Проблемы ратификации Римского Статута Международного уголовного суда

 

О.Н. Ведерникова

 

В июле 2008 г. исполнилось десять лет со дня принятия в 1998 г. на Дипломатической конференции в Риме важного юридического документа, а именно Римского Статута Международного уголовного суда, который учредил новый универсальный орган международной уголовной юстиции - Международный уголовный суд. Кроме того, в этом же году исполнилось пять лет с начала деятельности этого суда, в которой наша страна не принимает участия, поскольку, подписав в 2000 г. Римский Статут, пока еще не ратифицировала его. В этой связи весьма актуальным является анализ правовых принципов и норм, лежащих в основе деятельности Международного уголовного суда, способный дать ответ на вопрос о том, существует ли практическая необходимость и надлежащие правовые возможности для ратификации данного документа, и следует ли нашей стране принимать участие в работе данного международного органа.

В юрисдикцию Международного уголовного суда входят четыре вида наиболее тяжких международных преступлений: агрессия, геноцид, военные преступления и преступления против человечности. Принятие Статута МУС явилось попыткой создания универсального механизма международной уголовной юстиции, призванного заменить существующую практику международных трибуналов ad hoc, создаваемых для суда и наказания виновных в тяжких международных преступлениях в отдельных странах и регионах. В качестве примера таких трибуналов следует назвать знаменитые Нюрнбергский и Токийский международные военные трибуналы, созданные в середине 1940-х гг. для суда и наказания военных преступников периода Второй мировой войны, а также Международные трибуналы по бывшей Югославии и Руанде, предназначенные для привлечения к ответственности лиц, виновных в совершении тяжких преступлений против человечности в 1990-е гг. на территории этих стран. В отличие от трибуналов ad hoc, новый Международный уголовный суд имеет более широкую юрисдикцию, поскольку распространяется на лиц, проживающих или находящихся на территории любого государства-участника Статута, что придает ему универсальный характер.

В настоящее время Римский Статут ратифицировали 105 государства; 39 государств, включая Россию, подписали, но не ратифицировали его. Категорически отказались участвовать в деятельности данного суда такие крупнейшие страны, как Китай, Индия, США, а также Израиль. Из стран СНГ его ратифицировали только Грузия и Таджикистан.

В соответствии с распоряжением Президента РФ от 08.09.2000 N 394-РП Россия подписала Римский Статут Международного уголовного суда, выразив тем самым свое одобрение общей идеи создания этого органа, его целей и задач. Однако до настоящего времени данный документ официально не опубликован и не ратифицирован. Каковы причины задержки с ратификацией? Не претендуя на полный анализ данных факторов, остановлюсь лишь на тех из них, которые, на наш взгляд, могут служить правовым препятствием для ратификации Статута Международного уголовного суда.

Прежде всего, это факторы, характеризующие различные аспекты данной проблемы: конституционно-правовые, международно-правовые, уголовно-правовые и криминологические.

1. Конституционно-правовые аспекты. К числу конституционно-правовых факторов, которые могут выступать серьезным препятствием для ратификации Статута Международного уголовного суда, относятся противоречия, существующие между отдельными положениями данного документа и рядом статей Конституции. Для адекватной оценки перспектив имплементации положений Статута необходимо учитывать пределы имплементации норм международного права, установленные Конституцией. Принцип верховенства, закрепленный в ч. 1 ст. 15 Конституции, ограничивает имплементацию норм международного права одним важным условием - необходимостью соответствия нормам Конституции. Поэтому нормы международного права, противоречащие Конституции, имплементации не подлежат. Это следует также из п. 6 ст. 125 Конституции, согласно которому "не соответствующие Конституции Российской Федерации международные договоры Российской Федерации не подлежат введению в действие и применению".

Между тем ряд положений Статута Международного уголовного суда противоречат нормам Конституции, включая:

1) передачу лиц суду (ст. 89), что противоречит ст. 61 Конституции, гарантирующей, что "гражданин Российской Федерации не может быть выслан за пределы Российской Федерации или выдан другому государству";

2) недопустимость ссылки на должностное положение (ст. 27), предполагающую применение Статута к главам государств и правительств, членам правительства и парламента, что противоречит ст. 91 и 98 Конституции, гарантирующим неприкосновенность Президента, членов Совета Федерации и Государственной Думы;

3) исключения из принципа "ne bis in idem" (запрет судить дважды за одно и то же) (ч. 3 ст. 20), противоречащие ст. 50 Конституции, не предусматривающей каких-либо исключений из данного принципа.

