Речь о Пушкине - последний нравственно-философский манифест Ф.М. Достоевского.

Достоевский прослеживает эволюцию «русской идеи» в художественном мире поэта, открытие которой и было, по мысли Достоевского, «новым словом» и величайшим «пророчеством» Пушкина. Опираясь на авторскую стратегию «пушкинского» дискурса, можно реконструировать хронологию развития «русской идеи» в творчестве самого Достоевского.

Достоевский начинает свою речь со ссылки на слова Н. В. Гоголя о Пушкине: «”Пушкин есть явление чрезвычайное и, может быть, единственное явление русского духа”, – сказал Гоголь. – Прибавлю от себя: и пророческое». Ссылка на высказывание Гоголя о Пушкине сразу же вводит выступление Достоевского в литературный контекст, который необходимо учитывать, так как речь Достоевского – это акт его самоопределения в парадигме литературного процесса: Достоевский постоянно сверяет «своё» и «чужое» слово, ставя свои акценты в «чужом». Определение Пушкина как явления «пророческого» для Достоевского принципиально и важно – обоснованию пророческой миссии Пушкина для русского национального самосознания подчинена вся логика его выступления.

Композиция речи Достоевского соотнесена с анализом трех периодов в творческом развитии Пушкина. Разделяя творческий путь Пушкина на периоды, Достоевский прослеживает эволюцию «русской идеи» в художественном мире поэта, открытие которой и было, по мысли Достоевского, «новым словом» и величайшим «пророчеством» Пушкина.

Периодизация творчества Пушкина, предложенная Достоевским, не имеет строгих хронологических рамок. Периоды определяются не возрастом поэта, и не созданные в разное время произведения являются их вехами; определяющим для понимания развития Пушкина, по Достоевскому, является глубина его проникновения в «народную правду», в «душу народа».

Выделение идейной доминанты творчества Пушкина – «русской идеи» – позволило автору речи увидеть динамику там, где другие критики видели статичность. Воспринимая Пушкина как «целокупный организм», «носивший в себе все свои зачатки разом, внутри себя, не воспринимая их извне», Достоевский не отрицает влияния окружающей действительности на развитие поэта. «Внешность только будила в нем то, что было уже заключено во глубине души его», – считает Достоевский. Принципиальная установка на подвижность хронологических границ периодизации творчества Пушкина позволила Достоевскому проникнуть не только в процесс развития «народной идеи» в произведениях Пушкина, но и нащупать диалектическую связь между романтическим и реалистическим периодами творчества поэта. «Периоды деятельности Пушкина не имеют <…> твердых между собой границ, – замечает Достоевский. – Начало «Онегина», например, принадлежит <…> еще к первому периоду деятельности поэта, а кончается “Онегин” во втором периоде, когда Пушкин нашел уже свои идеалы в родной земле, воспринял и возлюбил их всецело любящей прозорливою душой».

Связь между первым периодом, главным признаком которого, по Достоевскому, стало открытие Пушкиным типа «скитальца в родной земле», и вторым, когда «Пушкин нашел уже идеалы в родной земле» и противопоставил «скитальцу» «положительно прекрасные русские типы», Достоевский видит в том, что в первом периоде уже намечено Пушкиным решение «проклятого вопроса по народной вере и правде» в поэме «Цыгане». «Еще яснее, – считает Достоевский, – выражено оно в “Евгении Онегине”, поэме уже не фантастической, но осязательно реальной, в которой воплощена настоящая русская жизнь с такою силою и с такою законченностью, какой не бывало до Пушкина, да и после его, пожалуй».

«Пророческое» открытие Пушкина второго периода, по мысли Достоевского, состоит в том, что рядом с типом «русского скитальца» в «Евгении Онегине» поэт поставил «тип положительной и бесспорной красоты в лице русской женщины», а также, «первый из русских писателей, провел перед нами в других произведениях этого периода своей деятельности целый ряд положительно прекрасных русских типов, найдя их в народе нашем». Среди «типов положительной красоты русского человека и души его» Достоевский указывает «типы исторические» («Инок и другие в “Борисе Годунове”»), и «типы бытовые» («как в “Капитанской дочке”»). Нетрудно заметить в данном случае, что дефиниция «положительно прекрасный тип» – это самоцитация автора: именно так Достоевский определял тип героя романа «Идиот». Пушкин, по мнению Достоевского, поднявшись в своем творческом развитии на новый уровень осмысления «русской идеи», указал «русскому скитальцу», зараженному болезнью русского общества, «великую надежду, что болезнь эта не смертельна и что русское общество может быть излечено, может вновь обновиться и воскреснуть, если присоединится к правде народной».

