Конструктивистская эпистемология Ж. Пиаже

(Глава 3 из: Э. фон Глазерсфельд «Радикальный конст­руктивизм: модель познания и научения») [37]

Вычленить из многочисленных работ Пиаже единую закончен­ную теорию когнитивного развития - задача не из простых. За период свыше семидесяти лет Пиаже опубликовал восемьдесят восемь книг и сотни статей, отредактировал бесчисленное количество докладов по исследованиям, проведенным под его руководством'. Его идейное творчество никогда не останавливалось в своем развитии, разветвляясь и выливаясь в новые формулировки, которые, в свою очередь, непре­станно обогащали и модифицировали то, что было уже высказано в более ранних работах. Все это привело к тому, что теперь требуются значительные усилия для того, чтобы отсортировать материал, остав­шийся более-менее неизменным, от материала, претерпевшего измене­ния за прошедшие десятилетия. Тот, кто отваживается подводить итог идейному наследию Пиаже, основываясь на двух-трех его книгах, за­ведомо ограничивает себя весьма жесткими рамками. Это неизбежно ведет к неведению относительно смысловых подтекстов, разбросанных по другим его работам. К сожалению, уже к настоящему времени су­ществует множество учебников по психологии, а также журнальных статей критической направленности, страдающих (несовершенством, однобокостью. В лучшем случае они дают неполное представление о теории Пиаже, в худшем же - тиражируют искажения его ключевых положений. Более того, многие обзоры и критические заметки, похоже, упускают из вида, либо просто игнорируют революционизирующее значение подхода в эпистемологии, который Пиаже развил в качестве фундамента своих исследований. Второе значительно серьезнее. Без осознания того, в чем именно Пиаже намеренно выходит за пределы традиций западной философии, невозможно придти к всеобъемлющему пониманию его теории познания и той модели, которую он постро­ил для объяснения процесса детского научения.

Читать Пиаже нелегко. Несмотря на то, что он никогда не пере­ставал восхищаться даром децентрации (decentration) - способностью отказываться от собственной позиции и принимать точку зрения дру­гого - сам он, как автор, далеко не всегда стремится поставить себя на место своего читателя. У меня сложилось впечатление, что для него писательский труд, как и для многих оригинальных мыслителей, был частью процесса обдумывания собственных идей. Его неутомимые усилия выражать свои мысли в максимально возможной степени под­робности не всегда способствуют читательскому восприятию. И все же, я никогда не сомневался в целесообразности попыток одолеть эти трудности, ибо именно они привели меня к такой точке зрения на че­ловеческое познание, которую невозможно отыскать ни в каком дру­гом месте.

В течение шести или семи лет я был поглощен исключительно Пиаже; кроме того, время от времени приходилось обращаться к его работам и в последующие двадцать лет. Тем не менее, мне хотелось бы подчеркнуть, что излагаемый здесь материал является общей карти­ной, составленной одним из дотошных читателей. Приведенная интер­претация, безусловно, не является ни единственно возможной, ни, тем более, официально принятой, хотя я сам нахожу ее довольно убеди­тельной и крайне полезной во многих приложениях. Правда, менее субъективной она от этого не становится.

Существует не менее полдюжины концепций, которые должны быть тщательно проанализированы, если мы хотим добиться ясного понимания теории Пиаже. Любые интерпретации чужих концепций неизбежно носят предположительный характер. Никому не дано про­никнуть в сознание другого, чтобы воочию проверить, какого рода концептуальные структуры ассоциируются у него с теми или иными словами. Как читатели Пиаже, мы можем только предполагать, какое значение данного слова имелось в виду при его употреблении автором. По мере того, как часто мы встречаем в его работах какое-либо слово, можно попытаться модифицировать или реконструировать наше пред­ставление о его значении в надежде добиться интерпретации, подхо­дящей, если не ко всем, то, во всяком случае, к большинству случаев его употребления. В принципе, это задача герменевтики - искусства распутывать первоначальные значения текстов. Надо отдавать себе от­чет в том, что здесь не может быть единственно возможных решений. Никакая попытка читателя закрепить за каждым словом постоянное значение, которое подходило бы для всех встречающихся контекстов, не ведет к какому-то одному абсолютному результату. С одной сторо­ны, понятие пригодности неизбежно носит относительный характер, а с другой - оно базируется на предположении, что смыслы у одного и того же автора остаются неизменными. Такое предположение являет­ся крайне нежелательным в отношении автора, который, подобно Пиаже, использует одни и те же ключевые слова на протяжении деся­тилетий, несмотря на то, что в течение всего времени его мысль не прекращала эволюционировать. И все же я убежден, что в главном на­правление его поиска всегда оставалось неизменным. Интерпретации и дефиниции, приводимые мною здесь, надо рассматривать исключи­тельно в свете тех работ Пиаже, и в особенности, в свете тех эпизодов, которые, на мой взгляд, являются центральными во всем его творчест­ве.

