Мы поможем в написании ваших работ!



ЗНАЕТЕ ЛИ ВЫ?

Проблематика и художественные особенности драматургии М.Горького 1900-х годов.

Поиск

 

Пьеса Горького «На дне», написанная в течение зимы и лета 1902 г., принесла ему мировую известность. Она была откликом писателя на самые актуальные социальные, философские и нравствен­ные проблемы времени. Идеологическая злободневность сразу при­влекла к пьесе внимание русской общественности. Вокруг нее развернулась острая борьба различных идейных течений.

Пьеса была разрешена к постановке (причем с большими изъяти­ями) только Художественному театру, и то потому, что власти, как вспоминал В.И. Немирович-Данченко, рассчитывали на ее провал. Буржуазные критики писали о натурализме пьесы, о «лубочно-босяц­ком романтизме» писателя. Критики реакционно-монархического на­правления усматривали в ней революционную проповедь, подры­вающую общественные устои. Либеральная критика представляла пи­сателя проповедником христианской морали, говорила о появлении в творчестве Горького «каратаевского начала примирения». Критики-на­родники подвергли сомнению реалистическое содержание творчества Горького, а его гуманизм расценили как гордое презрение к маленькому человеку (Н.К. Михайловский и др.). Особенно резкими были нападки на пьесу критиков-модернистов. В то время в среде буржуазной интеллигенции усилились мистические искания, попытки «обновить» религию новейшей идеалистической философией, модернизировать моралистическое учение Достоевского и Толстого. К религиозному идеализму склонялись Мережковский и бывшие «легальные маркси­сты» – Бердяев, Булгаков. Философская идея пьесы была им враж­дебна. Недаром в работе «Чехов и Горький» Мережковский объявил анархистами, антиподами нового христианского учения, им создавае­мого, и Горького, и Луку. История борьбы вокруг пьесы подчеркивала ее идейную актуальность.

Тематически пьеса завершила цикл произведений Горького о «бо­сяках». «Она явилась итогом моих почти двадцатилетних наблюдений над миром <...> «бывших людей» –писал Горький. По мере того как формировалось социальное сознание Горького, становилась более глубокой в сравнении с рассказами 90-х годов и социально-психоло­гическая характеристика представителей «босяцкого анархизма». Оби­татели ночлежки – уже типы, в которых писатель дал огромные социально-философские обобщения. Об этом сказал сам Горький.

«Когда я писал Бубнова,– отмечал он,– я видел перед собой не только знакомого «босяка», но и одного из интеллигентов, моего учителя. Сатин –дворянин, почтово-телеграфный чиновник, отбыл четыре года тюрьмы за убийство, алкоголик и скандалист, тоже имел «двойника» –это был брат одного из крупных революционеров, ко­торый кончил самоубийством, сидя в тюрьме».

Пьеса была написана в период острого промышленно-экономического кризиса, который разразился в России в начале XX в. В ней нашли отражение действительно имевшие место факты и события современности. В этом смысле она явилась приговором социальному строю, который сбросил многих людей, наделенных умом, чувством, талантом, на «дно» жизни, привел их к трагической гибели. Живые картины нечеловеческих условий жизни с беспощадной правдой гово­рили о начавшемся процессе разложения общественной системы, в которой рядом с сытой благоустроенностью «хозяев» существовал мир неизбывной нищеты и страдания, втоптанных в грязь человеческих надежд и идеалов. У людей этого мира не осталось ничего, даже имени. Но и к ним тянутся еще лапы хищников костылевых. Предельно заостряя эту тему, Горький обнажал бесчеловечность психологии и.морали стяжательства.

Силой обличения пьеса возвышалась над всеми произведениями Горького 90–900-х годов. Горький утверждал, что общество, исказив­шее в человеке человеческое, существовать не может.

С проблемой «дна» и «хозяев», которая получает в пьесе уже политическое звучание, органически связана основная проблема пьесы и одна из «сквозных» во всем творчестве Горького – проблема гума­низма. Горький всегда выступал против «обидной людям» проповеди утешения. Каковы бы ни были проявления утешительства, он видел в них лишь форму примирения с действительностью. Проблема утеша­ющих иллюзий – содержание многих произведений писателя 90-х годов («Болесь», «Проходимец», «Читатель» и др.). Но ни в одном из них она не была разработана с такой полнотой, как в пьесе «На дне». Горький разоблачал утешительство в самых различных его идеологи­ческих проявлениях и осуждал тех, кто поддавался иллюзиям утеши­телей. В пьесе впервые в своем творчестве Горький поставил в связь философское и политическое содержание утешительства.

