Область коммуникаций и область языка.

Феномен консенсуальных полей, охарактеризованный выше, ле­жит в основе феноменологии коммуникаций, а также процесса форми­рования языковой области. В тех случаях, когда живые организмы вступают во взаимодействия, при которых они служат друг для друга источниками компенсируемых деформаций, говорят о коммуникатив­ных взаимодействиях, приводящих в конечном итоге к формированию языковой области: «Такого рода копсепсуолышя область коммуника­тивных взаимодействий, в которой функционально сцепленные орга­низмы ориентируют поведение друг друга, причем внутренняя детер­минация специфицирована в процессе их сцепленных онтогенезов, яв­ляется языковой областью» [Varela 1979, р.49]. В свою очередь, определение языковой области позволяет разобраться в вопросе о том, что в контексте теоршкаутопоэза считается смыслообразованием, и о ка­кого рода передаче информации в процессе общения может идти речь.

Как уже говорилось, единственной референтной системой коор­динат для аутопоэтической системы является процесс реализации ее аутопоэза. Любые события, взаимодействия, поведенческие акты оце­ниваются по их влиянию на аутопоэз, по степени отклонения от го-меостатических равновесий, по вызываемым им структурным дефор­мациям и возможности их компенсировать. Никакого другого «смыс­ла» в отношении живой системы не существует. Однако, такое - сис­темное - понимание смысла не совпадает с тем, что видит наблюда­тель при описании взаимодействий (коммуникаций) наблюдаемых им живых систем. Разбивая свою область описания на им же автономизи-руемые сущности, наблюдатель описывает языковое общение в тер­минах передачи информации об этих сущностях, которые выступают в роли денотатов, смыслов, инструкций. Понятно, что таких «смысло­вых взаимодействий, т.е. взаимодействий, при помощи которых воз­действующий агент детерминировал бы новые состояния системы, подвергаемой этому воздействию, не существует в феноменологии де-терминантных систем, а лишь в области описаний. [...] Семантика существует исключительно как свойство, проецируемое наблюдателем на взаимодействующие системы и, соответственно, имеет значение только для наблюдателя» [Mat. 1985, S.I51,154].

В связи со сказанным возникает вопрос, что, в таком случае, представляет собой феномен понимания, почему мы понимаем друг друга? Дело в том, что у одинаковых (похожих) аутопоэтических сис­тем одно и то же воздействие вызывает одинаковые пертурбации, структурные деформации, которые, как правило, компенсируются одинаковым способом. Соответственно, обе системы реферируют од­но и то же событие одинаково. Причем делать они будут это вне зави­симости от того, контактируют ли они при этом друг с другом или нет. Рассматривая данный процесс в рамках онтогенеза, мы говорим о формировании у живых систем одинакового опыта. Теперь, при встре­че с одним и тем же фактором (который может быть событием, физи­ческим агентом, произнесенным или написанным словом) у схожих аутопоэтических систем возникают схожие реакции, что приводит к акту понимания. Чем больше общего в структуре взаимодействующих организмов, тем шире их языковая область, адекватнее понимание друг друга. Так, способ общения животных отличается от человече­ского языкового общения, тем не менее, иногда мы в состоянии «по­нимать» и «язык животных», причем, чем ближе к человеку таксономическая группа, тем понятнее этот язык (т.е. тем больше сходства в организации аутопоэзов). Такая же зависимость наблюдается и в пре­делах человеческого общества: чем богаче совместный опыт у людей или групп людей, тем больше взаимопонимание. «Поскольку в функ­циональном поле, о котором идет речь, не существует никаких инст­руктивных взаимодействий, то для возникновения феномена комму­никации необходимо, чтобы отправитель [послания] и получатель бы­ли функционально конгруэнтными. Другими словами, область воз­можных состояний отправителя и область возможных состояний по­лучателя должны быть гомоморфными, так, чтобы любое изменение состояния отправителя вызывало однозначное изменение состояния получателя» [Mat. 1985, S.262]. Таким образом, о какой-либо передаче информации или чего-то еще при общении речь не идет. Невозможно передать знание, если это знание не было пережито реципиентом на личном опыте. Как, к примеру, можно рассказать, передать информа­цию о боли, если другой организм ее не испытывал? Точно так же, как мы не имеем «непосредственного» когнитивного доступа к предметам, которые, как мы полагаем, описываем, мы не имеем «непосредствен­ного» доступа к знанию другого человека (или животного). Из того, что нам говорят, мы создаем собственные смыслы, собственное зна­ние, которое может совпадать или не совпадать с таковым говорящего. Принцип «слушатель, а не говорящий определяет смысл сказанного» является основным герменевтическим принципом радикального кон­структивизма. Не случайно именно с таких слов Матурана начинает одну из своих ключевых работ, придавая им силу манифеста: «...Знание как переживание - это нечто личностное и частное, что не может быть передано другому. То же, что, как считают, может быть передано, то есть объективное знание всегда должно создаваться са­мим слушателем...» [Мат. 1996, с.95].

