Глава 32. Оставьте детские игры.

Снейп молча смотрел на Гермиону, сдерживая поток предупреждений, напутствий и панических мыслей, наполнивших его голову. Потом он потянулся и осторожно поправил ее капюшон, надвинув его глубже на лицо. После этого он отошел от нее.

— Я буду здесь, когда вы вернетесь.

Через мгновение он остался один. Гермиона скрылась за одеянием Пожирателя Смерти, и исчезла. Снейп почувствовал ледяной дождь, бьющий его по лицу и пропитывающий одежду. Он начал дрожать и понял, что не может остановиться. Однако ничто не могло заставить его вернуться в тепло замка. Разум не напомнил ему надеть пальто в середине января, а чувства были заняты только Гермионой и тем, с чем ей предстояло столкнуться.

На мгновение его охватила паника. Годы и тренировка ничем не могли ему помочь в борьбе с подростковыми гормонами, которые возбуждали его подсознание. Адреналин побуждал его сражаться или бежать, и он замер, разрываясь между двумя импульсами и не способный подчиниться ни одному — обещание, данное Гермионе, затмило все прочие мысли.

Чистый страх прекратился почти сразу же. Снейп заставил себя прервать непроизвольную физиологическую реакцию, и начал ходить. Он сказал себе, что он должен двигаться, чтобы согреться — дрожь не прекращалась, несмотря на все его усилия. Эта часть территории Хогвартса была достаточно далеко от Запретного леса, чтобы быть безопасной, и в то же время удалена от квиддичного поля, так что его вряд ли могли заметить. Предполагая, что он не проведет здесь слишком много времени.

Пять минут — прошло только пять минут, а он уже начал считать секунды, гадая, когда же она вернется. Как будто Волдеморт когда-нибудь отпускал Упивающихся смертью так быстро. Пятиминутное сборище вызвало бы гораздо больше слухов и паники, чем все остальное.

Снейп замедлил шаг, и его дрожь усилилась. Окна замка светились вдалеке теплым оранжевым светом. Сумерки сгустились вокруг деревьев, и последние лучи солнца уже с трудом пробивались через низкие облака и дождь со снегом. Пока Снейп смотрел на замок, загорелось еще одно окно, и он проклял собственную глупость. Рассеянность могла убить его — или, по крайней мере, обеспечить ему переохлаждение. В любом случае он бы не стал более полезным для Гермионы. Приступ самокритики сопровождался одним коротким словом, когда он вытащил из рукава палочку и указал на ветку, лежащую на земле.

— Инсендио!

Языки пламени начали облизывать дерево — сначала вспышка медно-зеленого, затем ярко-желтое и оранжевое. Снейп позволил себе отвлечься от озабоченности и страха. Интересно, как его сущность проявлялась даже в теле Гермионы — медно-зеленое пламя в начале было его личной особенностью в этом заклинании — тем, что ему так и не удалось преодолеть. На уроке Чар это испугало Флитвика — он был моложе, но не особенно отличался от нынешнего Фитвика. Класс оживился, когда он впервые попробовал это заклинание, а Флитивик был — да, честно сказать, и остается — заинтригован. Никакой причины, никакой коррекции — и так как заклинание все же работало вполне нормально, это было расценено как индивидуальная Снейповская особенность.

Хорошо, что ему не пришлось публично разжигать пламя в качестве Гермионы — это был бы провал. Или… приходилось… Снейп попытался вспомнить. Ничего не приходило в голову, и он снова начал дрожать, даже держа руки над огнем и придвинув ноги поближе к теплу. Его свитера было явно недостаточно — и будет недостаточно, чтобы согреть его, пока не вернется Гермиона. По крайней мере, в своем настоящем виде.

Уроки Трансфигурации имели свои положительные моменты, подумал он. Мгновением и одним заклинанием позже его свитер превратился в теплое пальто, длиной до лодыжек и закрывающее горло. Оно было похоже на шинель, которую он где-то когда-то видел — шерстяное и тяжелое. Он все еще дрожал, даже после того, как пальто его согрело. Теперь трудно было винить в этом холод.

Восемь минут.

Восемь минут. Она уже должна встретиться с Волдемортом. Невольно в его памяти всплыла сцена — последнее, о чем он хотел бы думать, и единственное, о чем он мог сейчас думать. Она запомнила, как подходить к Волдеморту? Или она уже корчилась на полу, получая наказание за недостаток уважения? Он рассказал ей все? Она ничего не забыла…?

