Б. Пастернак в критике М. Цветаевой

 

Молодцов А.Б.,

ассистент кафедры русской и мировой литературы

ГОУ ВО «Луганский государственный педагогический университет»

 

Аннотация. Статья посвящена анализу трактовки творчества Б. Пастернака в литературной критике М. Цветаевой, в которой точность установленных констант поэтики Б. Пастернака сочетается с их неполным пониманием вследствие повышенного субъективизма критика.

Ключевые слова: поэтика, природа, мужественность, лирика, история.

 

Abstract. The article is devoted to analysis of interpretation of B. Pasternak’s works in literary critics by M. Tsvetayeva, where precision of found constants of B. Pasternak’s poetics combines with incompleteunderstanding of them due to elevated subjectivism of critic.

Key words: poetics, nature, masculinity, lyrics, history.

 

Творчество Б. Пастернака является одним из самых неоднозначно оцениваемых в литературе. Это в равной степени касается и его прозы, и его поэзии. Литературная критика всегда воспринимала Б. Пастернака в свете той или иной художественной системы, полемически заостряя его несоответствие тем или иным канонам.

Историк В. Молотников написал книгу «Борис Пастернак. Торжество Халтуры», лауреат Букеровский премии М. Елизаров – роман «Pasternak», в котором поэт представлен в образе демона, поработившего Россию и ее словесное искусство. Даже в современной периодике творчество Б. Пастернака освещается полемически. Подчеркнуто скептическим отношением окрашена статья С. Замлеловой «И все-таки, что ж это было?..» (цитата, между прочим, из поэзии М. Цветаевой)[4], в которой критике подвержена художественная сторона творчества Б. Пастернака, а в статье Ю. Высокова «Миру провалиться или мне чернил не достать?» – и его моральная, гражданская позиция[1].

В этом плане уникальной является критическая деятельность М. Цветаевой, которая является одной из немногих, кто рассмотрела черты «персональной эстетики» Б. Пастернака в их целостности и своеобразии, придя к проницательным и универсальным выводам. Обобщение критического опыта М. Цветаевой поможет внести ясность в довольно противоречивый портрет Б. Пастернака, ибо комплексное исследование творчества автора может основываться только на установленных и непреходящих закономерностях поэтики самого автора, в чем и заключается актуальность исследования. Цель статьи – выделить типологические особенности поэтики Б. Пастернака, отмеченные М. Цветаевой в ее критике, и степень их анализа. По мнению М. Цветаевой, «когда подходишь к явлению, надо знать, чего от него можно ожидать. И ожидать от него – именно его самого, того, что составляет его сущность» [6].

Глубокому проникновению в основы творчества Б. Пастернака способствовала интеллектуальная и душевная близость двух поэтов, их во многом типологически схожие мировоззрения, формальные поиски в поэзии, прочная связь (пусть и не демонстративная) с традициями западной, в частности немецкой культуры. Стоит вспомнить хотя бы тройную переписку Б. Пастернака, М. Цветаевой и австрийского немецкоязычного поэта Р.М. Рильке – летопись, где любовь неразделимо связана с творчеством. Поэты разбирали стихотворения друг друга, попутно выделяя и называя самые характерные их черты.

Позиция М. Цветаевой в письмах во многом преобладает и в ее критическом подходе к творчеству Б. Пастернака. Как замечает Л. Гинзбург в статье «Письма Бориса Пастернака», «трехголосый роман в письмах организует и вдохновляет Цветаева. И она заражает двух других корреспондентов своей стилистикой» [2, с. 515]. Б. Пастернак «подстраивается» под ее безудержный метафоризм, хотя и сохраняя основы своей поэтики.

Тем не менее, творческая заинтересованность, даже предвзятость М. Цветваевой как мастера слова, практика, в разборе ремесленных проблем своих коллег по перу, с нашей точки зрения, не только не скрывают объективную истину, но и обладают куда большим преимуществом в ее поисках по сравнению с анализом критиков, не понявших и не прочувствовавших поэзию Б. Пастернака.

В критике М. Цветаевой есть три статьи, которые посвящены поэзии Б. Пастернака: «Световой ливень» (1922), «Эпос и лирика современной России» (1932) и «Поэты с историей и поэты без истории» (1933). Несмотря на очевидное погружение в стихию пастернаковской поэзии, М. Цветаева, с одной стороны, не поддается проговариванию очевидного, а с другой – с помощью своего метафоризма улавливает характерные черты поэзии Б. Пастернака.

На фоне литературного процесса России 1920–1930-х гг. она, склонная к постоянному разграничению схожих, но не тождественных явлений, выделяет нескольких новых авторов, среди которых Б. Пастернак – это исключение из исключений.