Рассмотрим данные обстоятельства подробнее.

1. В основе деятельности Международного уголовного суда лежит ряд важных принципов, направленных на обеспечение его деятельности, включая, в частности, механизм передачи лиц, подозреваемых в совершении указанных в Статуте преступлений, в руки международного правосудия. Так, ст. 89 Статута, озаглавленная "Передача лиц Суду", предполагает, что "Суд может препроводить просьбу об аресте и передаче лица вместе с подкрепляющими эту просьбу материалами, указанными в ст. 91, любому государству, на территории которого может находиться это лицо, и обращается к этому государству с просьбой о сотрудничестве в производстве ареста и передаче такого лица. Государства-участники в соответствии с положениями настоящей части и процедурой, предусмотренной их национальным законодательством, выполняют просьбы о производстве ареста и передаче".

Однако в настоящее время в российском законодательстве отсутствуют нормы, предусматривающие передачу граждан страны какой-либо международной организации или другому государству. Отсутствие данных норм объясняется наличием конституционного запрета на высылку граждан Российской Федерации за пределы Российской Федерации или их выдачу другому государству. Данная конституционная норма отражает важный принцип гражданства Российской Федерации, который состоит в том, что Российская Федерация обеспечивает своим гражданам права и свободы, гарантированные в Конституции, а также защиту и покровительство за ее пределами. Этот принцип закреплен в Конституции (ст. 61) и в Федеральном законе от 31.05.2002 N 62-ФЗ "О гражданстве Российской Федерации". Конституция устанавливает, что гражданин Российской Федерации не может быть выслан за ее пределы или выдан другому государству. За преступления, совершенные российским гражданином за границей, он подлежит уголовной ответственности по законам своей страны. В этом принципе выражаются ответственность гражданина перед своим государством, необходимость обеспечения принятых в государстве гарантий защиты его прав и интересов в уголовном процессе*(1333).

Сопоставляя нормы Конституции и положения Статута о передаче лиц Суду, следует обратить внимание на то, что в Статуте речь идет именно о передаче (surrender), а не о выдаче (extradition) как особом институте международного права, регулирующем сотрудничество государств в борьбе с преступностью. Как считают исследователи: "Применение специфической терминологии в Статуте ("передача") имело не только терминологический, но и более фундаментальный, содержательный смысл и использовалось как для обозначения одной из наиболее важных форм сотрудничества с Международным уголовным судом, так и для разграничения процедур выдачи и передачи обвиняемых"*(1334).

Разграничивая процедуры выдачи и передачи, вместе с тем следует обратить внимание на конституционное положение, согласно которому "гражданин Российской Федерации не может быть выслан за пределы Российской Федерации". Учитывая, что Международный уголовный суд находится в Гааге (Королевство Нидерландов), представляется весьма затруднительным передать гражданина данному Суду, не высылая его за пределы государства. Следовательно, указанные положения Статута противоречат Конституции и закрепленному в ней правовому статусу гражданина Российской Федерации.

2. Согласно нормам Конституции Президент РФ, члены Совета Федерации РФ и депутаты Государственной Думы РФ, а также судьи обладают неприкосновенностью. Особый правовой статус не освобождает данных лиц от уголовной ответственности, но означает, что они могут быть привлечены к ней в особом порядке, определяемом федеральным законом. Статут Международного уголовного суда в ст. 27 "Недопустимость ссылки на должностное положение" закрепляет в качестве общего принципа положение, согласно которому "1. Настоящий Статут применяется в равной мере ко всем лицам, без какого бы то ни было различия на основе должностного положения. В частности, должностное положение как главы государства или правительства, члена правительства или парламента, избранного представителя или должностного лица правительства ни в коем случае не освобождает лицо от уголовной ответственности согласно настоящему Статуту и не является само по себе основанием для смягчения приговора. 2. Иммунитеты или специальные процессуальные нормы, которые могут быть связаны с должностным положением лица, будь то согласно национальному или международному праву, не должны препятствовать осуществлению Судом его юрисдикции в отношении такого лица".