Вера в духовные силы русского народа позволила Пушкину разгадать глубинную суть «русской идеи», которая выражается, по мысли Достоевского, в главной особенности русского народа – в его «всемирной отзывчивости». Это «пророческое» открытие, которое Достоевский называет «подвигом Пушкина», воплотилось в произведениях третьего периода творчества, в которых «преимущественно засияли идеи всемирные, отразились поэтические образы других народов и воплотились их гении». Сам Достоевский считал эту мысль одним из главных «пунктов» своей речи. Писатель указывал на «главные два пункта»: «1) Всемирная отзывчивость Пушкина и способность совершенного перевоплощения его в гении чужих наций – способность, не бывавшая еще ни у кого из самых великих всемирных поэтов, и во-2-х, то, что способность эта исходит совершенно из нашего народного духа, а стало быть, Пушкин в этом-то и есть наиболее народный поэт».

Самораскрываясь в процессе анализа творчества любимого поэта, Достоевский дает ключ к пониманию своих собственных идейно-художественных исканий, представляя в закодированном виде логику собственного творческого развития.

Вместе с тем, установка на подвижность хронологических границ периодизации творчества Пушкина, принципиально заявленная Достоевским в его Речи, отражает не только понимание им диалектики творческого развития поэта, но и его собственное философское восприятие мира. В черновике 1876 г. есть важная для понимания мировосприятия Достоевского запись: «И несмотря на кажущуюся простоту явлений – страшная загадка. Не от того ли загадка, что в действительности ничего не кончено, равно как нельзя приискать и начала, – всё течет и всё есть, но ничего не ухватишь». Это ощущение динамики и постоянного зарождения новой жизни наблюдал Достоевский и в себе самом, о чем свидетельствует, например, известная запись, сделанная в альбоме О. А. Козловой: «Мне скоро пятьдесят лет, а я всё ещё никак не могу распознать: оканчиваю ли я мою жизнь или только лишь начинаю. Вот главная черта моего характера; может быть, и деятельности».

Говоря о «самоисследовании» Достоевского следует заметить, что «целокупный организм, носивший в себе все свои зачатки разом», - цитата использовалась в качестве характеристики творческой натуры Пушкина, формирование которой, по Достоевскому, произошло на раннем этапе его поэтического поприща, вполне применима к самому Достоевскому. На принципиальную важность изучения раннего творчества Достоевского для понимания поэтики его крупных романов указывали многие исследователи, начиная с М. Бахтина, отметившего черты карнавализации и полифонии в художественной организации ранних произведений писателя.

Рассматривать творческую эволюцию Достоевского, очевидно, следует с учетом сформулированного им самим в Пушкинской речи принципа подвижности границ периодизации.

Идея «всемирной отзывчивости» русского народа, которая, по Достоевскому, воплотилась в третьем периоде творчества Пушкина, в не меньшей степени является открытием самого Достоевского. Эта идея является одной из позиций, на которых строится теория почвенничества 60-70-х гг., получившая свое законченное воплощение в «Дневнике писателя» за 1880 год.

Слова, которыми была закончена речь: «Пушкин умер в полном развитии своих сил и бесспорно унес с собою в гроб некоторую великую тайну. И вот мы теперь без него эту тайну разгадываем», – были восприняты слушателями как указание на пророческое содержание речи Достоевского, открывшего не только тайну Пушкина, но и смысл их собственных духовных исканий. Называя Пушкина пророком, писатель открывает пред ними и свою собственную душу писателя-пророка.

Вывод: Достоевский поделил творчество Пушкина на три периода: в первый поэт указывает отрицательный тип времени, связанный с байронизмом; во второй автор «Евгения Онегина» отыскивает идеал в родной земле; в третий трансформирует русскую идею во всемирную. Пушкин сумел обозначить главнейшую особенность русского интеллигента, считает Достоевский. Это - духовное скитальчество. Достоевский связывает появление типа скитальца с национальным расколом после Петровской реформы - появляется сословие людей, отторгнутое от национально-культурной почвы, заимствовавшее европейские идеи о самоценности личности, но не скрепившее эти идеи православной традицией смирения и жертвенности. «Положительный тип» Татьяны автор речи связывает с народно-христианским мироощущением, в поступках Татьяны - с нравственными установлениями, закрепленными православной традицией (кодексом поведения). Основные понятия Достоевского о русской душе можно переадресовать русскому языку, его структуре. Пушкин – центральная точка в нашем развитии. Судьба мира в XX и XXI веках решается в России, а значит – и в русском Языке, в его поэзии. В своем нравственно-философском манифесте, Достоевский открывает тайну русского самопознания: чтобы понять Россию, нужно обратиться к творчеству её гения.