Отрешенность как накопительство

На первый взгляд тот факт, что все главные мировые религии основываются на морали отрешенности, кажется несколько странным, поскольку все они действуют в рамках культур, где накопление богатства, власти и престижа возводит людей на верхние уровни иерархии. Накопление представляется полной противоположностью отрешенности. Эта загадочное несоответствие становится понятным, если посмотреть на него как на результат постепенного расхождения (357:) интересов божественных и земных: накопление было именно той деятельностью, которая выводила человека вперед в мирских делах, тогда как отрешенность от мирских забот обеспечивала ему первенство в делах духовных. Как только общее направление человеческой мысли и поступков начало склоняться к модели накопления, этот подход незаметно стали применять по отношению ко всему, включая и отрешенность: появилась возможность, упражняясь в самопожертвовании, накапливать духовные заслуги.

Отрешенность — зеркальное отражение накопительства, но с такой же иерархической структурой, с той же идеей достижения определенных высот путем борьбы и расчета, со столь же честолюбивым менталитетом. Может показаться, что противоположна сама суть этих понятий (жертвенность в противовес приобретательству), но таково лишь первое впечатление, поскольку форма и внутренние структуры того и другого одинаковы. Мораль накопительства предлагает стандарты «правильности», что позволяет измерить степень «неправильности» (эгоизма, греховности или отрицательной кармы), а потом, прибегнув к жертвенности, накапливать заслуги. Забавно, что религии, провозглашающие отказ от накопительства, основаны на собирании и накоплении духовных заслуг, то есть являются по сути своей накопительскими. Перед нами всего-навсего очередной пример того, как принцип взаимоисключения (или-или) порождает воинствующие противоположности, которые, пусть бессознательно, приводят именно к тому, с чем стараются покончить. Иерархический раскол между духовным (священным) и мирским порождает авторитаризм. Авторитарные иерархические структуры, в сущности, вырастают из отрешенности, всегда умеющей оправдать любую жертву во имя высшего идеала.

Духовный путь, являющийся составной частью идеологии Единства, подразумевает восхождение к просветленному состоянию путем культивирования бескорыстия. Этот путь, уже пройденный теми, кто пытался достичь просветления, изображается одинаковым для всех людей, независимо от исторической ситуации, в которой каждый из них находится. Рассматривая духовность вне истории, мы вырываем ее из эволюционирующей Вселенной. Если же, напротив, согласиться, что Единство встроено во Вселенную и также постоянно развивается, можно будет признать, что человеческая духовность изменяется, как и все остальное. (358:)

«Одно» и «Много», единство и разнообразие становятся противоположностями только в том случае, когда их делает таковыми мышление типа или-или. Диалектический принцип, отличающийся большей широтой, рассматривает их как взаимопроникающие полюса единого процесса существования[138]. Необходима такая точка зрения на духовность и мораль, которая не отдавала бы предпочтение одному из полюсов в ущерб другому. Провозглашение приоритета ценностей, почерпнутых из мистического переживания Единства, по отношению к другим ценностям приводит к созданию очередной дуалистической концепции типа или-или. Любопытно, что именно преодоление «двойственности» мировоззрения ставит себе в заслугу идеология Единства. Мистическое переживание не заканчивается ощущением общности, оно с него начинается. В дальнейшем оно должно быть естественным образом включено в равноправную реальность индивидуальной жизни отдельной личности.

Власть абстракций: Божественное слово и эволюция морали

«Вначале было Слово». Именно в распространении «Слова» или слов черпает силу религия. Человек вырвался вперед в процессе эволюции потому, что научился использовать свой сложный мозг, чтобы мыслить, запоминать и предвидеть будущее. Мы мыслим символами (словами), которые с помощью правил сочетания (грамматики) образуют язык. Способность мыслить символами и общаться на уровне символов стала тем эволюционным рубежом, перейдя который люди стали людьми.

Знание — сила, но еще более важная сила — язык. Именно благодаря словам создается, сохраняется и передается культура, поэтому слова — это то, что создает общее умонастроение, определяющее характерное для данной культуры восприятие реальности. Более того, слова побуждают людей к действию, воспламеняя чувства предвидением успеха. Все исторические преобразования предваряют новые идеи, новые мысли, облеченные в слова. Поведение человека неотделимо от символов, формирующих его культурную среду, его мировоззрение. Огромное разнообразие человеческих общественных систем по сравнению с такими же системами других общественных животных стало возможным только благодаря языку. (360:)

Абстракции и власть

С властью, которую дает язык, тесно переплетена способность к абстракции. Может показаться, что рассуждения о способности ума к абстрактному мышлению к теме не относятся. Однако абстракции не только влияют на нашу повседневную жизнь, но и являются одним из важных источников власти. Каждое мировоззрение определяется собственной системой абстракций, и не случайно именно они используются для контроля над людьми. Религии создали наиболее мощные, убедительные и долговечные системы абстракций — системы, которые и по сию пору лежат в основе морали даже самых далеких от религии сообществ. В этой главе показано, как эволюция абстракций позволила религиям усилить свое влияние, сделав мораль более абстрактной, и как путем изменения системы символов можно воспитать неавторитарный подход к морали.

