Речь идет о русско турецкой войне 1877-1878 годов

Данилевский предсказал войну между Австро-Венгрией и Российской Империей 1914 года на стороне Австро-Венгрии выступила и Германская Империя (Первый Рейх) годы существования 1871-1918 мы Российская Империя этот Рейх создавали как союзника себе вместе с немецким Канцлером Отто Фон Бисмарком. А в 1914 году этот первый рейх на нас напал из за Бездарности правителя Вельгельма Второго очень досадно.

 В Итоге Развалилась И Российская Империя И Германская Империя (Первый Рейх).

Примечание

Очевидно, что государство тогда только можетъ соответствовать своему предназначенію, когда будет движимо одною національною волею, чтб возможно лишь в следующих трех случаях:

 

1) когда в состав государства входит одна национальность;

Когда численное и нравственное

преобладаніе господствующей народности такъ сильно*

Что включенныя въ государственный составъ слабыя національности

 не могут оказывать никакого действительного сопротивления

 выражению ее национальной воли, и следовательно собственный

Интерес побуждает их слиться в одно с нею целое;

 

Когда главная национальность, хотя и не преобладает

Численно, но одна лишь имеет политическую волю; прочие же,

Хотя и многочисленные, составляют лишь материал, которым

Верховная национальность может распоряжаться по своему произволу.

Этот случай, очевидно, может иметь м сто лишь тогда ≫

Когда подчинённые народности составляют только единицы                          этнографические, никогда историческою жизнью не жившие, а если и жившие, то потерявшие сознание своей исторической роли.

Во всех этих трёх случаях, в государстве будет, по

Самой сущности дела, господствовать система политического централизма,— хотя бы в административном отношении части его

пользовались самою широкою самостоятельностью.

Вот об этом цементирующем фундаменте государствообразующей Русской Нации мы должны помнить всегда какую бы форму правления мы не избрали в будушем для России абсолютную Монархию или Социализм. Но любой федерализм и демократия для России гибельны по мысли данилевского. Хотя в историческом развитии степень экономической свободы а также степень политической свободы при этой монархии может быть настолько большой что она будет больше чем в европейских монархиях.

Негативный прогноз для развития австровенгрии как государства и теоритическое отрицание данилевским возможности существования государства Австро венгрия (мы Россия должны его учитывать на современном этапе и использовать).

 

 Но доказывать, что в Австрии централизм невозможен, также излишне; ибо труд этого доказательства взяла на себя история, которая довела эту

невозможность до сознания самих австрийских государственных

людей.

 

Одно чисто пассивное сопротивление Мадьяръ, устранение их

от участия в общих государственных делах Австрии в годину

испытания, принудило правительство отказаться от системы

централизации, или общего и одинакового подчинения всех                         этно- графическихъ элементовъ монархіи — элементу немецкому.

Элемент этот оказался на деле слишком слабым для того, чтобы

служить все-соединяющим, все-сдерживающим государственным

 цементом,—и Немцы должны были прибегнуть к помощи

Мадьяр, дабы, ценою полной с собою равноправности и самобытной

государственности, купить их содействие для сохранения

владычества над Славянами и Румынами.

 

Однако-же, и оба господствующие элемента, цислейтанскій немецкий и транслейтанскій мадьярскій, все еще почти вдвое малочисленнее элемента славянскаго, так что в настоящее время австрийская государственность основывается единственно на разъединенности Славян, так сказать на их политическом несовершеннолетии.

 

Много-ли ручательств за крепость государства представляет такое чисто-отрицательное основание? И не очевидно ли, что, если бы Славяне оказали хотя бы на половину столь же энергическое сопротивление как Мадьяры,— то дуализм должен был бы пасть, по той же причине,

по которой пал централизм, и с такою же точно лёгкостью?

Но призвание Мадьяр на помощь для удержания славянских

народностей в вассальном положении и составит именно ту

причину, которая должна усилить славянское сопротивление.__

 

Въ 1848 и 1849 годахъ Славяне, входившіе въ составъ вен-

герскаго королевства, спасли Австрію отъ мадьярскаго возмуще-

нія, а теперь, въ награду за то, лишены значительной доли своей

самостоятельности и подчинены Мадьярам.

 

 Дух мадьярской дерзости и мятежа достиг всех своих притязаній; славянская же верность принесена ему в жертву—все, дескать, стерпят.

 

 

Неужели и этот урок окажется безполезным? Расчетъ слишком

прост, чтобы его не понять,—и едва ли урок этот может

пропасть даром.