Герои пьесы – Актер, Пепел, Настя, Наташа, Клещ – стремятся вырваться на волю с «дна» жизни, но чувствуют собственное бессилие перед запорами этой «тюрьмы». У них возникает ощущение безысход­ности своей судьбы и тяга к мечте, иллюзии, дающим хоть какую-то надежду на будущее. Когда же иллюзорность надежд становится оче­видной, эти люди гибнут. Утрата надежды вызвала смерть его души, сказал Горький о судьбе Актера. Упорно работает, страстно хочет вернуться к трудовой жизни Клещ. Действительность разбивает его иллюзию добиться правды только для себя. «Основной вопрос, который я хотел поставить,– говорил Горький о содержании пьесы в интервью 1903 г.,–это–что лучше, истина или сострадание? Что нужнее? Нужно ли доводить сострадание до того, чтобы пользоваться ложью, как Лука? Это вопрос не субъективный, а общефилософский».

Этот философский вопрос выходил далеко за пределы «дна». Позднее, в статье «О пьесах», Горький говорил, что имел в виду не только «нижние», но и «верхние» этажи русской жизни, «жителей» ее, звавших к покорности обстоятельствам, проповедовавших идею со­страдания человеку. Вокруг вопроса, что лучше – истина или состра­дание, и развертываются в пьесе горячие споры о человеке, о смысле и правде жизни, о путях к будущему.

Носителем идеи утешающего обмана в пьесе предстает Лука. Прин­цип его отношения к человеку – идея сострадания. Практическим выражением ее становится утешающий обман, утешающая иллюзия, во имя которой можно пожертвовать страшной, угнетающей человека правдой жизни. Обращаясь к Пеплу, Лука спросит: «И... чего тебе правда больно нужна... <...> На что самому себя убивать?» Это и есть основной вопрос пьесы, сформулированный Горьким, – что нужно человеку, правда, как она ни тяжела, или сострадание? Что есть человек – творец жизни или раб ее? Этот вопрос как бы задается каждому из обитателей ночлежки, на каждом проверяется возможный результат утешающего сострадания. Философия Луки подвергается испытанию жизнью. Всем ходом пьесы Горький показывает антигуманность пас­сивного сострадательного гуманизма.

Субъективно Лука – носитель идеи такого гуманизма – честен, вызывает симпатию даже угрюмого Клеща; он хочет помочь людям, внушив им, пусть иллюзорную, надежду на будущее. На пороге ноч­лежного дома он появляется со словами участия, сочувствия. С первых его слов и начинается спор о человеке и отношении к человеку. Для Луки человек слаб и ничтожен перед обстоятельствами жизни, которые, по его мысли, изменить нельзя. А если так, надо примирить человека с жизнью, внушив удобную для него утешающую «истину». И таких истин оказывается столько, сколько жаждущих ее найти: истина и правда жизни становятся понятиями относительными. С этим прин­ципом отношения к человеку и подходит Лука к каждому обитателю ночлежки –Анне, Пеплу, Наташе, Актеру, создавая для них иллюзию о счастье. И оказывается, что даже в этом мире, где сострадание было бы естественным выражением гуманного отношения к человеку, утешительная ложь ведет к трагической развязке. И она наступает в четвертом акте пьесы. Иллюзии рассеялись. Чем слаще был «золотой сон», навеянный старцем, тем трагичнее оказалось пробуждение – ночлежники впадают в отчаяние. Гибнет Актер, мечется Настя. Ноч­лежка являет собой картину полного разрушения. Характерна автор­ская ремарка к четвертому акту: «Обстановка первого акта. Но комнаты Пепла нет, переборки сломаны. И на месте, где сидел Клещ, нет наковальни... Ночь. На дворе ветер». Заключительный аккорд пьесы – смерть Актера. Так ход реальных событий приводит к разоблачению попыток Луки примирить человека с жизнью.

В свое время о философии пьесы и образе Луки было много споров и в русской, и в западной критике. Указывалось на сложность, проти­воречивость отношения к Луке самого автора, горьковский образ сопоставлялся с образами Толстого и Достоевского. Действительно, характер Луки психологически сложен и не поддается однолинейному истолкованию.

В 20-х годах Горький попытался «выпрямить» образ Луки в сцена­рии «По пути на дно», написав как бы предысторию персонажей пьесы. Лука в этом сценарии – прижимистый деревенский староста, кото­рый, спасаясь от гнева и мести односельчан, становится странником, постоянно «лукавящим» старцем. Но это уже другой образ.

Лука из пьесы «На дне» полемичен по отношению к героям Толстого и Достоевского. Философия и практическое поведение его явно компрометировали их моралистическое учение, идеи смирения и непротивления.

