Поэтика пьесы «Вишневый сад»

Жанровая природа «Вишневого сада» всегда вызывала споры. Сам Чехов назвал ее комедией — «комедией в четырех действиях» (хотя и комедией особого типа). К. С. Станиславский считал ее трагедией. М. Горький назвал «лирической комедией». Нередко пьесу определяют как «трагикомедию», «ироническую трагикомедию». Вопрос о жанре очень важен для понимания произведения: он определяет код прочтения пьесы и характеров.

Чехов писал: «Вышла у меня не драма, а комедия, местами даже фарс». Автор отказал персонажам «Вишневого сада» в праве на драму: они представлялись ему неспособными на глубокие чувства. В пьесе есть приемы балагана, фокусы (Шарлотта Ивановна), удары палкой по голове, после патетических монологов следуют фарсовые сценки, затем опять появляется лирическая нота... В «Вишневом саде» немало смешного: смешон Епиходов, смешны напыщенные речи Гаева («многоуважаемый шкаф»), смешны, неуместны реплики и ответы невпопад, комические ситуации, возникающие из-за непонимания персонажами друг друга. Пьеса Чехова и смешна, и печальна, и даже трагична одновременно. В ней много плачущих, но это не драматические рыдания, и даже не слезы, а только настроение лиц. Чехов подчеркивает, что грусть его героев часто легковесна, что в их слезах скрывается обычная для слабых и нервных людей слезливость. Сочетание комического и серьезного — отличительная черта чеховской поэтики, начиная с первых лет его творчества.

Внешний сюжет «Вишневого сада» — смена владельцев дома и сада, продажа родового имения за долги. На первый взгляд, в пьесе четко обозначены противодействующие силы, отражающие и расстановку социальных сил в России того времени: Россия старая, дворянская (Раневская и Гаев), набирающие силы предприниматели (Лопахин), Россия молодая, будущая (Петя и Аня). Казалось бы, столкновение этих сил и должно породить главный конфликт пьесы. Персонажи сосредоточены на важнейшем событии в их жизни — на продаже вишневого сада, назначенной на 22 августа. Однако свидетелем самой продажи сада зритель не становится: кульминационное, казалось бы, событие остается за рамками сцены. Социальный конфликт в пьесе не является актуальным, не социальное положение действующих лиц главное. Лопахин — этот «хищник»-предприниматель — изображен не без симпатии (как и большинство персонажей пьесы), и владельцы усадьбы ему не сопротивляются. Более того, имение как бы само собой оказывается в его руках, против его желания. Казалось бы, в третьем действии судьба вишневого сада решена, его купил Лопахин. Более того, развязка внешнего сюжета даже оптимистична.Но пьеса не кончается, автор пишет четвертое действие, в котором вроде бы ничего нового не происходит. Но мотив сада здесь звучит снова. В начале пьесы сад, которому грозит опасность, притягивает к себе всю семью, собравшуюся после пятилетней разлуки. Но спасти его не дано никому, его больше нет, и в четвертом действии все вновь разъезжаются. Гибель сада привела к распаду семьи, разбросала, развела по городам и весям всех бывших обитателей имения.

За бытовыми эпизодами и деталями ощущается движение «подводного течения» пьесы, ее второй план. Паузы в значительной степени формируют подтекст пьесы, ее настроение, создают ощущение напряженного ожидания, прислушивания к подземному гулу грядущих потрясений.

Мотив одиночества, непонимания, растерянности — ведущий мотив пьесы. Он определяет настроение, мироощущение всех персонажей. Не может найти «верного направления» Епиходов («двадцать два несчастья»): «...никак не могу понять направления, чего мне собственно хочется, жить мне или застрелиться». Фирсу прежний порядок был понятен, «а теперь все вразброд, не поймешь ничего». И даже прагматичному Лопахину лишь иногда «кажется», что он понимает, зачем он живет на свете.

Хрестоматийным стал часто цитируемый фрагмент второго действия пьесы, в котором непонимание, сосредоточенность каждого персонажа пьесы исключительно на собственных переживаниях предстают с особой наглядностью:

 

«Любовь Андреевна. Кто это здесь курит отвратительные сигары...

 

Гаев. Вот железную дорогу построили, и стало удобно. Съездили в город и позавтракали... желтого в середину! Мне бы сначала пойти в дом, сыграть одну партию...

 

Лопахин. Только одно слово! (Умоляюще.) Дайте же мне ответ!

 

Гаев (зевая). Кого?

 

Любовь Андреевна (глядит в свое портмоне). Вчера было много денег, а сегодня совсем мало...»

