Проблема человека в философии Ф.М. Достоевского

В ХIХ веке на первый план выходят идеи и идеалы универсального упорядочения Бытия, жизни общества, основанные на абсолютизации объективных закономерностей развития человеческой истории. Представления о рациональности мироздания, в том числе и общества, объединили и идеалистов и материалистов. Рационализм стал основой социальных теорий революционного изменения мира, с другой стороны – упрощенного толкования сущности и предназначения человека, который рассматривался в этих теориях как механистическая часть класса, народа, массы. Творчество Достоевского стало явным противопоставлением такому повороту мысли. Собственная судьба Достоевского привела его к переосмыслению своей прежней теоретической позиции, пересмотру своего прежнего понимания социальной справедливости и путей ее достижения. Для мыслителя стало почти трагедией понимание несовместимости известных ему социальных теорий, в том числе социалистических, марксизма и реальной жизни. Восхождение на эшафот осознавалось им в конце концов как грозящая перспектива неразумного теоретически и практически выбора. Достоевский понял, что доходящая до примитива одноплановость революционных программ преобразования общества состоит в том, что они не включают в себя представления о реальных людях с их конкретными потребностями и интересами, с их уникальностью и неповторимостью, с их духовными устремлениями. Более того, эти программы стали приходить в противоречие со сложной природой человека.

Путь, выбранный Достоевским после жизненных потрясений, стал иным, а при определении ценности теории – другой точкой зрения: в соотношении "общество – человек" приоритет отдается человеку. Ценность человеческого "Я" выступает не столько в массе людей, в его коллективистском сознании, сколько в конкретной индивидуальности, в личностном видении себя и своих взаимоотношений с другими, с обществом.

Как известно, восемнадцатилетний Достоевский поставил перед собой задачу исследования человека. Началом такого серьезного исследования стали "Записки из мертвого дома".

Сомнения в истинности современных ему социальных теорий, сила его художественной фантазии позволили Достоевскому пережить трагические последствия реализации этих теорий в жизнь и заставили его искать единственный и главный аргумент истины бытия человека, каким, теперь уже по его убеждению, могла быть только правда о человеке. Боязнь хоть в какой-то мере ошибиться в выводах общего плана стала той основой, которая определила тщательность его исследовательского процесса. Часто он граничит с психоанализом, во многом предваряя его выводы.

Ответ на вопрос: "Что есть человек?" Достоевский начал искать с попыток понять человека, отверженного обществом, "уже как бы и не человека" в общепризнанном смысле, то есть в некотором смысле антипода человеку вообще. Следовательно, исследование его началось далеко не с лучших образцов рода человеческого, не с тех, кто считался (либо был) носителем высших проявлений человеческой сущности и нравственности. Да и, строго говоря, исследования Достоевским человека начались не с обычных людей в обычных человеческих условиях, а с постижения жизни на грани человеческого существования.

Достоевский видит свое исследование человека в двух тесно связанных между собой аспектах: он изучает себя и пытается понять других посредством своего "Я". Это субъективный анализ. Достоевский не скрывает его субъективности и даже субъективизма. Но все дело здесь в том, что он выносит этот субъективизм на суд людей, он представляет нам свой ход мыслей, свою логику, а не только предлагает результаты исследования, заставляя нас оценить, насколько он прав в своих суждениях и выводах. Познание у него, таким образом, становится самопознанием, а самопознание, в свою очередь, становится предпосылкой познания, причем не стихийного, а вполне осознанно целенаправленного, как процесс постижения истины. Признание сложности своего "Я" становится неразрывно связанным с признанием сложности “Другого”, каким бы он ни был по своей сущности, а Бытие – выражением неоднозначности людей в их отношениях друг к другу.

По-разному Достоевский видит человека: и как представителя рода человеческого (и в биологическом и в социальном смысле), и как индивидуальность, и как личность. По его глубокому убеждению, разделение по социальному признаку мало что объясняет в человеке. Черты собственно человеческого возвышаются над социальными различиями, существуют черты биологического, доходившего в своем выражении до типовых, сущностных характеристик. Говоря о "нищих от природы", Достоевский констатирует человеческую несамостоятельность, убогость, безактивность: "они всегда нищие. Я заметил, что такие личности водятся не в одном народе, а во всех обществах, сословиях, партиях, ассоциациях" (39. С.829). Трудно сказать со всей определенностью, знал ли Достоевский аналогичные рассуждения Аристотеля о том, что одни люди по своей природе свободны, другие – рабы, и этим последним быть рабами полезно и справедливо.

