Билет 31. Проблема народности литературного языка и принципы обработки народного языка у Пушкина.

Главной теоретической проблемой, разрабатываемой Пушкиным, является проблема народности литературного языка. В ранних заметках и набросках Пушкин указывает на народный язык как основной источник литературного языка. «Разговорный язык простого народа (не читающего иностранных книг...) достоин также глубочайших исследований....не худо нам иногда прислушиваться к московским просвирням. Они говорят удивительно чистым и правильным языком». Пушкин выдвигает и утверждает положение о сближение литературного языка с народным языком в самом широком смысле этого слова, положение о народной основе литературного языка. В то же время Пушкин понимал, что литературный язык не может представлять собой простую обработку народного, что литературный язык не может и не должен избегать всего того, что было накоплено им в процессе его многовекового развития, поскольку это обогащает язык, расширяет его стилистические возможности, усиливает художественную выразительность. «Чем богаче язык выражениями и оборотами, тем лучше для искусного писателя. Письменный язык оживляется поминутно выражениями, рождающимися в разговоре, но не должен отрекаться от приобретённого им в течение веков. Писать единственно языком разговорным - значит не знать языка». («Письмо к издателю», 1836).

Отстаивая народность литературного языка, Пушкин боролся как против карамзинского «нового слога», так и против «славянщизны» Шишкова и его сторонников. Борясь против «европейского жеманства», Пушкин противопоставляет «французской утончённости» карамзинской школы демократическую простоту и яркую выразительность языка Крылова и Фонвизина. Пушкин также едко высмеивает консервативный национализм Шишкова, его попытки изгнать из русского языка заимствования и утвердить в литературном языке господство архаизмов и церковнославянизмов («фонтан» и «водомёт»).В статье «Путешествие из Москвы в Петербург» (1833-1834) Пушкин формулирует своё понимание взаимоотношения русского и старославянского языков, разграничивает «славенский» и русский языки, отрицает «славенский» язык как основу русского литературного языка и в то же время открывает возможность для использования славянизмов в определённых стилистических целях.

Принцип народности смыкается и перекрещивается с другим важнейшим принципом Пушкина в области литературного языка - принципом историзма. По всем основным вопросам развития языка Пушкин был солидарен с декабристами, а затем пошёл значительно дальше них в развитии языка. Конкретное воплощение общих общественно-исторических принципов подхода к литературному языку проходили на основе эстетических принципов, выработанных Пушкиным. «Истинный вкус состоит не в безотчётном отвержении такого-то слова, такого-то оборота, но в чувстве соразмерности и сообразности».Народность и историзм, находящие конкретное воплощение в языке на основе чувства соразмерности и сообразности, благородной простоты и точности выражения - таковы главные принципы Пушкина, определяющие его взгляды на пути развития русского литературного языка. Эти принципы полностью соответствовали как объективным закономерностям развития русского литературного языка, так и основным положениям развиваемого Пушкиным нового литературного направления - реализма.

Принципы литературной обработки общенародного языка Пушкин создает оригинальный и смелый синтез иногда далеко не однородных в стилистическом отношении речевых средств, разрушая при этом многие старые стилистические нормы. В этом синтезе фундаментом является прежде всего общенародный русский язык во всем его многообразии. Он не признает стилистического однообразия текста художественного произведения и выступает против строгой и абсолютной закрепленности речевых средств за определенным стилем языка. Как потом указывал Белинский, даже самое простое слово, например тын, Пушкин мог опоэтизировать, показать, что права литературности могут приобретать весьма разнородные речевые средства.

В этом сложном пушкинском «сплаве» нашли применение многочисленные синонимические средства языка, характерные для различных его стилей. Например, существовали синонимические параллели, которые в ХVIП веке дифференцировались в зависимости от стиля: вотще, напрасно, попусту, зря. Пушкин, не относился предубежденно к этим словам и находил для них блестящее применение. Такой синонимический ряд, как стезя, тропа, путь, дорога, тоже' получил у Пушнина широкое применение.

Далеко не все современники правильно поняли и оценили пушкинское преобразование стилистической системы литературного языка, новаторство поэта, выражавшееся в смешении и объединении крайне разнородных речевых средств. Например, в журнале «Атеней» некий критик заметил по поводу этих строк:

Зима!.. Крестьянин, торжествуя,

На дровнях … обновляет путь.