По мысли М. Цветаевой, поэтов можно разделить на «поэтов с историей» и «поэтов без истории». «Поэты с историей» – по сути, не чистые лирики, погруженные в тождественность объекта и субъекта творчества. В их произведениях преодоление уже достигнутого опыта – основа развития их таланта, гения, как указывает М. Цветаева, вкладывая в это слово древнегреческий смысл – то есть силу не отдельного человека, а демона, который руководит им. Как следствие, такие творцы предрасположены к использованию разных жанров, стилистики, тем, глубже – родов литературы. Среди гигантов она выделяет И.В. Гёте, который в конце своего жизненного пути, будь предоставлена ему такая возможность, скорее всего, даже не узнал бы себя молодого и захотел бы с ним познакомиться. Кроме него – А. Пушкина, который в вечном становлении «прожил сто жизней», проделав огромный творческий путь, отмеченный вехами и в чистой лирике, и в эпических жанрах, и в драме (то же касается И.В. Гёте). В современной России М. Цветаева называет эпическим поэтом В. Маяковского, чей талант – по сути, талант «поэта с историей»[8].

Из лириков («поэтов без истории») М. Цветаева выделяет троих – А. Ахматову, О. Мандельштама, Б. Пастернака. Она называет их «поэтами без истории», потому что им как чистым лирикам не нужно было развиваться, чтобы достигнуть полноты своего выражения (в отличие И.В. Гёте, А. Пушкина или В. Маяковского) – они сразу были собой, «начали с себя». Они всегда находятся в себе, в себе и заканчивают, о чем бы ни говорили. В этом заключается вечно новая стихия природы, словесное выражение ее созидательного начала. Как утверждает М. Цветаева, им (этим поэтам) нужно просто быть, чтобы свершалось искусство.

Но, продолжает поэт-критик, Б. Пастернак является исключением и из подобной чистой лирики. Современный поэт Д. Воденников в своем интервью дал определение Б. Пастернака как «влажного, женского» поэта, подчеркивая тем самым его посвященность в тайну жизни, страдания и т.д. [3]. Свойство парадоксального и атипичного цветаевского мышления проявляется и в ее определении поэзии Б. Пастернака: у нее – это «поэзия Вечной Мужественности» [7].

Главнейшую особенность поэтики Б. Пастернака она устанавливает благодаря своей врожденной точке зрения на все с позиций культуры, вечности, творчества, которые превышают данные время и пространство, действуют в веках и мирах, нациях и индивидах. М. Цветаева отмечает, что Б. Пастернак не принадлежит сам себе, как это бывает у чистого лирика. Наоборот, он полностью отдан стихии, бездне, объективному миру природы, который безоговорочно доминирует в его поэзии. Его строки музыкальны, потому что ни одно слово не является окончательным, они почти действительно «случайны» и должны быть отменены, чтобы почувствовать общее счастье существования, растворив свое «я» в страдающем соприкосновении с миром.«Пастернак был сотворен не на седьмой день (когда мир после того, как был создан человек, распался на “я” и все прочее), а раньше, когда создавалась природа. А то, что он родился человеком, есть чистое недоразумение. И все его творчество – лишь исправление этой, счастливой для нас и роковой для него, ошибки природы» [6].

Вследствие этой «ошибки» природа у Б. Пастернака впервые дана в своей целостности, а не как преломление человеческой личности или фон для ее страстей. «О чем бы ни говорил Пастернак: о своем личном, притом сугубо человеческом, о женщине, о здании, о происшествии, – это всегда природа, возвращение вещей в ее лоно» [6]. Для Б. Пастернака это настолько справедливо, что даже история и революция видятся ему как части природного развития вещей, в силу чего М. Цветаева расценивает пастернаковские «эпические мотивы» («Лейтенант Шмидт», «Девятьсот пятый год») как растрату таланта поэта на не подлежащие его восприятию вещи – гражданственность и открытость, когда Б. Пастернаку наиболее свойственна тайна и скрытость: «Пастернак живет не в слове, как дерево – не явственностью листвы, а корнем (тайной). Под всей книгой («Сестра моя жизнь» – А.М.) – неким огромным кремлевским ходом – тишина» [7].

По логике М. Цветаевой, образ Шмидта оказался дюжинным, невыразительным, поскольку любое дерево в поэме обладает куда большей уникальностью, чем он. С нашей точки зрения, М. Цветаева, подступив вплотную к одной из характерных черт пастернаковской поэтики, обозначив ее, не истолковала ее до конца объективно. Это произошло не только в силу ее личного мировоззрения, полностью отрицавшего (в гётевском духе) неудавшееся (ср.: у В. Маяковского она признает гениальными изложенные с силой «банальности» – но это приемлемо, так как излагает их с необыкновенным талантом В. Маяковский[8]), не только в силу иного понимания происходящего, но и в силу простого незнакомства с итоговыми произведениями Б. Пастернака – романом «Доктор Живаго» и поэтическими сборниками «На ранних поездах» и «Когда разгуляется». История для Б. Пастернака и являлась растительным царством, по своей сути, тем самым, из которого он вышел сам и согласно законам которого происходит все на свете. Удивительно, что М. Цветаева, отметившая «мужественность» поэзии Б. Пастернака, не заметила «мужественности» лирического героя – лейтенанта Шмидта, говорящего: «Не встать со всею Родиной, / Мне было б тяжелее», а также: «Поставленный у пропасти / Слепою властью буквы, / Я не узнаю робости / И не смутится дух мой» [5, с. 335].