В любом случае для Достоевского как для самостоятельного мыслителя характерно стремление к беспощадной правде. Существуют, говорит он, различные типы людей, например, тип доносчика, когда доносительство становится чертой характера, сутью человека, и никакие наказания не исправят его. Исследуя природу подобного человека, Достоевский словами своего повествования говорит: "Нет, лучше пожар, лучше мор и голод, чем такой человек в обществе". Невозможно не заметить проницательности мыслителя в характеристике подобного типа человека, и в выводе о субъективной природе человека-доносчика, доносительства, неразрывно связанного с объективными условиями и социальными на него заказами.

Будущие заключения Достоевского о свободе воли человека и свободе его выбора в любых, даже самых трагических, ситуациях, когда возможности свободы сведены до минимума, исходят из того внимательного анализа человека, который совершается на материале его собственной жизни, борьбы и каторги. Действительно, история не раз и судьбами не только одной нашей страны свидетельствовала о том, что в самые черные времена, когда человек не только не наказывался за доносы, а, наоборот, поощрялся, далеко не все люди становились на этот безнравственный путь. Человечество не смогло искоренить доносительства, но всегда оказывало ему в лице достойных людей сопротивление.

Путь к проблеме человека и ее решению у Достоевского трудный: то он пытается свои представления о человеке свести к типологии личности, то отрекается от этой попытки, видя, как трудно с ее помощью объяснить цельного человека, не вмещающегося в рамки теоретического образа. Но при всем разнообразии подходов все они направлены на раскрытие сути человека, того, что делает человека человеком. И как это ни парадоксально, именно в условиях каторги, тогда и там, Достоевский приходит к выводу, что суть человека прежде всего – в осознанной деятельности, в труде, в процессе которого он проявляет свою свободу выбора, целеполагание, свое самоутверждение. Труд, даже подневольный, не может быть для человека только постылой обязанностью. Об опасности для личности такого труда Достоевский предупреждал: "Мне пришло раз на мысль, что, если б захотели вполне раздавить, уничтожить человека, наказав его самым ужасным наказанием, так, что самый страшный убийца содрогнулся бы от этого наказания и пугался его заранее, то стоило придать работе характер совершенной, полнейшей бесполезности и бессмысленности" (38. Т.3. С.223).

Труд – проявление человеческой свободы выбора, и поэтому, в связи с проблемой труда, Достоевский начал свои поиски в решении проблемы свободы и необходимости. Есть различные точки зрения на соотношение свободы и необходимости. В марксизме "Свобода – познанная необходимость". Достоевского же интересует проблема свободы человека во всевозможных ее аспектах и ипостасях. Так, он обращается к труду человека и в нем видит возможность реализации человеческой свободы через выбор целей, задач, путей осуществления самовыражения.

Стремление к свободе воли естественно для человека, потому и подавление этого стремления уродует личность, а формы протеста против подавления могут быть неожиданными, особенно тогда, когда отключаются разум и контроль, и человек становится опасен для себя и для других. Достоевский имел в виду арестантов, каковым он сам был, но мы знаем, что общество может создавать каторжные условия и превращать людей в арестантов не только поместив их за решетку. И тогда трагедия неизбежна. Она может выражаться "и в почти инстинктивной тоске личности по самой себе, и в желании заявить себя, свою приниженную личность, доходящем до злобы, до бешенства, до помрачения рассудка..." (38. Т.3. С.279). И возникает вопрос: где граница подобного протеста, если он охватывает массы людей, не желающих жить в условиях подавления человеческого начала? Нет таких границ, когда речь идет об отдельном человеке, утверждает Достоевский, тем более их нет, когда речь идет об обществе, и объяснение этому можно найти, обращаясь к внутреннему миру человека.

Содержание понятия "человек" у Достоевского существенно иное, чем у многих его современных философов, оно богаче в ряде отношений даже концепций ХХ в. Для него человек – это бесконечное многообразие особенного, индивидуального, богатство которого и выражает главное в человеке. Характерные черты не служат у него способом построения схемы, типичное не перекрывает по значимости индивидуального. Путь постижения человека не сводится к открытию типичного, или не оканчивается этим, а с каждым таким открытием поднимается на новую ступень. Он вскрывает такие противоречия человеческого "Я", которые исключают абсолютную предсказуемость поступков человека.

