Откуда есть пошла» внутрироссийская польская колония?

Начало польской колониальной экспансии, положившей начало формированию культурных различий, связанно с событиями, последовавшими после заключения Кревской унии 1386 г. и издания Городельского привилея 1413 г.

Особенности процесса становления колониальных отно-шений заключались в том, что начало их связано с миссионерской деятельностью римско-католического духо-венства на территории Великого княжества Литовского, в котором русское православное население и древнерусская культура были преобладающими.

Следует отметить, что по своему этническому характеру Римско-Католическая церковь была польской. В Великом княжестве Литовском эта Церковь, пришедшая с миссией из Польши, получила статус господствующей, так как великий князь литовский стал католическим государем. Православная церковь, как историческая Церковь подавляющего большинства западно-русского населения, оказалась в положении веротерпимой.

Образование Речи Посполитой усилило процесс проникновения польского католичества на территорию Великого княжества Литовского. Начавшийся процесс окатоличения западнорусской элиты с неизбежностью приводил её к усвоению высокой польской культуры, которая отделяла магнатов и шляхту от культуры западно-русской, остававшейся достоянием низших социальных слоев населения1.

1 Макарий (Булгаков), митр. Московский и Коломенский. История Русской церкви. Кн. 6. – М. 1996. – С. 147-275, 400-579; Карташев А.В. Очерки по истории Русской церкви. – Т. 1. – М., 1997. – С. 531-676; Карташев А.В. Очерки по истории Русской церкви – Т. 2. – М., 1997. С. 267-310; Смолич И. К. История Русской церкви. 1700-1917. Часть 2. М., 1997. – С. 284-344; Коялович М.О. Чтения по истории Западной России. – М., 1864; Киприанович Г.Я. Исторический очерк православия, католичества и унии в Белоруссии и Литве. – Минск, 2006; Чистович И. Очерк истории 70

 

Западно-Русской Церкви. Часть первая. – СПб., 1882. Батюшков П.Н. Белоруссия и Литва. Исторические судьбы Северо-Западного края. – СПБ., 1890; Шавельский Г. прот. Последнее воссоединение с Православной церковью униатов Белорусской епархии (1833-1839 гг.). – СПб., 1910. Зноско К. прот. Исторический очерк церковной унии. – М., 1993.

1 Миронов Б.Н. Социальная история России периода империи (XVIII – нач. ХХ вв.). – Т. 1. – СПб., 1999. – С. 30-34.

Постепенный переход большей части православного населения в унию придал формировавшейся на протяжении XVII – первой трети XIX в. культурной дистанции определенную специфику, в целом усилив социокультурные различия между ополяченной местной шляхтой и эксплуатируемым крепостным крестьянством. Поэтому процесс полонизации западно-русской шляхты явился, по сути, процессом формирования новых колониальных отношений.

Таким образом, первые признаки колониальной ситуации, основанной на крепостной эксплуатации крестьян, сформи-ровались на территории Великого княжества Литовского в период интеграции его в состав Речи Посполитой. Решающую роль в конструировании указанных признаков сыграли государство Речи Посполитой и Римско-католическая церковь.

Вхождение западно-русских земель в состав Российской империи и упразднение Брестской унии на Полоцком соборе 1839 г. усложнили и усилили процессы этнокультурной и конфессиональной маркировки колониальной эксплуатации крепостного населения. Причиной этому стала политика Российской империи на землях, отошедших к ней после разделов Речи Посполитой 1772-1795 гг.

По утверждению Б.Н. Миронова: «Первым основным принципом на инкорпорированных территориях являлось сохранение существовавшего до вхождения в состав России административного порядка, местных законов и учреждений, отношений земельной собственности, верований, языка и культуры». Вторым краеугольным принципом «национальной политики империи» Б. Н. Миронов называет «широкое сотрудничество имперского правительства с нерусскими элитами, которые в большинстве своем получали права русского дворянства»1. 71

 

Опыт реализация названных принципов на территории Литвы и Белоруссии позволяет сделать вывод, что культурная дистанция, характерная для колониальных отношений, существовавших в Речи Посполитой, не только сохранила свои отличительные особенности, но и получила новые импульсы к дальнейшей эволюции. В этом кроется известная пара-доксальность ситуации, существовавшей на западных окраинах Российской империи в конце XVIII – первой половине XIX в.