Суть конфликта пьесы заключается не в утрате вишневого сада, не в разорении владельцев дворянской усадьбы. Причина разлада, источник конфликта — не в борьбе за вишневый сад, а во всеобщем недовольстве жизнью.

Но, в отличие от классической драмы XIX века, виновник страданий и неудач в пьесе не персонифицирован, не назван, им не является кто-либо из действующих лиц. И читатель обращает свой вопросительный взор за пределы сцены — в само устройство, «сложение» жизни, перед лицом которого оказываются бессильными все персонажи. Главный конфликт чеховских пьес — «горькая неудовлетворенность самим сложением жизни» — остается неразрешенным.

В пьесе все живут ожиданием неотвратимо надвигающейся катастрофы: расставания не с вишневым садом, а с целой тысячелетней эпохой — тысячелетним укладом русской жизни. И никто еще не знает, но уже предчувствует, что под топором Лопахина погибнет не только сад, но и многое из того, что дорого и Раневской, и Лопахину, и тем, кто верил, что «все будет иначе», — Ане и Пете Трофимову. Перед таким будущим оказывается призрачным сюжетный конфликт «Вишневого сада».

Вначале образ Раневской кажется нам милым и привлекательным. Но затем он обретает стереоскопичность, сложность: обнаруживается легковесность ее бурных переживаний, преувеличенность в выражении чувств.

Раневская, при том, что брат (Леонид Андреевич Гаев) называет ее «порочной женщиной», как ни странно, вызывает уважение и любовь у всех персонажей пьесы. Даже лакею Яше, на правах свидетеля ее парижских тайн вполне способного на фамильярное обращение, не приходит в голову быть с ней развязным. Культура и интеллигентность придали Раневской очарование гармонии, трезвость ума, тонкость чувств. Она умна, способна сказать горькую правду о себе самой и о других

Но Раневская лишена воли, она не способна ничего изменить и исправить. Она упрекает себя за то, что бессмысленно тратит деньги в то время, как Варя «из экономии кормит всех молочным супом, на кухне старикам дают один горох», и тут же отдает золотой. Она вначале рвет телеграммы из Франции, не читая их, а затем опять собирается в Париж. Она привязана к Ане и Варе, но оставляет их, забрав с собой последние деньги, которые, она знает, скоро кончатся. Ее, казалось бы, оправдывает любовь (любовь самоотверженная, преданная), но это любовь к человеку подлому, бесчестному. Раневская действительно «ниже любви», как она сама говорит о себе. Странным образом она порождает цепную реакцию развращенности и паразитизма в других: в лакее Яше, парижском любовнике...

И все же в Раневской многое вызывает симпатию. При всей безвольности, сентиментальности ей свойственна широта натуры, способность к бескорыстной доброте.

Двойником Раневской, но личностью менее значительной, является в пьесе Гаев. И он способен иногда говорить умные вещи, быть иногда искренним, самокритичным. Но недостатки сестры — легкомыслие, непрактичность, безволие — становятся у Гаева карикатурными. Любовь Андреевна только целует в порыве умиления шкаф, Гаев же произносит перед ним речь в «высоком стиле». В собственных глазах он аристократ самого высокого круга,

Гаев инфантилен, нелеп.

Гаев — еще один вариант духовной деградации, пустота и пошлость.

Раневская и Гаев вольно или невольно предают все, что, казалось, им дорого: и сад, и родных, и верного раба Фирса. Финальная сцена и комична, и подлинно трагична. Последнее слово пьесы, произнесенное Фирсом: «Недотепа», — это и о самом Фирсе, и о других героях, и о самой русской действительности тех лет...

Чехов не идеализировал представителей никакого сословия, никакой социальной группы, он был, как известно, вне политики и идеологии, вне социальных предпочтений. Всем классам «досталось» от писателя, и интеллигенции тоже: «Я не верю в нашу интеллигенцию, лицемерную, фальшивую, истеричную, невоспитанную, ленивую, не верю даже тогда, когда она страдает и жалуется, ибо ее притеснители выходят из ее же недр».

В самом же «Вишневом саде» нет не только идеализированных персонажей, но и безусловно положительных героев (это относится и к Лопахину («современной» Чехову России), и к Ане и Пете Трофимову (России будущего).