Это важно, потому что «мужественность» М. Цветаева понимает как постоянную приверженность высшему порядку (история, творчество, истина), а не сиюминутным обстоятельствам (среди которых могут числиться и политический режим, общественные вопросы, литературная мода и т.п.). В данном случае Шмидт проявлял именно такую «мужественность» – как верный целостности жизни, а не ее одной выдающейся односторонности. М. Цветаева как будто отказывается верить, что для Б. Пастернака смерть Шмидта и верность окончательной правде – это одно и то же.

Между тем, у Б. Пастернака – «светопись: так бы я назвала. Поэт светлот (как иные, например, темнот). Свет. Вечная Мужественность – свет в пространстве, свет в движении, световые прорези (сквозняки), световые взрывы – какие-то световые пиршества» [7].

Речь идет о свете созидания, свете жизни и ее многообразия, ее гениальности, намного превышающей силы человека. Мужественность нужна как раз для этого – для признания своей ничтожности, для отказа от себя, для того, чтобы представать снова и снова перед побеждающей тебя жизнью (природой, порядком и т.д.). Мужественность именно потому, что такая верность целостности и готовность идти ради нее до конца ведут к полному уничтожению, к отрицанию даже самого себя (это совершенно справедливо для мировоззрения М. Цветаевой, и она же замечает это по аналогии у Б. Пастернака; к слову, именно поэтому тот же Д. Воденников полагает, что так, как М. Цветаева, жить нельзя, это тупик [3]). «Быт для Пастернака – удерж, не более чем земля – примета (прикрепа) удержать (удержаться). Ибо исконный соблазн таких душ – несомненно – во всей осиянности: Гибель» [7].

В то же время М. Цветаева утверждает, что «Пастернак не прятался от Революции в те или иные интеллигентские подвалы. (Не подвал в Революции – только площадь в поле!)»[7]. Очевидно, для нее Б. Пастернак был лириком, настолько углубленным в природу, что ему не под стать было браться за эпос, который, с точки зрения М. Цветаевой, не удался. «Из глубин своей уникальной, неповторимой, безнадежно лирической сущности, отдав своим эпическим и гражданским мотивам все свои природные и “погодные” богатства. Давая каждой теме, – если употребить излюбленное выражение Пастернака, у которого и звезды в листьях “как дома”, – беспрепятственно и полновластно войти в его лирическую ризницу и быть там как дома. Можно сказать, что в своих эпических темах Пастернак еще больше лирик, больше природа, больше Пастернак, чем сам Пастернак» [6].

Таким образом, мы полагаем, что в критике М. Цветаевой, посвященной творчеству Б. Пастернака, выделены универсальные отличительные черты его поэтики, но истолкованы они традиционно, без учета синкретизма родов литературы в «персональной эстетике» Б. Пастернака. Преимущество М. Цветаевой в установлении особенности является также преградой в собственно анализе этой особенности.

 

Литература

1. Высоков Ю. Миру провалиться или мне чернил не достать? / Ю. Высоков // Газета «Суть времени». – № 409 (от 24 декабря 2020 г.)[Электронный ресурс]. – Режим доступа: https://rossaprimavera.ru/article/21277471. – Загл. с экрана. (дата обращения 15.02.2021 г.).

2. Гинзбург Л.Я. Записные книжки. Воспоминания. Эссе / Л.Я. Гинзбург. – СПб.: Искусство–СПБ, 2002. – 768 с.

3. Дмитрий Воденников о поэзии, Быкове, Маяковском, Ахматовой и метамодерне/ Книжный чел [Электронный ресурс]. – Режим доступа: https://www.youtube.com/watch?v=g0wpkVGdaag. (дата обращения: 12.02.2021 г.).

4. Замлелова С. «И все-таки, что ж это было?..» / С. Замлелова // Пермский писатель. – 2016. – №2. – С. 3–5.

5. Пастернак Б.Л. Собр. соч.: В 5 т. – Т. 1. Стихотворения и поэмы 1912–1931 / Б.Л. Пастернак / Вступ. Статья Д. Лихачева. – М.:Худож. лит., 1989. – 751 с.

6. Цветаева М.И. Поэты с историей и поэты без истории / М.И. Цветаева// Статьи и эссе о литературе [Электронный ресурс]. – Режим доступа: http://tsvetaeva.lit-info.ru/tsvetaeva/proza/poety-s-istoriej-i-bez.htm. (дата обращения: 16.02.2021 г.).

7. Цветаева М.И. Световой ливень / М.И. Цветаева// Статьи и эссе о литературе [Электронный ресурс]. – Режим доступа: http://tsvetaeva.lit-info.ru/tsvetaeva/proza/poety-s-istoriej-i-bez.htm. (дата обращения: 16.02.2021 г.).

8. Цветаева М.И. Эпос и лирика современной России / М.И. Цветаева// Статьи и эссе о литературе[Электронный ресурс]. – Режим доступа: http://tsvetaeva.lit-info.ru/tsvetaeva/proza/poety-s-istoriej-i-bez.htm. (дата обращения: 16.02.2021 г.).

УДК [821.161.1-1.09: 929 Мандельштам]: 82.09 (4-15)