Данные нормы Статута противоречат не только Конституции, но и общепризнанным нормам международного права, устанавливающим привилегии и иммунитеты для отдельных категорий должностных лиц. В настоящее время в международном праве однозначно установлено, что лица, занимающие высокие должности в государстве: главы государств, правительств, министры иностранных дел, - пользуются в других государствах иммунитетом от гражданской и уголовной юрисдикции. Предоставление иммунитета этим высокопоставленным должностным лицам направлено на обеспечение эффективного осуществления государственных функций и базируется на принципе суверенного равенства государств и принципе невмешательства во внутренние дела. Особыми иммунитетами и привилегиями обладает глава государства. Согласно Конвенции о предотвращении и наказании преступлений против лиц, пользующихся международной защитой, в том числе дипломатических агентов 1973 г., глава государства находится под международной защитой всегда, когда он пребывает на территории иностранного государства (п. "a" ст. 1). Таким образом, положения Статута, отрицающие иммунитет от уголовной юрисдикции у высших должностных лиц, противоречат нормам Конституции и международному праву.

Политико-правовое значение отрицания иммунитета высших должностных лиц состоит в том, что данные нормы Статута Международного уголовного суда, в случае его ратификации, позволяют привлечь к уголовной ответственности в Международном уголовном суде Президента РФ, председателя Правительства РФ, министров, депутатов Государственной Думы и членов Совета Федерации. Причем все они могут быть отстранены от власти в результате выдачи ордеров на арест в рамках расследования одного уголовного дела, например, о геноциде грузинского народа на территории Южной Осетии в августе 2008 г. Попытки руководства Республики Грузия обратиться в Международный уголовный суд с иском против России свидетельствуют о реальности данной угрозы*(1335).

Таким образом, в соответствии с моделью международной уголовной юстиции, предусмотренной Статутом, отстранение от власти законно избранных государственных органов и как следствие изменение политического строя в стране отныне может происходить без войн или "бархатных революций" - всего этого можно будет добиться в результате принятия решения Международного уголовного суда. В таком случае Международный уголовный суд следует рассматривать не как орган правосудии, а как правовой инструмент обеспечения глобального управления мировым правопорядком, призванный придать видимость законности политическому господству ведущих стран мира.

3. Принцип "ne bis in idem" (недопустимость повторного осуждения лица за одно и то же) является одним из основных принципов конституционного права государств континентальной правовой системы, а также системы общего права, где он получил название double jeopardy (недопустимость двойной угрозы наказания). Конституционное, уголовное и уголовно-процессуальное законодательство государств отводят принципу ne bis in idem важное место в системе прав и свобод человека и гражданина. Суть данного принципа заключается в том, что он защищает гражданина от повторного уголовного преследования и многократного наказания за одно и то же преступление.

В соответствии с ч. 1 ст. 50 Конституции "никто не может быть повторно осужден за одно и то же преступление". Вынесение приговора означает, что в связи с конкретным преступным деянием осуществление конкретных следственных и судебных действий завершено и вынесено окончательное решение. В таком случае повторное рассмотрение дела и вынесение наказания за то же самое преступление нарушает права человека в сфере уголовного судопроизводства.

Следовательно, положения ч. 3 ст. 20 Статута Международного уголовного суда, устанавливающие исключения из принципа "ne bis in idem", противоречат нормам Конституции и являются неприемлемыми. В то же время смысл и содержание этих исключений заслуживают особого рассмотрения. Согласно ч. 3 ст. 20 Статута: "Никакое лицо, которое было судимо другим судом за деяние, запрещенное также по смыслу статьями 6, 7 и 8, не может быть судимо за то же деяние, за исключением случаев, когда разбирательство в другом суде: а) предназначалось для того, чтобы оградить соответствующее лицо от уголовной ответственности за преступления, подпадающие под юрисдикцию Суда; или б) по иным признакам не было проведено независимо или беспристрастно в соответствии с нормами надлежащей законной процедуры, признанными международным правом, и проводилось таким образом, что в соответствующих обстоятельствах не отвечало цели предать соответствующее лицо правосудию".

Данные положения отличаются крайней неопределенностью используемых терминов, носящих оценочный характер, что вряд ли можно признать приемлемым для правового акта, регулирующего полномочия судебного органа. Подобные положения расширяют судейское усмотрение членов данного Суда до неограниченных пределов, предоставляя им право выносить суждения о цели и принципах деятельности национальных судебных органов, не устанавливая критериев и оснований для таких оценок. Широкое судейское усмотрение не характерно для европейских стран, принадлежащих к континентальной системе права, и является явным свидетельством американского влияния в процессе создания данного Статута. Учитывая, что Международный уголовный суд находится в Гааге, трудно представить, как судьям данного Суда удастся оценить качество правосудия в других странах, находящихся за тысячи километров от столицы Нидерландов.

