Объективность - изобретение лгунов.

До сих пор мы не рассматривали этические соображения Фёрсте-ра, которые он сам напрямую связывает с конструктивистской эписте­мологией наблюдателя. Главный этический вывод (или предпосылка) состоит в том, что наблюдатель не только воссоздает окружающий его мир, но и несет полную ответственность за то, что в нем происходит, за то добро и зло, которое в нем господствует. «Решающим является то, что наблюдатель становится ответственным за свои наблюдения, свои высказывания и поступки. Он неразрывно связан с теми предметами и объектами, которые описывает» [Foer. 1998, S. 118]. Коль скоро любые качества и характеристики мира, в котором мы живем, творим мы сами, то не существует никаких объективных детерминант нашего поведе­ния. Ответственность за поступки лежит исключительно на нас самих. Объективность - это способ уклонения от ответственности за свое этическое поведение'. «Одна из излюбленных игр нашего общества со­стоит в том, чтобы избавиться от ответственности: не я, а кто-то дру­гой, что-то другое несет ответственность за мои действия. Если следо­вать правилам игры скиннеровского бихевиоризма, то окружающая среда является тем, на что я всегда могу сослаться в свое оправдание; если принять точку зрения социобиологов, то в такой роли выступают мои гены! Но самой гениальной стратегией избавиться от ответствен­ности является признание "объективности"» [Foer. 1997, S.44].

Аналогичным образом Фёрстер характеризует концепцию исти­ны: «Понятие истины при достаточно внимательном рассмотрении можно сравнить с хамелеоном в истории философии, всегда имеющего - в зависимости от того, кто его использует, - различную окраску. [...] Моя задача выглядит более радикальной: уничтожить само понятие ис­тины, поскольку его употребление приводит к ужасным последствиям. Оно порождает ложь, оно делит людей на тех, кто прав, и тех, кто - как говорят — заблуждается. Истина, как я уже говорил, - это изобретение лгунов» [Foer. 1998,8.29].

Наконец, мы подошли к одному из самых драматических вопро­сов, задаваемых конструктивистам, Коль скоро знание о мире конст­руируется, информация вычисляется нейронной сетью, когнитивные процессы замкнуты, познание рекурсивно и кругообразно, наблюдатель не вычленим из наблюдения, сознание самореферентно и самодоста­точно, этика не имеет объективных внешних детерминант, а истина -всего лишь выдумка, то чем такая позиция отличается от классической позиции, характеризуемой как солипсизм?

Как считает Фёрстер, обвинение в солипсизме выдвигают те, кто не хочет признавать личную ответственность за происходящее в мире и перекладывает эту ответственность на других (см. прилагаемый пере­вод, стр. 180-182). Чтобы разом покончить с солипсическими обвине­ниями, Фёрстер неоднократно в своих работах приводит метафору «че­ловек в котелке» (которую также можно найти в прилагаемом переводе, стр. 181). Логика такова: коль скоро я (или любой «человек в котелке и с портфелем») представляю себе окружающих меня людей в своем во­ображении и, таким образом, являюсь единственной реальностью, то точно так же эти другие люди должны считать меня плодом своей фан­тазии и считать себя единственной реальностью (единственными ре­альностями). По мнению Фёрстера, это ведет к абсурду и доказывает от обратного невозможность солипсизма. Одновременно, невозможность солипсизма вовсе не доказывает возможности реализма. Таким обра­зом, эпистемология Фёрстера претендует на открытие третьего пути, пролегающего между реализмом и солипсизмом. В основе своих рас­суждений он кладет хорошо известный принцип относительности, со­гласно которому, к примеру, ни жители Марса, ни жители Земли не бу­дут правы в отношении того, кто вокруг кого вращается вместе со сво­ей планетой, если каждый будет считать себя центром вращения. До­биться согласия удастся лишь при совместном принятии в качестве центра вращения некоей третьей позиции, отличной от позиции, как марсиан, так и землян. Именно так рождается совместная действитель­ность: «Так же, как в гелиоцентрической теории принцип относитель­ности вводит некую третью величину, которая призвана служить в ка­честве центральной точки отсчета, ту же роль играет и воображаемый мир. Экстернализируясь, он порождает некую среду, в которой осуще­ствляется взаимодействие между "Ты" и "Я". Я существую[48] через дру­гого, он же - через меня: мы являемся замкнутыми друг на друга собст­венными величинами» [Foer. 1997, S.85]. Таким образом, та «действи­тельность», о которой говорит Фёрстер, отличается от онтологической «действительности» традиционной эпистемологии, если не сказать, что не имеет с ней ничего общего. Каждый субъект конструирует собст­венное представление о мире; все контактирующие между собой субъ­екты, соответственно, имеют собственное представление о мире. Но лишь те общие (совпадающие) субъективные позиции, которые делают возможным общение и взаимопонимание, составляют сущность реаль­ности по Фёрстеру. Можно сказать, что от позиции л*о//осолипсизма -солипсизма, верного в отношении одного субъекта («И действительно, это именно то, о чем я говорил до этого [этот мир суть не более чем мое воображение, а единственной реальностью является фантазирую­щее "я"], однако я говорил это в отношении отдельно взятого организ­ма» [Foer. 1985, S.40]), Фёрстер переходит к позиции иолысолипсизма, или солипсизма коммуникативного, который, перефразируя его преды­дущее высказывание, может быть сформулирован следующим образом: «этот мир суть не более чем паше воображение, а единственной реаль­ностью является фантазирующее "мы»; либо, словами Фёрстера: «Ре­альность = Сообщество» [Foer. 1985, S.41].