В своих работах Матурана проводит различие между языком (language, Sprache) и языковостью (languaging, Sprachlichkeit): «Языко-вость — это не то же самое, что язык; языковость - это способ ко-opdunaifuu нашего поведения на некоем высоком логическом уровне, в то время как язык - это лишь одна из форм такого рода координации поведения» [Mat. 1997, S. 118]. «Другими формами являются жестику­ляция, мимика, а также молчание» [Mat. 1997, S.209]. Заметим, что слова, также как и другие языковые знаки, не являются носителями никаких абсолютных смыслов, а выступают лишь в роли факторов пертурбаций, запускающих те или иные стереотипы активности: «Слова, насколько нам известно, играют роль знаков при языковом согласовании действии, а не являются предметами, которые могут туда-сюда передаваться» [Mat. 1987b, S.251].

С областью коммуникаций и с феноменом языка тесно связан феномен сознания, самосознания: «вне языка никакое самосознание -как феномен языковой рекурсивности - не возможно. Самосознание, сознание, интеллект (Geist) - это феномены, возникающие внутри языка» [Mat. 1987b, S.249]. Вот как Матурана описывает феномен соз­нания в терминах взаимодействия организма (аутопоэтической систе­мы) с самим собой: «Если организм способен к согласованному пове­дению, а также может рекурсивным образом (посредством взаимодей­ствий в пределах своей замкнутой нервной системы) вступать в кон­такт со своими собственными состояниями; если он способен произ­водить операции описания, т.е. создавать сам с собою консенсуальную область путем взаимодействия со своими собственными состояниями согласования, то в таком случае образуется еще одна феноменологи­ческая область, неотличимая от того, что мы называем сознанием» [Mat. 1985, S.147]. Именно рекурсивные описания организмом своих собственных состояний концептуально обусловливают возникновение наблюдателя - одного из ключевых феноменов (и, соответственно, понятий) в эпистемологии У. Мату раны:

«Если внутренние состояния системы, обладающей свойством описания, могут к тому же еще быть подвергнуты воздействиям в пре­делах области описаний таким образом, что в итоге порождаются опи­сания среды, которые содержат свои собственные описания, то в ре­зультате рекурсивной операции описания описаний возникает консен-суальная область второго порядка, что в функциональном смысле со­ответствует возникновению наблюдателя» [Mat. 1985, S. 153].

«[Аутопоэтическая] система может вступать в рекурсивные взаимодействия со своими собственными языковыми состояниями, т.е. с репрезентациями (как они определены выше) своих взаимодействий. Такого рода система определяется как наблюдатель» [Mat. 1985, S.223].

Понятие наблюдателя в теории аутопоэза всегда может быть представлено, как минимум, в двух аспектах. С одной стороны, на­блюдатель - это тот, кто конструирует знание, кто создает область описаний, кто излагает теорию аутопоэза, пишет текст (авторы) и кто данный текст читает, осмысливая теорию (читатели): «Все сказанное сказано наблюдателем» [Мат. 1996, с.97]. С другой стороны, наблюда­тель - это строго определенный вид систем, обладающих конкретны­ми особенностями, характеризуемыми в рамках теории аутопоэза - теории, построенной наблюдателем же. Воссоединение данных аспектов может быть произведено только рекурсивным образом: наблюда­тель конструирует наблюдателя, конструирующего наблюдателя и так далее до бесконечности. В такой ситуации бессмысленно пытаться отыскать, какой наблюдатель является первичным, а какой - вторич­ным: тот, который создает теорию, или тот, который является продук­том этой теории, поскольку и тот и другой - это одно и то же.

