Критическая проза О. Э. Мандельштама

Оселедько М.В.,

ассистент кафедры журналистики и издательского дела

ГОУ ВО ЛНР «Луганский государственный педагогический университет»

Аннотация. В статье рассматривается один из важных аспектов творчества О.Э. Мандельштама ‒ его критическая проза. В ней он раскрылся не только как писатель, но и как ученый-литературовед, глубоко знающий историю и современность русской и зарубежной литературы.

Ключевые слова: искусство, статья, критическая проза, акмеизм, эллинизм.

Abstract. The article examines one of the important aspects of O. E Mandelstamʼs work ‒ his critical prose. In it, he revealed himself not only as a writer, but also as a literary scholar who deeply knows the history and modernity of Russian and foreign literature.

Key words: art, article, critical prose, acmeism, Hellenism.

Актуальность темы «Критическая проза О.Э. Мандельштама» обусловлена тем, что деятельность поэта как литературного критика тесно связана с его творчеством, но эта проблематика изучена недостаточно. Между тем, для О.Э. Мандельштама - это связующие элементы всей его поэзии.Поэтому целью нашей работы является всестороннее исследование этих связей, выявление концептуальных смыслов, литературных лейтмотивов, единых способов словотворчества. Для достижения поставленной цели необходимо решить следующие задачи:

1) проанализировать статьи, в которых отражена связь критической прозы О. Э. Мандельштама и его поэзии;

2) охарактеризовать основные периоды творчества поэта, посвященные литературной критике

3) проанализировать программные статьи О.Э Мандельштама;

4) рассмотреть метод критического анализа О.Э Мандельштама.

Объектом нашей статьи является критическая проза О.Э. Мандельштама.

Предметом ‒ метод критического анализа русской и зарубежной литературы О.Э Мандельштама. В своем исследовании мы опирались на труды И.Н Сухих, И.П. Смирнова, М.Я.Полякова, Д.Е. Максимова.

Самым важным вопросом, который ставил для себя О.Э. Мандельштам в своих критических трудах – это вопрос о сущности искусства, о его функциях в окружающем мире. О ком бы из своих предшественников или современников он не писал, он всегда видит их как бы в контексте времени, их биографии, быта. В статьях 20-х годов, составляющих большую часть его критического наследия, объединяются вопросы искусства и общественного сознания, присутствует стремление понять значение их в современной жизни, определить соучастие художника в процессе исторического творчества. Эта ориентация на будущее, это твердое убеждение в нравственном значении искусства помогли О.Э. Мандельштаму не только правильно оценить таких поэтов, как А.А. Блок, В.В. Хлебников, В.В. Маяковский, Б.Л. Пастернак, или таких прозаиков, как М.М. Зощенко, Вс.В. Иванов, В.П. Катаев и др., но и выработать общие принципы поэтики, основные положения которой (особенно в «Разговоре о Данте») сохраняют научное значение и в наши дни. М.Я. Поляков отмечает: «в годы непримиримой борьбы теоретиков формальной школы и апологетов вульгарного социологизма Мандельштам сохранил трезвое и живое понимание высокой содержательности искусства. Недаром он любил говорить: «Мы ‒ смысловики». Его анализ истории русской поэзии, ‒ а он в основном был увлечен ею, ‒ понимание исторического значения Достоевского и Толстого, неприятие многих явлений модернистской прозы содержат в себе немало точных и тонких наблюдений [5, с.5]. И недаром главная тема книги «О поэзии» (1928) ‒ это историческое значение культуры и сближение ее с новым обществом и новым читателем. Его теоретическая мысль была не вполне понятна его дореволюционным современникам. Она была обращена как бы к грядущим «собеседникам», как он называл своих читателей.

Иногда в критической прозе О.Э. Мандельштама рождается как бы предчувствие будущих стихов. В 1920 году появляется стихотворение с загадочными строками:

Сестры ‒ тяжесть и нежность, одинаковываши приметы. Медуницы и осы тяжелую розу сосут. Человек умирает. Песок остывает согретый, И вчерашнее солнце на черных носилках несут [4,с.76].

