Ревизионизм и стремление к целостности

Наличие того факта, что человек, больше не верящий в особую божественность Христа, все еще хочет оставаться христианином, возвращает нас к вопросам, касающимся личности, морали и отношений в обществе. Основное, что связывает людей с любой религией, — ее система морали. Личность человека прежде всего определяется его моральными ценностями, а также его связями с обществом. Если человек христианин или буддист, то быть членом общины, разделяя с ней основополагающие ценности, очень удобно. Кроме того, это позволяет существовать в атмосфере взаимного доверия, ибо человек знает, чего ждать от других и как с ними договориться. Система морали воздействует на повседневную жизнь человека, создавая контекст, в котором ему приходится действовать. (201:)

Что касается фундаменталистов, мораль для них чрезвычайно важна, но лишь как средство окончательного личного спасения. Она является частью мировоззрения, которое гарантирует спасение, и, как следствие, они нетерпимы ко всему, что угрожает поколебать уверенность в безупречности их мировоззрения. Вот почему сущность фундаментализма — потребность в уверенности. Современных ревизионистов больше волнует вопрос, кем они являются в этом мире. Они желают пересмотреть старое мировоззрение и его мораль, чтобы сохранить ощущение своей индивидуальности и почву для стабильности, потребность в которой в наше неустойчивое время ощущается особенно остро. Сейчас, когда Христос объявляется символом вселенской любви, а ветхозаветный Бог считается уже не особой трансцендентной сущностью, а некой имманентной силой, находящейся везде, то для удержания жизненных ориентиров уже недостаточно придерживаться только исторических корней и ритуалов, — следует заботиться о сохранности своей моральной целостности, способа формирования личности человека. Сказать: «я христианин» на самом деле то же самое, что сказать: «я хороший человек», то есть веду себя соответствующим образом.

Сила фундаментализма неразрывно связана с авторитаризмом, и все истины, которые фундаментализм признает непреложными, глубоко проникнуты авторитарной моралью. Для ревизионистов же большей проблемой является то, как показать, что их мораль не субъективна и, таким образом, не произвольна. Тут поступают в основном тремя способами:

Ревизионисты, как и традиционалисты, обращаются к прошлому и пытаются исторически доказать, что на самом деле они воскрешают изначальный дух учений. Они также стараются привести доказательства того, что основоположники религий, такие, как Христос или Будда, больше заботились о людях, чем об идеологии. Здесь кроется намек на то, что многое из относимого фундаменталистами к разряду основополагающего в действительности является результатом ранних ревизий, которые исказили изначальный дух и переданную основателем истину.

Ревизионисты считают, что слова основателя религии могут быть должным образом поняты лишь в контексте истории и что их следует заново интерпретировать в свете современных открытий. (202:) Это подразумевает, что авторитетные священные тексты следует понимать не буквально, но как аллегории или метафоры.

Ревизионисты сохраняют те стороны религиозного учения, в которые они могут верить, и опускают те его части, в которые они верить не могут. (Пример тому — опускание тезиса о божественности Христа и рассмотрение его как великого учителя.) Данный подход часто сопровождается принятием привлекательных положений, почерпнутых из других вероучений, — это направление, называемое синкретизмом, имеет множество исторических прецедентов. Подобное обычно происходит, когда соприкасаются различные мировоззрения и начинает разрушаться целостность каждого, что в последнее время наблюдается достаточно часто. Некоторые люди включают в христианство такие разнородные элементы, как Богиня-мать, карма, космическое Единство, подразумевающее имманентность Бога, или же понятие о просветлении, где Христос признается просветленным существом[75].