Этническая и социокультурная политика империи, особенно в период правления императора Александра I, способствовала воспроизводству региональных колониальных отношений, придавая им новое политическое измерение. Оказывали воздействие на эти региональные процессы и внешнепо-литические обстоятельства. После 1815 г. для Литвы и Белоруссии роль своеобразной внутренней «митрополии» стало выполнять Царство Польское, включенное в состав Российской империи по решению Венского конгресса.

Что же касается социально-экономических отношений, то крепостное право и привилегии туземной шляхты, юридически закрепленные Статутом Великого княжества Литовского (отменен в 1840 г.), получили свое подтверждение в российском законодательстве. Польская шляхта бывшего княжества, юридически доказавшая свое привилегированное социальное положение, получала права российского дворянства и, следовательно, сословные льготы и привилегии, к которым относились, в первую очередь, исключительные права на землю и крепостных крестьян1.

1 Как отмечал М.О. Коялович: «Во всю нашу новейшую историю после Екатерины II, верному пониманию которой польского дела нельзя не удивляться, русские дали польским панам в Западной России такое значение, такое влияние на народ, каких они фактически никогда не имели во времена польского государства, несмотря на чудовищные права польского шляхетства. … Перед этими панами открылась вся широта сословных выгод русского дворянства, вся широта русских чинов и богатств». См: Коялович М. О. Шаги к обретению России. – Минск, 2011. – С. 563.

Римско-католическая церковь, утратив часть своих исключительных привилегий, согласно Своду законов 1832 г., была 72

 

наделена правовым статусом «покровительствуемой»1. В результате духовенство этой церкви по-прежнему выступало в роли ведущего субъекта латинизации унии (до 1839 г.), полонизации шляхты и западно-русского католического крестьянства2.

1 Толстой Д.А. Римский католицизм в России: историческое исследование гр. Д.А. Толстого. – Т.1-2. – СПб., 1876; Смолич И. К. История Русской церкви. 1700-1917. Часть 2. – М., 1997. – С. 297.

2 Следует отметить, что сложившая в Северо-Западном крае ситуация, с характерными для нее признаками туземного колониализма, возникшего в результате полонизации и окатоличения западно-русского населения, не была явлением уникальным. Схожие процессы наблюдались и в других регионах Российской империи. В дореформенный период «вместо того, чтобы проводить русификацию нерусских, российские чиновники допускали то, что нерусские элиты, такие как поляки, балтийские немцы и татары, полонизировали, германизировали и татаризировали зависимое от них нерусское население». См: Каппелер А. Россия – многонациональная империя. Возникновение. История. Распад. – М., 2000. – С.120.

Таким образом, Российской империей были воссозданы социальные и правовые институты, которые оказывали непосредственное воздействие на формирование колониальных отношений в Литве и Белоруссии. Еще одним парадоксальным результатом реализации принципов этнической и социокультурной политики империи в этом регионе стал ирредентизм местного польско-католического, дворянского меньшинства, интересы которого вступали в конфликт с интересами безопасности Российского государства.

О причинах, побуждавших местное дворянство желать воссоединения Северо-Западного края с Царством Польским, довольно точно высказался в 1865 г. будущий генерал-губернатор края А.Л. Потапов: «Можно сказать, что Литва со времени подданства России, ни на минуту не покидала надежды на близкое соединение с Польшей. Надежда эта питалась самым способом управления страной, постоянно поблажавшим польским симпатиям. … хотя провинции вошли в состав империи, но законы, язык, права и льготы для приви-легированных сословий остались те же; сама администрация, за исключением генерал-губернатора, была чисто польская, а римско-католическая религия поставлена была в положение 73

 

религии исключительно покровительствуемой и, таким образом, поляки продолжали жить прежними своими традициями. …

1815 год еще более раздражил панов Литвы против правительства русского. В состав вновь созданной Польши Литва не вошла и, значит, не воспользовалась либеральными началами, лежавшими в основе государственной жизни нового Царства. Правительство, как бы сочувствуя положению Литвы и желая хотя отчасти смягчить всю тягость нового положения страны, – сосредоточило в Варшаве всю служившую в армии молодежь Литвы и из них же сформировало Литовский корпус, все высшие и низшие должности страны заместило польскими уроженцами, и главное управление Литвы подчинило наместнику Царства Польского; в отношении воспитания и просвещения, под покровительством попечителя Виленского учебного округа князя А. Чарторыского, допустило основание целой массы училищ с явной целью воспитания молодежи в духе польском, и чувству ненависти ко всему русскому»1.