Речь, по-видимому, идет о статье О.Э. Мандельштама «Пушкин и Скрябин» (1920). Темой статьи была «уверенность в окончательном торжестве личности, цельной и невредимой», составляющая основу нового искусства. Смерть А.С. Пушкина и А.Н. Скрябина, как сказано у О.Э. Мандельштама, «собирала русский народ и зажигала над ним солнце ».

В статье 1922 года об А.А. Блоке (названной позднее «Барсучья нора») О.Э. Мандельштам, говоря о расширении «области безусловного и общеобязательного знания о поэте», выдвигал две методологические задачи, стоящие перед исследователем: 1) что хотел сказать поэт и 2) откуда он пришел. Важнейшей представляется ему проблема литературного генезиса. «Установление литературного генезиса поэта, его литературных источников, его родства и происхождения сразу выводит нас на твердую почву. На вопрос, что хотел сказать поэт, критик может и не ответить, но на вопрос, откуда он пришел, отвечать обязан ...» [3,с. 270].

По мнению М.Я Полякова, «это отражение влияния его университетских учителей, А.Н. Веселовского, В.Ф. Шишмарева и других видных представителей культурно-исторической школы, для которыхвопросы литературного генезиса составляли самое существо литературной науки».[4,с.20]. А если говорить о всей поэтической и критической деятельности О.Э. Мандельштама, то в этой статье различаетсяего «историческая любовь» к неразрывности культурно-исторического времени со всеми периодами и звеньями мировой и русской культуры.

Как свидетельствуют современники, на вопрос, что такое акмеизм,
О.Э. Мандельштам в 30-е годы отвечал: «тоска по мировой культуре». Он понимал культуру как духовное начало, придающее строй и архитектонику историческому процессу, и никогда не принимал бегство из земного, трехмерного мира в сферу чистого духа. Блестящее знание мировой и русской философии, с одной стороны, и строго академической филологии определили своеобразный характер и сложность источников его критических этюдов, теоретических и исторических эссе.

Программный манифест О.Э. Мандельштама «Утро акмеизма» открывается декларацией принципа объективного подхода к художественному произведению. «Для огромного большинства произведение искусствасоблазнительно, лишь поскольку в нем просвечивает мироощущение художника. Между тем мироощущение для художника орудие и средство, как молоток в руках каменщика, и единственно реальное ‒ это само произведение» [3, с.320].

По мнению И.Н. Сухих, «для Мандельштама цель критики ‒ не только выражение своих впечатлений, но понимание объективной структуры чужого создания. Поэтому уже в ранних его анализах уяснение механизмов, действующих в самом произведении, связано с контекстами культуры. Субъективная прихотливость, свобода от воли автора органически неприемлемы для него» [7, с.2].

Критика для О.Э. Мандельштама ‒ это не только отражение литературно-групповой борьбы (акмеисты против символистов), но и продолжение лучших традиций русской критики и литературной науки. В статье «Выпад» (1924) он требует: «Читателя нужно поставить на место, а вместе с ним и вскормленного им критика. Критики, как произвольного истолкования поэзии, не должно существовать, она должна уступить объективному научному исследованию ‒ науке о поэзии» [3,с.231].

Д.Е. Максимов отмечает: «Мандельштама беспокоит, что богатый и яркий литературный процесс 20-х годов будет невнятно осмыслен и произвольно истолкован. «Еще с первых же шагов его посмертной жизни мы должны научиться, ‒ пишет он в статье о Блоке, — познавать Блока, бороться с оптическим обманом восприятия, с неизбежным коэффициентом искажения» [2, с.196].