Все эти попытки решить назревшие проблемы ведут к ослаблению авторитета изначальных вероучений, однако некоторое время они позволяют сохранять желаемые ценности неприкосновенными. Но для того, чтобы существовать долго, религия должна обладать достаточно сильным мировоззрением. Ревизионистов волнует вопрос что же может этому помочь, иными словами, кем должно быть сказано то последнее слово, которое бы утвердило не только данное мировоззрение, но и порождаемую им систему морали? Может ли авторитарное мировоззрение быть пересмотрено каким-либо способом, не являющимся авторитарным? Каким мог бы быть такой способ — обращением к разуму, интуиции, здравому смыслу, науке, философии или ко всей совокупности человеческого опыта? Любой из этих путей возможен, но удастся ли таким образом поддержать и даже упрочить представление о святости религиозных положений?

Вопрос состоит в том, что же считать окончательной основой формирования человеческого мировоззрения. Сущность всех (203:) авторитарных религий — требование веры в высший авторитет, который они отстаивают. Стоит подойти к этому с точки зрения разума, как все меняется. Современные попытки демократизировать по сути авторитарные мировоззрения должны либо потерпеть неудачу, либо изменить их до неузнаваемости. Могут ли христиане сами выбирать, что из вышеуказанных положений традиционного христианства им необходимо, чтобы называть себя к христианами? Может ли человек использовать археологические находки, свидетельствующие о повсеместном распространении древнего культа Матери-богини, чтобы утверждать, что Бог — существо женского пола? Хотя все это и возможно, но решающую роль, скорее, будут играть человеческие предпочтения, а не Слово Божье.

Изгнать авторитаризм из религиозной иерархии невозможно. Когда вера зиждется на допущении, что истина исходит от «высшего» разума, недоступного простому люду, тем самым уже устанавливается авторитарная иерархия. И не имеет значения, откуда исходит высший разум — из священных текстов или от просветленного мастера.

Нам очень симпатичны люди, которые не могут принять авторитарных утверждений. Изучая проблемы, стоящие перед, ревизионизмом, мы, разумеется, не задавались целью поддержать фундаментализм, а всего лишь хотели показать трудности, возникающие при попытке пересмотреть авторитарные по своей сути структуры, чтобы сделать их менее авторитарными. Новая интерпретация старого может работать до тех пор, пока ситуация в мире позволяет, чтобы пересмотр сущностных положений давал им возможность оставаться хотя бы отчасти жизнеспособными. Существующие в настоящее время мировые религии были созданы тогда, когда земледелие, авторитарная иерархия и патриархат привели к улучшению условий жизни людей и, в частности, открыли перед видом исторически укоренившиеся и по сей день существующие способы расширения своего могущества. Главной ценностью стало накопление богатств и захват новых территорий, для чего использовались убийства и войны как крайнее проявление власти и как окончательный метод решения проблем. Авторитарные религии и их системы морали, которые развивались и действовали вместе со старыми политическими режимами, оправдывали совершение всего, что требовалось для сохранения власти. (204:)

Что поставлено на карту?

Борьба между старым порядком и зарождающимся, еще не сформировавшимся новым, которую мы назвали «войной нравов», в действительности происходит между старыми космологиями, где духовное было отделено от мирского, и людьми, пытающимися создать новое мировоззрение, поддерживающее проникновение духовного в жизнь. Эта пропасть между старым и новым видна в разногласиях между фундаменталистами и ревизионистами; причем и те и другие существуют «под крышей» одной и той же религии. Ревизионисты в большей мере оказываются в невыгодном положении, ибо им приходится терпеть моральные инсинуации фундаменталистов, тогда как сами фундаменталисты от этого избавлены.

В либерализме существует традиция терпимости, особенно религиозной терпимости. В то время как фундаменталисты вряд ли склонны проявлять терпимость к чему бы то ни было, что не совпадает с их убеждениями, людей либеральных взглядов обычно принуждают к тому, чтобы они были терпимыми и к фундаменталистам, хотя те считают их безнравственными или даже порочными. Мы согласны с тем, что люди должны иметь возможность верить в то, во что они желают, без принуждения. Но уважение права людей иметь различные убеждения вовсе не подразумевает, что человек должен уважать сами эти убеждения. К сожалению, концепция религиозной терпимости изначально означала, что никто не должен критиковать убеждений других. Терпимость только тогда работает хорошо, когда все игроки играют по одним и тем же правилам. Когда же кто-то пытается навязать свои убеждения, то насколько в таком случае следует быть терпимым по отношению к этому человеку? Проблема с которой сталкивается идеология терпимости, заключается в том, терпимость пытаются проявлять и к тем, чья цель — разделаться с этой самой терпимостью.