Так же, как и другие конструктивисты, Фёрстер отказывается на­прямую обсуждать вопрос о какой-либо действительности за предела­ми нашего сознания, называя это онтологией - запретным словом во всем конструктивистском дискурсе. Пытаясь охарактеризовать фило­софскую позицию Фёрстера, Бернхард Пёрксен в ходе интервью гово­рит о серединном положении эпистемологии конструктивизма между «наивным реализмом» и «солипсизмом»: «Пожалуй, можно сказать, что Ваша эпистемологическая позиция расположена между двумя поляр­ными точками зрения: с одной стороны стоит наивный реализм и гово­рит о том, что предметы, деревья, люди, вообще всё в мире выстраива­ется на чистом полотне моего сознания таким образом, как будто бы всё это существуют в действительности. С противоположной стороны стоит солипсизм и говорит о том, что всё это - химеры, нашим же соб­ственным сознанием и порожденные. И, как я полагаю, где-то между солипсизмом и наивным реализмом расположена Ваша идея: то, что может быть названо действительным в каком-то абсолютном смысле, навсегда останется невыясненным, но то, что что-то все-таки существу­ет, не вызывает сомнений» [Foer. 1998, S.25]. (Данная формулировка напоминает аллегорическое изображение конструктивисткой эписте­мологии из книги Матураны и Варелы «Древо познания»[49])

Однако, такая характеристика вызывает у Фёрстера негативную реакцию: «Ваша попытка причислить меня к какой-то определенной категории, да и вообще вся эта терминология теории познания, кото­рую Вы употребляете с таким знанием дела, несколько меня огорчает. Причина тому в том, что та позиция, которую Вы мне приписываете, снова-таки оставляет открытой лазейку, через которую эта ужасная идея онтологии — учение о действительно существующем - входит об­ратно в обновленном виде. Если следовать такой позиции, то вполне допустимо и дальше продолжать говорить о существовании внешнего мира» [Foer. 1998, S.25]. Показательно, что табу на «существование внешнего мира» Фёрстер накладывает по этическим соображениям, а вовсе не из-за их логической несостоятельности: «Ссылка на внешний мир и его данность позволяет, я уверен, будучи удачно применяемой, снимать с себя всякую ответственность. В этом состоит весь ужас он­тологии» [Foer. J998, S.25].

Другой важный момент - Фёрстер отождествляет тезис о воз­можности существования внешнего мира с тезисом о возможности ис­пользования его в качестве референтной системы. Однако заметим, что отрицание второго тезиса вовсе не подразумевает автоматически не­верности первого. Неоднократно и в самых разных контекстах Фёрстер допускает высказывания онтологического характера, пусть зачастую в негативной, апофатической форме. Вот некоторые примеры:

- Максима «мир не содержит информации: мир таков, каков он есть» поясняется следующим образом: «Книги и газеты, аудио- и ви­деозаписи, уличные вывески и т.п. не содержат в себе никакой инфор­мации, они являются носителями потенциальной информации, что су­щественно не одно и то же. Тому, кто не владеет китайским языком, иероглифическая письменность покажется всего лишь собранием ка­ких-то странных каракулей на белой бумаге» [Foer. 1998, S.98]. Выска­зывание «мир, каков он есть» и признание существования «носителей потенциальной информации» и неопознанных «странных каракулей» свидетельствует о невозможности избежать высказываний, носящих онтологический характер.

- Мир - нетривиальная машина. «Возникает вопрос: как вести се­бя в отношении мира, который является аналитически неопределимым, зависимым от предшествующих состояний и непредсказуемым?» [Foer. 1997, S.66]. Мир нетривиален - в этом его непознаваемость, но не ан-тионтологичность.