Вырабатывая общую концепцию искусства, определяя основные категории поэтики, О.Э. Мандельштам объединяет историю литературы и современную критику. Современные ему явления литературы он возводит к историко-культурному процессу в целом. Он не может понять А.А. Блока, не увидев его места в картине эволюции русской поэзии. Нерасторжимое единство литературногопроцесса ‒ от «Слова о полку Игореве» до В.В. Маяковского и И.Л. Сельвинского ‒ является одним из самых прочных убеждений поэта.

Культуру О.Э. Мандельштам определяет для себя как набор разнообразных текстов, которые колеблются между каноном и нарушением канона. Основное же в тексте ‒ рождение новых смыслов, он не статичен и включен в социальную структуру. А его понимание и оценка требуют научно-исторического подхода. Для О.Э. Мандельштама текст ‒ не пассивное звено передачи информации, он участник строительства окружающего мира.

Далеко не случайно, что книгу «О поэзии» открывает статья «Слово и культура». Она была впервые напечатана в 1921 году и знаменовала собой противоречивое понимание О.Э. Мандельштамом революции. По мнению М.Я. Полякова, «она внутренне полемична, ибо возникла в атмосфере необыкновенно острых споров о художественном наследстве. Классика нередко получала резко отрицательное и вульгарно-социологическое истолкование в статьях футуристов, пролеткультовцев, а позднее рапповцев. Сложность практического решения вопроса о традициях особенно ясно ощущалась в эпоху становления советской поэзии» [5, с.30].

Цель статьи О.Э. Мандельштама и заключается в широкой культурологической постановке этого злободневного вопроса. Поэтому поэт высказывает резкое неприятие чисто формальных поисков, разрушения формы. «В последнее время разрушение сделалось чисто формальной предпосылкой искусства. Распад, тление, гниение ‒ все это еще décadence» [3,с.225]. Перечисляя наиболее левые школы в искусстве, О.Э. Мандельштам называет это «самоубийством по расчету, любопытства ради. Можно разобрать, можно и сложить как будто испытуется форма, а на самом деле гниет и разлагается дух...» [3,с. 225].

Главная тема статьи, да и всей книги, ‒ важность культуры старого мира для нового советского общества. «Да, старый мир ‒ «не от мира сего», но он жив более, чем когда-либо…». И в другом месте: «Часто приходится слышать: это хорошо, но это вчерашний день. А я говорю вчерашний день еще не родился. Его еще не было по-настоящему». В этом заключается смысл его тяготению к глубинным слоям времени, и отсюда лозунг: «Революция в искусстве приводит неизбежно к классицизму». Вероятно, «классицизм» имеет здесьзначение не школы, а художественных ценностей в целом, созданных классиками. В условиях «ускорения исторического процесса» классическое наследие утоляет духовный голод, становится питательной средой творческой энергии. Открытость старой культуры новому обществу ‒ вот его заветная мысль. Из нее и вывод, что «социальный переворот принес более глубокую «секуляризацию», и необычно звучащая формула: «Культура стала церковью». И здесь речь не о религиозном институте. Н.И. Сухих отмечает, что «для автора именно культура заменила религию, превратилась в духовный центр (церковь) общества, что к ней перешли функции выражения нравственного и социального кодекса современного человека. В ней ‒ выражение высших гуманистических идеалов. В ней «простой хлеб» заменил «священную жертву» церковного обряда. Революция освободила человека: «Наконец мы обрели внутреннюю свободу, настоящее внутреннее веселье» [7, с.4].

В понимании поэзии и, прежде всего, ‒ поэтического слова у
О.Э. Мандельштама существует важнейшее понятие, связывающее поэзию и культуру. Это ‒ «эллинизм». «Русский язык ‒ язык эллинистический. По целому ряду исторических условий, живые силы эллинской культуры, уступив Запад латинским влияниям и ненадолго загощиваясь в бездетной Византии, устремились в лоно русской речи, сообщив ей самобытную тайну эллинистического мировоззрения...» [3, с.245].

Поэтому эллинистическая природа русского языка и поэзии заключается для О.Э. Мандельштама в органичности его природы, ясности и прозрачности мысли, звучащей полноты. Поскольку язык ‒ это не слова, а само творчество, само называние и крещение мира.

