Глава 38. Пожалуйста, пристегните ремни — возможна качка.

Сока мандрагоры никогда не отличался приятным вкусом. Возможно, это было связано с его действием — вкусное Многосущное зелье Снейпу тоже никогда не встречалось — по крайней мере, из тех, которые были действительно эффективными.

Горький вкус обжег его глотку, и он едва подавил тошноту. Воспоминания пронеслись перед его взором — изучение Трансфигураций, депиляция, Космополитен, месяцы игры и месяцы развития самых важных в его жизни отношений. И ее прикосновения — Гермионы, и неважно, в чьем теле она была.

Была, а сейчас нет. Странное чувство вытяжения, смутно знакомое ему с того дня в сентябре — и он снова видел мир и стоящую перед ним Гермиону с высоты своего обычного роста. Она выглядела ошеломленной, глаза слегка затуманены. Потом она посмотрела на него, а он посмотрел на нее — и снова увидел Гермиону, и неважно, в каком она была теле.

— Ммм… — казалось, она не знала, что сказать, он тоже не имел ни малейшего понятия. Что вообще говорят в таких случаях? Он решил сказать нечто банальное, надеясь, что это, по крайней мере, разрушит возникшую напряженность.

— Похоже, это сработало.

Гермиона удивленно подняла бровь. Если бы он мог покраснеть, он бы покраснел. Это было слишком банально.

— Извини, — протянул он, наслаждаясь ощущением того, что он снова мог говорить со всеми привычными ему интонациями. — Ты, наверное, простишь меня за эту глупость. Ведь это не совсем повседневный случай, Гермиона, правда?

На мгновение он задумался, стоит ли назвать ее "мисс Грейнджер", но потом не захотел так резко обрывать их связь. При упоминании своего имени Гермиона облегченно вздохнула, и Снейп подумал, что, наверное, она ожидала формальности, которая бы разрушила все, что случилось с ними за последние шесть месяцев.

— Точно, — ответила она, наконец. — На это раз ты прощен, Северус. — Он попытался сохранить серьезное выражение лица, но, в конце концов, улыбнулся. Он давно не улыбался — этими губами — и он был уверен, что ни для кого другого он бы не улыбнулся. Свобода проявления эмоций была еще одной из радостей пребывания в теле Гермионы. Если.. возможно… если бы он мог сохранить эту свободу… даже хотя бы с одним человеком… нет, глупая мечта, и уж точно слишком рискованная.

Гермиона улыбнулась в ответ. Тут он вспомнил о реальности и слегка поморщился.

— Нам нужно встретиться с директором, — сказал он. Гермиона кивнула, и Снейп повернулся на каблуках, направившись к двери. Он снова обрадовался этому ощущению крутанувшейся вокруг его ног мантии. На полпути к двери он вдруг остановился и жестом пригласил Гермиону идти первой. — Гермиона, извини, — сказал он. — Я совсем позабыл о хороших манерах.

— Чтобы вспомнить, какими манерами пользоваться, требуется некоторое время, — ответила Гермиона. — Хорошо еще, что я в тебя не врезалась — я ведь привыкла, что студенты пропускают меня вперед.

Путь до кабинета директора прошел без приключений. Снейп пытался не слишком явно разглядывать замок, привыкая к своему вновь обретенному телу. Студенты разбегались с его пути, бросая сочувствующие взгляды префекту. Час назад эти взгляды предназначались бы ему. Он гадал, о чем думает Гермиона, вновь ощутив на себе такое внимание. Пока они дошли до кабинета директора, ему не удалось спросить ее об этом.

Дамблдор, похоже, ждал их.
— Гермиона, Северус. Как я рад видеть вас в нормальном состоянии! Прекрасно, прекрасно. Поздравляю вас. Эти полгода были непростыми, но вы замечательно справились. Лимонный леденец?
Снейп покачал головой и заметил, что Гермиона сделала то же самое.

— Ну хорошо. Я могу вам чем-то помочь? Нет? — Дамблдор казался несколько разочарованным, когда они снова покачали головами. — Ну, хорошо, дети, вам осталось только вернуться к своим жизням, но… — его голос на мгновение смягчился, — не забывайте об этом и не упускайте возможности. Нет ничего невозможного – хотя осторожность никогда не помешает. — Он кивнул им. — Спокойной ночи.

Снейп удивленно заморгал. Ни он, ни Гермиона не произнесли ни слова во время этой проповеди директора, до тех пор, пока не спустились по винтовой лестнице.

Внизу они остановились и посмотрели друг на друга, скрытые от посторонних взглядов. Наконец, Гермиона отвела взгляд и уставилась в пол, затем снова посмотрела на него. — Думаю, мне нужно пойти снова познакомиться со своей комнатой и своим котом. Тебе что-нибудь нужно оттуда? — спросила она.

Снейп покачал головой. — Нет, я храню все в лаборатории. Не думаю, что там есть что-то мое. Если ты что-нибудь найдешь, можешь отдать мне завтра вечером, когда ты… когда ты придешь продолжить работу над проектом. — Он слегка поморщился от этой заминки. Снейп надеялся, что в его голосе не звучало отчаянной потребности в ее компании, которую он пытался в себе заглушить.

Гермиона заморгала, ее глаза странно заблестели, потом она кивнула и вдруг обняла его за шею. Прежде чем он успел что-то понять, она приподнялась и поцеловала его. Его заполнила буря ощущений — ее вкус и прикосновения.