Горький, вводя в конкретные условия современного бытия нрав­ственные идеи Толстого и Достоевского, показывал ложность их абстрактной правды. Он разоблачал не только идеологию, но и психо­логию утешителей. Не случайно наделил он Луку психологией раба. Лука всегда смиряется перед силой, всегда старается быть в стороне от спора, а в третьем акте незаметно исчезает, как бы испугавшись последствий дела своих рук. Горький тем самым подчеркивает тесную связь рабской психологии с теорией жизни Луки – психологии раба и идеологии непротивления. Эта мысль выражена в известном афориз­ме Сатина: «Кто слаб душой... и кто живет чужими соками – тем ложь нужна... одних она поддерживает, другие –прикрываются ею... Ложь – религия рабов и хозяев».

Философии непротивления, психологии покорности Горький про­тивопоставил правду о свободном Человеке, отвергающем унижающую человека сострадательную ложь. Свои мысли о Человеке Горький вложил в уста Сатина. Он говорит о великих возможностях человека и человечества, которые своими руками, своей мыслью создадут жизнь будущего. «Человек –вот правда... Существует только человек, все же остальное – дело его рук и его мозга! Че-ло-век! – Это – великолеп­но! Это звучит... гордо!»

Однако, говоря об этом образе пьесы, надо иметь в виду протищщр речия характера героя. Сатина Горький заставил выразить свои мысли о человеке, которые в афористической форме выскажет сам писатель в поэме «Человек» (1903). Мечта Сатина –мечта Горького, характеру героя она явно противоречила. Сатин –«герой на час». Он способен понять высокую мечту, но не способен бороться за нее. Отравленный «босяцким» анархизмом, социальным скепсисом, он зовет в конечном счете не к активности, а к ничегонеделанию. Позднее Горький писал, что в пьесе нет положительных героев, но он хотел, чтобы в ней звучала речь о Человеке, а «кроме Сатина ее некому сказать».

К демократическому читателю, новому герою своего времени, обращался писатель выводами пьесы. Не случайно он интересовался прежде всего тем, как воспринимают его произведение рабочие. В письме к переводчику А.К. Шольду (1903) он говорил о том, что мнение «рабочего класса» о пьесе для него дороже «всех мнений, взятых вместе».

В пьесе «На дне» проявилось драматургическое новаторство худож­ника. Используя традиции классического драматургического наслед­ства, прежде всего чеховскую, Горький создает жанр социально-философской драмы, вырабатывая свой драматургический стиль с его ярко выраженными характерными особенностями.

Установка на воспитание в человеке действенного отношения к жизни определила содержание эстетического кодекса Горького-драма­турга и его подход к социально-психологической характеристике пер­сонажей. Специфика драматургического стиля Горького связана с преимущественным вниманием писателя к идейной стороне жизни человека. Каждый поступок человека, каждое его слово отражает прежде всего особенности его сознания. Это определяет и характерную для горьковских пьес афористичность диалога, всегда наполненного философским смыслом, и своеобразие общей структуры его пьес.

Дореволюционная критика часто отказывала Горькому в художе­ственной самостоятельности и драматургическом новаторстве. Пьеса «На дне» объявлялась произведением несценическим. Говорилось, что Горький изобразил людей с устоявшейся психикой, создал характеры без внутреннего развития, что пьеса представляет собой сцены, сюжетно не связанные. Все это было заведомо не так.

Горький создал драматическое произведение нового типа. Особен­ность пьесы в том, что движущей силой драматургического действия является борьба идей. Внешние события пьесы определяются отноше­нием персонажей к основному вопросу о человеке, вопросу, вокруг которого и происходит спор, столкновение позиций. Поэтому центр действия в пьесе не остается постоянным, он все время смещается.

Возникла так называемая «безгеройная» композиция драмы. Пьеса представляет собой цикл маленьких драм, которые, однако, связаны единой направляющей линией драматической борьбы – отношением к идее утешительства. В своих сплетениях эти частные драмы, развер­тывающиеся перед зрителем, создают исключительное напряжение действия. Структурная особенность горьковской драмы состояла в перенесении акцента с событий внешнего действия на постижение внутренней содержательности идейной борьбы. Поэтому узел внешних событий развязывается Горьким не в последнем, четвертом, акте, а в третьем. Из последнего акта пьесы автор уводит много лиц, в том числе и Луку, хотя именно с ними связана основная линия в развитии сюжета. Последний акт оказался внешне лишенным событий. Но именно он стал самым значительным по содержанию, не уступая первым трем в сценической напряженности, ибо здесь подводились итоги основного философского спора.

Пьеса впервые была поставлена в Московском Художественном театре в декабре 1902 г. и вскоре обошла все провинциальные сцены. Она ставилась в Муроме, Твери, Одессе, Киеве, Нижнем Новгороде и в других городах. В жизни русского театра, в становлении его социаль­ного направления большую роль сыграла работа над пьесой Горького.

Если в пьесе «На дне» Горький подвел итог теме «босяка» в своем творчестве, то в других пьесах 900-х годов обозначился новый этап в разработке темы интеллигенции.