В единстве индивидуального и типичного человек, по Достоевскому, представляет собой целый сложный мир, обладая одновременно автономностью и тесной связью с другими людьми. Этот мир самоценен, он развивается в процессе самоанализа, требует для своего сохранения непосягаемости на его жизненное пространство, права на одиночество. Прожив на каторге в мире насильственно тесного общения с людьми, Достоевский открыл для себя, что оно является одной из пагубных для человеческой психики сил. Достоевский признается, что каторга принесла ему немало открытий о самом себе: "Я бы никак не мог представить себе, что страшного и мучительного в том, что я во все десять лет каторги ни разу, ни одной минуты не буду один?" И далее, "насильственное общение усиливает одиночество, которое не может быть преодолено принудительным общежитием". На много лет вперед заглянув мысленно в историю, Достоевский увидел не только положительные, но и тягостные стороны коллективной жизни, уничтожающей право личности на суверенное существование. Понятно, что, обращаясь к человеку, Достоевский тем самым обращается и к обществу, к проблеме социальной теории, ее содержания, поиску истины об обществе.

В условиях каторги Достоевский понял, что всего страшнее для человека. Ему стало ясным, что человек не может в нормальной жизни ходить строем, жить только в коллективе, работать без собственного интереса, только по указанию. Он пришел к выводу, что безграничное принуждение становится разновидностью жестокости, а жестокость порождает жестокость в еще большей степени. Насилие не может стать путем к счастью человека, а следовательно, и общества.

К началу шестидесятых годов ХIХ века Достоевский уже убежден в том, что социальная теория, не учитывающая сложного человеческого "Я", бесплодна, вредна, губительна, бесконечно опасна, так как она противоречит реальной жизни, поскольку исходит из субъективной схемы, субъективного мнения. Можно предположить, что Достоевский критикует марксизм и социалистические концепции.

Человек – не заданная заранее величина, он не может быть определен в конечном перечислении свойств, черт, поступков и взглядов. Этот вывод – главный в дальнейшей разработке концепции человека Достоевским, представленной уже в новом произведении "Записки из подполья". Достоевский спорит с известными философами, ему представляются примитивными идеи материалистов относительно человека и его связи с внешним миром, который якобы и определяет его суть, поведение и т.п. и формирует в конце концов личность. Человек, по Достоевскому, не может быть рассчитан по математическим формулам, исходя из того, что 2´2 = 4, а пытаться рассчитать его по формуле, значит превращать его в своем воображении в нечто механическое. Достоевский не принял механицизма во взглядах на человека и общество. Человеческая жизнь в его понимании представляет собой постоянное осуществление бесконечных возможностей, заложенных в нем: "все дело-то человеческое, кажется и действительно в том только и состоит, чтоб человек поминутно доказывал себе, что он человек, а не винтик, а не штифтик! Хоть своими боками, да доказывал..." (38. Т.3. С.318).

Достоевский настойчиво обращался к теме человека как живого человека, а не материала, из которого кто-то может "слепить типа". И это беспокойство вызвано не просто пониманием нелепости подобной теории, а опасности для жизни в случае воплощения в политические программы и действия. Он предвидит возможные попытки такого действия, так как в самом обществе видит основу для тенденции обезличения людей, когда они рассматриваются лишь как материал и средство для достижения цели. Великим философским открытием Достоевского было уже то, что он увидел эту опасность, а позже – воплощение ее в жизнь именно в России.

Достоевский приходит к выводу о принципиальном различии природы и общества, о том, что к обществу не применимы естественнонаучные подходы и основанные на них теории. Общественные события не рассчитываемы с такой же степенью вероятности, как в природе, когда открываемые законы становятся ответом на все вопросы. Этот вывод ему понадобился для того, чтобы опровергнуть рационально-однозначный подход к истории (в том числе в марксизме), математические расчеты хода общественной жизни, строгое предначертание всех ее сторон.