Снейп вздрогнул от боли. Его ладони были в крови и на них отпечатались полулунные следы ногтей, когда он сжал кулаки, охваченный паникой. Сейчас он ничего не мог сделать для Гермионы, и было бессмысленно пытаться вспомнить, достаточно ли он рассказал ей во время проведенных вместе вечеров. Она, кажется, не предполагала такого поворота событий — или успешно заблокировала мысли о нем. Опыт не позволил ему сделать то же самое, и он использовал вечера, чтобы вложить в ее подсознание защитные знания, мысли, возможности. Ничего конкретного до сегодняшнего вечера, ничего, что могло бы спасти ее от Волдеморта. Лишь общие моменты, которые могли ей помочь.

Мог ли он сделать больше? Снейп не мог избавиться от этих мыслей, и погрузился в воспоминания о проведенных вместе вечерах. Дрожь вдруг уменьшилась, когда он вспомнил тепло, которое давала ему компания Гермионы. Она его удивила — и продолжала удивлять. Никакой наигранности, тонкая усмешка над глупостью ее сверстников и более старших волшебников, острый интеллект и любопытство. Интеллект, который он предполагал — если бы не предполагал, его бы уже не было в живых. Но она удивила его — это было больше, чем идеальная память, больше чем книжный червь и зубрилка, которой он ее считал.

Одиннадцать минут. Она уже должна быть в круге. Она уже доложила? Станет ли она приукрашивать… нет, Гермиона не из тех, кто склонен к преувеличениям.

Уставший, замерзший, все еще дрожащий, Снейп хотел только одного — свернуться клубочком и прекратить думать. Его мысли были… где угодно, где была Гермиона. Наконец он признался себе, что боится. Совершенно оцепенел от ужаса. На этот раз он боялся не за себя. Не важно, что ее разоблачение означает смерть для него, раньше или позже. Важно то, что это означает смерть для нее, скорее раньше, чем позже. Это была невыносимая мысль — он скорее готов был потерять себя, чем потерять ее.

Стоя перед огнем, дрожа несмотря на стокилограммовое шерстяное пальто, на краю леса, темной шотландской ночью, Снейп наконец-то признался себе, что он не знает, что будет делать без Гермионы. Где-то в диалогах и общении, которые составляли их отношения в течение последних месяцев, в нем выросло глубокое чувство — больше, чем просто взаимопонимание, хотя теперь они и знали друг друга лучше, чем кто-либо когда-либо мог их узнать.

Двадцать минут. Да где же она? Как бы он ни думал о том, что она может не вернуться — она должна вернуться. Иначе и быть не может. Он начал дрожать еще сильнее, пока его буквально не начало колотить. Он вдохнул холодный воздух, заставляя себя расслабиться. Ему вспомнился поцелуй, которым они приветствовали друг друга после каникул. Он никогда и не уходил из его мыслей в течение последних двух недель. Он был очень целомудренным — всего лишь прикосновение губ к щеке. Он назвал себе несколько типов дураков, которые могли бы поверить в то, что там таилось что-то еще, но все же… все же… там было намерение, по крайней мере с его стороны.

Тридцать минут. Длинное собрание. Пламя зашипело, поглощая особенно мокрый кусок дерева. Что делает Волдеморт?

Школа полностью скрылась во мраке, лишь окна светились как разбросанные светлые пятна. Месяц скрылся за тучами, и темноту ночи разгонял лишь свет от костра. Дождь закончился, но воздух до сих пор был сырым и холодным.

Снейп заставлял себя не думать, перечисляя в уме компоненты зелий и пытаясь не вспоминать о Гермионе. Все его мысли были заняты зрелищем Гермионы, лежащей в круге Упивающихся смертью и извивающейся от боли. Он был там слишком часто, чтобы отбросить теперь такую возможность, и от этой мысли ему стало больнее, чем от любых проклятий. Мысленно он представлял ее как Гермиону, молодую женщину, а не мужчину, который, как он знал, все еще был в кругу. Волосы, падающие на его лицо, скручивающиеся в завитки под дождем, подтверждали это.

Аконит. Безоаровый камень. Сера. Ртуть. Шкура василиска. Жаберник. Омела. Пирит.

Сорок минут. Где она? Эта мысль кричала в нем, и Снейп оставил все попытки сохранять спокойствие. Он кружил вокруг огня, дрожа и кутаясь в пальто, чувствуя смесь страха и ужасного беспокойства, пока резкий треск не заставил его развернуться, выхватив палочку.