«В первый раз, я думаю, дровни в завидном соседстве с торжеством».

Монолог Бориса Годунова, насыщенный церковно-книжными, архаичными речевыми средствами (огнь, домы, едина разве совесть, здравая, восторжествует и т. п.), заканчивается, однако, словами и выражениями разговорно-бытового характера:

Как молотком стучит в ушах упрек,

И все тошнит, и голова кружится,

И мальчики кровавые в глазах...

И рад бежать, де некуда... Ужасно!

Де, жалок тот, в ком совесть нечиста!

Народность пушкинского языка имеет характер исторический. Пушкин отбирал из общенародного языка в литературный такие речевые средства, которые были исторически апробированы, т. е. были широкоупотребительны в летописях, песнях, сказаниях, былинах и поэтому известны всему народу.

Поэт не привлекал местные диалектных слова, отдавая явное предпочтение общенародной лексике. Когда критика упрекала его за употребление таких выражений, как людская молвь и конский топ, за «произвольное» сокращение слов, то Пушкин указывал, что это не его новообразования, а слова, взятые целиком из старинной песни которая широко известна в русском народе, а поэтому он имел право употребить их в своем романе.

При таком широком и смелом подходе к формированию речевых средств литературного языка Пушкин не останавливался перед употреблением в одном и том же контексте крайне разнородных речевых средств: общенародных, разговорно-бытовых, церковнославянизмов, архаизмов, иноязычных слов, просторечия и т. п. При этом он как бы стирал грань между речевыми средствами поэтического характера и прозаического, между слогом высоким и слогом низким, что особенно заметно в «Евгении Онегине» и других произведениях 20-х и 30-х годов.

Принципы литературной обработки средств общенародного русского языка, которые практиковал Пушкин, весьма оригинальны и многообразны. Вся предшествующая русская речевая культура достигла в его языке высшего расцвета.

Цель и сущность работы Пушкина над усовершенствованием и качественным преобразованием русского литературного языка акад. В. В. Виноградов характеризует следующим образом: «Стихи и проза Пушкина осуществляли задачу закрепления национально-языковой литературной нормы, общепонятной и стилистически муогообразной. «Свежие вымыслы народные» и «странное просторечие» как источники литературного творчества, «нагая простота», освобожденная от «обветшалых украшений», точность, краткость и смысловая насыщенность как основные признаки прозы, новые, но национально оправданные, т. е. соответствующие духу общенародного языка, «обороты для понятий самых обыкновенных», образование национальных стилей «учености, политики и философии», очищение фразеологии авторского повествования от европейского жеманства и французской утонченности, «счастливое соединение» книжного начала с народно-разговорным, с «простонародным», освобождение стиля от «ига чужих форм» - вот что составляет цель и сущность работы Пушкина над упорядочением и усовершенствованием русского литературного языка».

Привлекая в литературный язык богатейшие речевые средства общенародного русского языка, Пушкин уделял значительное внимание освоению различных элементов социально-речевых стилей.

В «Евгении Онегине» использована но всем ее разнообразии речь передовой дворянской интеллигенции, а также эпистолярный стиль (письма Татьяны и Онегина); устная речь няни; разговоры провинциалов-помещиков; элементы жаргона великосветских гостиных (сцена у старой княжны по приезде Татьяны в Москву). Очень выразительна типично простонародная по своему складу речь няни Филиппьевны:

Сердечный друг, уж я стара,

Стара, тупеет разум, Таня;

А то, бывало, я востра...

Сопоставление слов, употребляемых Пушкиным, со «Словарем Академии Российской» убеждает, что поэт далеко выходил за рамки литературной лексики, используя большой круг просторечных слов.

Выражение как зюзя пьяный Пушкин употреблял в целях усиления сатирической остроты, изображая в образе Зарецкого одного из клеветников, распространявших о нем ложные слухи:

Он отличился, смело в грязь

С коня калмыцкого свалясь,

Как зюзя пьяный, и французам

Достался в плен...

К подобного рода просторечным словам относятся: тужить («И потужить и позлословить»), сплетни, старожил («деревенский старожил»), беспутный, чехарда, блажь, тереться, опрометью, горелки и т. д.