Общество нельзя понять, не учитывая того, что человек – иное существо, по сравнению со всем живым на Земле. Он более, чем все другое, не может быть числом; любая логика уничтожает человека. Человеческие отношения не поддаются строго математическому и логическому выражению, так как им не подвластны все бесконечные повороты человеческой свободы воли. Или признание свободы воли, или логика, – одно исключает другое. Теория, не учитывающая сущности бесконечного проявления свободы воли человека, не может быть признана верной. По Достоевскому, такая теория остается в пределах рассудка, тогда как человек – существо бесконечное, и как объект познания превышает возможности рассудочного и рационального подходов к нему. Рассудок есть только рассудок и удовлетворяет только рассудочные способности человека, то есть какую-нибудь 1/20 долю его способности жить. Что знает рассудок? Рассудок знает только то, что успел узнать, а натура человеческая действует вся целиком, всем, что в ней есть, сознательного и бессознательного.

В своих рассуждениях о человеческой душе и возможности ее познания Достоевский во многом един с И.Кантом, его идеями о душе как "вещи в себе", его выводами об ограниченности рассудочного познания.

Достоевский не только отрицает рассудочный подход к человеку, но и предчувствует опасность такого подхода. Восставая против теории разумного эгоизма, материалистических концепций, считающих материальные интересы и выгоды определяющими в поведении человека, он не принимает их как решающие в подходе к человеку, считая, что человек не однозначен, а сама выгода, экономический интерес могут быть истолкованы по-разному.

Достоевский сумел понять, что к экономическим благам, впрочем необходимым человеку, вовсе не сводятся все материальные ценности. Но он осознал и то, что именно в переломные моменты истории, когда вопрос об экономических благах стоит особенно остро, отходит на задний план или вовсе забывается, не берется в расчет значимость духовных ценностей, важность для человека не только экономической выгоды, но и совсем иной – выгоды быть человеком, а не вещью, предметом, объектом. Но эта выгода существует, и способы ее отстаивания могут принимать совсем неоднозначный характер. Достоевского не восхищает человеческое своеволие. Об этом он блестяще говорит в "Записках из подполья". Достаточно вспомнить реакцию героя этого произведения на идею будущего хрустального дворца, который обещали теоретики революции человеку как идеал будущего, в котором люди, идя на революционные преобразования сегодняшнего, будут жить. Размышляя, герой Достоевского приходит к выводу, что это скорее будет "капитальный дом" для коллективно проживающих бедняков, а не дворец. И эта идея искусственно созданного "счастья" и идея коллективно убогого общежития, уничтожающие одна человеческую самостоятельность, другая – независимость "Я", полностью отвергаются Достоевским.

Исследуя человека, Достоевский продвигается в своем понимании общества и в том, какой должна быть социальная теория, работающая на совершенствование общества. В современных ему социальных теориях он видел, как решалась проблема человека. И его явно это не устраивало, так как все они имели своей целью "переделать" человека. "Но почему вы знаете, что человека не только можно, но и нужно так именно переделать? Из чего вы заключили, что хотенью человеческому так необходимо исправляться? Почему вы так наверно убеждены, что не идти против нормальных выгод, гарантированных доводами разума и расчетами, действительно для человека всегда выгодно и есть закон для всего человечества? Ведь это покамест еще только одно ваше предположение. Положим, что это закон логики, но, может быть, вовсе не человечества" (38. Т.3. С.290).

Достоевский провозглашает принципиально другой подход к социальным теориям, основанный на праве человека на оценку теории с позиций самого человека: ведь речь идет о жизни его самого, конкретной единственной жизни конкретного человека. Вместе с сомнением по отношению к содержанию предлагаемых социальных проектов у Достоевского появляется еще одно сомнение – сомнение в личности того, кто предлагает тот или иной социальный проект: ведь автор тоже человек, так что же он за человек? Почему знает, как надо жить другому человеку? На чем основываются его убеждения, что всем остальным следует жить по его проекту? Достоевский связывает в содержании теории и ее автора, при этом связующим звеном становится нравственность.

Проблема добра и зла

Нравственная позиция автора определяет те нравственные принципы, которые предлагаются в социальной теории. А тогда, когда они совсем не предлагаются, открывается путь господству безнравственности. Невозможно вести речь о цивилизации, прогрессе, если не берутся в расчет пути нравственного развития личности и общества. Зло и цивилизация для Достоевского несовместимы и в понятиях, и на практике.