Нарицательное существительное «тигр» представляет собой абстракцию, включающую в себя всех конкретных тигров путем выделения общего и важного для них и отбрасывания того, что кажется несущественным (размер, окрас, пол и т.д.). Одно из философских значений глагола «абстрагироваться» — не принимать во внимание. Таким образом, абстрагируясь, мы не принимаем во внимание все, что является несущественным для смысла данного слова, то есть все индивидуальные особенности. По мере расширения круга игнорируемых особенностей уровень абстракции повышается: слово «животное» пренебрегает весьма большим числом особенностей и потому является более общим, чем слово «тигр». Тигр, как и любое имя нарицательное, обозначает абстрактный класс, куда, в данном случае в качестве членов, входят отдельные особи. Используя это слово, мы прибегаем к абстракции, а способность к абстрагированию значительно усиливает нашу власть. Теперь мы можем попросить других помочь нам охотиться на тигров или защитить от них.

Изобретение земледелия привело к одному из величайших скачков в истории человечества: люди получили возможность накапливать и хранить запасы пищи. Это имело колоссальные последствия. Человек освободился от необходимости непрерывно добывать пищу, перед ним открылся простор для специализации, то есть возможность заниматься разными видами деятельности. В результате стало возможным накапливать излишки продуктов питания и других (361:) ценностей и торговать ими. Тот, кто «владел» излишками или, точнее говоря, контролировал их использование и распределение, приобретал значительную власть над другими людьми. Если у меня избыток пищи, а у тебя — недостаток, то я могу «заплатить» тебе ею, чтобы ты сделал все, что мне нужно (в том случае, если я достаточно силен, чтобы не позволить тебе отнять ее у меня). Есть и иная возможность: я могу «нанять» людей, чтобы они меня защищали. Осталось сделать всего один маленький шаг, чтобы понять: иерархии власти позволяют одному человеку (или небольшому числу людей) контролировать всех остальных. С возникновением системы накопления иерархическое построение властных структур, когда на вершине пирамиды власти стоит авторитет, стало новым принципом организации общества. Оно пришло на смену традициям более ранних эгалитарных сообществ, в которых группа была единым целым.

Для успешного функционирования иерархии необходимы все более высокие уровни абстракции. И дело не только в том, что концепция иерархии сама является абстракцией. Появилась необходимость выделять людей в отдельные категории — классы и касты, в свою очередь тоже являющиеся абстракциями. Накопление повлекло за собой специализацию, а вместе с ней и резкое повышение значимости ролей. Отождествление человека с ролью — это абстракция. Мы предполагаем, что создание иерархий, отдавших власть в руки относительно небольшого числа людей, было быстрым (а возможно, и неизбежным) путем к значительному усилению превосходства человеческого рода. Сложное разделение труда для выполнения, разных задач требовало обязательной координации. Кроме того, должен был существовать способ обеспечить такое положение, чтобы каждая специальность, необходимая обществу, приобреталась на длительный срок. Авторитарная иерархия в сочетании с самодостаточными системами веры была, вероятно, самым простым и быстрым способом обеспечить сплочение и контроль, необходимые для появления более сложных типов общественного строя.

Таким образом, накопление обусловило необходимость усложнения абстракций, что, естественно, потребовало дальнейшего усиления власти. Прежде всего, нужно было учитывать накопленное. Появление счета, а потом и математики позволило людям манипулировать абстрактными символами, которые можно было использовать и для других, более широких целей. Генерал мог сказать своему (362:) королю: «Чтобы выиграть войну, мне нужно еще 2000 солдат», после чего король призывал под свои знамена 2000 молодцов. Эйнштейн, оперируя предельно абстрактными понятиями, смог прийти к выводу, что материя и энергия (также являющиеся абстракциями) взаимосвязаны и преобразуемы. Результатом этого открытия стал «атомный век», когда власть не просто усилилась до небывалых пределов, но изменился сам способ ее использования.

Историю человечества можно рассматривать с точки зрения реализации все более усложняющихся абстракций. Соответственно, требовались все более квалифицированные специалисты, способные истолковывать эти абстракции и манипулировать ими в самых разнообразных сферах: в религии, науке или на бирже. Ценность — это абстракция. Придание символической ценности металлам, камням, монетам, бумажным деньгам, кредитным карточкам, акциям и облигациям подразумевает использование все более высоких уровней абстракции для обеспечения все более сложных форм обмена. Таков еще один способ достижения власти. Законы природы — это абстракции, так же как понятия добра и зла, моральные устои и мировоззрения — все, что регулирует человеческие взаимоотношения. Правила, так же как и культурные роли, — это тоже абстракции.