 

 Чтобы воспользоваться имъ, надо лишь дождаться

перваго удобнаго случая, какимъ оказалась для Мадьяр

война 1866 года, и который долго ждать себя не заставит.

 

Другой, не менее ясный, урок заключается в том, что Мадьяры

достигли всех своих целей, строго придерживаясь исторического

 права, по которому Венгрія была включена в сборную

габсбургскую монархію как самостоятельная равноправная часть;

но точно такое же историческое право имеет и чешское королевство,

заключавшее в себя нынешнія цислейтанскія провинціи:

Богемію, Моравію и Силезію; Чехи уже почувствовали это и тре-

буютъ для себя того же, что получили Мадьяры. Военное поло-

женіе, къ которому этого рода требованіе привело Богемію, могло

лишь заставить скрыться подъ спудъ пробудившееся сознаніе равноправности

чешской короны съ венгерскою, но не могло его

уничтожить,—и оно должно возникнуть с новою силою при первом

 внешнем толчке, с которой бы стороны он ни пройзошел.

 

Въ третьих, для всех славянских племен, вошедших в состав

 Транслейтаніи, (по ту сторону на восточном берегу реки Лепйты-Литавы подчиненіе мадьярскому элементу гораздо

тягостнее и такъ-сказать оскорбительнее, нежели прежнее общее

подчинение всех австрійских народов элементу немецкому, которое

могло по крайней мере оправдываться великим историческим

 и культурным значеніем немецкого племени,—между

тем как Мадьяры не могут иметь этого рода претензій, стоя

в культурном отношеніи ниже Славян.

 

 Преобладающему значенію немецкаго элемента много содействовала еще и привычка долгаго господства Немцев, которое основывалось на авторитете Священной Римской имперіи, нередко признававшейся въ качестве верховаго сюзерена даже многими въ сущности независимыми

владеніями.

 

 Наконец, первенствующее положеніе Немцев совпадало с національностью австрійскаго царствующего дома,

и следовательно освящалось приверженностью къ династіи Габсбургов,

 которая была совершенно искренняя со стороны всехавстрійских

Славян.

 

Итак, с одной стороны, пример слабости, данный австрійским

 правительством и пример настойчивости Мадьяр, увенчаный

  успехом,—с другой стороны, устраненіе тех основаній

(именно культурно-историческаго долговременного авторитета,

приобретеннаго всей средневековой исторьей Европы, и династического

 вліянія), которыми могло еще держаться господство одной

привилегированной народности над прочими,—отняли всякую

почву из под ног дуализма, лишили этот новый принцип австрийской

 государственности всякаго разумнаго смысла, всякаго

историческаго обаянія.

 

Он имеет, поэтому, гораздо менее ручательств насколько нибудь прочное, долговременное существование, чем самый (осужденный уже исторіею) централизм.

 

Посему в числе привержендев дуализма можно считать только небольшой мадьярскій народец, пріобретающій при этом дуализме

роль, на которую не имеет права ни по своей действительной

политической силе, ни по своему культурному значенію, да еще

несколько отвлеченных политиков, в роде г. Вейста, считающих

 возможными всякаго рода механико-политическія комбинации,

 не оживляемые никаким разумным, реальным, жизненным

началом.

 

Нетолько австрійскіе Славяне, но и большая часть австрійских

 Немцев не сочувствуют дуализму и не могут забыть,

что возвышение Мадьяр совпадает съ униженіем Австріи, с

выделеніем ёя из Германіи, в которой они не могут не видеть

 своего настоящаго отечества.

 

 Только Мадьяры, находя в

дуализме единственное средство для осуществленія самыхъ заветных

 своих надежд на преобладаніе в землях Венгерскаго королевства,

—такого же случайнаго лолитического аггрегата, как и вся

 Австрійская манархія,—имеют к нему положительное сочувствие.

 

 Вс же прочіе поборники его, из Немцев, имют к нему отношение

 отрицательное, как к средству, замедляющему торжество федерализма, в котором большинство австрійских народовъ видитъ спасеніе Австріи и осуществленіе своихъ заветных стремленій к политической равноправности и полноправности, и по отношенію къ которому дуализм составляет на самом деле

 

 лишь переходную ступень от централизма, так-сказать

 первый шаг к его осуществленію.

 

 Следовательно, дуализм должен сокрушиться под ударами Славян, или даже от пассивнаго сопротивленія их, при удобном случае, — как сокрушен централизмъ противодействіем Мадьяр *)•

 

Но возможен ли федерализм?