 

Биологическая прелюдия

Пиаже, вне всяких сомнений, явился в нашем столетии пионером конструктивистского подхода к проблеме познания.² И как в 30-х го­дах, когда этот подход был разработан, так и в наше время, он остается оппозиционным по отношению к общепринятой точке зрения. Кроме всего прочего, этот подход у многих исследователей вызывает чувство дискомфорта, поскольку требует коренного пересмотра некоторых фундаментальных концептов, принимаемых как должное в течение не одной тысячи лет. К такого рода базовым категориям принадлежат по­нятия «реальности», «истины», интерпретация того, «что такое знание» и «как нам удается овладевать им».

Чтобы найти объяснение тому, каким образом Пиаже пришел к такому радикальному разрыву с западной философской традицией, прежде всего нам следует обратить внимание на первые шаги его ин­теллектуальной карьеры. Относительно излагаемой здесь версии мне хотелось бы подчеркнуть основную посылку, из которой я исхожу, - а именно то, что главной целью Пиаже было построение убедительной и ясной, насколько это возможно, модели развития и функционирования человеческого познания. Хотя с самого начала у него было четкое представление о том направлении, в котором он собирался двигаться, все же предвидеть все этапы он не мог. Развитие его модели не было прямолинейным, а напоминает скорее дерево, ветви которого увядают, в то время как центральный ствол продолжает развиваться. Именно по­этому я отбрасываю те высказывания в его ранних работах, которые, по-видимому, следует признать противоречащими более поздним тек­стам.³

В одном из нескольких своих автобиографических воспоминаний Пиаже пишет, что решил «посвятить свою жизнь биологическому объ­яснению проблемы знания» (Piaget 1952b, р.240). Важность этого заяв­ления трудно переоценить. Объявить познание биологической функци­ей, вместо того чтобы считать его результатом надперсонального, все­ленского, внеисторического разума, - значит пойти на радикальный разрыв с эпистемологической традицией в западной философии. Дан­ный шаг немедленно приводит к смещению фокуса во взгляде на ми­роздание - от онтологического мира, в том виде, каков он мог бы быть, к тому миру, который переживается организмом на собственном опы­те.

Насколько мне известно, между Пиаже и Якобом фон Юэкскюлем не было никаких контактов, все же в идеях этих двух мыслителей можно заметить определенной сходство. То, что немецкий биолог на­зывал Merkwelt - миром чувствования и Wirkwell - миром действия (von Uexkull and Kriszat 1993) содержится в представлении Пиаже о «сенсомоторном уровне». Оба автора находились под решающим влиянием мысли Канта о том, что, что бы мы ни называли знанием, в значительной мере, если не полностью, определяется способом вос­приятия и умопостижения, присущего познающему.

Вот как сам Пиаже говорит о цели предпринимаемых им усилий во введении к работе «Главное из Пиаже» («The Essential Piaget») (Gruber,Vonechel977):

«Поиск механизмов биологической адаптации и анализ той выс­шей формы адаптации, которой является научная мысль, ее [адаптации] эпистемологическая трактовка - всегда было моей главной целью» (Piaget, в Gruber, Voneche 1977, p.xii).

Мысль о том, что процесс обретения знания «адаптивен», еще на рубеже столетий высказывалась Джеймсом, Зиммелем и другими, од­нако именно Пиаже заметил, что адаптация в когнитив­ной/концептуальной плоскости совсем не то же самое, что физиологи­ческая адаптация биологического организма. Он осознал, что на ког­нитивном уровне адаптация не сводится к вопросу выживания или вы­мирания, а может быт понята как проблема концептуального равнове­сия. Таким образом, важно помнить, что всегда, когда Пиаже ни гово­рил бы об «этой высшей форме адаптации», речь идет о функциях сознания, а вовсе не о биологических механизмах, как при обычном упот­реблении данного термина.