Исследование глубин человеческого сознания не является самоцелью для Достоевского, а поиском идеала, и социального и нравственного. Идеал, достойный следования ему, – это единство Истины и Добра, отсюда и его идея Красоты. А если этого единства нет? – задает вопрос Достоевский. Если следовать Истине, не задумываясь о нравственности? Если творец социальной теории исходит только из рационального осмысления жизни? Что будет тогда? На эти вопросы Достоевский дает ответы в романе "Преступление и наказание".

В образе Раскольникова он соединит создателя теории и ее практического воплотителя в жизнь, то есть Раскольников объединит и замысел, и последствия его. Достоевский исследует, какая связь между мыслью и действием Раскольникова, причем мыслью запрятанной в глубине сознания, так как на поверхности сознания – мысль о благе человечества. Но что за ней? Он последовательно выясняет суть теории Раскольникова, личностные мотивы, побуждающие его к делу, и неизбежность именно такого финала.

Что касается теории, то ее главная идея – право исключительного человека на наведение порядка в жизни, на воплощение идеи социальной справедливости в том ее понимании, которое присуще ему, а следовательно, и право его преступить общественные нормы нравственности.

Прогресс и преступление, прогресс и зло как нераздельное единство, как единство противоположностей, зло как обязательный принцип прогресса, зло как допускаемая черта реформатора – эти принципы – объект философского размышления Достоевского. И один из важнейших его выводов: попытка жить по законам рациональности не освобождает человека от необходимости подчиняться силе нравственных устоев человека и общества. Человек не может отказаться от общечеловеческого: освобождая себя от норм нравственности как высших общечеловеческих ценностей, Раскольников как человек, живущий в обществе, кончает тем, что ориентируется на самые худшие образцы поведения людей; его поступки оказываются безнравственными. При этом важным является то, что главным судьей его поступков стало не столько общество, другие люди, а сам человек, совершивший безнравственный поступок.

Нравственны или безнравственны всегда конкретные люди, а не общество, то есть нравственная атмосфера общества определяется тем, что есть в душах людей.

Итак, Достоевский приходит к выводу, что идея, исключающая нравственность из основополагающих устоев общества, всегда ложна. Ложна идея, разделяющая людей на обычных и необычных (которым позволено все). Ложна идея, противопоставляющая цель и средства ее достижения, то есть благородная цель и любые средства ее достижения.

Достоевский показывает, как страшна для человечества ложная идея, как социально опасно основанное на ней человеческое поведение. И, следовательно, какой предельной ответственности требует все рассуждение о социальном идеале.

Но не только к целой серии исторически значимых отрицаний пришел Достоевский. Он отчетливо увидел ту точку опоры в человеческом существовании, которая для него будет впоследствии приобретать все большую важность – это Добро. В нем красота человеческой души, вне добра и красоты невозможно постижение истины Бытия. Достоевский начинает по-новому смотреть на добро: он видит в нем не только его беззащитность, но и жизненную силу. Он начинает рассматривать его как единственную действительную и действенную силу и основу прогресса, его главное проявление. Носители добра становятся в его творчестве людьми, влияющими на ход исторических событий.

Добро как реальная сила не может насаждаться искусственно, насильственно, оно может быть только результатом собственных исканий и убеждений человека, выступая и существуя как внутренний идеал. Этот вывод он делает на примере судьбы Раскольникова.

Ориентация на добро как основной устой естественно развивающейся жизни определила обостренный интерес Достоевского к проблеме соотношения реформаторства и нравственности. Для него становится важным это соотношение и в содержании социальных идей, и в облике их носителей и реализаторов, причем не только на примере судьбы одного человека, а как общественное явление, как тенденция жизни.

Эта проблема блестяще решена в романах "Преступление и наказание" и "Бесы". Признав диалектику добра и зла, Достоевский показал, что раскрыть суть добра на разных уровнях его бытия – и индивидуальном и общественном, возможно через его противоположность, то есть зло. Достоевский показывает, что добро и зло не могут быть разведены на далекое друг от друга расстояние, так как добро и зло в самом человеке. Основания для зла возможны в душе каждого человека. В том и опасность зла как социального явления, что оно опирается на эти основания в человеческой душе, что оно побуждает и поднимает самые темные силы человеческого "Я", раскрывает мрак и выводит его на свет, делая реальностью жизни и утверждая в бытии. Зло порождает зло – растет зловещая цепь. Реализованное зло невидимыми нитями связано с зачатками зла в душах людей, оно открывает перед людьми возможности легкого решения тех их проблем, над которыми они долго и тяжело трудились. Зло делает решение этих проблем легким прежде всего потому, что отодвигает в сторону и не берет в расчет нравственность.

