Расколотая психика — симптом дефектной морали

Разумеется, идея о том, что в душе человека существует или может существовать раскол, не нова. Многие теоретики, исследовавшие внутренние конфликты, соглашались с тем, что в человеке уживаются разные части, или голоса, которые пытаются завоевать первенство или быть услышанными. Если существует внутренняя борьба за власть, в ней должны участвовать как минимум два обособленных элемента. И тогда психика человека оказывается как бы расколотой Фрейд и его последователи называли это конфликтом между сознанием и подсознанием человека. Юнг добавил к нему конфликт между индивидуальным и универсальным, или первичным. В буддизме это — конфликт между бескорыстием и себялюбием, а в западных религиях — конфликт между внутренними силами добра и зла. Перечень можно продолжить.

Стоит нам принять идею внутреннего раскола, как возникает вопрос: чем вызвано расщепление психики и каково его влияние на поступки людей и их мотивировки? Мы считаем, что колебания между контролем и его отсутствием, наблюдающиеся при наличии зависимости, чаще всего являются проявлением душевного раскола. (238:)

Как бы конкретная теория ни характеризовала составляющие, на которые оказывается расколотой психика, редко бывает так, что их оценивают одинаково. Буддизм ставит альтруистическое выше эгоистического, иудейско-христианская религия ставит добро выше зла (было бы трудно ожидать чего-то иного, поскольку в рамках тех же категорий рассматривается и оценивается вся действительность), а Фрейд полагал, что сознание должно контролировать по сути антисоциальные подсознательные силы индивида. (Он считал подавление необходимым, поскольку, будучи викторианцем, мыслил в рамках дуалистической морали тех религий, которые презирал, даже не представляя себе, что его трехчастная модель психики, с разделением на сознательное, предсознательное и бессознательное, была, скорее, отражением этой морали, чем отражением человеческой природы.) Юнг, в отличие от других, иногда не отдает предпочтения ни одной из сторон — именно в этом главное его новаторство, секрет непреходящей актуальности и популярности.

Поскольку расколотая психика является практически неизбежным порождением не всех, а только некоторых культур, внутренний раскол нельзя считать неотъемлемым свойством человеческой природы. Скорее, он развивается в результате воздействия дуалистических систем морали, исходящих из необходимости отречения, которые подразделяли жизнь на жесткие категории, противопоставляя духовное мирскому, душу — телу, дух — материи и т.д. Тогда делом жизни становится забота о том, как бы максимально развить «хорошую», нравственную часть своей раздвоенной личности. Например, цель буддиста — стать лучше, т.е. стать более бескорыстным и менее эгоистичным[87].

Во всех социальных иерархиях, основанных на производстве и накоплении, превыше всего ценится исполнение долга, а следовательно, работа ставится выше развлечений. Все они делят людей на трудолюбивых и ленивых, отдавая предпочтение первым. Проявлять трудолюбие — значит производить, демонстрировать результаты. Лень — понятие, несущее отрицательный смысл, и определяется как пустая трата времени, не дающая никаких результатов. В таких системах морали досуг не имеет никакой самостоятельной ценности, (239:) разве что служит временной наградой за тяжкий труд и выполняет в основном восстановительную функцию. Но это не настоящий досуг. Если досуг не так важен для благополучия человека, как работа и производительность труда, то нет ничего удивительного, что те, кто его лишены, находят для себя саморазрушительные занятия, позволяющие отвлечься от жизни, где труд не радость, а всего лишь средство поддержания существования, как правило, жалкого. Печальная истина заключается в том, что в обществе, где не ценится досуг, у людей чаще всего нет ни досуга, ни работы, которая придавала бы жизни смысл.