Будущее России представлено образами Ани и Пети Трофимова. Будущее в пьесе неясно, но оно увлекает и манит чисто эмоционально, как всегда привлекательна и многообещающа молодость. Образ поэтичного вишневого сада, юной девушки, приветствующей новую жизнь, — это мечты и надежды самого автора на преображение России, на превращение ее в будущем в цветущий сад. Сад — символ вечного обновления жизни: «Начинается новая жизнь», — восторженно восклицает Аня в четвертом акте. Образ Ани по-весеннему праздничен, радостен. «Солнышко мое! Весна моя», — говорит о ней Петя. Аня осуждает мать за барскую привычку сорить деньгами, но она лучше других понимает трагедию матери и сурово отчитывает Гаева за плохие слова о матери. Откуда у семнадцатилетней девушки эта жизненная мудрость и такт, не доступные ее далеко не молодому дяде?! Привлекательны ее решимость и энтузиазм, но они грозят обернуться разочарованием судя по тому, как безоглядно она верит Трофимову и его оптимистическим монологам.

Петя Трофимов, как и Аня, представляет Россию молодую. Он бывший учитель утонувшего семилетнего сына Раневской. Отец его был аптекарем. Ему 26 или 27 лет, он вечный студент, не кончивший курса, носит очки и резонерствует о том, что надо перестать восхищаться собой, а «только работать».

Петя говорит чаще всего не от себя — от имени нового поколения России. Сегодняшний день для него — «...грязь, пошлость, азиатчина», прошлое — «крепостники, владевшие живыми душами». «Мы отстали, по крайней мере, лет на двести, у нас нет еще ровно ничего, нет определенного отношения к прошлому, мы только философствуем, жалуемся на тоску или пьем водку. Ведь так ясно, чтобы начать жить в настоящем, надо сначала искупить наше прошлое, покончить с ним, а искупить его можно только страданием, только необычайным, непрерывным трудом».

Петя Трофимов — из чеховских интеллигентов, для которых вещи, десятины земли, драгоценности, деньги не представляют высшей ценности. Отказываясь от лопахинских денег, Петя Трофимов говорит, что они не имеют над ним «ни малейшей власти, вот как пух, который носится в воздухе». Он «силен и горд» тем, что свободен от власти житейского, материального, овеществленного.

При всей «положительности» образа Пети Трофимова он вызывает сомнение именно как положительный, «авторский» герой: он слишком литературен, слишком красивы его фразы о будущем, слишком общи его призывы «работать» и т. д.

«Новые люди» Чехова — Аня и Петя Трофимов — также полемичны по отношению к традиции русской литературы, как и чеховские образы «маленьких» людей: автор отказывается признавать безусловно положительными, идеализировать «новых» людей только за то, что «новые», за то, что они выступают в роли обличителей старого мира. Время требует решений и действий, но Петя Трофимов на них не способен, и это сближает его с Раневской и Гаевым. К тому же на пути к будущему утрачены человеческие качества: «Мы выше любви», — радостно и наивно уверяет он Аню.

В драматургических произведениях, написанных «до Чехова», как правило, был центр — событие или персонаж, вокруг которого развивалось действие. В пьесе Чехова такого центра не существует. На его месте оказывается центральный образ-символ — вишневый сад. В этом образе соединяются и конкретное, и вечное, абсолютное — это сад, «прекрасней которого ничего нет на свете»; это красота, прошлая культура, вся Россия.

Именно сад является онтологической основой сюжета пьесы Чехова: «история сада как живого существа представляет собой первое звено... цепочки трансформаций» пьесы. «Это своего рода подпочва текста, то основание, из которого вырастает весь мир его идеологии и стилистики... Сад обречен не потому, что сильны его враги — купцы, промышленники, дачники, а потому, что ему и в самом деле пришло время умирать».

В пьесе преобладают мотивы «слома», разрыва, разъединения.

Этот мотив продолжается в финальной ремарке пьесы: «Слышится отдаленный звук, точно с неба, звук лопнувшей струны, замирающий, печальный. Наступает тишина, и только слышно, как далеко в саду топором стучат по дереву». Не случайно в финале пьесы звук лопнувшей струны сливается с ударами топора».

Финал «Вишневого сада» оставляет действительно двойственное, неясное впечатление: и грусти, но и некой светлой, хотя и смутной, надежды. «Разрешение конфликта находится в соответствии со всею спецификой его содержания. Финал окрашен двойным звучанием: он и грустен, и светел... Приход лучшего зависит не от устранения частных помех, а от изменения всех форм существования. И пока такого изменения нет, каждый в отдельности бессилен перед общей судьбой». Писатель зафиксировал то состояние русского общества, когда от всеобщего разъединения, слушания только самих себя до всеобщей вражды остался лишь один шаг.