Требование соблюдения "надлежащей законной процедуры" также является заимствованием из американской правовой системы, точнее Поправки XIV к Конституции США, запрещающей лишать какое-либо лицо жизни, свободы или собственности "без надлежащей правовой процедуры". Американские юристы и Правительство США внесли решающий вклад в создание данного Статута и подобные цитаты из американского права вполне объяснимы. Однако необходимо учитывать, что сами США не являются участниками данного договора, который они подписали в 2000 г., а в 2002 г. отказались от свой подписи, выразив опасения, что "суд может действовать политически пристрастно по отношению к американским гражданам". Таким образом, заложенное американцами широкое судейское усмотрение судей Международного уголовного суда создает правовую почву для политизации деятельности суда. Осознав данную перспективу, которая может обернуться против их интересов, американцы в итоге предпочли вообще уклониться от участия в данном договоре.

Таким образом, предусмотренный Конституцией и международными договорами о правах человека принцип "ne bis in idem" является важной гарантией законности и справедливости уголовного судопроизводства, которая не может подвергаться ограничениям, в том числе тем, что предусмотрены в Статуте.

2. Международно-правовые аспекты. Как было отмечено выше, ряд положений Статута Международного уголовного суда противоречат нормам международного права, включая нормы об иммунитете высших должностных лиц от иностранной уголовной юрисдикции. Вопрос о привилегиях и иммунитетах в международном уголовном праве является одним из наиболее актуальных и острых, а попытки его решения в одностороннем порядке и силовым путем приводят порой к серьезным осложнениям в международных отношениях. В связи с этим данный вопрос заслуживает более внимательного рассмотрения, особенно в связи с новыми правовыми актами и решениями Международного Суда ООН, вступившими в силу уже после принятия Статута Международного уголовного суда.

В современной истории неоднократно предпринимались попытки привлечь к уголовной ответственности должностных лиц другого государства, обладающих иммунитетом. В 1998-2001 гг. имели место более 20 попыток возбудить уголовное преследование в национальных судах в отношении высших должностных лиц иностранных государств. Такие попытки предпринимались в отношении не только действующих, но и бывших руководителей государств и правительств*(1336). Например, после начала войны в Ираке в бельгийские суды стали поступать заявления о возбуждении уголовных дел в отношении ряда высших руководителей США (Д. Буш, Д. Рамсфельд, Т. Фрэнкс) и Великобритании (Т. Блэр). В ответ США пригрозили Бельгии, где находится штаб-квартира НАТО, что добьются ее перевода в другую страну.

14 февраля 2002 г. Международный суд ООН в решении по делу "Об ордере на арест от 11 апреля 2000 года" ("Демократическая Республика Конго против Бельгии") поставил точку в споре о том, вправе ли государство осуществлять уголовное преследование действующего официального лица другого государства, пользующегося иммунитетом по международному праву. Изучив практику государств, включая нормы их права и решения их судов (в частности, британской Палаты лордов и французского Кассационного суда), международные документы, создающие международные уголовные суды, и решения Нюрнбергского и Токийского международных военных трибуналов и Международного уголовного трибунала по бывшей Югославии, Суд не установил существования в международном праве каких-либо исключений из иммунитета от уголовной юрисдикции и неприкосновенности действующих глав государств, правительств и министров иностранных дел, подозреваемых в совершении тяжких преступлений по международному праву.

Как отмечают российские исследователи: "Необходимо четко отличать компетенцию национальных судов и иммунитет от юрисдикции: подсудность какого-либо вопроса национальному суду не означает отсутствие иммунитета и наоборот. Если международный договор, направленный на предупреждение и наказание некоторых тяжких преступлений, обязал государство преследовать или выдать виновных, то государство обязано расширить свою юрисдикцию, но это никак не ограничивает иммунитеты, предоставленные международным обычным правом, в частности, министрам иностранных дел. Эти иммунитеты действуют также по отношению к судам других государств, даже если в силу международного договора эти суды в принципе вправе рассматривать соответствующие дела"*(1337).

Кроме того, Римский Статут противоречит общепризнанным принципам и нормам международного права о правах человека в сфере уголовного судопроизводства. Так, согласно п. 7 ст. 14 Международного пакта о гражданских и политических правах "никто не должен быть вторично судим или наказан за преступление, за которое он уже был окончательно осужден или оправдан в соответствии с законом и уголовно-процессуальным правом каждой страны".