Утрата нравственности в обществе представляется Достоевскому опасной, во-первых, потому, что зло позволяет с легкостью манипулировать душами, а использование продвижения человека по пути зла в любой его степени становится основой разрушительной деятельности. Во-вторых, эта утрата представляется Достоевскому опасной и тем, что превращает людей в "человеческий материал" для разрушения. Надломленность человека, утрата веры, долга, порядочности, пьянство как один из результатов и предпосылка надломленности личности создают людей податливых, покорных к злодейскому манипулированию ими, неспособных противостоять злу и творить зло. Вот почему так ликует главный герой "Бесов": "Народ пьян, матери пьяны, церкви пусты. О, дайте возрасти поколению! Жаль только, что некогда ждать, а то пусть бы они еще пьянее стали".

Отвергая зло как разрушительную силу, Достоевский отчетливо сознавал, что он отвергает то, что реально существует, обладает силой, способной разрастаться и расширяться. Перед ним встал вопрос не только о силе, которая способна противостоять злу, стать могущественнее его, но и вопрос о том, как возможна жизнь вообще, если зло, развиваясь в своем движении, ведет к ее уничтожению. Исследование проблемы добра и зла приводит Достоевского к ее постановке в предельно обобщенном собственно философском смысле: речь идет о добре и зле в их сущностном понимании, об истоках, питающих силы добра и зла, о переплетении их и противостоянии друг другу, но и возможности существования друг без друга.

Различие между добром и злом у Достоевского периферично. Их полярность обнаруживается им в самих глубинах бытия, она присуща самому высшему – Красоте и Богу. "Красота – это страшная сила, – говорит Митя Карамазов. Страшная потому, что неопределимая, определить ее нельзя потому, что Бог задал одни загадки". Красота есть не только страшная, но и таинственная вещь. "Тут дьявол с Богом борется, а поле битвы – сердца людей. Различие между "божественным" и "дьявольским" не совпадает у Достоевского с обычным различием между "добром" и "злом". В этом тайна антропологии Достоевского.

Если бы Достоевский раскрыл свое учение о Боге, то он должен бы признать и двойственность в самой божественной природе, яростное и темное начало в самой глубине божественной природы.

Отношение Достоевского к злу всегда было до глубин антиномическое. Он всегда хотел познать тайну зла, и в этом он был гностиком. Он не отодвигал зло в сферу непознаваемого, не "выбрасывал" его вовне. Зло для него было злом, оно горело у него в "адском огне", он страстно стремился к победе над злом. И видел эту победу только в борьбе, способной претворить зло в "благородный металл", в высшее божественное бытие и этим "спасти" зло, то есть подлинно победить его, а не оставить "во внешней тьме".

Следовательно, зло, по Достоевскому, также путь человека. И зная, что есть зло, человек получает возможность преодолеть его изнутри, а не внешне, что в реальности означает лишь бежать от зла, отбросить его, оставаясь бессильным над его темной стихией.

Философское исследование этой проблемы Достоевским носит глубоко личностный характер. Но он решает поставленную им же проблему для себя и для всех. Он убежден: злу противостоит добро. В постижении силы добра и его красоты видит он смысл познания и деятельности, достойной человека. Достоевский делает вывод: добро и зло существуют в обществе постольку, поскольку они есть в человеке, а потому к человеку нужно обратиться со своими исканиями, к нему, реально существующему в действительности, к его невыдуманной жизни, к нему, перегруженному множеством реальных проблем, живущему в осознании конечности своего существования, со способностями оценивать и переоценивать собственную жизнь.