- «... Что именно приводит к их [наших органов чувств] возбуж­дению, мы никоим образом знать не можем; мы знаем лишь то, что ор­ганы чувств воссоздают из этих возбуждений» [Foer. 1998, S. 15]. «Все, что мы знаем, так это только то, что мы что-то воспринимаем, более ничего» [Foer. 1998, S.21]. Все дело в этом онтологическом «что-то», без постулирования которого построить несолипсическую теорию по­знания невозможно.

Однако, как уже говорилось, признание факта существования внешнего мира (какого-то «нечто») вовсе не подразумевает его позна­ваемости, когнитивной предопределенности, референтное™. Более то­го, в самом широком смысле вопрос принятия той или иной философ­ской позиции (солипсизма, реализма или какой-то еще) является делом выбора. Не случайно Фёрстер свои высказывания и эпистемологиче-ские тезисы называет постулатами. Постулаты же являются обязатель­ными и необходимыми лишь для теории, которая на них строится (кон­струируется). Что касается субъекта (наблюдателя), то он может выби­рать как между теориями, так и между различными постулатами без всякого ущерба для того мироздания, который он сам же и построит. Конструктивизм - это одна из версий; его привлекательность как раз и состоит в признании возможности и равноправности других, в том чис­ле альтернативных точек зрения. Решающим фактором в пользу того или иного выбора всегда остается сам человек, субъект, а не онтологи­ческая необходимость: «Я утверждаю, что вопрос о том, существуем ли мы отдельно от мира, либо соединены с ним в одно целое, никогда окончательно не может быть прояснен. Если Вам удастся поставить эксперимент, который дал бы на него ответ, то, пожалуйста, напишите мне об этом. Тем не менее, я уверен, что такое невозможно. Все, что мы можем, так это -принять решение в пользу одной из двух точек зре­ния, взяв на себя всю ответственность за этот выбор» [Foer. 1998, S.161].

 

Цитируемые издания

Розенблют А., Винер Н., Бигелоу Дж. (1943) Поведение, целенаправ­ленность и телеология. В: Винер Н. Кибернетика, или управление и связь в животном и машине. Изд-во Наука, Москва, 1983, при­ложение I, с.297-307.

Винер Н. (1983) Кибернетика, или управление и связь в животном и машине. Изд-во Наука, Москва, с.41-250.

Bateson G. (1972) Metalogue: What is an Instinct? In: Steps to an Ecology of Mind. Ballantine Books, N.Y., p.38-60.

Foerster Н. von (1985) Sicl und Einsichl. Versuche zur einer operaliven Erkennlnistheorie.

Friedr. Vieweg & Sohn, Braunschweig/Wiesbaden. Foerster H. von (1995),

Franchi S., Guzeldere G., Minch E. Interview. In: Stanford Humanities Review, V.4, issue 2: Constructions of Mind; Web site.

Foerster H. von (1996) Erkennlnislheorien und Se/bslorganisation. In: Schmidt S. (Hrsg.) Der Diskurs des Radikalen Konstruktivismus, Suhrkamp, Frankfurt am Main, 7. Aufl, S. 133-158.

Foerster H. von (1997) Entdecken oder Erfinden. Wie laBt sich Verstehen verstehen? In: Einfuhrung in den Konstruktivismus, Piper Verlag, Munchen, 3. Aufl., S.41-88.

Foerster II. von, Porksen B. (1998) Wahrheil ist die Erfindung eines Lugners. Gesprachefur Skeptiker. Carl-Auer-Systeme Verlag,

Heidelberg. Schmidt S. (1996) Der Radikale Konslruklivismus: Ein neuex Paradigma im interdisziplinaren Diskurs. In: Schmidt S. (Hrsg.) Der Diskurs des Radikalen Konstruktivismus, Suhrkamp, Frankfurt am Main, 7. Aufl, S.I 1-88.

 

 

ПРИЛОЖЕНИЕ к Главе 3:

X. фон Фёрстер О конструировании реальности [50]

«Проведи различие!» (Spencer Brown, 1972, р.З)

 

Постулат

Уверен, что вы помните господина Журдена из пьесы Мольера «Мещанин во дворянстве», который, внезапно разбогатев, вращается в искушенных кругах французской аристократии, будучи преисполнен­ным жаждой к учебе. Как-то с одним из его новых друзей он рассуж­дает о поэзии и прозе и к своему удивлению и огромному восхищению Журден обнаруживает, что когда бы он ни говорил, он всегда говорит прозой. Это открытие его захватывает: «Я говорю Прозой! Я всегда говорил Прозой! Я говорил Прозой всю свою жизнь!»

