Буржуазные кодификации XX века склоняются к признанию общего гражданского деликта.

Так, например, китайский гражданский кодекс 1929 г. в § 184 формулирует следующее правило: «Кто умышленно или по неосторожности противозаконно нарушит принадлежащее другому право, обязан возместить ущерб. То же правило применяется в том случа«, когда кто-либо умышленно причинит другому ущерб способом, противным добрым нравам».

Обособленно от континентального буржуазного права стоит английское law of torts. Оно до настоящего времени в основной своей массе состоит из судебных1 прецедентов. В этих судебных прецедентах кристаллизировался ряд фактических составов, охватывающих типичные случаи правонарушений. Так как английские суды не любят формулировать общие принципы, то в их решениях нельзя найти формулы генерального гражданского деликта, охватывающей отдельные составы. Однако они проявляют довольно широкое усмотрение в расширении случаев ответственности. В английской литературе вопрос является предметом оживленного спора. Одни, как, например, Салъмовд (Salmond), считают, что ответственность наступает лишь в случае совершения определенного деликта, фактический состав которого установлен правом, т. е. склоняются к тому, что существует numerus clausus фактических составов, порождающих обязательство возмещения18. Другие, как, например, Поллок, стоят на точке зрения генерального гражданского деликта и считают, что вся-ксе правонарушение при наличия других необходимых условий порождает обязательство возместить вред je.

Таким образом, буржуазное гражданское право в разных странах пользуется разными приемами для определения того, какое противоправное поведение является необходимым для возникновения обязательства возместить вред. Однако большинство буржуазных правовых систем вслед за французским гражданским кодексом стоит на точке зрения генерального деликта.

 Cт. 403 ГК устанавливает для советского гражданского права генеральный гражданский деликт. Этот прием в советском праве находится в полном соответствии со всем нашим правом и в первую очередь со Сталинской Конституцией. Именно благодаря этому приему осуществляется наиболее полная защита социалистической и личной собственности. Действительно, если бы советское гражданское право установило в той или иной форме numerus clausus гражданских деликгов, характеризуемых каждый своим специальным фактическим составом, то получилась бы неполная защита имущественного положения наших юридических лиц и граждан. (Генеральный же деликт, установленный ст. 403, позволяет осуществлять такую защиту наиболее полным образом. Всякое противоправное умаление имущественного положения наших юридических лиц и граждан при наличии остальных элементов фактического состава, установленного ст. 403, порождает обязательство возместить вред.

Выше было указано, что вред и причинная связь между вредом и поведением причинителя вреда являются всегда и без исключения элементом фактического состава, порождающего обязательство возместить вред. Иначе обстоит дело с правонарушением и виной. Во-первых, обязательство возмещения в некоторых случаях может возникнуть при наличии противоправного причинения вреда, но при отсутствии умысла или неосторожности. Во-вторых, обязательство возмещения в некоторых случаях возникает в результате правомерного причинения вреда. Управомочие на причинение вреда, согласно ст. 403, устраняя противоправность, устраняет вместе с тем и ответственность. Однако ст. 403 сама по себе дает лишь основание утверждать, что управомочие на причинение вреда устраняет ответственность только по этой статье, но не исключает в отдельных случаях ответственности по другому основанию.

Обязательство возмещения вреда при наличии противоправности, но при отсутствии умысла или неосторожности может иметь место в силу ст. 406. Равным образом противоправное причинение вреда при отсутствии умысла или неосторожности порождает обязательство при наличии предпосылок, указанных в ст. 404. Однако в отношении ст. 404 нам приходится столкнуться с мнением, которое считает причинение вреда, предусмотренное этой статьей, за правомерное. Сторонники этого взгляда рассуждают следующим образом: использование источника повышенной опасности является правомерным; причинение вреда третьим лицам, которое имеет место в результате деятельности, создающей повышенную опасность, поэтому также является правомерным.

Это мнение неправильно. Оно основано на смешении двух разных вопросов, — вопроса о правомерности деятельности, связанной с повышенной опасностью для окружающих, с вопросом о правомерности причинения вреда при занятии этой деятельностью. Само собой разумеется, что эксплоатация железной дороги, трамвая, фабрично-заводского предприятия и другие виды деятельности, предусмотренные ст. 404, являются правомерными. Но отсюда не следует, что причинение при этом смерти или увечья, либо порча или уничтожение чужого имущества также являются правомерными. В этом вопросе, часто не отдавая себе отчета, встают на точку зрения рассмотренной выше теории Меркеля и Гольд фон Фернека и полагают, что неправомерным является лишь умышленное или неосторожное действие. Так как лицо, ответственное по ст. 401, не может освободить себя от ответственности ссылкой на отсутствие умысла или неосторожности, то отсюда делают вывод, что причинение вреда, предусмотренное этой статьей, является правомерным. Мы видели, что эта теория ошибочна. Ошибочен поэтому и указанный вывод. Ошибочность его наглядно явствует из следующего: в случае причинения вреда, например при эксплоатации трамвая, вред может быть причинен как случайно, так и по неосторожности {мыслимо и умышленное причинение).

Поскольку вред был причинен деятельностью, связанной с повышенной опасностью для окружающих (источником повышенной опасности), имеет применение ст. 404, хотя бы вред был причинен и виновным образом. Вопрос о том, имела ли место неосторожность при причинении вреда, может в таком деле и не вставать. Он не имеет значения для дела, так как трамвайное предприятие отвечает и за случайный вред (кроме вреда, причиненного действием непреодолимой силы). Если считать, что ст. 404 устанавливает ответственность за правомерно причиненный вред, то пришлось бы сделать вывод, что лица и предприятия, указанные в этой статье, имеют право неосторожно (и даже намеренно) причинять вред третьим лицам. Вообще оспариваемое нами мнение является неестественным. Нельзя вред, причиненный не только неосторожно, но и случайно, считать правомерным, раз этого вреда можно избежать. А избежать можно не только неосторожного вреда, но и случайного, если только он не вызван действием непреодолимой силы. Особыми мероприятиями можно исключить и случайный вред.