Именно стремление раскрыть механизм познания обусловило ин­терес Пиаже к исследованиям детской психики. Наблюдая взаимодей­ствия малышей и детей старшего возраста с их окружением, он наме­ревался установить проявления когнитивных процессов, с тем чтобы построить обобщенную модель познания в его онтогенезе. С точки зрения традиционной философии, единственное, что может получиться в результате таких попыток, это - не более чем «генетическое заблуж­дение», поскольку знание рассматривается как вневременное и неме­няющееся и никак не может быть объяснимо на основе процесса сво­его развития. Таким образом, большинство философов чувствовало вполне оправданным просто игнорировать то, о чем говорил и писал Пиаже, В то же время, как в среде профессиональных психологов, так и широкой общественностью, Пиаже воспринимался только в качестве детского психолога на том основании, что многие его работы обраще­ны к феноменологии детского развития. Не удивительно, что при та­ком восприятии делалось все возможное для того, чтобы втиснуть его идеи в рамки психологической традиции. По-видимому, именно такого рода усилия, зачастую неосознанные, послужили главной причиной громадного количества чудовищных искажений, которыми пестрит ли­тература.

 

Активное конструирование

Типичный пример выглядит следующим образом. Довольно час­то в своих работах (напр. 1937, р. 10; 1967а, р. 10; 1970а, р. 15) Пиаже утверждает, что, на его взгляд, знание возникает в результате активной деятельности субъекта, будь она физической или ментальной. Главное, что придает знанию организованность, - это целенаправленный харак­тер данной деятельности:

«...Любое знание привязано к действию; знать объект или собы­тие означает использовать его в той или иной деятельной схе­ме...» (Piaget 1967а, р.14-15),

«...Знание объекта подразумевает его включение в деятельную схему; это остается одинаково верным, как на наиболее элемен­тарном сенсомоторном уровне, так и на всем пути, ведущем вверх к самым развитым логико-математическим операциям» (Ibid, р. 17).

Концепция «деятельной схемы» («action scheme») является цен­тральной в теории познания Пиаже; далее я дам подробное ее объясне­ние. То, что многими исследователями ее суть понимается неверно, прежде всего, следует отнести на счет того, что Пиаже выводит ее из биологического понятия «рефлекса». Многими читателями деятельные схемы были непроизвольно истолкованы в неверном ключе - как ме­ханизмы типа стимул-реакция, что позволило представителям тради­ционной психологии чувствовать себя спокойно. Такой подход дает возможность классифицировать теорию Пиаже как «интеракционистскую», пусть в таком, безусловно, усложненном варианте, но все же не как революционную доктрину, ведущую к расшатыванию устоев веры в онтологические объекты реальной окружающей среды, с которыми живой организм вступает во взаимодействие. Такого рода неверно по­нятая позиция лишь подтверждает идею о том, что взаимодействие яв­ляется источником знания для разумного организма, и что это знание в процессе дальнейших взаимодействий улучшается в том смысле, что более точно отражает окружающую среду. И, несмотря на то, что Пиа­же довольно часто говорит именно о «конструировании», воспринима­ют его как своеобразного идиосинкразического теоретика процессов развития, чем, собственно говоря, и достигается сохранность спокой­ствия в умах психологов.

Однажды укоренившись, такая позиция могла бы быть расшатана разве что прямым противоречием. Однако, явные противоречия в рам­ках тех представлений о знании и мире, которые в течение веков уста­новились на основе здравого смысла (обыденного сознания), обнару­жить в работах Пиаже не просто. Когда бы он ни говорил, к примеру, что знание не следует мыслить как изображение, как копию реально­сти (а говорит он об этом часто), легко впасть в заблуждение, что речь идет о банальном указании на то, что картина мироздания когнитивно­го организма не может быть полной или лишенной каких-либо иска­жений. Любой реалист прочтет-данный тезис именно так, вместо того, чтобы воспринять его как органическую часть общей позиции Пиаже о том, что знание по своей сути принципиально не может представлять собой иконического соответствия онтологической реальности.