Аналогичное открытие было сделано не так давно, правда, оно никак не связно ни с поэзией, ни с прозой, - открыли существование окружающей среды. Я хорошо помню, как десять-пятнадцать лет на­зад кто-то из моих американских друзей, преисполненный восторгом и восхищением по поводу совершенного им великого открытия, подбе­жал ко мне со словами: «Я живу в Окружающей Среде! Я всегда жил в Окружающей Среде! Всю свою жизнь я жил в Окружающей Среде!».

Тем не менее, ни господину Журдену, ни моим друзьям тогда еще не удалось сделать открытие другого рода, а именно: как бы гос­подин Журден ни говорил - прозой ли, поэзией, в этот момент он их изобретает; точно также, когда мы воспринимаем нашу окружающую среду, мы являемся ее изобретателями.

Любое открытие имеет две стороны - болезненную и приятную: болезненную, пока привыкаешь к новой точке зрения; приятную, ко­гда полностью ею овладеваешь. Единственной целью своей работы я вижу минимизацию болезненности и максимизацию удовольствия для тех, кто пока еще не сделал для себя указанное открытие; для тех же, кто совершил его, заявить, что они не одиноки. Еще раз: то открытие, которое всем нам необходимо совершить, в качестве постулата звучит следующим образом:

Окружающая среда в том виде, как мы ее воспринимаем - это наше изобретение.

Теперь моя задача заключается в том, чтобы разъяснить данное неслыханное утверждение. Первоначально я приглашаю вас принять участие в одном эксперименте; затем я расскажу о клиническом слу­чае и о результатах еще двух экспериментов. После этого будет пред­ложена интерпретация и далее, в весьма сжатой форме, нейрофизио-логическое обоснование данных экспериментов, а также приведенного постулата. И, наконец, я попытаюсь показать, насколько изложенный материал оказывается важным для соображений эстетического и эти­ческого характера.

Эксперименты

Рис. 1

Возьмите книгу в правую руку, закройте левый глаз, а правым зафиксируйте взгляд на звездочке, изображенной на рисунке 1. Мед­ленно то приближайте, то отдаляйте книгу по линии взгляда, пока не добьетесь оптимального расстояния (около 30-35 см), при котором черное круглое пятно ни исчезнет из поля зрения. При хорошо зафик­сированной звездочке пятно остается невидимым, если книгу передви­гать параллельно самой себе в любом направлении. Такая локальная слепота является следствием отсутствия фоторецепторов (палочек и колбочек) в данном месте сетчатки - «слепом пятне», где собираются воедино волокна со всей светочувствительной поверхности, образуя собой зрительный нерв. Понятно, что, если черное пятно спроециро­вано на этот участок, увидеть его нельзя. Отметим, что локальная сле­пота совсем не воспринимается как некое затемнение в зрительном поле (видеть затемнение все же означало бы «видеть»), она не воспри­нимается вообще, т.е. ни в позитивном, ни в негативном смысле (как нехватка чего-то): мы не видим, что мы не видим.

2. Скотома

рис. г

Повреждения (например, в результате ранения высокоскорост­ной пулей) в некоторых хорошо установленных областях в затылоч­ной части головного мозга излечиваются относительно быстро, при­чем пациент при этом не ощущает никаких дефектов зрения. Однако, по истечении нескольких недель у пациента наблюдается моторная дисфункция, к примеру, потеря контроля над движениями руки или ноги с той или с другой стороны. В результате клинических обследо­ваний не обнаруживается никаких нарушений со стороны двигатель­ной системы, но в некоторых случаях наблюдается значительное со­кращение (Рис.2) зрительного поля (скотома) [2]. Эффективное лече­ние заключается в том, что пациента на некоторое время, от одного до двух месяцев, лишают возможности видеть до тех пор, пока он снова ни овладевает моторной системой в результате смещения своего «внимания» от (несуществующих) зрительных сигналов о положении частей своего тела к (нормально функционирующим) сенсорным ка­налам, напрямую передающим информацию о положении частей тела от источников (проприорецепторов)» расположенных в мышцах и сус­тавах. Снова отметим факт отсутствия ощущений «отсутствия ощуще­ний», а также то, что возникновение восприятий является следствием сенсомоторных взаимодействий. В данной связи уместны две метафо­ры: «Восприятие - это действие»; и «Если я не вижу, что я слепой, я -слепой; но если я вижу, что я - слепой, это значит, что я вижу».