В 1904–1905 гг. Горький пишет пьесы «Дачники» (1904), «Дети солнца» (1905), «Варвары» (1905). Центральная проблема пьес – ин­теллигенция и народ, интеллигенция и революция.

Цикл этих пьес открывался «Дачниками». В июне 1902 г. Горький сообщал К. Пятницкому, что начал работать над пьесой «Дачники», где думает изобразить жизнь современной интеллигенции: «Очень хочется подарить «всем сестрам – по серьгам», в том числе и Бердяеву небольшие». В1901 г. Бердяев в книге «Субъективизм и индивидуализм в общественной философии» выступил с пересмотром своих прежних общественных идей. Бердяев и стал одним из прототипов писателя Шалимова в пьесе Горького.

В 1904 г. пьеса была поставлена в театре В.Ф. Комиссаржевской. Основную тему пьесы Горький сам определил в письме к режиссеру: «Я хотел изобразить ту часть русской интеллигенции, которая вышла из демократических слоев и, достигнув известной высоты социального положения, потеряла связь с народом – родным ей по крови, забыла о его интересах и необходимости расширить жизнь для него...»

В борьбе за «расширение жизни» для народа видел Горький назна­чение интеллигенции. В пьесе он отразил те явления ренегатства, которые проявились в начале 900-х годов, когда часть интеллигенции ушла в лагерь буржуазного либерализма, а в области идеологической стала проповедовать идеализм в философии. В цитированном письме Горький указывал, что пьеса направлена против политического и идейного ренегатства той интеллигенции, которая на подъеме освобо­дительного движения склонялась к индивидуализму и мистике: «Быс­тро вырождающееся буржуазное общество бросается в мистику <...<> всюду, где можно спрятаться от суровой действительности, которая говорит людям: или вы должны перестроить жизнь, или я всю изуродую, раздавлю.

И многие из интеллигенции идут за мещанами в темные углы мистической или иной философии – все равно – куда, лишь бы спрятаться. Вот –драма, как я ее понимаю». В этом горьковском суждении раскрывается смысл образов Рюмина, Калерии. Эти интел­лигенты, представляясь антиподами мещан, на самом деле люди того же жизненного и идейного направления, порождение той же среды, что и Басовы, Сусловы, которые, не скрывая своего жизненного кредо, заявляют о «праве на отдых» после волнений общественного движения. Вновь, как и в пьесе «Мещане», Горький противопоставляет в «Дачниках» два лагеря русских интеллигентов: в одном – «дачники», в другом –люди трудовой психологии, наследники гражданских иде­алов революционного прошлого. Жизненную и идейную позиции ренегатствующей интеллигенции излагает в пьесе адвокат Басов, сто­ронник жизненных компромиссов. Как и в рассказах второй половины 90-х годов, Горький сопрягает в пьесе понятия мещанства и обществен­ного ренегатства. Басов говорит о «дружеском», «доверчивом» отноше­нии к жизни, которая есть «славное занятие». Нил в «Мещанах» тоже утверждал, что жизнь – занятие славное. Но смысл этого афоризма в устах Басова и Нила различен. Нил звал «делать» жизнь, бороться за ее новые формы, Басов –паразитировать на жизни.

Тема ренегатства интеллигенции связана прежде всего с образом писателя Шалимова, в прошлом – вольнолюбца, «гражданина». Те­перь это не пророк и «учитель жизни», но человек типично мещанской психологии, у которого «крепость характера» в суете смены идей выродилась в систему идейных и нравственных компромиссов. Все эти омещанившиеся ренегаты группируются вокруг инженера Суслова, своего рода идеолога отступничества. Он и обосновывает теорию права своего поколения на отдых, выворачивая на мещанский лад идею гуманизма: «Мы наволновались и наголодались в юности; естественно, что в зрелом возрасте нам хочется много и вкусно есть, пить, хочется

отдохнуть... вообще наградить себя с избытком за беспокойную, голо­дную жизнь юных дней... И потому оставьте нас в покое!.. Я обыватель – и больше ничего-с! Вот мой план жизни».

Все эти люди отгородились от жизни и ее требований. Каждый из них создает свою систему фраз, маскирующую под антимещанство мещанские жизненные идеалы. В этом смысле все они – ряженые. Изобличение идейной сущности ренегатства строится Горьким на принципе срывания масок с «ряженых», вскрытия подлинного суще­ства их «систем фраз». Тема противоречия между «системой фраз» и «подлинной ролью», какую играют «дачники» в жизни, реализуется в самом сюжете пьесы. Символическое значение приобретает мотив спектакля, который репетируют дачники-любители где-то за сценой. Создается второй план пьесы, сообщающий ей ироническое звучание. Мотив спектакля используется в пьесе для комического снижения изображаемого. Это ироническая параллель «спектаклю», который играют «дачники» в реальной жизни, проповедуя истины, чуждые им. Об этом их «спектакле» так говорят сторожа в начале 2-го акта: «...нарядятся не в свою одежду и говорят... разные слова, кому какое приятно... Кричат, суетятся, будто что-то делают... будто сердятся. Ну, обманывают друг дружку... Кому что кажется подходящим... он то и представляет...»