СССР ратифицировал Международный пакт о гражданских и политических правах 1966 г. еще в 1973 г., и поскольку Россия является правопреемником СССР, наша страна связана обязательствами, вытекающими из участия в данном пакте, в частности, необходимостью соблюдать принцип "ne bis in idem" без каких-либо ограничений. Очевидно, что ратификация Статута Международного уголовного суда породит коллизию международно-правовых актов, которая вряд ли может быть разрешима в пользу Статута Международного уголовного суда: Международный пакт о гражданских и политических правах 1966 г. обладает большей юридической силой и авторитетом, поскольку принят ООН от имени всего мирового сообщества, а Статут Международного уголовного суда является международным договором группы государств.

К сожалению, в российской юридической литературе принципу "ne bis in idem" либо вообще не уделяется внимание, либо он толкуется неверно, без учета его международно-правовой регламентации, что вряд ли можно считать оправданным, особенно в свете конституционной доктрины о приоритете правил международного договора. Такое отношение к указанному принципу обусловлено, прежде всего, некритическим отношением к содержанию самого Статута, авторы которого не включили данную норму в ч. 3 Статута, озаглавленную "Общие принципы международного права", поместив ее в ч. 2 "Юрисдикция, приемлемость и применимое право". Исключение авторами Статута принципа "ne bis in idem" из числа общих принципов права противоречит, как показано выше, положениям ст. 14 Международного пакта о гражданских и политических правах 1966 г. и их общепризнанному значению как системы международных гарантий прав человека в сфере уголовного судопроизводства.

В ряде случаев оправдание ограничений прав человека в уголовном процессе, установленных Статутом, основывается на неверном толковании положений данного акта, не учитывающем принципы международного права, имеющие приоритетное значение. Так, например, некоторые российские юристы полагают, что повторное предание суду допустимо по причине "несправедливого" применения уголовного права (национального или международного). При этом наличие или отсутствие оснований для повторного осуждения находится полностью на усмотрении Международного уголовного суда. "Подобное положение юридически допустимо, так как основанием для повторного осуждения является факт неосуждения лица национальным судом за предположительно совершенное им преступление"*(1338). Утверждается также, что рассматриваемый принцип подразумевает не невозможность повторного предания суду, а невозможность факта повторного осуждения лица за одно и то же преступление.

С такой трактовкой принципа "ne bis in idem" нельзя согласиться, поскольку по смыслу Международного пакта о гражданских и политических правах, судимым (не путать с судимостью!) считается лицо, представшее перед судом, в отношении которого вынесен обвинительный либо оправдательный приговор, вступивший в законную силу. Оправдательный приговор, так же как и постановление судьи о прекращении уголовного дела, вынесенные на законных основаниях и вступившие в законную силу, не могут ipso facto являться основанием для повторного привлечения к уголовной ответственности и вынесения приговора по тому же обвинению. Это противоречит гарантиям прав человека на справедливое судебное разбирательство. Подозревать же в каждом случае прекращения уголовного дела или вынесения оправдательного приговора намерение суда "оградить лицо от ответственности" - значит выражать недоверие национальным судебным органам и насаждать обвинительный, репрессивный уклон в деятельности суда, в том числе Международного уголовного суда.

Основываясь на концепции глобального права и теории ограниченного суверенитета государств, нормы Статута противоречат ряду принципов международного права, определяющих отношения между государствами, закрепленных в Уставе ООН и других международных актах. К числу таких принципов относится, в частности, принцип невмешательства во внутренние дела государств, предусмотренный Уставом ООН и Декларацией о принципах международного права, касающихся дружественных отношений и сотрудничества между государствами в соответствии с Уставом Организации Объединенных Наций 1970 г.

Так, например, ст. 17 Статута "Вопросы приемлемости" устанавливает, что дело может быть принято к производству в Международном уголовном суде в тех случаях, "когда государство не желает или не способно вести расследование или возбудить уголовное преследование должным образом". Согласно ч. 3 ст. 17: "Чтобы выявить в каком-либо конкретном деле неспособность, Суд учитывает, в состоянии ли данное государство, в связи с полным либо существенным развалом или отсутствием своей национальной судебной системы, получить в свое распоряжение обвиняемого либо получить свидетельские показания или же оно не в состоянии осуществлять судебное разбирательство еще по каким-либо причинам".