 

Билет 32. Преобразования Пушкина в области грамматического строя и стилистической системы русского прозаического языка. Основное, чем характеризуется подход Пушкина к грамматическим нормам языка и определяется отбор соответствующих морфологических и синтаксических средств, - это отказ от архаики, от всего устаревшего, относящегося уже к элементам старого качества в языке.

В области синтаксиса Пушкин занимал вполне определенную позицию, отличающую его от предшествующих традиций. Он объявил борьбу засилью категории качества и эмоциональной оценки, что было типично для поэзии и прозы карамзинистов. Это засилье приводило к тому, что обычно предложения загромождались огромным количеством определений. ВВВ: «Реформа синтаксиса, основанная на признании преимуществ глагола и имени существительного и связанная с изменением форм времени, следовательно, приемов сочетания предложений, привела к полному обновлению повествовательных стилей в стихах и в прозе». Благодаря этой реформе основную конструктивную роль в предложении начинает играть глагол. Проза Пушкина насыщена глагольными словами, которые становятся центром фразы, и от них зависят многие другие члены предложения.

Обилие глаголов делает повествование динамичным. Например, в «Капитанской дочке»: «Я выглянул из кибитки: все было мрак и вихорь. Ветер выл с такой свирепой выразительностью, что казался одушевленным; снег засыпал меня и Савельича; лошади шли шагом - и скоро стали...»

Пушкин одобряет и культивирует типичный для русского языка порядок слов в предложении, ориентируясь на такую схему: определение, затем подлежащее, сказуемое, дополнение или обстоятельство. Эта схема обычно нарушается в тех случаях, когда поясняется чужая речь: сказал он, отвеила она (глагол на первом месте), а также в фольклорных произведениях, в которых глагол-сказуемое может употребляться перед подлежащим. Значение Пушкина для установления порядка слов в предложении велико и потому, что в XVIII веке было внесено в расположение слов много иноязычного, не типичного для русского языка. Например, по образцу латино-немецких конструкций глагол ставился в конце фразы, а определение - после определяемого слова. Подобного рода нетипичные для русского языка конструкции Пушкин пародийно воспроизводит в «Истории села Горюхинз», где стилизуется Белкин и язык старинных повествований. В данном случае он вводит многие устаревшие конструкции, в том числе причастия после определяемого слова: «В последний год властвования Трифона, последнего старосты, народом избранного, в самый день храмового праздника, когда весь народ шумно окружал увеселительное здание (кабаком в просторечии именуемое)...»,

Анализ синтаксиса Пушкина убеждает, что поэт активизировал конструкции устно-разговорного характера, ориентировался на непринужденный, естественный порядок расположения слов, характерный прежде всего для живой разговорной речи.

Поражают художественной силой и верностью пушкинские эпитеты, многообразие, точность и образность которых изумительны. По наблюдениям Томашевского, в эпитетах Пушкина преобладает глагольная стихия; у многих прилагательных суффикс -лив-: кропотливый, горделивый, обильно количество эпитетов с суффиксом -тельн-: решительный, пленительный и другие, или с причастной формой страдательного залога: забыт, необозрим и т. д. Таким образом, стремление сделать глагол центром фразы отражается и на создании средств словесно-художественной изобразительности.

Укажем еще на такой пример присоединительного сочетания из «Капитанской дочки»:

«В то время воспитывались мы не по-нонешнему: с пятилетнего возраста отдан я был на руки стремянному Савельичу, за трезвое поведение пожалованному мне в дядьки. Под его надзором на двенадцатом году выучился я русской грамоте и мог очень здраво судить о свойствах борзого кобеля. В это время батюшка нанял для меня француза, мосье Бопре, которого выписали из Москвы вместе с годовым запасом вина и прованского масла».

Таким образом, творчество Пушкина привело к реорганизации старой стилистической системы литературного языка, сдерживавшей языковое творчество в пределах трех резко ограниченных друг от друга стилей, каждый из которых имел дело с заранее заданными нормами языкового выражения и в силу этого требовал стилистической однородности текста художественного произведения.

Творческая деятельность Пушкина определила основные пути и нормы дальнейшего развития русского литературного языка, а также средства и способы совершенствования и обогащения его стилистической системы.