Горький срывает с мещанина маску духовной утонченности, слож­ности. Здесь снова звучит мысль писателя о декадентстве как о духовной маске мещанина. Критика ренегатствующей интеллигенции смыкается с отрицанием декадентской этики и эстетических взглядов, которые развивают в пьесе Калерия и Рюмин. Рюмин тоже когда-то клялся служить «общему делу», но кончил тем, что «научился» ценить покой и бояться за него. Он и оправдывает свою жизненную позицию системой фраз, утверждая, что человек вообще слаб и бессилен перед злом жизни, он требует уважать эту слабость, сострадать ей, умиляться ею. В интерпретации Горького Рюмин – своеобразный двойник Луки с «верхних этажей» жизни. Для него искусство – не зов жизни, не отклик на ее нужды, но защита от нее.

В сценическом разоблачении Рюмина и Калерии вновь снижающую роль играет тема любительского спектакля, в котором есть как бы параллельные им персонажи, реплики которых переводят высокие суждения Рюмина и Калерии об отношениях жизни и искусства в план комический, обнажая их мещанскую суть.

Интеллигентам-ренегатам, «дачникам», Горький противопоставляет демократическую интеллигенцию. Это врач Марья Львовна, Влас, Соня. Монолог Марьи Львовны о назначении интеллигенции в современной русской жизни, как указывал сам Горький, был «ключом» к пьесе. «Мы все должны быть иными, господа! Дети прачек, кухарок, Дети здоровых рабочих людей – мы должны быть иными! Ведь еще никогда в нашей стране не было образованных людей, связанных с массою народа родством крови... Это кровное родство должно бы питать нас горячим желанием расширить, перестроить, осветить жизнь родных нам людей, которые все дни свои только работают, задыхаясь во тьме и грязи... Они послали нас вперед себя, чтобы мы нашли для них дорогу к лучшей жизни».

 

ГОРЬКИЙ М. (ПЕШКОВ А. М.)

 

Проза:

 

Макар Чудра

 

Романтическая ночь у моря, горит костер, старый цыган Макар Чудра рассказывает писателю историю про вольных цыган. Своему молодому собеседнику Макар говорит: «Ты славную долю выбрал себе, сокол… ходи и смотри, насмотрелся, ляг и умирай — вот и все!»

Макар советует беречься любви, ибо полюбив, человек теряет волю. Подтверждением этого является быль, рассказанная Чудрой.

«Был на свете Зобар, молодой цыган, Лойко Зобар. Венгрия, Чехия и Словения знали его». Ловкий был конокрад, многие хотели убить его. Любил он только коней, деньги не ценил, мог отдать любому нуждающемуся. В Буковине стоял цыганский табор. У Данилы-солдата, воевавшего с Кошу-том, была дочь Радда — красавица, словами не сказать, только на скрипке сыграть о той красоте можно.

Много сердец разбила Радда. Один магнат любые деньги кидал к её ногам, просил её выйти за него замуж, но Радда ответила, что орлице не место в вороньем гнезде.

Однажды в табор приехал Зобар. Красивый он: «Усы легли на плечи и смешались с кудрями, очи, как ясные звезды, горят, а улыбка — целое солнце. Точно его ковали из одного куска железа с конем. Стоит весь, как в крови, в огне костра и сверкает зубами, смеясь! С таким человеком ты и сам лучше становишься. Мало, друг, таких людей!»

Заиграл Лойко на скрипке, и многие заплакали. Радда похвалила скрипку Лойко, хорошо он играет. А тот ответил, что скрипка его сделана из груди молодой девушки, а струны из её сердца свиты. Радда отвернулась, сказав, что врут люди, утверждая, что Зобар умен.

Лойко подивился острому языку девушки. Зобар загостил у Данилы, легли спать, а наутро он вышел с тряпкой, повязанной на голове, говорил, что конь его зашиб. Но все поняли, что это Радда, подумали, что разве не стоит Лойко Радды? «Девка как ни хороша, да у ней душа узка и мелка, и хоть ты пуд золота повесь ей на шею, все равно, лучше того, какова она есть, не быть ей!»