Снейп увидел высокую фигуру в черном плаще и серебряной маске, и приготовился к проклятиям, которые сейчас последуют. Она была там слишком долго. Ее разоблачили, и теперь он будет иметь дело с последствиями. Им почти удалось пройти через это. Она… нет, он заставил себя не думать об этом. У него будет время оплакать ее потом, если он выживет. Если он выживет. Он не хотел выжить.
Тем не менее, что-то удерживало его от того, чтобы вступить в схватку первым — возможно, желание умереть, возможно, что-то еще. Как бы то ни было, фигура осела на землю без всяких попыток наложить проклятие, вступить в схватку. Снейп поспешил к ней, все еще держа палочку наготове на случай ловушки, и убрал маску с лица нападающего.

Он увидел собственное лицо. Гермиона спаслась. Волна облегчения пробежала по нему, прогнав дрожь, ставшую его подругой с тех пор, как Гермиона его покинула.

Огромное облегчение уступило место практичности. Гермиона была без сознания, и в тяжелой мантии невозможно было сказать, насколько серьезно она была ранена. Видимых повреждений не было, но в темноте не было видно ничего, кроме ее лица. В первую очередь нужно отнести ее в замок. Ему нужен хотя бы свет, чтобы помочь ей.

Мобиликорпус сработал так же хорошо, как всегда, но дорога была трудной, даже когда он осветил себе путь палочкой. Снейп несколько раз споткнулся, зацепившись за корни и камни. Все могло быть проще, если бы он заставил себя оторвать взгляд от ее лица, ожидая и наблюдая за ней, пока они двигались, надеясь, что она очнется, и боясь этого. Он хотел увидеть ее глаза, услышать ее голос, понять, что она действительно спаслась. Но если она была ранена, он предпочел бы, чтобы она оставалась без сознания до тех пор, пока они не окажутся где-нибудь, где он сможет оказать ей помощь.

Лазарет отпадал — было бы слишком трудно объяснить мадам Помфри, что Гермиона делает в такой час на улице, даже если бы она поняла, что Снейп делает там. Это было также слишком рискованно — он не знал, в каком состоянии Гермиона очнется, и если ее не разоблачили до того, она могла выдать себя в бреду. Нет, лучше сначала обследовать ее самому, и жгучее желание защитить тут вовсе не при чем.

Пароли и еще раз пароли, коридоры и двери привели их вглубь замка через боковой вход. Никто не видел их в этот поздний час. Его комнаты были на краю замка, изредка посещаемые случайными эльфами, и спустя ужасные пятнадцать минут Снейп открыл двери. Камин источал тепло, приятно контрастирующее с холодом ночи и прохладой коридоров.

Гермиона все еще не пришла в себя, когда Снейп положил ее на кровать. Он засомневался на мгновение, потом начал ее раздевать. В конце концов, это было его тело и его одежда, и там нет ничего, чего бы он не видел прежде. Он раздел ее до белья, и понял, что повреждений не было. По крайней мере, видимых. Быстрое сканирование волшебной палочкой показало, что на нее не накладывали проклятий. Она просто потеряла сознание.
Но что же такое она увидела сегодня вечером, что произвело на нее такое впечатление? Снейп присел на край кровати, полный вопросов, задавать которые было бессмысленно.

Полчаса прошло в тишине, нарушаемой лишь шелестом огня в камине и их дыханием, слышными в окутавшей их ночи. Потом Гермиона, наконец, проснулась. Снейп удивленно оглянулся, когда ее размеренное дыхание резко прервалось вздохом.

— О Боже!

Гермиона вздрогнула и села, взволнованная и испуганная. Придя в сознание, она начала дрожать сильнее, чем он в тот момент, когда она появилась. Снейп медленно встал, привлекая ее внимание.

— Все в порядке, ты в безопасности. Ты в безопасности, — сказал он тихо и уверенно, ободряя и успокаивая. Гермиона выглядела немного менее испуганной, но смущенной. Неудивительно, ведь он не был мастером успокаивать.

— Я… ой. Это мои комнаты… да, мои. Простите, я не должна была говорить глупости. — Гермиона быстро выбралась из неразберихи и пришла в себя окончательно. — О, Боже. — Снова вздрогнула она. Снейп положил руку ей на плечо, мельком отметив ее тепло.

— Воспоминания? — осторожно спросил он. Она кивнула и опустила голову. Он подумал, что она плачет, но когда она повернулась к нему, она выглядела более спокойной. — Расскажете мне, что случилось, или пойдем к Дамблдору? Я обычно рассказываю ему после… событий.

— Лучше вам, — ответила она. Он погладил ее по плечу, надеясь успокоить, и кивнул.

— Что-нибудь выпить?

Гермиона кивнула и, казалось, только теперь осознала, где она находится. — И что-нибудь из одежды, я думаю, — ухмыльнулась она.

Снейп почувствовал, что краснеет, проклиная себя. — Вы… я подумал, что вас могли ранить, и должен был проверить. Это было необходимо.