 

Альтернаты

Пусть какое-нибудь слово записывается на магнитную ленту, которая затем концами аккуратно (без щелчков) соединяется в петлю. Теперь записанное слово повторно проигрывается при достаточно сильной громкости. После одной-двух минут (50-150 повторов) ясно воспринятое первоначальное слово внезапно трансформируется в дру­гое осмысленное и ясно воспринимаемое слово: «альтернат» (alternate). После 10-30 повторов первого альтерната происходит вне­запное переключение восприятия на второй альтернат и т.д. [3]. Ниже выборочно приводится несколько примеров из 758 альтернатов, на­званных 200 испытуемыми, участвовавшими в эксперименте по про­игрыванию единственного слова COGITATE: AGITATE; ANNOTATE; ARBITRATE; ARTISTRY; BACK AND FORTH; BREVITY; CA D'ETAIT; CANDIDATE; CAN'T YOU SEE; CAN'T YOU STAY; CAPE CODE YOU SAY; CARD ESTATE; CARD10 TAPE; CAR DISTRICT; CATCH A TAPE; СНА СНА СНЕ; COGITATE; COMPUTATE; CONJUGATE; CONSCIOUS STATE; COUNTER TAPE; COUNT TO TEN; COUNT TO THREE; COUNT YER TAPE; CUT THE STEAK; ENTITY; FANTASY; GOD TO TAKE; GOD YOU SAY; GOT A DATE; GOT YOUR PAY; GOT YOUR TAPE; GRATITUDE; GRAVITY; GUARD THE TIT; GURGITATE; HAD TO TAKE; KINDS OF TAPE; MAJESTY; MARMALADE...

4. Постижение (англ, comprehension, дословно: con = вместе; prehendere = схватывать)

В нескольких местах слухового пути мозга кошки были имплан-тированы микроэлектроды, позволявшие регистрировать сигналы, ис­ходящие от нервных клеток (т.е. энцефалограмму) как первичные аку­стические сигналы (в Cochlea Nucleus, CN) и вплоть до сигналов от клеток, расположенных в слуховой коре головного мозга [4]. Подго­товленная таким образом кошка была запущена в клетку, содержащий ящик с пищей, чья крышка могла открываться при надавливании на рычаг. Контакт между рычагом и крышкой срабатывает лишь при по­вторяющемся воспроизведении однотонного звука (в данном случае Сг„ т.е. около 1000 Hz). Кошке необходимо было выучить, что сигнал cg «обозначает» пищу. На рисунках 3-6 показаны паттерны нервной активности на 8 участках слухового пути, соответствующие четырем последовательным ступеням такого научения [4]. Поведение кошки

Рис. 3-6

соответствует следующим записям нейронной активности. Рис. 3: «Случайный поиск»; Рис. 4: «Обследование рычага»; Рис.5: «Нажатие на рычаг»; Рис 6: «Кошка идет прямо к рычагу (полное понимание)». Заметим, что никакого восприятия звука не наблюдается, пока этот звук остается вне интерпретаций (Рис. 3, 4; просто шум), и тут же вся система переходит в активное состояние с первым же звуковым «пип» (Рис. 5,6; шум становится сигналом), как только данный раздражитель осмысляется, как только то, что воспринимается нами как «пип», «пип», «пип», в восприятии кошки превращается в «пища», «пища», «пища».

Интерпретации

Данные эксперименты являют собой пример того, как мы видим или слышим то, чего «там» нет, или не видим и не слышим того, что «там» есть, до тех пор, пока установившаяся координация между ощущениями и движениями ни позволит нам «постигнуть», что же там, скорее всего, есть. Позвольте мне несколько усилить это выска­зывание, приведя здесь «принцип недифференцированного кодирова­ния»:

«В ответе нервной клетки не кодируется физическая природа фактора, вызвавшего этот ответ. Кодируется лишь "сколько" в отношении данной точки моего тела, но не "что именно"».