Постижение добра привело Достоевского к выводу о том, что оно неуничтожимо, более того, представляет собой реальное противостояние злу, причем единственно возможное противостояние. Другого нет и быть не может. "Зло настолько необратимо, насколько велико добро". Носители добра становятся у Достоевского все больше людьми особого склада: остающиеся людьми в своем несчастье, не "озверевшими" во зле или несчастье. В своих философских исканиях прочности оснований добра Достоевский, сталкиваясь с реалиями жизни и стремясь к предельной чести, порой сомневается и даже отчаивается в сделанных выводах. Сомнения приводят его к вопросу о том, нормален ли добрый человек в этом жестоком, "сумасшедшем" мире. Вот почему добрейший человек – князь Мышкин ("Идиот") беспощадно назван Достоевским идиотом. Добро становится болезнью в обществе зла. Вместе с князем Мышкиным Достоевский потерпел поражение в борьбе со злом, но надежда осталась, а идеал стал еще яснее. Возросла суровость суждений писателя, знание жизни увеличило его скорбь. Его мощный разум, закаленный тяготами постижения Истины, поднялся на новую ступень проявления своих возможностей, что отчетливо видно в "Братьях Карамазовых" – произведении явно философском, как размышлении о противопоставлении добра и зла. Здесь они выступают на равных. Здесь проблема добра и зла доведена до предельной остроты, когда всеми уже известными средствами не найти ее решения. Но тогда столь же остро становится и проблема выбора между добром и злом. Выбора личного и общественного. И Достоевский уверен в невозможности разделить личное и общечеловеческое, судьбу отдельного человека и судьбы человечества. И, как всегда у Достоевского, судьба индивидуального человека и судьба человечества становятся взаимосвязанными. Поэтому-то бытие предстает перед Достоевским миром общения человеческих душ. И это – в первую очередь, а все остальное – лишь фон. Это фактически означало, что по сравнению с распространенными в обществе взглядами Достоевский утверждал совсем иные подходы к жизни, к судьбе человека, человечества и России.

Вопрос об исторической судьбе России ставится, решается в его произведениях, отражается в судьбах его героев интересно и своеобразно. Так, в образах братьев Карамазовых его эпохального произведения "Братья Карамазовы" отражены человеческие искания не одной России и не одной исторической эпохи. Они носят всемирно-исторический характер. Алеша – носитель и защитник идеи добра: изменять жизнь – значит развивать в ней добрые начала; Иван – не верит в возможности существования жизни на добрых началах и убежден, что человек весь во власти зла; Дмитрий – на перепутье человеческих оснований и исканий.

Достоевский – истинно русский писатель, до глубины познавший основы "российского бытия". Он желает человечеству того же, чего желает и России, и ищет для России тех путей, которые могут быть путями для всего человечества. Именно потому он и мыслитель всемирный. Он страдает от реалий русской жизни, но и западный прогресс его не привлекает: не видит он там ни свободы, ни равенства. Не видит он этого и в социалистической идее.

Долгие годы исканий привели его к убеждению в том, что единственно возможным путем для человечества может стать его нравственное совершенство. Этого он желает своей нравственно-безнравственной Родине, России. Он видел в России возможности бытия на основах добра, но видел и то, что способно противостоять добру. Его главные надежды нашли свое отражение в том содержании, которое он вкладывал в понятие "русская идея".

Судьбы человечества – это и судьбы России. Но это индивидуальная судьба. Россия не существует сама по себе, она в тесной связи с Западом, который, по Достоевскому, оказывает на нее громадное воздействие. Достоевский видел и понял это влияние, но осознал и результат этого влияния: значительная часть России, русского народа остается за пределами этого влияния, Россия остается Россией. И для Достоевского важно было понять, что это означает: "Как еще не переродились мы окончательно в европейца? Что мы не переродились, с этим все согласятся. Одни с радостью, другие со злобой за то, что мы не доросли до перерождения. Это уже другое дело".

Воплощением "русской идеи" для Достоевского был ХIХ в. и его величайшие представители, которые несли эту идею в первозданном виде, и прежде всего – Пушкин. Поэтому-то для Достоевского и славянофильство, и западничество – "одно только великое недоразумение", разумеется, не случайно возникшее, но существующее на пути самостоятельного развития русской духовности.

Итак, центральная для всей гуманистической философии идея гармонии приобрела в философии Достоевского свой собственный смысл. Мир заключает в себе основания и для гармонии, и для дисгармонии. Основанием первой является добро, второй – зло. Задачу философского миропонимания он видел в поисках путей достижения гармонии в человеческом бытии, связывая воедино бытие всего человечества, бытие своей страны, России, и бытие конкретного человека. Но содержание последнего определяется далеко не только первым и вторым бытием. Он доводит понятие человека и его бытия до бытия Бога и богочеловека. Идея богочеловека и человекобога (как полярностей человеческой природы) – момент гениальной диалектики Достоевского о человеке и его пути. И конечная цель этого пути – свободный человек.