 

 Так как симпатіи большинства Славянъ на стороне федерализма, то с тем болыпим вниманием должны мы рассмотреть эту последнюю надежду австрійской государственности, а также ея сообразность с истинными интересами Славянства.

 

Прежде всего может показаться странным и даже необъяснимым,

 почему австрійскіе государственные люди, справедливо

слывущіе самыми искусными политиками, убедившись в невозможности

сохраненія неограниченной монархіи и исключительного

господства немецкой національности в Австріи, не решились

прямо удовлетворить желаніямъ и требованіямъ большинства своих подданныхъ, дабы основать такимъ образомъ австрійское государство

на самом многочисленном элементе его населения, к чему начал

 было какъ будто бы стремиться Белькреди.

 

 Повидимому, это могло бы даже дать австрійскому правительству средство, через удовлетвореніе несравненно менее радикальным

требованіямъ Славянъ, сдерживать мятежные и сепаратистическія

стремленія Мадьяр,—точно также, как в меныпих размрах

оно сдерживало Поляков, покровительствуя в самых скромных

размерах Русским въ Галиціи.

 

 Казалось бы, основываясь преимущественно

на Славянахъ, Австрія, хотя и в форм федераціи, могла бы в сущности сохранить в гораздо большей степени государственное единство, чем при настоящей дуалистической форме, но это только так кажется.

 

В судьбе слявянской народности, точно также как в судьбе

православной церкви, есть что-то особенное: только они представляют

 примеры того, что, будучи религіею и народностью большинства

подданных в государстве, они однако же—вместо того,

чтобъ быть господствующими — суть самые угнетенные.

 

Стремленіе вознаградить на восток потери, понесенныйе в Италіи и Германіи — заставило льстить Славянству, уделить права Чехіи и Словакам.

 

Политическая неподвижность начала подаваться;

Австрія включает в себя еще чужеродные элементы, Боснію и Герцеговину,—надо будет идти далее по Славянскому пути,—и Немцы и Мадьяры противъ этого.

 

Диковинку представляют нам Турція и Австрія.

 

 В первой, православіе есть религія большинства, а последователи его, тем немение, терпят наиболшее угнетеніе; во второй, Славяне составляют

 

половину всего разнороднаго населенія имперіи, а изъ всех

ее народов пользуются наименьшими правами и безпрестанно

приносятся въ жертву Немцам и Мадьярам.

 

 Если такое угнетенное состояніе православныхъ въ Турціи объясняется тем, что Турки видятъ въ них своих тайныхъ врагов, готовых

воспользоваться всяким случаем для освобожденія себя от

ненавистнаго ига;

 

 То к Австріи и это объясненіе неприложимо Славяне, безъ различія племен, были всегда самыми верными подданными Австріи,—не только более верными, чем Мадьяры, но даже чем и сами Немцы.

 

В 1849 г. только они одни сохранили

преданность Австрійскому дому и спасли Австрію, конечно с помощью

Славян не-австрійских.

 

Чем же это объясняется? Понашему мненію, весьма верным

 тактом австрійскаго правительства, которое (вопреки и примерам,

 и хорошо ему известным чувствам Славян) понимаетъ,

что все-таки ему нельзя основываться на Славянах,—что даже

политическая равноправность их с прочими народами должна

повести к гибели Австріи, что ей можно существовать только

при гермашгзаціи и (в помощь ей) мадьяризаціи Славян.

 

 Оно понимаетъ, и давно уже понимаетъ, что на восток есть такой

магнит для Славянства, который, волею или неволею как для

самаго магнита, так и для славянских частиц, вырвет их

из объятій Австріи*

 

 Представим себе Славян австрійских,

Славян турецких, Славянъ русских, соединенных между собою

в той или другой политической форме.

 

 К такому союзу должны, по необходимости, по самому географическому положенію своему, присоединиться вкрапленные в Славянство (как гнезда или жилы совершенно особенныхъ минералов въ облекающую ихъ горную породу) Мадьяры, Румыны и Греки.

 

Для Славян открывается при этомъ такая блистательная будущность, которая не может не манить их к себе.

 

Племя, которому рисуется в будущем такое первостепенное, міродержавное место,—не может удовольствоваться мстом второстепеннымъ или третьестепенным,

простою терпимостью наравне с мелкими неисторическими народностями.

 

Но для всей этой будущности—Австрія, въ какой бы

форме мы себе ее ни представляли, соетавляет очевидно пре-

пятствіе, которое во что бы то ни стало, рано или поздно, должно

быть уничтожено.