Жил в то время табор хорошо. И Лойко с ними. Мудр был, как старик, а на скрипке играл так, что сердце замирало. Если бы Лойко захотел, то люди бы жизни за него отдавали, так его любили, только Радда не любила. А он полюбил её крепко. Окружающие смотрели только, знали, «коли два камня друг на друга катятся, становиться между ними нельзя — изувечат». Однажды спел Зобар песню, всем понравилась. Только Радда посмеялась. Данило хотел проучить её кнутом. Но Лойко не позволил, просил отдать ему в жены. Данило согласился. «Да возьми, коли можешь!» Лойко подошел к Радде и сказал, что полонила она его сердце, что берет он её в жены, но она должна не перечить его воле. «Я свободный человек и буду жить так, как хочу». Все подумали, что смирилась Радда. Она обвила кнутом ноги Лойко, дернула, и упал Зобар как подкошенный. А она отошла и легла на траву, улыбаясь. Убежал в степь Зобар, а Макар за ним следил, как бы парень над собой что не сделал вгорячах. Но Лойко лишь сидел неподвижно три часа, а потом к нему пришла Радда. Лойко хотел ударить её ножом, но она приставила к его лбу пистолет и сказала, что мириться пришла, любит его. Радда еще сказала, что волю любит больше, чем Зобара. Она обещала Лойко жаркие ласки, если он согласится перед всем табором поклониться ей в ноги и поцеловать правую руку, как у старшей. «Вот что захотела чертова девка!» Крикнул Зобар на всю степь, но согласился на условия Радды. «Слышу… сделаю!» Вернулся в табор Лойко и сказал старикам, что заглянул в свое сердце и не увидел там прежней вольной жизни. «Одна Радда там живет». И он решил исполнить её волю, поклониться ей в ноги, поцеловать правую её руку, а потом сказал, что проверит, верно ли у Радды такое крепкое сердце, как она утверждает. Все и догадаться не успели, а он воткнул в её сердце нож по самую рукоятку. Радда вырвала нож и заткнула рану своими волосами, потом сказала, что предполагала такую смерть. Данило поднял нож, отброшенный Раддой в сторону, рассмотрел его да и воткнул в спину против сердца Лойко. Все смотрят, что лежит Радда, зажимая рукой рану, а у ног её Лойко. Рассказчику показалось, что видит он царственную Радду, а за ней по пятам плывет Лойко Зобар. «Они оба кружились во тьме ночи плавно и безмолвно, и никак не мог красавец Лойко поравняться с гордой Раддой».

 

Старуха Изергиль

 

Рассказчик слушал эти истории в Бессарабии, на морском берегу. Он тогда работал с группой молдаван. Они вечером ушли к морю, а рассказчик остался в винограднике со старухой Изергиль. Молдаване шли и пели, они были веселы и красивы в лучах заходящего солнца. Старуха спросила своего собеседника, почему он не пошел со всеми молодыми, тот отговорился усталостью. Она недовольно сказала: «У!., стариками родитесь вы, русские. Мрачные все, как демоны. Боятся тебя девушки, а ведь ты молодой и сильный». Взошла луна, и по степи пошли тени от пробегающих облаков. Старуха сказала, что видит Ларру. Рассказчик посмотрел, но ничего, кроме тени, не увидел. А старуха сказала, что Ларра в тень превратился, и поведала эту сказку. «Многие тысячи лет прошли с той поры, когда случилось это. Далеко на востоке есть страна большой реки, это очень щедрая страна! Там жило могучее племя скотоводов. Они охотились на диких животных, пели песни, играли с девушками…» Однажды черноволосую и нежную девушку украл орел. О ней погоревали и забыли. А через двадцать лет она вернулась уставшая и иссохшая, но с ней был юноша, красивый и сильный, как сама она двадцать лет назад. Она рассказала, что жила с орлом женою в его гнезде. Когда орел потерял силу, он, сложив крылья, кинулся с высоты и разбился. Все с удивлением смотрели на сына орла; но он ничем не отличался от других, только глаза были холодны и горды, как у орла. С ним говорили, и он отвечал очень надменно. Старейшинам сказал, что он необыкновенный. Тогда люди рассердились и изгнали его из племени. Он засмеялся и ушел, куда захотел. Потом он подошел к красивой девушке и обнял её, а она его оттолкнула, тогда он убил её. Все испугались: впервые «при них так убивали женщину». Его схватили и связали, но не убили, посчитав это для него слишком легкой смертью. Долго думали, какой казни предать его, но ничего не придумали. Разговаривая с ним поняли, что «он считает себя первым на земле и, кроме себя, не видит никого». Всем страшно стало, когда поняли, на какое одиночество он обрекает себя. «У него не было ни племени, ни матери, ни скота, ни жены, и он не хотел ничего этого». Люди решили наказать его одиночеством. Внезапно с неба прогремел гром, подтвердив справедливость их решения.

