Мы одновременно оглядываемся по сторонам. В магазине, кроме меня, нет ни одного покупателя. Я опускаю глаза в пол и внимательно рассматриваю свои туфли.

– в смысле, я раньше был занят, – поясняет крис­тиан. – когда оформлял интерьер.

Он делает манерный жест, как юная манекенщи­ца, рекламирующая на автомобильной выставке новей­шую модель «форда». Мы улыбаемся друг другу и то­ропливо отводим глаза.

– кстати, ты отлично поработал с интерьером! – говорю я восторженно.

Скорее бы уйти, иначе разревусь прямо здесь!

– спасибо за комплимент, – отвечает кристиан и набирает на калькуляторе какую-то цифру.

– ну ладно. Мне пора. – я разворачиваюсь и де­лаю несколько шагов к выходу. – слушай, кристи­ан... – я опять поворачиваюсь к кристиану и вижу, что он смотрит мне вслед. – я что-то не так сделала? Ты ведешь себя очень странно. Конечно, мы еще не слишком хорошо знаем друг друга, всего один вечер вместе провели. Однако мне показалось, что мы с то­бой неплохо поладили. А сейчас ты как-то странно себя ведешь... Как будто не рад мне совсем...

Кристиан бурчит что-то своему калькулятору.

– извини, не расслышала...

Кристиан вскидывает голову и выразительно упи­рается кулаками в бока.

– я думал, ты придешь раньше! Уже четыре дня прошло!

– прости, я...

– я думал, ты захочешь продолжить наш тогдашний разговор. В смысле, про эдриана... И про кэгни, может быть. Я надеялся, ты захочешь о нем поговорить. Точнее, я сам хотел поговорить с тобой о кэгни...

Кристиан выходит из-за прилавка и останавливается прямо передо мной. На сей раз на его лице появляется самая настоящая, а не поддельная улыбка.

– ты хочешь поговорить со мной о кэгни? – пере спрашиваю я.

– а разве ты сама этого не хочешь?

Соврать или сказать правду? Выбор простой и ясный.

– не знаю, – отвечаю я, выбрав полуправду.

– я все думаю о том вечере и о вас с кэгни, и о том, как вы спорили. Знаешь, что я понял? Он уже многие-многие месяцы и даже годы ни с кем не разговаривал столько, сколько с тобой! Представляешь?! Я роман­тик, санни, и не жалею об этом. Кэгни прекрасный мужчина, а ты – прекрасная девушка. По-моему, из вас выйдет отличная пара!

Мне приходится поднять руку ко рту, чтобы при­держать нижнюю челюсть, – она отвалилась чуть ли не до самой груди. Кристиан пытается сосватать мне кэгни джеймса, а перед свадьбой заставит нас обра­титься в такую религию, которая допускает присут­ствие на свадьбе самого экстравагантного шафера из всех возможных! Мне стало приятно от мысли, что не я одна фантазирую на тему отношений с кэгни джей­мсом, и одновременно стыдно перед эдрианом. Он с прошлой недели пытался вымолить у меня прощение, и все безрезультатно. Началось в субботу утром. Сна­чала эдриан пару раз позвонил. Я не сняла трубку. За­тем прислал на мобильный телефон сообщение: «ску­чаю». Думаю, не будь оно таким сухим и лаконичным, я повела бы себя благосклоннее. В воскресенье после­довала целая череда сообщений с извинениями и на­стоятельными просьбами перезвонить. Днем на дисп­лее снова несколько раз появлялось «скучаю», а вече­ром его сменило «пожалуйста, позвони мне». Снова не получив ответа, эдриан принялся забрасывать меня обещаниями. Многозначительное «наверное, я ее бро­шу» пришло несколько раз за один день. Конечно, это еще не значило, что он действительно собирается бро­сать невесту, все его посулы могли оказаться пустым трепом. Я надеялась, что, если мы с эдрианом на ка­кое-то время расстанемся, мне будет легче принять решение. Увы, мобильные телефоны сделали полное уединение невозможным. Я могла отключить телефон, но вдруг случилось бы что-нибудь непредвиденное?

Кристиан берет меня за обе руки.

– прости, что я вел себя по-свински. Просто я прождал тебя все воскресенье и весь понедельник. Ду­мал, ты вот-вот появишься. Вчера к вечеру я на тебя уже обиделся, сегодня утром рассердился, а днем решил, что ты дала нам окончательную отставку!

– кому «нам»? – растерянно спрашиваю я.

– мне и кэгни! – восклицает кристиан и одними губами шепчет: «прости».

Из динамиков звучит вступление к песне «стармейкер».

– обожаю эту композицию, – с улыбкой говорю я кристиану, держа его за руки.

– знаю, – отвечает он. – я тоже ее люблю.

Я замечаю, что на футболке у кристиана написано: «счастлив и неподражаем».

– ну-ка повернись спиной, – прошу я.

Кристиан поворачивается. На спине у него черны­ми буквами на темно-фиолетовом фоне написано: «боже, храни эту королеву!»