Платформа Пиаже может быть кратко выражена словами: «Разум организует мир, организуя самого себя» (1937, р.311). Когнитивный организм формирует и координирует собственный опыт, трансформи­руя его тем самым в структурированный мир:

«То, что остается в результате - конструкция как таковая. И я не вижу никаких оснований для того, чтобы считать безрассудством следующее утверждение: сущность реальности в ее постоянном конструировании, а не в пребывании в качестве совокупности го­товых структур» (Piaget 1970b, p.57-8).

Без учета этого революционного утверждения невозможно пол­ностью разобраться практически ни в одной работе Пиаже. Тем более, что факт этот не очевиден, поскольку Пиаже чрезвычайно редко обра­щается напрямую к вопросу соотношения между знанием и реально­стью, напоминая читателю о том, что в его модели «реальность» все­гда обозначает опытный мир.

На протяжении всей долгой жизни вопрос построения приемле­мой (viable) модели того, каким образом нам удается конструировать относительно стабильную и связную картину действительности из эм­пирического потока, всегда оставался для Пиаже в фокусе научных ин­тересов. И то, что ему удалось продвинуться в этом направлении го­раздо дальше остальных, он обязан нескольким вещам, а именно: отка­зу принимать догматические объяснения, своей неиссякаемой энергии ставить все новые и новые вопросы, удачной встрече с талантливым сотрудником и экспериментатором в лице своей коллеги Бербель Инельдер, а также своей радикальной исследовательской установке, которую впоследствии он охарактеризовал словами:

«В конце карьеры лучше быть готовому к тому, чтобы изменить свои воззрения, чем, надоев всему миру, повторять самого себя» (Piaget, 1976b)⁴.

 

Начало

Пиаже начал свою карьеру исследователя намного раньше, чем большинство ученых. В 1907 году, когда ему едва исполнилось 11 лет, он провел серию наблюдений за воробьями-альбиносами, которые во­дились в парке недалеко от его дома в Нёшатель (Neuchatel). Неболь­шую заметку по поводу своих наблюдений он отослал в один из жур­налов по естествознанию. Заметку опубликовали, благодаря чему мальчику было позволено проводить часть своего внеурочного свободного времени совместно с мсье Годе (Godet), директором местного му­зея естествознания, помогая ему в сортировке коллекций. Живя на по­бережье озера Нёшатель, Пиаже уже успел развить интерес к пресно­водным моллюскам, в то время как Поль Годе, по-видимому, являлся специалистом в этой области. Для юного Пиаже это стало превосход­ной школой.

В 1911 году, когда умер Поль Годе, школьник (как писал Пиаже в автобиографическом очерке) знал о моллюсках уже достаточно много для того:

«... Чтобы опубликовать без посторонней помощи (специалисты в этой области - редкость) целую серию статей о моллюсках Швейцарии, Савойи, Бретани, даже Колумбии. Иногда я попадал в забавные ситуации. Некоторые зарубежные «коллеги» хотели бы познакомиться со мной, но поскольку я был лишь школьни­ком, то не смел предъявлять себя и вынужден был отклонять столь лестные приглашения. Директор музея истории естество­знания Женевы, который опубликовал некоторые из моих статей в журнале "Revue Suisse de Zoologie ", предложил мне место хра­нителя коллекции моллюсков в своем музее,., на что я вынужден был ответить, что я пока не являюсь даже студентом и мне нужно еще два года для завершения учебы до получения степени бака­лавра»⁵ (Piaget 1952b, p.238-9).

Оглядываясь назад, можно сказать, что именно изучение моллю­сков предопределило интеллектуальную карьеру Пиаже. В своих на­бросках об этих существах он отмечает, что их раковины различаются по форме в зависимости от места обитания - в стоячей или проточной воде. Яркий пример адаптации. Однако, перемещения моллюсков из одной среды в другую показали, что форма раковины является случаем не филогенетической, а, скорее, онтогенетической адаптации. Указан­ное различие настолько его заинтриговало, что всю оставшуюся жизнь Пиаже провел, изучая возможности живых организмов к онтогенетиче­ской адаптации, причем в своей наиболее впечатляющей форме - на человеческом уровне, как способносхгь к познанию.