Возьмем, к примеру, светочувствительную рецепторную клетку сетчатки - «палочку», которая поглощает электромагнитное излуче­ние, исходящее от отдаленного источника. В результате этого погло­щения изменяется электрохимический потенциал клетки, что приво­дит к периодическим электрическим разрядкам некоторых клеток, расположенных на высших уровнях постретинальной нейронной сети (см. ниже, Рис. 11), причем с периодичностью, находящейся в соот­ветствии с интенсивностью поглощаемого излучения, однако не со­держащей в себе никаких указаний на то, что эта разрядка была вы­звана именно электромагнитным излучением. То же является справед­ливым в отношении любых других рецепторных клеток, будь то вку­совые луковицы, рецепторы давления, либо другие рецепторы, связан­ные с ощущениями запаха, тепла и холода, звука и т.д.: все они оста­ются «слепыми» к качественной стороне своих стимуляторов, реаги­руя лишь на количественные аспекты. Столь необычный факт не дол­жен вызывать удивление, поскольку в действительности «где-то там» не существует ни света, ни цвета, а лишь электромагнитные волны; «где-то там» нет ни звуков, ни музыки, лишь периодические колеба­ния давления воздуха; «где-то там» нет ни тепла, ни холода, лишь движущиеся молекулы с большей или меньшей кинетической энерги­ей и так далее. В конечном итоге, безусловно, нет «там» и боли. По­скольку физическая природа стимулов - их качество - не закодирова­но в нейронной активности, возникает главный вопрос: каким образом наш мозг порождает такое громадное многообразие того мира, кото­рый мы воспринимаем в каждый момент нашего состояния бодрство­вания, а иногда и в сновидениях во время сна? Это и есть «проблема мышления» («Problem of Cognition»), попытка понять суть когнитив­ных процессов. Способ постановки вопроса предопределяет варианты возможного ответа. Таким образом, я собираюсь так переформулиро­вать «проблему мышления», чтобы тот формальный инструментарий, которым мы сегодня располагаем, оказался максимально эффектив­ным. Именно с этой целью я перефразирую (—>) «когнитивность» сле­дующим образом:

КОГНИТИВНОСТЬ -> вычисление реальности[51]

Этим шагом я рискую спровоцировать целый шквал возражений. Во-первых, похоже, что я заменил один непонятный термин - «когни­тивность» («cognition») тремя другими, два из которых - «вычисле­ние» («computing») и «реальность» («reality») являются еще в большей степени туманными, чем ими определяемый, а единственное опреде­ленное слово оказывается неопределенным артиклем («а»). Более того, употребление в данном случае неопределенного артикля подразумева­ет странное существование каких-то других реальностей помимо од­ной единственной («the») реальности, т.е. нашей любимой Окружаю­щей Среды; и, наконец, похоже, что введением термина «вычисление» я утверждаю, что буквально все, начиная от моих наручных часов и заканчивая Галактикой, является просто продуктом вычислений и не существует «где-то там». Неслыханно!

Проанализируем эти возражения по порядку. Во-первых, по­звольте мне устранить неприятные ощущения, которые может доста­вить термин «вычисление» группе, состоящей из женщин и мужчин, более склонных к гуманитарным, чём к естественным наукам. Доста­точно безобидный термин «вычислять» (computing, от com-pulare) бу­квально означает рассматривать, созерцать (putare) вещи в их взаимо­действии (com-), без какого-либо обращения в явной форме к численным величинам. И действительно, я буду использовать этот термин в его наиболее общем значении для указания на операции (причем, не обязательно численные), приводящие к трансформациям, модифици-кациям, реорганизации, упорядочению и т.д. наблюдаемых физиче­ских сущностей («объектов») или их репрезентаций («символов»). Так, к примеру, простую перестановку трех букв А, В, С, при которой последняя буква становится первой: С, А, В, я буду называть вычис­лением. То же самое - операция удаления запятых между этими бук­вами: CAB, а также семантическая трансформация, превращающая кэб (CAB) в такси, и так далее. Теперь мне следует вернуться к защите ис­пользования мною неопределенного артикля в выражении «реаль­ность» («a reality»). Конечно, я мог бы спрятаться за логический аргу­мент о том, что таким способом - путем употребления артикля «а» я указываю на решение вопроса для общего случая, а при употреблении определенного артикля «the» - для какого-либо частного случая. Од­нако, мое обоснование имеет более глубокие корни. И действительно, существует глубокая пропасть, разделяющая «Then-направление мыс­ли от «А»-направления мысли, в рамках которых, соответственно, ключевые разделительные понятия «подтверждения» и «корреляции» берутся в качестве объяснительных парадигм феномена восприятия. «ТЬе»-направление мысли: мое ощущение прикосновения является подтверждением моего зрительного ощущения того, что здесь стоит стол. «А»-направление мысли: мое ощущение прикосновения в своей корреляции с моим зрительным ощущением порождает опыт, который я могу охарактеризовать, как «здесь стоит стол». Я отвергаю точку зрения THE по соображениям эпистемологического характера, по­скольку в таком случае вся Проблема Когнитивности вытесняется в область когнитивного слепого пятна: даже отсутствие проблемы ста­новится незаметным.