Сила абстракции определяется ее уровнем: чем он выше, тем более широкий круг частных случаев она охватывает. Неудивительно, что религии черпали силу в священных символах и образах божественного присутствия. Постепенно религиозные символы становились все более абстрактными, обретая способность подчинять себе новые области неведомого, а также становиться основой все более абстрактной морали, которая могла контролировать все большее количество людей. Мораль нуждается в определенной системе взглядов, способной объяснить, почему все устроено именно так, а не иначе, и почему люди должны воспринимать моральные нормы всерьез. По мере того как взаимодействие между людьми все больше усложняется, мировоззрение должно становиться все более абстрактным, чтобы справляться с возникающими сложностями.

Религии — это самые древние, самые консервативные и долговечные системы символов. Их мифы, образцы для подражания и моральные заповеди глубоко укоренились в культуре. Каким бы далеким от религии ни казалось общество, религиозное наследие по-прежнему оказывает влияние на его мировоззрение и ценности. Если (363:) какая-либо из господствующих религий начинает терять авторитет, это чревато серьезными историческими изменениями. Их следствием становится борьба между старым и новым за право контролировать системы символов — борьба между фундаменталистами, ревизионистами, сторонниками отделения церкви от государства и пророками всех мастей. На протяжении веков подобные столкновения случались не раз[139].

Эта глава посвящена эволюции абстракции в религии и ее влиянию на общество. Мы ограничимся только четырьмя главными, на наш взгляд, этапами осмысления духовного и рассмотрим анимизм, политеизм, западный монотеизм и восточную концепцию Единства. Мы не пытаемся изобразить историю религиозной абстракции в виде четкой эволюционной прямой. Начало подлинной эволюции религиозной мысли теряется во мгле истории. Однако мы исходим из того, что появление абстракций высших уровней было бы невозможно без существования более простых символов, на которых они могли бы основываться. Эйнштейн оперирует более абстрактными понятиями, чем его предшественники, но для построения своей теории он должен был опираться на созданные ранее абстрактные категории материи и энергии. Точно так же, прежде чем человек пришел к монотеизму, в его сознании уже должны были существовать боги политеизма. Это не значит, что указанные этапы всегда следуют друг за другом в строгом порядке: какой-то из низших уровней может быть пропущен благодаря контакту с более высоким уровнем.

Попробуем вкратце охарактеризовать каждую ступень.

Анимизм видит в силах природы и природных объектах отдельных духов, благодаря чему вся природа воспринимается в какой-то мере одушевленной и исполненной смысла[140]. Считается, что духи, эти своенравные создания, действительно живут в ветре, дереве, горе, огне, медведе и т.д. Племенные или шаманские «природные религии» даже в наше время сохраняют анимистический оттенок.

Политеизм признает множество духов или богов, представляющих собой природные силы высшего порядка. Хотя считается, что они контролируют природу или воздействуют на нее с какой-то обособленной, вышестоящей позиции (во всяком случае, по (364:) сравнению с анимизмом), они по-прежнему глубоко связаны с природой. Здесь назревающее противопоставление мира духовности миру природы все еще остается частичным и размытым. (Окончательно, хотя и несколько по-разному, этот дуализм проявился в западном монотеизме и восточной идеологам Единства.)

Монотеизм выдвигает идею существования одного-единственного всемогущего Бога, который не только является творцом и повелителем природы (и всего остального), но и коренным образом отличается от нее. Здесь дуализм, заключающийся в отделении духа от природы, становится абсолютным.

Восточная идеология Единства рассматривает дух как нечто недифференцированное и нелокализованное. Истинной реальностью считается единство всего сущего. Дуализм в отношении к духу и природе возникает либо из-за того, что природа, материя и сама жизнь объявляются иллюзией (майя), либо в результате того, что природе придается статус более низкого уровня реальности.

В этой книге мы опустили целый ряд более мелких, второстепенных стадий, переходов, переплетений и различий в процессах становления основных религий. Если принять во внимание, что любая религиозная мораль исходит из неизбежности воздаяния за совершаемые поступки, становится понятно, почему религия — это та область, где люди особенно склонны подстраховаться. Это превращает ее в самую консервативную сферу культуры, так что возникающие новые религиозные формы часто просто накладываются на уже существующие. Вот почему в современных религиях — иудейско-христианской, мусульманской, индуистской и буддийской — все еще можно обнаружить остатки анимизма и политеизма[141].