– тебе идет фиолетовый, – говорю я.

Он поворачивается ко мне лицом и спрашивает:

– может, потанцуем? Если согласишься, будет ясно, что ты меня простила. Я признаю, что вел себя как ребенок.

– конечно, давай потанцуем. – я ставлю сумку возле кассового аппарата и поворачиваюсь к крис­тиану.

Интересно, что за танец он решил исполнить? Кри­стиан не собирается оригинальничать. Он притягива­ет меня к себе и обнимает, как для обычного медлен­ного танца. Приходится привстать на цыпочки, чтобы кристиан мог уткнуться лицом мне в шею. От него чу­десно пахнет – цитрусом, лимоном и мускусом. Мы медленно двигаемся между полками и манекенами, кри­стиан прижимает ладони к моей спине и снова шепчет:

– прости меня, санни. Прости, пожалуйста. Я вел себя, как свинья.

– хватит извиняться, – отвечаю я, и мы продол­жаем танцевать.

Я закрываю глаза и пробую представить, что танцую не с кристианом, а с кэгни джеймсом. Картинка полу­чается настолько странная, что по коже бегут мураш­ки, а желудок сдавливает судорогой. Меня начинает слегка подташнивать. Кажется, я испугалась собствен­ной фантазии.

В следующую секунду распахивается входная дверь, и мы с кристианом подпрыгиваем от неожидан­ности.

Погружение

Кэгни озабоченно смотрит на ширинку своих брюк. Сейчас полдень, а у него только что случилась сильней­шая эрекция. Наручные часы, когда-то принадлежав­шие его отцу, показывают десять минут второго. Ну пускай не полдень, а чуть позднее, разницы особой нет. Обычно у кэгни не бывает дневных эрекций.

Он сидит в автомобиле за разросшимся сливовым деревом и наблюдает за софией янг. Она только что посадила в землю три куста герани. Эрекция у кэгни началась примерно между последней геранью и пер­вым взмахом садовых ножниц над огромным рододен­дроном, усыпанным пурпурными цветами. Кэгни опять переводит взгляд на свою ширинку и на бугорок, за­бавно выпирающий через черную ткань брюк. Что же его так завело, интересно? Неужели садоводство? Или очертания маленьких грудей софии янг, дерзко тор­чащих под розовым шерстяным платьем? Или ее строй­ные изящные ноги в балетных тапочках? Или прядка белокурых волос, которая выбилась из стянутого на затылке софии хвостика и танцевала на ее правой щеке под дуновениями легкого осеннего ветерка? Или это вообще случайное стечение обстоятельств, никак не связанных с миссис янг? Может, у него на носках чересчур тугая резинка?

Кэгни наблюдал за миссис янг с самого утра, а точ­нее – с восьми часов двадцати минут, когда софия вышла из огромного дома своего супруга и отправилась на пробежку вокруг небольшого пруда. Бегала она с двумя розовыми гантелями в руках, очевидно, для боль­шей нагрузки. На ее лице не было заметно ни тени на­пряжения, оно оставалось молочно-белым и совершен­но спокойным. Миссис янг не столько занималась спортом, сколько прогуливалась, дыша свежим возду­хом и любуясь на уток. Кэгни пришлось признать, что она нравится ему все сильнее и сильнее. Он тоже не воспринимал всерьез бег трусцой и занятия на трена­жерах. Что приятного в красных от натуги лицах, в зад­ницах, неприлично обтянутых лайкрой, во вздуваю­щихся на лбу венах и вспотевших от чрезмерных уси­лий телах? София янг не пытается строить из себя спортсменку. И правильно. Если женщина толстеет, то оттого, что слишком сильно налегает на сладкое. Пус­кай перестанет есть торты с пирожными, и похудеть труда не составит. Все остальное значения не имеет. Мать кэгни всю жизнь была очень стройной, с тонень­кой девичьей талией.

Некстати вспоминается, что грейси, его первая жена, тоже увлекалась садоводством. Точнее, не садо­водством, а садовником. Выражалось это в том, что с одним из них она трахалась в сарае.

Когда кэгни женился на грейс, ему было всего два­дцать пять, а ей уже перевалило за тридцать. Прежде чем связать себя узами брака, они встречались четыре ме­сяца, но помолвлены были всего-навсего три дня. Кэг­ни называл их роман ураганным. Они познакомились, как и многие другие пары, возле телефонной будки. Грейс кому-то звонила, кэгни до сих пор не знает, кому именно. Служивший тогда в армии кэгни про­ходил мимо будки и сразу обратил внимание на воло­сы грейс – белокурые и пушистые. Даже с расстоя ния казалось, что они пахнут свежестью, чистотой и морским бризом. Лица девушки кэгни не видел из-за волос и телефонной трубки. Пройдя несколько метров, он обернулся и увидел глаза незнакомки – голубые, как васильки в мамином саду. Вернувшись, кэгни по­стучал в стекло телефонной будки форменным армей­ским беретом.

Грейс открыла дверь будки и вполголоса спросила:

—да?