковой трансформации выглядит следующим образом. Базовые грамматические отношения порождают глубинные структуры. Глубинная структура подается в семантический компонент и получает семанти­ческую интерпретацию; затем «она преобразуется в поверхностную структуру, которой далее дается фонетическая интерпретация при помощи правил фонологического компонента» (295, p.141).

В дальнейшем (70‒80‒е гг. прошлого столетия) Н. Хомским был внесен ряд изменений в концепцию порождающей грамматики. В модель «трансформационной грамматики» наряду с грамматическими, семантическими и фонологическими, были включены так называемые прагматические правила – правила употребления языка. В более поздних работах Н. Хомского получила дальнейшее развитие идея о принципиальном различии модели linguistic competence («языковой способности») и модели linguistic performance («языковой активности»). [249 и др.]. Первая из них есть потенциальное знание языка, которое, по Н. Хомскому, иллюстрируется моде­лью «порождающей грамматики». Вторая, т.е. «языковая активность» ‒ это процессы, происходящие при при­менении языковой способности в реальной речевой деятельности.

В популярности идей Н. Хомского сыграла большую роль характерная для конца 50‒х ‒ начала 1960‒х гг. прошедшего столетия тенденция к «машинизации» человеческого интеллекта. Действительно, модель, казалось бы, позволяет «автоматически» получать из за­данного исходного материала любые грамматические конструкции, «заполнять» их лексикой и правильно оформлять фо­нетически.

Важнейшее отличие психолингвистики второго по­коления по сравнению с осгудовской заключалось, в частности, в трактовке усвоения языка. Согласно взглядам представителей школы Н. Хомского, усвоение языка ‒ это не овладение отдель­ными языковыми элементами (словами и т.д.), а усвое­ние системы правил формирования осмысленного высказывания. В то же время психолингвистика второго поколения, как отмечает А.А. Леонтьев (139), в сущности, сводит психологические процессы к реализации в речи язы­ковых структур. Системность речевого поведения или деятельнос­ти человека оказывается непосредственно выведенной из системности языка; сознательная интеллектуальная деятельность человека наклады­вает только определенные ограничения на реализацию языко­вых структур.

Одним из важнейших положений психо­лингвистики второго поколения является идея универсальных врожденных правил оперирования языком, сформули­рованная на основе того, что, во‒первых, эти правила не содержатся в языковом материале в эксплицитной форме, а, во‒вторых, что ре­бенок может одинаково свободно овладеть (как родным) любым национальным языком. Таким образом, процесс овла­дения языком сводится к взаимодействию этих врожден­ных правил или умений и усваиваемого языкового материала, т.е. к актуализации в онтогенезе речи этих врож­денных правил.

А.А. Леонтьев указывает и на некоторые другие недостатки психолингвистики Н. Хомского. Его концепция ограничивается проблемами восприятия и порождения предложения ‒ языковой единицы, определяемой через грамматику, се­мантику и сегментную фонетику и принципиально изо­лируемой от целостного осмысленного текста. Она исследует, прежде всего, правила построения предложения, а не развернутого выс­казывания, т.е. в ней «игнорируется реальное соот­ношение различных языковых уровней (и невербальных средств) в формировании и восприятии той или иной коммуникативной единицы» (139, с.43). Само предложение рассматривается вне реальной си­туации общения. Игнорируется место речи, а также ее восприятия, в системе психической деятельности че­ловека ‒ речь и ее восприятие рассматриваются как автономные, самоценные процессы. Не учитываются также индивидуальные (в том числе личностно обусловлен­ные) особенности восприятия и производства речи, например, возможность индивидуальных «стратегий» оперирования с язы­ком (там же, с.43‒44).

Особое направление в психолингвистике второго поколения составили английские исследователи – Джудит Грин, Дж. Мортон, Дж. Маршалл и др. В трудах этих ученых предметом исследования помимо предложения, становится и текст; при этом основное внимание уделяется изучению восприятия языковых средств связи предложений и «психологического значения» логических структур.

Типичным представителем психолингвистики третьего поколения является, по мнению А.А. Леонтьева, французский психолингвист Жорж Нуазе.

Одно из основных положений психолингвистической концепции Ж. Нуазе ‒ необходимость разработки «автономной психолингвистики». (Имеется в виду ее автономия от лингвистических моделей, а также преодоление «изоморфизма»1 языковых и психологических структур.)