1 РГИА. – Ф. 1282. – Оп. 1. – Д. 248. – Л. 1-4.

2 Пятидесятилетие (1839-1889) воссоединения с Православной церковью западно-русских униатов: соборные деяния и торжественные служения в 1839 году. – СПб., 1889. – С. 3-15.

Для внутренней и внешней безопасности империи последствия такой «национальной политики» оказались во многом негативными. В целом же новые имперские институты власти до начала 30-х гг. XIX в. не столько конструировали, сколько юридически фиксировали те культурные различия, которые существовали между польско-католической элитой и крепостным западно-русским крестьянством. Польское восстание 1830-1831 гг. внесло известные коррективы в традиционную имперскую политику на западных окраинах России. В 1839 г. была упразднена Брестская церковная уния, что позволило кардинально изменить конфессиональную ситуацию в регионе2. Следует отметить, что упразднение Униатской церкви произошло только на территории Западного края Российской империи. В Царстве Польском Униатская церковь была сохранена и просуществовала до 1875 г. 74

 

Теперь численно доминирующей Церковью в Литве и Белоруссии стало «господствующее» русское православие, а «терпимое» польское католичество осталось в меньшинстве1. Как следствие, мирное воссоединение более полутора миллионов униатов с Русской православной церковью еще резче разделило польско-католическую, помещичье-шляхетскую элиту и крепостное, теперь уже православное, западно-русское крестьянство2.

1 «Отныне, – сообщал православный автор, – можно смело сказать, что кроме лишь собственно так называемой Литвы и Жмуди, все основное население западных областей есть не только русское, но и православное». См: Воссоединение униатов с Православной церковью в Российской империи. – Б.м. Б.г. – С. 148.

2 Как отмечал в свое время Г.Я. Киприанович: «Заграничные польско-католические и галицкие униатские историки представляют дело воссоединения как результат целого ряда насилий над униатами со стороны светских и духовных правительств. По словам этих историков, непокорные священники десятками посылались будто бы в Сибирь, а отнятые у них дети отдавались для перевоспитания в духе православия в «схизматические» училища; целые деревни будто бы восставали против введения «схизмы» и были усмиряемы военными командами и т.д. … Но эти волнения большей частью вызваны были нетактичными действиями местных гражданских и духовных властей и скоро прекратились без особых усилий со стороны правительства; ссылка же в Сибирь упорствующих священников, как достоверно известно, никогда не практиковалась». См: Киприанович Г. Я. Жизнь Иосифа Семашки, митрополита Литовского и Виленского и воссоединение западно-русских униатов с Православной церковью в 1839 году. 2-е изд. – Вильна, 1897. – С. 214.

На парадоксальность сложившихся колониальных отношений, которые обусловили особый характер господства польской дворянско-католической элиты над русским православным крестьянством, указывал известный ученый славяновед А.Ф. Гильфердинг: «Но где видела история пример, чтобы народность, господствующая в государстве, народность его создавшая, была в одной части этого государства подавлена другой, покоренной народностью? … его дано было осуществить России, которая в течение трех поколений могла сносить, чтобы под ее властью, в пространных областях ее державы, русская народность была подавляема, преследуема и даже уничтожаема меньшинством иноземцев. И это она допускала в тех самых 75

 

странах, где началось гражданское развитие русского народа, где так долго сосредотачивалась его государственная жизнь и его просвещение!»1.

1 Гильфердинг А.Ф. В чем искать разрешение польскому вопросу // Сборник статей, разъясняющих польское дело по отношению к Западной России. Выпуск первый. / Сост. С.В. Шолкович. – Вильна, 1885. – С. 25.