Зависимость считалась (а зачастую и поныне считается) моральным кризисом, влекущим за собой аморальные поступки. Мы также рассматриваем многие из случаев зависимости прежде всего как нарушения морального свойства, но в этих нарушениях повинна порочная мораль, а не порочные люди. На наш взгляд, такие нарушения бывают у людей, которые глубоко усвоили ценности, по меркам которых не только невозможно жить, но которые еще и требуют отречения от важнейших сторон человеческой природы, подавления их в себе. Тогда часть человеческой личности, принимающая эти ценности, становится внутренним диктатором, который старается строить свое поведение так, чтобы оно отвечало принятым ценностям, а любые отклонения определяет как дурные или ущербные. Ценности вмещают в себя стандарты, к которым необходимо стремиться, и идеальное представление о том, каким должен быть хороший, достойный человек. Та часть личности, которая старается воплотить в себе эти ценности, считается достойной, уважаемой, короче говоря, «хорошей» частью. Семейные и общественные механизмы поощрения и наказания обычно поддерживают и укрепляют стремление этой якобы хорошей стороны личности контролировать поведение человека.

Мы рассматриваем раскол психики как отражение хорошо усвоенных традиционных взглядов, подразделяющих все действия на жесткие категории «правильное» и «неправильное». Не подвергая сомнению необходимость самих этих понятий, тесно переплетающихся в каждом общественном строе, мы хотим оспорить жизнеспособность подхода, превращающего добро и зло в абсолютные величины (ведь именно этим определяется неизменность правил поведения и принципов разделения на «правильное» и «неправильное»). Сложным, (240:) изменчивым обществам необходим гибкий подход к морали, который позволил бы связать понятия «правильное» и «неправильное» с процессами, движущими общество в нужном направлении (в качестве примеров можно привести отношение к проблемам выживания, социальной справедливости и веры в себя).

Разумеется, обществу легче контролировать своих членов, когда в его распоряжении имеются жесткие, постоянные категории «правильное» и «неправильное», если, конечно, люди принимают их за чистую монету. Задача традиционных религий как раз и состоит в том, чтобы обеспечить должное к ним отношение. В основе морального противоречия между так называемым правильным и неправильным, чистым и нечистым, добром и злом или (как в некоторых восточных религиях) между реальностью и иллюзией лежит исходное разделение на бескорыстное и своекорыстное. В этой книге мы уже не раз объясняли, как и почему такое деление на бескорыстное и своекорыстное, эгоистическое и альтруистическое порождает «отреченческую мораль»[88]. Здесь основным принципом является бескорыстие и его следствие — самопожертвование, ибо такая мораль утверждается именно через идеалы принесения своекорыстных интересов в жертву Божьей воле (монотеизм), коллективному благу (коммунизм), закону кармы (индуизм). Буддизм идет еще дальше, рассматривая бескорыстие как ключ к морали и благим деяниям. Но такая мораль по сути своей авторитарна, так как она связывает «добро» с принесением личных интересов в жертву неким «высшим интересам», которые сама же определяет так, как ей удобно.

Мы уже неоднократно показывали, что понятия «эгоцентризм» и «бескорыстие» имеет смысл рассматривать только в тесном взаимодействии[89]. Исходя из нашей системы взглядов, эгоистическое начало — всего лишь одно из проявлений человеческой природы, так же как и способность бескорыстно заботиться о других. И тот, и (241:) другой тип поведения в определенной степени ценны и функциональны и проявляются по большей части совокупно, а не раздельно, если их вообще можно разделить. Любая мораль, противопоставляющая эти две категории и провозглашающая наиболее значимой одну из них (бескорыстие), способна лишь глубоко расколоть психику тех, кто принимает такую систему ценностей, следствием чего становится внутренняя борьба за удержание в узде обесцененного аспекта собственной личности. Признание бескорыстия высшей ценностью — вот та лазейка, через которую коварный авторитаризм, наследие старого порядка вещей, незаметно проникает во многие современные парадигмы[90].

Даже Юнг, чье мировоззрение допускало существование и равновесие основных противоположностей, низводил так называемую темную сторону человеческой натуры к первичному понятию, которое называл «тенью». Тени омрачают все, на что падают, но сами они невещественны, не могут существовать самостоятельно. И то, что Юнг выбрал этот бестелесный образ как символ «негативного» полюса человеческой личности, указывает на то, что и он ощущал себя в соприкосновении с ней несколько неуютно. Ведь там, где есть тень, есть и нечто другое то, что ее отбрасывает. Фактически это эгоизм, в особенности эгоизм непризнанный или неосознанный, который отбрасывает все существующие в нашем мире тени. Есть люди, полагающие, что стоит только проявить к тени понимание или сострадание, и она исчезнет, как по волшебству. Однако эгоизм очень реален и от сострадания не исчезает. Вот почему все моральные и социальные системы пытаются его сдерживать или направлять в другое русло, где его проявления будут приемлемы.