По Ж. Нуа­зе, специфические психолингвистические операции имеют одновременно когнитивную и коммуникативную природу. Они приобретают когнитив­ный характер, практически реализуясь в общении, взаи­модействии, речевом воздействии. Ж. Нуазе, как и его единомышленник Ж. Мелер, считают психолингвистику («лингвистическую психологию») час­тью когнитивной психологии (318, p.20).

Психолингвисты третьего поколения критически относятся к концепции Н. Хомского о роли врожденных универсальных языковых структур в формировании языковой способности человека. Так, Д. Дюбуа отмечает: «Язык не должен рассматриваться только как формальный объект, одинаковый для всех челове­ческих существ, но как объект социальный и истори­чески детерминированный» (302, p.25‒26). В 70‒е гг. прошедшего столетия Р. Ромметвейт выступил с решительной критикой психолингвистов второго поколения за то, что они берут высказывания как бы в вакууме, и неоднократно подчеркивал, что психолингвистика должна прежде всего изу­чать «…высказывания, включенные в коммуникативные окружения» (194, с.72).

По мнению А.А. Леонтьева (136, 139), психолингвисты третьего поколения пре­одолели так называемый изоляционизм школы Н. Хомского ‒ они исследуют психолингвистические процессы в широком контексте деятельности мышления, общения, памяти. «Поэтому именно их рабо­ты составили в основном теоретическую базу для разви­тия когнитивной психологии» (139, с.47).

Психолингвистика третьего поколе­ния в значительной степени преодолела не только «атомизм», но и индивидуализм психолингвистики предшествующих поколений. Для нее полностью неприемлем также принцип «реактивности» речевого поведения.

Некоторые психолингвисты третьего поколения последовательно ориентируются на психологическую школу Л.С. Выготского. К числу последних относится известный зарубежный психолингвист Дж. Верч (349), который считается на Западе виднейшим «специалистом по Л.С. Выготскому» и выступает активным про­пагандистом его научных взглядов.

Современный период развития психолингвистики совпадает с раз­витием когнитивных наук. Когнитивная психология ‒ это область психологии, изуча­ющая то, как люди получают информацию о мире, как эта информация воспринимается и осознается человеком, как она хранится в памяти и преобразует­ся в знания; как эти знания влияют на наше поведение и деятельность (136, 139, 246). Когнитивный подход в психолингвистике состоит также в стремлении понять, каким образом человек воспринимает и анализирует информацию об окружающей дей­ствительности и как организует её, чтобы принимать решения или решать насущные задачи.

Отечественная психолингвистика, в частности Московская психолингвистическая школа, ориентируется, прежде всего, на характеристику процессов преобразования смысловой информации – с различных позиций исследуются процессы производства речи, её восприятия и понимания (смысловой интерпретации). Кроме того, большое внимание уделяется анализу процессов становления и функционирования языкового сознания, под которым понимается систе­ма образов действительности, получающих свое языковое отображение в речевой деятельности человека как носителя языка и субъекта речевой деятельности. В России своеобразным центром психолингвистической науки является сектор психо­лингвистики и теории массовой коммуникации Института языкознания РАН, основанный А.А. Леонтьевым в 1958 г. С 1974 г. им руководит известный отечественный психолингвист Е.Ф. Тарасов. С 80‒х гг. прошедшего столетия регулярно на базе указанного учреждения проводятся Всероссийские симпозиумы по психолингвистике и издаются тематические сборники научных трудов ведущих отечественных специалистов.

В 80‒е гг. прошедшего столетия была создана Международная организация прикладной психолин­гвистики (International Society of Applied Psycholinguistics – сокращенно ISAPL) со штаб‒квартирой в г. Лиссабоне (Португалия). Международные симпозиумы ученых‒психолингвистов при участии лингвистов и психологов прово­дятся один раз в три года. В Осаке (Япония) издается Международный журнал психолин­гвистики – «International Journal of Psycholinguistics» («Международный журнал человеческой коммуникации»). К освещаемым в нем психолингвистическим проблемам относятся: понимание и производство речи, психолингвистические аспекты изучения иностранного языка, перевода, как вида речевой деятельности; язык и образование; билингвизм; нарушения речи, ре­чевые технологии и модели человеческой коммуникации; проблема освоения язы­ка, невербальные аспекты коммуникации, анализ литературного текста, речевые технологии и модели человеческой коммуникации и др.