В конце концов, можно справедливо возразить, что когнитивные процессы не вычисляют часы или галактики, а в лучшем случае - опи­сания такого рода сущностей. Принимая данное возражение, приве­денную выше формулировку я замещаю другой:

КОГНИТИВНОСТЬ —> вычисление описаний реальности.

Тем не менее, нейрофизиологи нам укажут [5] на то, что любое описа­ние, вычисленное на одном уровне нейронной активности, к примеру, спроецированный на сетчатку образ, будет подвержено новой обра­ботке на высших уровнях, и так снова и снова, пока некая двигатель­ная активность ни будет рассматриваться наблюдателем в качестве «окончательного описания», выражаемого, например, фразой «здесь стоит стол». Соответственно, я снова вынужден модифицировать вы-

где развернутая в обратном направлении стрелка символизирует бес­конечную рекурсивность описаний описаний... Такая формулировка имеет то преимущество, что одно неизвестное, а именно «реальность», успешно исключается. Реальность имплицитно возникает в результате операции рекурсивных описаний. Более того, нам также может приго­диться такая интерпретация: вычисление описаний есть не что иное, как просто вычисление. То есть:

В заключение: когнитивные процессы я предлагаю интерпрети­ровать в качестве непрекращающихся рекурсивных процессов вычис­ления и надеюсь, что в последующем tour deforce в область нейрофи­зиологии мне удастся сделать данную интерпретацию предельно яс­ной.

Нейрофизиология

/. Эволюция

Чтобы достаточно полно оценить принцип рекурсивного исчис­ления в качестве основополагающего принципа любых когнитивных процессов - в том числе самой жизни, как меня в этом убеждает один из ведущих мыслителей в биологии [6] - может оказаться полезным на минуту вернуться к самым элементарным, или, как сказал бы эволю­ционист, к самым «ранним» проявлениям данного принципа. Таковы­ми являются «независимые эффекторы», независимые сенсо-моторные образования, обнаруженные у Protozoa и Metazoa разбросанными по поверхности их тела (Рис.7). Треугольная часть такой единицы, выступающая своей вершиной над поверхностью, представляет собой чувствительную область, луковицепообразная часть - контрактилыгую двигательную область. Изменения концентрации химического агента, находящегося в прямом контакте с чувствительной вершиной, и ею «воспринимаемые», вызывают немедленные сокращение данной единицы. Итоговое смещение этой или любой другой единицы в результате изменения формы тела животного или его местонахождения может, в свою очередь, вызвать воспринимаемые изме­нения в концентрации агента, контактирующего с данными единицами, которые, снова-таки, ста­новятся причиной их немедленного сокращения и так далее. Таким образом, мы приходим к сле­дующей рекурсивности:

Рис.7

Рис.8

Рис.9

Пространственное разделение чувствительной и двигательной частей, по-видимому, представляет собой следующий эволюционный шаг (Рис.8). Теперь сенсорные и моторные органы соединены тонкими филаментами, «аксонами» (по сути, дегенеративными мышечными волокнами, утра­тившими свою способность к сокращению), которые передают сенсорные возмущения к сво­им эффекторам, порождая тем самым явление передачи «сигнала»: увидел что-то здесь, дейст­вуй соответствующим образом там. Однако, ключевой стадией в эволюции сложной орга­низации центральной нервной системы (ЦНС) млекопитающих, по-видимому, следует счи­тать возникновение «вставочного нейрона», клетки, расположенной между сенсорной и моторной единицей (Рис.9). По сути, это -чувствительная клетка, способная реагировать только на универсальные «агенты», а именно, на электрическую ак­тивность афферентных аксонов, оканчивающихся поблизости от нее. Поскольку ее активность в настоящем может оказывать влияние на ее реактивность в дальнейшем, то тем самым в животное царство вводит­ся элемент вычисления, обеспечивая соответствующие организмы удивительным многообразием моделей нетривиального поведения. Установив единожды генетический код для вставочного нейрона, до­бавить генетическую команду «повторить» большого труда не соста­вит. Теперь, как я полагаю, довольно просто представить себе быст-

рую пролиферацию такого рода нейронов по восходящим вертикаль­ным уровням с одновременным ростом горизонтальных связей, при­водящих к формированию таких сложных соединительных структур, которые мы называем «мозгом».

2. Нейрон

Нейрон, количество которых в нашем мозге насчитывается более десяти миллиардов, - это высоко специализированная клетка, имею­щая три анатомические отличительные особенности (Рис. 10):

a) «дендриты» - разветвления, простирающиеся вверх и в стороны;

b) «тело клетки» - узелок в центре, содержащий клеточное ядро; и

c) «аксон» - гладкое волокно, простирающееся вниз.