Правила любой игры определяют схему, по которой игроки должны действовать или могут выжидать, а также оговаривают, какие ходы считаются жульническими. Жульничество — это нарушение правил (обычно тайное) с целью получить личное преимущество. Правила, регулирующие игру жизни, называют этикой. Не существуй на свете эгоизма, они были бы не нужны. Мы не склонны считать, что эгоизм лежит в основе всех побуждений, это было бы лишь дальнейшим развитием принципа или-или, что не особо отличается от возвышения роли бескорыстия, которое длилось не одно (242:) тысячелетие. И все же необходимо признать, что эгоизм — реальная часть человеческой природы, неискоренимая, необходимая и даже полезная. Отрицание эгоизма или попытки его искоренить — занятие саморазрушительное и пагубное, а кроме того, это не решает порождаемых им проблем.

Все лицемерные и лживые оправдания по поводу употребления власти и злоупотребления ею, характерные для всех цивилизаций, как правило пытаются замаскировать наличие каких-либо личных интересов. Гитлер оправдывал свои действия, опираясь на идеологию, провозглашавшую высшей ценностью интересы арийской расы. Тот факт, что Гитлера, если уж на то пошло, «арийцы» заботили так же мало, как и прочие народы, совершенно очевиден, поскольку он уничтожал всех, кто мешал ему в осуществлении его личных амбиций. Но фюреру не удалось бы снискать поддержку нации, заявляй он направо и налево, что единственная его цель — любой ценой добиться власти.

Особенности и масштабы собственного эгоизма обычно держат в тайне, часто даже от самих себя. Подобные вещи скрываются в глубинах подсознательного поведения, главным образом потому, что людям сызмальства внушается, что они должны испытывать чувство вины и стыда за эту сторону своей натуры. Кроме того, глубоко заложенное ощущение, что мы недостаточно хороши, есть главный фактор, стоящий за всеми внутренними понуждениями. Оно, в свою очередь, порождает необходимость оправдывать свое существование, постоянно чего-то добиваясь и стараясь стать «лучше». Люди — единственные животные, которые испытывают такие чувства. Личные достижения и одобрение общества действительно повышают ощущение собственной значимости. И все же, поскольку дух эгоизма никогда не удается выветрить до конца, борьба может длиться бесконечно. Такая глубоко укоренившаяся потребность оправдывать собственное существование лежит в основе пуританства. Побудительный аспект пуританства — постоянное стремление стать лучше, чище. Это нескончаемый труд, не ведающий передышки, особенно если учесть, что чистота определяется как нечто полностью отрицающее ценность человеческой природы как таковой. Большинство религий поощряет это, провозглашая ценность чистоты, в частности чистоты намерений (имеется в виду, что намерения должны быть лишены корыстных интересов). Но если людей учат (243:) относиться с пренебрежением к одному из главных проявлений своей природы, такое обесценивание неизбежно бывает чревато низкой самооценкой, которую сегодня все считают повинной во многих социальных проблемах, в число которых входит и зависимость.

Мы делаем акцент на дихотомии эгоистичный-бескорыстный, поскольку считаем ее основным источником внутреннего конфликта для множества людей. Во всех обществах есть свои писаные и неписаные правила, которые сдерживают, ограничивают и направляют проявления эгоизма, в чем как раз и заключается цель процесса социализации. Но старые системы морали добивались этой цели, используя авторитарные методы, осуществляя контроль над людьми, насаждая чувство вины и страх перед «недостойной» стороной человеческой природы. Сегодня люди и общества менее контролируемы, потому что старые механизмы принуждения больше не действуют. Мы вновь утверждаем, что любая внутренняя борьба, ставшая привычной, есть показатель расколотой психики, кроме того, природа такого раскола носит моральный или нормативный характер. И то, что мы называем зависимостью, — лишь одно из его выражений.