Против критики религии отчасти существует культурное табу, поскольку на религию вполне обоснованно взирают как на нечто находящееся за пределами разума. Какие поводы для критицизма могут быть там, где властвует вера, убежденность или даже интуиция? Истинность или ложность религиозного мировоззрения не может быть окончательно доказуемой. Но доказано может быть то, что оно является или же не является авторитарным. Авторитаризм (205:) присутствует в большинстве вещей, которые принимаются на веру, часто включая то, что принято считать священным. Предписание, к которому люди обязаны относиться как к священному и не подлежащему критике, само по себе ненамеренно является авторитарным. Священное и находящееся под запретом идут рука об руку — святыни запрещено подвергать сомнению. На наш взгляд, святыни официально объявляют священными именно для того, чтобы защитить их от критики, так как сами они за себя постоять не могут. Концепцию терпимости необходимо пересмотреть под тем углом зрения, чтобы она поощряла обсуждение, которое может поставить под сомнение обоснованность и жизнеспособность любой веры, учитывая ее воздействие на мир. Это особенно необходимо, когда ставки так высоки. Хочется надеяться, что еще выше они не взлетят.

Из истории мы знаем, что всякий раз, когда в меняющемся мире возникала трещина между старым и новым, старое в конечном итоге отмирало, поскольку не могло адекватно вместить новое в старую структуру. Разумеется, это требовало времени и сопровождалось переворотами и кровопролитиями. Но в конце концов, старое не могло победить просто потому, что оно старое. В нашу особую эпоху ситуация совсем иная. Человечество сталкивается с необходимостью перемен в тот момент, когда экологические часы его выживания уже запущены. Теперь старое может одержать победу, просто-напросто затягивая назревшие преобразования, — этого достаточно для того, чтобы наше время истекло. И хотя такая победа была бы пирровой победой, мы подозреваем, что людям с апокалиптическим образом мыслей до этого нет дела.

Активность, с которой фундаментализм препятствует новому, может служить веским основанием, чтобы ему противостоять. Вопрос в том, способны ли ревизионисты, ограниченные тем же авторитарным мировоззрением и моралью и стремящиеся узаконить фундаменталистские идеи возвращения к нравственной чистоте, взять на себя роль его достойного соперника? Центральная идея фундаментализма — спасение души человека после его смерти. Современные ревизионисты хотят расширить сферу действия своей религии, включив в нее заботу о настоящем и будущем всего живого на этой планете. Их усилия сковывает необходимость обновлять авторитарное по своей сути мировоззрение, сформировавшееся в менее критическое для человечества время. На чрезмерно (206:) эксплуатируемой и перенаселенной планете отношение к общепланетарным ценностям должно коренным образом измениться: жажда количества должна смениться заботой о качестве, жажда накопления — заботой о сохранении. Взрослея, человек все больше задумывается о смерти; развитие человечества как вида подразумевает осознавание того, что оно также бренно. Выживание человечества более не воспринимается как незыблемая данность, и его существование может быть продлено только в том случае, если люди сумеют изменить воздействие факторов, разрушающих жизнь на Земле. Для этого нужна мораль, которая бы учитывала не только то обстоятельство, что каждый человек смертен, но также и возможность гибели человечества как вида. Независимо от того, верит ли человек в личное бессмертие, но если он следует морали, основывающейся исключительно на этой вере, а не на том, что способствует развитию и процветанию жизни на нашей планете, он тем самым потакает прошлому, а это уже непозволительно.