Рис. 10

Рис. 11

Различные разветвления аксона оканчиваются на дендритах других нейронов (а иногда (рекурсивно) и на том же самом). Та же мембрана, которая охватывает собой клеточное тело, формирует также трубча­тую оболочку дендритов и аксона, являясь существенным элементом в поддержании заряда внутри клетки величиной около одной десятой вольта по сравнению с окружающей ее средой. Если где-либо в облас­ти дендритов происходит существенное отклонение от данной вели­чины заряда, то нейрон «возбуждается» и посылает данное возмуще­ние по аксонам к окончаниям - синапсам.

3. Трансмиссия

Поскольку указанные возмущения носят электрический харак­тер, они могут быть обнаружены при помощи «микродатчиков», уси­лены и записаны. На рисунке 11 показаны три примера периодических разрядок рецепторов давления при непрерывном стимулировании. Низкая частота соответствует слабой стимуляции, высокая - сильной. Амплитуда разряда, как видно, везде остается одинаковой, частота импульса соответствует интенсивности стимула, но и ей только.

4. Синапс

На рисунке 12 изображено синаптическое соединение. Афферентный аксон (Ах), вдоль которого проходит импульс, оканчи­вается луковицей (ЕВ), отделенной от выступа (sp) дендрита (D) ней­рона-акцептора миниатюрным пространством (sy) - «синаптической щелью» (отметим, что именно из-за многочисленных выступов денд­риты на Рис. 10 выглядят шероховатыми). Химическое строение «пе­редающей субстанции», заполняющей синаптическую щель, является ключевым фактором, определяющим, какую роль сыграет приходя­щий импульс при формировании ответной реакции нейрона: при оп­ределенных обстоятельствах это может быть «эффект торможения» (подавление другого параллельно пришедшего импульса); при других - «эффект усиления» (усиление другого импульса, вызывающего воз­буждение нейрона). Следовательно, синаптическую щель можно рас­сматривать в качестве «микроокружсния» чувствительного выступа. Помня о такой интерпретации, чувствительность ЦНС к изменениям внутренней среды (суммирующей все микроокружения) мы можем сравнить с чувствительностью к изменениям внешней среды (исходя­щей от рецепторов). Так как наша нервная система обладает по край­ней мере 100 миллионами внешних рецепторов и около 10 000 милли­ардов синапсов, то в отношении изменений нашей внутренней среды мы в 100 000 раз чувствительнее, чем в отношении изменений внеш­него окружения.

5. Кора

Для того, чтобы можно было получить хоть какое-то представление об организации механизма в целом, осуществляющего вычисления наше­го сенсорного, интеллектуального и эмоционального опыта, я привожу Рис. 13 [7], на котором изображен увеличенный срез ткани размером около двух квадратных миллиметров из коры головного мозга кошки, окрашенный методом, выявляющим только клеточные тела и дендри-ты, причем лишь в количестве 1% от всех имеющихся. Если теперь вообразить те многочисленные контакты, которые связывают эти ней­роны при помощи (невидимых) аксонов, а также принять во внимание плотность их упаковки, которая в сто раз больше, чем это показано на рисунке, мы можем получить некоторое представление о вычисли­тельной мощи даже этой столь малой части головного мозга.

 

Рис. 12

Рис. 13

 

 

б. Декарт

Данные представления значительно отличаются от того, как это виделось около трехсот лет назад [8]: «Если огонь А расположен близко к ноге В (Рис.14), то частицы этого огня, которые, как вам из­вестно, движутся с большой скоростью, имеют достаточную силу, чтобы привести в движение участок кожи ноги, с которой они входят в соприкосновение; таким образом они тянут за тончайшие нити с, ко­торые, как известно, привязаны к основанию пальцев и к нерву, что приводит к мгновенному раскрытию входа в микроканалы d, e, у кото­рых эта нить заканчивается, точно так же, как, потянув за один конец шнура, мы одновременно заставляем звонить висящий на другом кон­це колокольчик. Теперь, когда вход в канал d, e таким образом от­крыт, живые духи выходят из полости F и устремляются частично к тем мышцам, которые срабатывают и отдергивают ногу от огня, час­тично к другим, вращающим глазами и головой, чтобы его увидеть, частично к тем, которые приводят в движение руки и отклоняют от огня все тело». Заметим, что некоторые бихевиористы и сегодня все еще являются приверженцами такой картины [9] с одной лишь разни­цей, что за прошедшее время «живые духи» Декарта ушли в забвение.

Рис. 14

Рис. 15

 

 

7. Вычисление

Сет