Статья «Конец романа» была одним из самых глубоких в начале 20-х годов теоретических размышлений о проблеме жанра. Оценки
О.Э. Мандельштамом современных прозаиков (от А. Белого и до Ильфа и Петрова), высказанные в различных статьях и рецензиях тех лет, не были случайными и разрозненными. Их объединяет общий взгляду критика, для которого проблема жанра решается в непосредственной связи с широкой культурологической перспективой. Глубокий анализ общих историко-типологических особенностей романного жанра сближают
О.Э. Мандельштама с теорией и методами исторической поэтики А.Н. Веселовского. Это влияние проявляется в самом типе критического мышления О.Э. Мандельштама. В статье о романе как бы осуществлена основная установка А.Н. Веселовского, писавшего по поводу романа, что «история поэтического рода ‒ лучшая поверка его теории» [1,с. 33]. Определение, как выражался А.Н. Веселовский, «общественно-психологического типа», заключенного в поэтической деятельности, очень важно было для теоретических построений Мандельштама.

В «Конце романа» сформулированы исторические и художественные особенности жанра от его начальных форм и до XX века. О.Э. Мандельштам увидел в романе «столько же художественного события, сколько события в общественной жизни. Происходило массовое самоопознание современников... Роман воспитывал целые поколения...» [3,с.267].

Речь идет о социально-исторической обусловленности жанра. Отсюда тонкие наблюдения над историей романа XIX века, его связи с эпохой наполеоновских войн (Стендаль), с заменой выдающегося героя заурядным человеком. Меняется тип романа, в котором «центр тяжести переносится на социальную мотивировку» (Бальзак, Золя). «Все это, ‒ пишет поэт, ‒ наводит на догадку о связи, которая существует между судьбой романа и положением в данное время вопроса о судьбе личности в истории» [3,с.267].

Все исследования получат впоследствии широкую разработку в советской теории романа, найдет свое подтверждение методологически точная постановка вопроса у О.Э. Мандельштама. Критическое наследие О.Э. Мандельштама ‒ одна из интереснейших страниц русской поэтической критики первой четверти XX века. Особенно важна в нем его установка на разговор о поэзии в рамках культурологической концепции. Он обращается к анализу образов искусства ‒ прошлого и современного, ‒ чтобы с их помощью показать философские основы искусства, внутреннее содержание творчества и принципы поэтики. Через искусство проявляется исконный смысл цели и места поэта в обществе. Наследие его ценно помимо всего прочего тем, что является своеобразным выражением эстетического самосознания собственного творчества поэта.

В целом же его критическая эссеистика, устремленная к освоению классического наследия, органически принадлежит русской литературе предреволюционного и советского времени.

 

Литература

1. Веселовский А. Н. Из истории романа и повести. / Вып. 1. СПб., 1886. ‒ С. 26 – 35.

2. Максимов Д.Е. Поэзия и проза Ал. Блока. ‒ Л.: Советский писатель, 1981. ‒ 552 с.

3. Мандельштам О.Э. Собрание сочинений в 4-х томах. Том 2. ‒ М.:Терра, 1991. ‒ 730 с.

4. Мандельштам О.Э. Собрание сочинений в 4-х томах. Том 1. ‒ М.:Терра, 1991. ‒ 684 с.

5. Поляков М.Я. Критическая проза О.Мандельштама // Мандельштам О.Э. Слово и культура: Статьи. ‒ М.: Сов. писатель, 1987. ‒ С. 3-36.

6. Смирнов И. П. Художественный смысл и эволюция поэтических систем. ‒ Л., 1977. ‒ С. 147.

7. Сухих И.Н. Осип Мандельштам: критика как поэтика (несколько положений) //Ученые записки Новгородского государственного университета имени Ярослава Мудрого. ‒ 2018. ‒ № 6 (18). – С.1-5.

 

 

Заключение