Это было правильно — правильный вкус, прикосновения, и человек. Он попытался не отвечать на поцелуй — в конце концов, коридор, ведущий к директорском кабинету, был для этого не самым подходящим местом — но не смог устоять перед искушением. Он погладил завитки ее волос — мягкие и шелковистые. Какая-то зловредная часть его разума отметила, что его кондиционер был действительно хорош. Он прижал ее крепче, наслаждаясь этим ощущением. Ее губы были прохладными и бесконечно приятными. Наслаждение от всего — даже просто от обретения своего роста и необходимости наклониться к ней — наклониться для поцелуя.

Через мгновение они отстранились, тяжело дыша. Снейп заставлял себя сказать "до свидания", но смог сказать только два других слова. — До завтра.

Гермиона кивнула, и ее глаза снова вспыхнули. Она повернулась и поспешила по коридору. Снейп вдруг почувствовал зверскую усталость, и пропустил тот момент, когда она перешла на бег. Полгода назад он бы подумал, что она спешит расстаться с ним и вернуться в Гриффиндорскую башню в компанию Поттера и Уизли. Теперь… теперь он не сомневался, что она бежит в свою комнату, чтобы никто не видел, как она плачет.

Он должен сделать то же самое. Он должен сделать это, если не хочет получить вопросов, на которые не желает отвечать. Даже Гермионе было позволительно носиться по коридорам, несмотря на то, что она префект — это не выбивалось из образа. Но профессор Снейп должен ходить медленно, хмурясь на студентов и отнимая баллы у тех, кто по глупости оказался на его пути — даже у слизеринцев, которые оказались настолько глупы, чтобы остановить его в коридоре и задать какие-нибудь вопросы.

Он добрался до своей комнаты. Дверь открылась, когда он назвал свой пароль. Он прошел внутрь и свалился в кресло, уставившись в стену перед собой. Взгляд наткнулся на ряды книг, и он вспомнил болезненный восторг Гермионы, когда она их впервые увидела.

Он огляделся. Это была его комната, но теперь… теперь в ней чувствовалось присутствие Гермионы. Пергаменты на столе — ее заметки по эксперименту. Он должен дать ей доступ к ним. Остывшая чашка кофе на полу рядом с креслом, оставшаяся после завтрака. Стопка книг рядом с чашкой — не забыть предложить их ей, чтобы она могла продолжить чтение.

Его комната — ее комната — их комната. Понадобится время, чтобы освоиться, вспомнить… и вдруг он вспомнил, и закатал левый рукав. Отметка была еле видимой, но он почувствовал ее, вспоминая то, чего не хотел помнить. Осознав, кем он был на самом деле. Кем он был всегда, несмотря на несколько месяцев, проведенных в Гермионином теле.

Он откинулся на спинку кресла.

Наконец, запутавшись в своих мыслях, и зверски устав, он решил лечь спать. Было уже поздно — или, вернее, рано, уже далеко за полночь, и ему нужно было поспать. Он задумался, сможет ли уснуть, но привычка делала свое дело — и ему хотелось лечь в кровать, как он делал это каждый вечер с сентября. Он может извлечь из этого хотя бы одну пользу — наладить свой сон.

Он откинул покрывало и замер. Потом засмеялся. На простынях лежали аккуратно сложенные боксеры — напоминание о том, что еще вчера здесь спала Гермиона. Он заставил себя успокоиться. Похоже, некоторые интимные моменты были для нее слишком сложными.

Он устал. Чертовски устал. Воспоминания путались в голове, и он старался восстановить то, что снова позволит стать ему самим собой — или не совсем собой. За время, прошедшее с сентября он открыл в себе человека, которым мог бы быть. Была некоторая ирония в том, что сделать это открытие ему позволил мир, обнаруженный в теле восемнадцатилетней девушки. Но можно подумать об этом и завтра, найти равновесие в его неустойчивой жизни.

Он подхватил трусы одной рукой и почти выкинул их, но потом какой-то необъяснимый импульс заставил его положить их обратно. Он разделся — черная мантия, брюки, рубашка, белье, и надел трусы.

Лежа в кровати, он смотрел в потолок. Отблески пламени свечи играли на грубых камнях. Он чувствовал себя… странно, снова лежа в этой постели, в этом теле. Особенно странными были ощущения от трусов — немного шероховатая ткань, почти ласкающая его.

За словами последовали образы, а следом могли начаться действия. Снейп потянулся, чтобы снять боксеры, и вернуть себе свободу наготы, но не смог этого сделать. Ведь Гермиона спала в трусах здесь, в его постели.

Ощущение нелогичности собственных действий ошеломило его, потом он просто расстегнул одну пуговицу. Искусство компромисса. Воспоминания и удобство.

Неожиданно для себя он уснул, не успев подумать, сколько ему придется мучиться от бессонницы.

Снейп проснулся ранним утром, когда первые лучи солнца наполнили комнату, отразившись от снежных шапок гор.

Некоторые вещи никогда не меняются — и одна из них — необходимость пойти в ванную и облегчить неудобное давление внизу живота. Но даже это изменилось — он вдруг вспомнил, как прикасался к этому, когда это принадлежало Гермионе. Поглаживание по бороздке внизу и острое ощущение, когда пальцы скользят по головке… он вдруг кончил, простонав имя Гермионы.