Основной вывод эпистемологии Матураны и Варелы, который может быть сделан в рамках конструктивистского дискурса таков: знание (информация) не передается а) при коммуникации двух или более когнитивных систем в процессе языкового общения или образо­вания (см. [Mat. 1987b, S.212]); б) в процессе познания от объективной реальности к познающему субъекту, т.е. знание не есть знание-о-чем-то (см. [Mat. 1992, р.95]); в) от родителей потомству при самовоспро­изводстве (см. [Mat. 1985, S.206]); знание всегда конструируется de novo и не может быть представлено ни в каком виде обособлено от конкретного когнитивного организма, как некое абсолютное, универ­сальное знание. «Вне наблюдателя ничего не существует... Ничего не существует до того, как будет им обособлено. В таком смысле дома, люди, атомы и элементарные частицы не имеют отличий» [Mat. 1992, р.107].

Откуда в таком случае берется уверенность в том, что мы суще­ствуем в мире объективной действительности, в окружении реально­сти, состоящей из отдельных предметов? Ниже приводится несколько цитат из работ Матураны и Варелы, которые призваны осветить точку зрения авторов учения об аутопоэзе на столь распространенное заблу­ждение:

«Сами, будучи наблюдателями, мы обычно полагаем существо­вание наблюдателя автоматически, подразумевая одновременно при этом его универсальность и приписывая многие инвариантные осо­бенности наших собственных описаний некоему стандартному наблю­дателю, т.е. реальности, которая в таком случае должна быть онтоло­гически объективной и от нас не зависимой» [Mat. 1985, S.237].

«Слово "реальность" происходит от латинского rex - "вещь". Ба­зовая операция, которую наблюдателю необходимо проделать, - это операция различения, обособления целостности путем функциональ­ного отграничения данной целостности от ее окружающей среды. То, что образуется в результате такой операции различения, что может быть отграничено, определяется как предмет, обладающий свойства­ми, определяемыми указанной операцией различения, предмет, суще­ствующий в пространстве, этими свойствами задаваемом. Таким образом, реальность - это область предметов и, следовательно, то, что как реальное и устанавливается путем обособления» [Mat. 1985, S.263-264].

«...Вместе с языком возникают также и объекты... Только с появлением самосознания знание отделяется от существования. Так, собаки, кошки, мухи и комары такого расщепления не переживают» [Mat. 1997,8.123,126].

«...Объективность возникает в пределах языка как способ опе­рирования объектами без определения тех действий, которые лежат в их основе. При таком способе оперирования описания возникают как сцепленности согласованных координации действий, приводящие к дальнейшим согласованным координациям действий, которые, если их характеризовать вне контекста возникновения объектов, могут быть определены как формы языковости (languaging), которые актуализи­руются таким образом, как будто объекты существуют за пределами языка. Объекты же - это функциональные отношения в языковой об­ласти» [Mat. 1992, р.97].

Очень важно отметить, что мы как наблюдатели конструируем не только вещи, объекты, автономизируя их в нашем сознании в еди­ные сущности, но и сам контекст существования этих сущностей. Фе­номен наблюдения вовсе не означает наблюдения за некоей объектив­ной данностью, которую из первичного хаотического состояния необ­ходимо «лишь» перешифровать в мир упорядоченных объектов. За­долго до того, когда мы начнем оценивать правильность или непра­вильность способа определения объектов, в нас уже должны быть сконструированы критерии этих оценок, весь спектр возможных «за» и «против». «Любая форма объяснения, принимаемая данным наблю­дателем, зависит от тех критериев истинности, которые уже сформи­рованы им a priori» [Mat. 1985, S.238].