Юношу назвали Ларрой, что значит отверженный. Когда ему объявили приговор, он смеялся. Он был один, как отец, но его отец не был человеком. Юноша стал жить один, изредка похищая у племени скот и девушек. В него стреляли из лука, но он был неуязвим. Так прошли десятки лет. Но однажды он близко подошел к людям, к нему кинулись, а он стоял, не защищаясь. Тогда люди поняли, что он хочет умереть, и не тронули его. Он сам выхватил нож и ударил себя в грудь, но нож сломался как об камень. Люди с радостью узнали, что он не может умереть. Они оставили его лежащим в степи, с тех пор он ходит, ожидая смерти, уже превратился в тень. «Ему нет жизни, и смерть не улыбается ему. И нет ему места среди людей. Вот как был поражен человек за гордость!»

В ночи лилась красивая песня. Старуха спросила, слышал ли её собеседник когда-нибудь, чтобы так пели? Он отрицательно мотнул головой, а она подтвердила, что он не слышал и никогда не услышит. «Только красавицы могут хорошо петь, — красавицы, которые любят жизнь!» Старуха начала рассказывать: она целыми днями ткала ковры, когда была молода, а ночью бегала к любимому. Три месяца бегала на свидания, пока любила. Рассказчик посмотрел на старуху: «Её черные глаза были все-таки тусклы, их не оживило воспоминание. Луна освещала её сухие, потрескавшиеся губы, заостренный подбородок с седыми волосами на нем и сморщенный нос, загнутый, словно клюв совы. На месте щек были черные ямы, и в одной из них лежала прядь пепельно-седых волос, выбившихся из-под красной тряпки, которой была обмотана её голова. Кожа на лице, шее и руках вся изрезана морщинами…»

Она рассказала, что жила у самого моря в Фальми вместе с матерью. Изергиль было пятнадцать лет, когда в их краях появился «высокий, гибкий, черноусый, веселый человек». Она увидела его, стоящего одной ногой в лодке, а другой — на берегу. Он удивился её красоте, и она полюбила его. Через четыре дня она стала его. Он был рыбаком с Прута. Мать узнала обо всем и побила её. Рыбак звал Изергиль с собой на Дунай, но к тому времени она уже разлюбила его: «Но мне уже не нравился он тогда — только поет да целует, ничего больше! Скучно это было уже!»

Потом подруга познакомила её с гуцулом. «Рыжий был, весь рыжий — и усы, и кудри!» Был он иногда ласков и печален, а порой, как зверь, ревел и дрался. Она ушла к гуцулу, а рыбак долго горевал и плакал о ней. Потом другую нашел. Позже их обоих повесили: рыбака и гуцула. Их схватили у румына; ему отомстили: хутор сожгли, и он стал нищим. Рассказчик догадался, что это сделала Изергиль, но на его вопрос старуха уклончиво ответила, что не она одна хотела отомстить. Были у казненных друзья.

Изергиль вспомнила, как любила турка. Была у него в гареме в Скута-ри. Целую неделю жила, а потом соскучилась.

У турка был шестнадцатилетний сын, с ним Изергиль и убежала из гарема в Болгарию, позже с монахом ушла в Польшу. На вопрос собеседника, что стало с юным турчонком, с которым она убежала из гарема, Изергиль ответила, что он умер от тоски по дому или от любви. Поляк-монах её унижал, и она однажды бросила его в реку. Изергиль не встречала позже своих возлюбленных. «Это нехорошие встречи, все равно как бы с покойниками». Изергиль продолжила свой рассказ… В Польше ей было трудно. «Там живут холодные и лживые люди». Они шипят, как змеи, потому что лживы. Затем она попала в кабалу к жиду, который торговал ею. Тогда она любила одного пана с изрубленным лицом. Он защищал греков, в этой борьбе ему изрубили лицо. Она добавила: «в жизни, знаешь ты, всегда есть место подвигам. И те, кто их не находят, — лентяи и трусы». Потом был мадьяр, позже убитый. А «последняя её игра — шляхтич». Красивый очень, а Изергиль было уже сорок лет, старая. В Кракове жила, и все у нее было: и лошади, и золото, и слуги… Пан на коленях просил её любви, но, добившись, тут же и бросил. Потом он бился с русскими и попал в плен, а Изергиль спасла его, убив часового. Пан лгал Изергиль, что за это будет любить её вечно, но оттолкнула она «лживую собаку». Изергиль приехала в Молдавию, где живет уже тридцать лет. Был у нее муж, но год назад умер. Живет она среди молодежи, которая любит её сказки. А старуха смотрит на молодых и вспоминает прожитое. По её словам, раньше люди были чище, в них было больше силы и огня, «оттого и жилось веселее и лучше».