2 В этой связи стоит вспомнить о позиции, которую заняло “Западно-русское общество” в 1913 г. по вопросу открытия в Белоруссии высшего учебного заведения. Правительство высказало мнение в пользу открытия медицинского факультета и сельскохозяйственного института в Витебске и Минске. Поддерживая правительство в этом вопросе, практически все члены “Западно-русского общества” решительно высказались против Вильны как университетского города. “Всех их страшит пример прежнего Виленского университета, ставшего в царствование императора Александра I рассадником полонизации всего Западного края, сделавшего тогда этот край более польским, чем каким он возвратился при Екатерине от Польши под власть России». Жукович П. проф. Записка об открытии духовной академии в Вильне. // Приложение. Вестник Виленского свято-Духовского братства. – 1914. – № 5. – С. IV-V.

3 РГИА. – Ф. 908. – Оп. 1. – Д. 262. – Л. 1-6.

Увеличению культурной дистанции способствовало и российское образование, которое получало польское дворянство в Виленском университете, учебных заведениях Белорусского, а затем и Виленского учебного округа2.

Нельзя не отметить в связи с этим и начавшиеся непоследовательные и неэффективные процессы интеграции региона в состав Российской империи, которые были инициированы правительством в ответ на польское восстание 1830-1831 г. г3.

Реакцией на действия российского правительства стало усиление протестных настроений среди местной колониальной элиты, которая по-своему оценивала культурную дистанцию между ней и государственной властью. Сложилась ситуация, когда, по словам А. Эткинда, произошло совпадение амплуа угнетателя и притесняемого. Например, часть доминировавшей в крае польско-католической элиты не примирилась с утратой государственной независимости и воспринимала российскую 76

 

монархию как политического врага, а своё положение оценивала в категориях национального и культурного угнетения1.

1 На эту специфическую особенность исторического поведения польской элиты Северо-Западного края указывал виленский генерал-губернатор В. И. Назимов в июне 1862 г.: «Признавая себя единственным сословием в крае, достойным пользоваться правами человечества и гражданства, оно, польское дворянство, злоупотребляло этими правами, самовластно себе присвоенными, изуверствуя над бедным населением страны и, наконец, не сумев сохранить этих прав за собою, переходя от одной формы правления к другой, торгуя из корысти, как товаром, самыми задушевными и благородными стремлениями, дошло до того, что русское правительство увидело необходимость положить предел своеволию и безначалию. Тогда, перейдя от роли угнетателя в угнетаемых, видя грозящее в будущем совершенное распадение своего неправо нажитого достояния, польское дворянство повело по Западному краю знакомое ему дело пропаганды и при помощи духовенства впилось, так сказать, в тело и кровь украинского, литовского и белорусского населения». См: Архивные материалы Муравьевского музея, относящиеся к польскому восстанию 1863-1864 гг. в пределах Северо-Западного края. / Сост. А. И. Миловидов. – Ч. 1. – Вильна, 1913. – С. 108.

2 Миловидов А. И. Заслуги графа Муравьева для Православной церкви в Северо-Западном крае / А. И. Миловидов. – Харьков, 1900. – С. 2–4; РГИА. – Ф. 908. – Оп. 1. – Д.132. – Л. 82-83.

Духовенство и епископат Римско-католической церкви не желали признать утрату своих исключительных привилегий, которыми они обладали в Речи Посполитой, и принять свой новый правовой статус церкви, хоть и «покровительствуемой», но только «терпимой». Еще труднее для них было признание «господствующего» статуса православия, которое, с точки зрения «истинной» Римско-католической церкви, было церковью «схизматической»2.

Таким образом, многослойный характер противоречий и совпадений стал отличительной особенностью культурной дистанции, которая установилась между Российским государством, Православной церковью и русским крестьянством, с одной стороны, польской элитой и Римско-католической церковью – с другой. Кроме того, польское меньшинство Северо-Западного края после 1815 г. оказалось в положении ирреденты, то есть стало частью этнической группы поляков, отделенной от Царства Польского административными границами. Новое 77

 

территориально-административное устройство бывшей Речи Посполитой переводило губернии Северо-Западного края (территории бывшего Великого княжества Литовского) в категорию российских. В то же время Царство Польское, созданное по решению Венского конгресса в 1815 г., сохраняло свое особое политическое устройство, основанное на «династическом соединении с Россией»1.

1 Воспоминания современников о Михаиле Муравьеве, графе Виленском. – М., 2014. – С. 159.

 Такими же были политические цели польского ирредентизма и в Юго-Западном крае Российской империи.