Обязательство возместить вред, причиненный правомерным действием, может иметь место, но лишь в случаях, когда в силу закона одно конкретное благо сознательно приносится в жертву для ограждения другого, большего блага. Ничего подобного нет в случаях, предусмотренных в ст. 404. В этой статье закон считается с тем, что при эксплоатации железной дороги, трамвая и т. п. вероятность несчастных случаев больше, чем при езде на лошади, но он не разрешает давить людей, портить имущество и т. д. для того, чтобы сделать эту эксплоатацию возможной. Наоборот, он не только не разрешает этого, но устанавливает ввиду особенностей такой деятельности повышенную ответственность, принимая во внимание: а) необходимость особой бдительности при этой деятельности; б) трудность для потерпевшего опровергать доводы, приводимые причинителем в свое оправдание.

В некоторых случаях обязанность возмещения может возникнуть и из правомерного причинения вреда. Само собой понятно, что не может быть общего правила, обязывающего возмещать всякий правомерно причиненный вред. Правомерное действие, т. е. действие, дозволенное правом, по общему правилу не может влечь за собой ответственности. Но в определенных случаях закон может устанавливать обязанность возместить правомерно причиненный вред, исходя не из мысли об ответственности, а из совершенно других мотивов. Нередко для обеспечения какого-либо законного и подлежащего удовлетворению интереса необходимо пожертвовать другим тоже законным и по общему правилу подлежащим удовлетворению, но менее значительным интересом другого лица. В таком случае закон может допустить такую жертву, признать ее правомерной, но дать потерпевшему право требовать возмещения. В каких случаях такая жертва допустима, определяется законом. Примером втого в нашем праве является институт реквизиции. В силу ст. 1 постановления ВЦИК и СНК РСФСР от 28 марта 1927 г. (СУ 1927 г. № 38, ст. 248), «реквизицией считается применяемое в силу государственной необходимости принудительное возмездное отчуждение или временное изъятие государством имущества, находящегося в обладании частных физических и юридических лиц, а также кооперативных и других общественных организаций».

К вопросу о возмещении за правомерно причиненный вред сводится вопрос о возмещении в случае крайней необходимости. В силу ст. 13 абз. 2 УК, меры социальной защиты не применяются, когда действия, предусмотренные уголовными законами, совершены для отвращения опасности, которая была неотвратима при данных обстоятельствах другими средствами, если причинений при этом вред является менее важным по сравнению с предупреждении вредом. Наши гражданские законы не говорят ни о крайней необходимости, ни о необходимой обороне, хотя эти институты имеют в гражданском праве столь же важное значение, как и в уголовном. Определения, которые содержатся в УК, имеют поэтому значение и для гражданского права. Состояния необходимой обороны и крайней необходимости устраняют противоправность причинения вреда лицам, находившимся в таком состоянии. Устраняя противоправность, они устраняют вместе с тем и гражданскую ответственность. Но крайняя необходимость ставит еще и другой вопрос. Пусть жертва чужим интересом, менее важным по сравнению с тем, ради которого жертва принесена, является правомерной. Но есть ли основания, чтобы эта жертва приносилась безвозмездно или же потерпевший имеет право на вознаграждение? De lege fereiida едва ли могут быть основания ответить на тот вопрос отрицательно. Пусть кто-либо для спасения своей жизни пожертвует чужим имуществом. Такое действие является правомерным. Но пусть он возместит потерпевшему стоимость этого имущества. Если человеку угрожает опасность, то ясно, что его надо спасти, пожертвовав для этого хотя и чужой вещью. Но было бы непонятно, почему спасение в конечном счете должно ложиться на имущество собственника вещи. Поэтому есть достаточно оснований для того, чтобы в таком случае возникало обязательство возместить прчиненный вред. Мы не останавливаемся здесь на спорном вопросе о том, на кого должна ложиться обязанность возмещения, — на того ли, кто действовал в состоянии крайней необходимости, или же на того, в пользу кого он действовал (если эти лица не совпадают). Для нас существенно лишь отметить, желательность возникновения в этом случае обязательства возместить вред.

Необходимо, впрочем, сразу же внести ограничение. Нет достаточных оснований для возникновения такого обязательства, если опасность угрожала от той самой вещи, которая была уничтожена или повреждена в состоянии крайней необходимости. Например, человек подвергся нападению чужой собаки и, спасая себя, убил ее. Однако, если опасность была вызвана умыслом или неосторожностью лица, оказавшегося в опасности, то он должен возместить вред на общем основании, так как в этом случае он противоправно, умышленно неосторожно (следовательно, виновно), причинил вред. Так обстоит дело lege ferenda. Желательно было бы урегулировать этот вопрос в будущем СССР. Но de lege lata вой-рое прямо не решен. Действующее гражданское законодательство не касается вопроса о крайней необходимости. Правда для освобождения от ответственности по ст. 403 ГК достаточно наличия ст. 13 УК. Но вопрос о вознаграждении этим не разрешается. De lege lata вопрос о вознаграждении может быть разрешен только применением ст. 406 ГК. Текст ст. 406 дает возможность суду возложить ответственность и в тех случаях, когда вред причинен правомерным действием21.