Похоже, Гермиона приняла его объяснения, и он пошел готовить чай. Он слышал, как она поднялась с кровати и открыла шкаф, затем услышал звук надеваемой одежды. Его щеки все еще пылали. Он не знал, почему… да, он точно знал, почему. Это было нелепо. Он осознал реальность там, ожидая ее холодным вечером. Действительность не изменилась и теперь, и никакие рассуждения не могли бы ее изменить. Он не собирался признаваться Гермионе, насколько важна она была для него, но теперь было смешно пытаться убедить себя в обратном.

Сначала ему показалось, что-то, что он почувствовал раньше, было облегчением. Ничего подобного — это была волна удовольствия, облегчения, света от принятия одного простого факта. Потенциально ведущего к чертовски сложной ситуации — однако сейчас он не хотел об этом думать. Всему свое время.

Снейп устроился в гостиной, Гермиона присоединилась к нему минутой позже. Она надела маггловскую одежду, вероятно, пытаясь максимально отстраниться от мантии и событий сегодняшнего вечера. Она не знала, что он поступал так же, когда мог. Он испугался, когда она села рядом с ним на диван и потянулась за чашкой кофе, которую он поставил для нее на столик ближе к одному из стульев.

Он наблюдал, как он обхватила чашку пальцами, поднося ее к лицу и вдыхая аромат. Она выглядела чертовски усталой, белой и бледной, черные волосы падали на лицо, практически закрывая его. Она сделала глоток кофе, потом поставила его на стол и откинулась на диване, разглядывая потолок.

— Сегодня я видела, как умер человек. Просто стояла и смотрела, и ничего не делала. Я думала, что это должна быть я — он сказал, что среди нас изменник.

Ей не нужно было произносить имени Волдеморта — никто другой не мог быть "им".

— Когда он приказал изменнику выйти вперед, я почти сделал шаг, а потом он назвал имя Радда. Я вас чуть не выдала. Простите. — Ее голос был хриплым и низким, особенно когда она призналась в слабости. — Я так испугалась… — последние слова она прошептала так тихо, что Снейп их еле расслышал.

Прежде чем он мог подумать или что-то сказать, Снейп обнаружил, что сидит на диване рядом с Гермионой, заключив ее в объятия и отчаянно желая убрать боль и пустоту из ее голоса. Не впервые он пожалел о том, что сейчас он намного меньше ее. Единственное, на что он мог рассчитывать — что она ему ответит. Потом он почувствовал, как она обняла его и прислонилась лицом к его голове.

— Спасибо, — снова шепот, он на этот раз более эмоционально и с меньшей болью. Снейп повернул голову, чтобы посмотреть на нее и встретился взглядом с ее глубокими черными глазами. Она теребила губу зубами — в ее собственном теле эта привычка казалась не такой странной.

— Я не могла это остановить. Я ничего не могла сделать.

Снейп покачал головой. — Ты не могла сделать ничего, что не угрожало бы смертью еще большему количеству людей.

— Как ты с этим справляешься?

— А почему ты думаешь, что я справляюсь? Я концентрируюсь на чем-то, а потом срываю злость на студентах. На стаканах. На бутылках. На всем, что попадается на пути. Наверное, Репаро — мое любимое заклинание. — Доля иронии в его словах заставила ее почти улыбнуться. Неплохо, однако ей потребуется куда больше времени, чтобы с этим справиться.

Он не хотел заставлять ее снова вспоминать, но у него были вопросы. — Ты упомянула Радда, это точно? — Она кивнула. — Проклятие. Еще один ушел.

— Так он был шпионом?

— Он думал, что был. Он никогда не был настолько близок к Волдеморту, чтобы приносить пользу, однако глупо было бы его разочаровывать, когда он решил перейти на светлую сторону. Я скажу Дамблдору, он сообщит, кому нужно.

— Ладно. — Боль осталась, но пустота, казалось, ушла. Вдруг Гермиона словно осознала, где они были — обнявшись и прижавшись друг к другу. — Хм…

— Хочешь, чтобы я отодвинулся? — Снейп удивился, откуда взялись эти слова. Он хотел отодвинуться сразу же, как только она почувствует неудобство, не заставляя ее делать выбор и отказывать ему.

— Нет, — по крайней мере, это было определенно, так же как и то, что она обняла его еще крепче. — Я… ты мне нужен, хотя бы еще немножко.

Дамблдор мог подождать. Он ничего уже не мог сделать для Радда. Ночь превратилась в утро, а они все еще сидели у камина в тишине, успокаиваясь и восстанавливая силы.