2 Польский патриотизм не отказывается от своих притязаний: он считает Польшей все те истинно русские области, где в прежнее время огнём и мечом и католической пропагандой распространялось польское владычество. См: М. Н. Катков. 1863 год. Собрание статей по польскому вопросу, помещавшихся в Московских ведомостях, Русском вестнике и Современной летописи. Выпуск первый. – М., 1887. – С. 28.

 

Возникший в итоге сословно-этнический ирредентизм, возглавляемый дворянством и римско-католическим духо-венством, придавал колониальным отношениям в этом регионе империи уникальный характер.

 

Борьба за независимость Польского государства, которую в разных формах вели эти привилегированные социальные группы, была неразрывно связана с борьбой за установление польского политического господства в Северо-Западном крае.

 

Освободительные цели, которые преследовал польский ирредентизм, имели своей обратной стороной сохранение и воспроизводство колониальных отношений, исторически сложившихся на территории бывшего Великого княжества Литовского.

 

Очередным примером двойственного характера польского ирредентизма стало восстание 1863 г. Общей целью восстания (как и в 1830-1831 гг.) было отторжение Литвы, Белоруссии и губерний Юго-Западного края от Российской империи и утверждение на этой территории власти возрожденного польского государства в границах 1772 г.2.

«Отвоевать Западную Русь – вот что составляло с самого начала главную, существенную задачу всего польского движения. 78

 

Точка опоры была Варшава, но цель – Вильна и Киев»1. По сути, речь шла о реализации польского имперского проекта, призванного восстановить колониальное господство «метро-полии» – Царства Польского над своими «домашними»2 колониями – Северо-Западным и Юго-Западным краем3. С по-бедой восстания эти туземные польские колонии, существо-вавшие в рамках Российской империи, должны были обрести самостоятельное политическое существование под властью освобожденной «митрополии».

1 Гильфердинг А.Ф. В чем искать разрешение польскому вопросу. / Сборник статей, разъясняющих польское дело по отношению к Западной России. Вып. первый / сост. и изд. С. Шолкович. – Вильна, 1885. – С. 31.

2 Hechter H. Internal Colonialism: The Celtic Fringe in British National Development. – London: Routledge, 1975.

3 Вот что писал о целях польских повстанцев вице-канцлер князь А. М. Горчаков в «Ответе» на депешу лорда Росселя: «мятежники не требуют ни амнистии, ни автономии, ни более или менее широкого представительства. Даже безусловная независимость Царства была бы для них не более как ступенью для достижения конечной цели их стремлений.

 Цель эта состоит во владычестве над провинциями, в которых огромное большинство населения – русское по происхождению и вере, словом, – в распространении пределов Польши до двух морей, что неминуемо повлекло за собой притязания на польские провинции, принадлежащие двум соседним державам».

См: Виленский вестник. – 1863 г. – 13 июля.

Результаты восстания 1863 г. оказали, в свою очередь, решающее воздействие на состояние культурных различий, маркировавших как отношения колониальной эксплуатации крестьянства, так и практику отношений Российского государства и Православной церкви с польской элитой и католичеством Северо-Западного края.

 

 Ключевую роль в том, что культурная дистанция решительно сократилась в пользу Российского государства, русского населения и Православной церкви сыграли отмена крепостного права 1861 г. и реформы, проведенные виленским генерал-губернатором М. Н. Муравьевым.

Таким образом, «тезис внутренней колонизации» стал теоретической основой объяснительной модели, применяемой в нашем исследовании. В результате сделанного методологического выбора появилась, с одной стороны, возможность последовательно 79 рассматривать политико-административные, социально-эконо-мические, конфессиональные, культурные и этнические аспекты муравьевских реформ под одним углом зрения1.

1 Литтл Д. Изучение религиозных прав человека: методологические основания // Права человека и религия. – С. 169.

С другой стороны, теоретически обоснованное использование понятия «внутренняя колония», применительно к ситуации Северо-Западного края, позволило сформировать понятийный аппарат исследования. При изучении деятельности М. Н. Муравьева использовались такие понятия как обрусение, деколонизация, модернизация, реконкиста, наполненные конкретным историческим содержанием.

 

В) (сословный состав воставших) и национальный состав воставших численность востания.