Наступила ночь, и Изергиль спросила своего собеседника, видит ли он искры в степи? Голубые! Старуха призналась, что сама уже их не видит. «Эти искры от горящего сердца Данко». Рассказчик сидел и ждал, когда Изергиль начнет свою новую сказку.

«Жили на земле в старину одни люди. Непроходимые леса окружали их таборы с трех сторон, а с четвертой — была степь. Были это веселые, сильные и смелые люди». Но пришли завоеватели и прогнали их в глубь леса. Лес старый и дремучий, в нем болота, от которых поднимается смертельный смрад. И люди начали гибнуть. Надо уходить из леса или вперед, или назад в рабство к захватчикам. Люди думали, что им делать, и слабели от этих дум. «Уже хотели идти к врагу и принести ему в дар волю свою, и никто уже, испуганный смертью, не боялся рабской жизни. Но тут явился Данко и спас всех один».

Данко — молодой красавец. Красивые — всегда смелые. Он уговаривал людей идти через лес, ведь имеет же он конец. Люди посмотрели на Данко и поняли, что он самый лучший, и поверили ему. Сначала все пошли за Данко весело. Но путь был трудный, с каждым днем таяли силы и решимость людей. Началась гроза. Люди обессилели. Им стыдно было признаться в своей слабости, и они решили выместить злобу на Данко. Они обвинили его в неспособности вывести их из леса. А Данко называл их слабыми. Люди решили убить Данко. А он понял, что без него они погибнут. «И вот его сердце вспыхнуло огнем желания спасти их, вывести на легкий путь, и тогда в его очах засверкали лучи того могучего огня. А они, увидав это, подумали что он рассвирепел…» и стали окружать Данко, чтобы легче было его убить. Данко подумал, что он может сделать для людей? «И вдруг он разорвал руками грудь и вырвал из нее свое сердце и высоко поднял его над головой».

Сердце ярко осветило лес факелом любви к людям, и они, пораженные поступком Данко, кинулись за ним бодро и быстро, и вдруг лес кончился. Люди увидели перед собой лучезарную степь. Они веселились. А Данко упал и умер. «Один осторожный человек, чего-то боясь, наступил на горящее сердце Данко, и оно рассыпалось в искры и угасло…»

Вот откуда в степи эти голубые огни, появляющиеся перед грозой.

Старуха, утомленная рассказами, уснула, а море все шумело и шумело…

 

Челкаш

«Потемневшее от пыли голубое южное небо — мутно; жаркое солнце смотрит в зеленоватое море, точно сквозь тонкую серую вуаль; оно почти не отражается в воде… В порту царит суета и неразбериха. Люди в этом шуме кажутся ничтожными. Созданное ими поработило и обезличило их». Вереница грузчиков, несущая тысячи пудов хлеба ради того, чтобы заработать себе на еду несколько фунтов хлеба, были смешны и жалки. Шум подавлял, а пыль — раздражала ноздри. По ударам гонга начался обед.

Грузчики расселись кругом, разложив свою нехитрую еду. Сейчас же среди них появился Гришка Челкаш, старый травленый волк, хорошо знакомый присутствующим, заядлый пьяница и ловкий смелый вор. «Он был бос, в старых вытертых плисовых штанах, без шапки, в грязной ситцевой рубахе с разорванным воротом, открывавшим его сухие и угловатые кости, обтянутые коричневой кожей. По всклокоченным черным с проседью волосам и смятому, острому, хищному лицу было видно, что он только что проснулся. Он шел, бросая вокруг острые взгляды. Даже в этой толпе он резко выделялся своим сходством со степным ястребом, своей хищной худобой и этой прицеливающейся походкой, плавной и спокойной с виду, но внутренне возбужденной и зоркой, как лет той хищной птицы, которую он напоминал».

С обращающимися к нему он разговаривал отрывисто и резко, вероятно, был не в духе. Внезапно Челкашу преградил путь сторож. Челкаш спросил его о своем приятеле Мишке, и тот ответил, что Мишке «чугунной штыкой» отдавило ногу, и его отвезли в больницу. Сторож выпроводил Челкаша за ворота, но у того было прекрасное настроение: «Впереди ему улыбался солидный заработок, требуя немного труда и много ловкости». Он уже мечтал о том, как загуляет завтра поутру, когда в его кармане появятся деньги. Но одному, без напарника, Челкашу не справиться, а Мишка сломал ногу. Челкаш огляделся и увидел деревенского парня с торбой у ног. «Парень был коренаст, <



Поделиться:


Последнее изменение этой страницы: 2016-08-16; просмотров: 1098; Нарушение авторского права страницы; Мы поможем в написании вашей работы!

infopedia.su Все материалы представленные на сайте исключительно с целью ознакомления читателями и не преследуют коммерческих целей или нарушение авторских прав. Обратная связь - 18.220.227.250 (0.016 с.)