Данные положения предоставляют Суду право выносить суждения не только об эффективности национальной системы правосудия, но и всего государства, его способности осуществлять судебную власть на собственной территории! Очевидно, что вынесение оценок государству и его судебной системе само по себе уже является вмешательством во внутренние дела государства, не говоря о возможности изъятия уголовных дел из юрисдикции национальных судебных органов, обладающих всей полнотой судебной власти на территории государства.

Впрочем, в некоторых случаях развал государства и его судебной системы может быть вполне очевидным, например, в случае оккупации государства, международной интервенции и порожденной ею гражданской войны. Полагаем, что для оккупированных государств, утративших полностью или частично свой суверенитет, или развивающихся африканских стран, находящихся в условиях длительного междоусобного конфликта, Международный уголовный суд может явиться реальной альтернативой недееспособной национальной судебной системе. Для государств, имеющих развитую и стабильно функционирующую судебную систему, создание еще одной "наднациональной" инстанции представляется излишним.

Кроме того, следует иметь в виду, что создание Международного уголовного суда не решает главного вопроса современного международного уголовного права: кто будет судить самих оккупантов как за сам факт оккупации (агрессии), так и за совершаемые во время нее международные преступления? И пока Международный уголовный суд отказывается принимать заявления, подготовленные квалифицированными юристами, о привлечении к уголовной ответственности представителей "цивилизованных" государств, совершающих тяжкие преступления на территории Ирака, значение данного суда как органа универсальной международной юрисдикции представляется весьма сомнительным.

3. Уголовно-правовые аспекты. По сравнению с многочисленными конституционно-правовыми и международно-правовыми проблемами, возникающими в связи с обсуждением вопроса о ратификации Статута Международного уголовного суда, в сфере уголовного права практически отсутствуют препятствия для его ратификации. Это объясняется особенностями предмета регулирования данного акта: в отличие от большинства международных договоров, действующих в сфере борьбы с преступностью, Статут не возлагает на государства прямую обязанность установить уголовную ответственность за указанные в нем преступления.

Предмет Статута - юрисдикция Международного уголовного суда, с которой государствам предлагается согласиться, признав полномочия данного органа по привлечению к ответственности за "самые серьезные преступления, вызывающие озабоченность международного сообщества". В число таких преступлений входят: геноцид; преступления против человечности; военные преступления; преступление агрессии. Ни один из указанных видов преступлений не является принципиально новым для международного права, поскольку все они были предусмотрены ранее разработанными Уставами международных трибуналов, включая Нюрнбергский и Токийский международные военные трибуналы, а также международные трибуналы по бывшей Югославии и Руанде.

В связи с этим следует иметь в виду, что нормы международного уголовного права, регулирующие ответственность за наиболее тяжкие деяния, уже инкорпорированы в российское уголовное законодательство и сосредоточены в гл. 34 УК (ст. 353-360) "Преступления против мира и безопасности человечества". В число таких преступлений входят: планирование, подготовка, развязывание или ведение агрессивной войны; публичные призывы к развязыванию агрессивной войны; разработка, производство, накопление, приобретение или сбыт оружия массового поражения; применение запрещенных средств и методов ведения войны; геноцид; экоцид; наемничество; нападение на лиц или учреждения, которые пользуются международной защитой.

Кроме того, следует учитывать положения ст. 3 УК "Принцип законности", согласно которой "Преступность деяния, а также его наказуемость и иные уголовно-правовые последствия определяются только настоящим Кодексом". Таким образом, привлечение к уголовной ответственности на основании иного правового акта, в частности, Статута Международного уголовного суда, в России исключается. В то же время, согласно ч. 2 ст. 1 УК "основывается на Конституции Российской Федерации и общепризнанных принципах и нормах международного права", что дает возможность рассматривать Статут Международного уголовного суда как источник для совершенствования норм УК путем включения в него ряда новых составов преступлений. Однако это не означает признания юрисдикции Международного уголовного суда в отношении преступлений, совершенных на территории РФ, или за ее пределами, но против ее интересов.

4. Криминологические аспекты. Криминологические факторы, действующие в сфере международных преступлений, связаны с характером и масштабами данных деяний. Именно эти факторы являются основаниями расширения международного сотрудничества в сфере уголовного судопроизводства по делам о преступлениях, представляющих угрозу для всего мирового сообщества. Согласно данным статистики, в 2001-2007 гг. в Российской Федерации регистрировалось не более одного-двух преступлений против мира и безопасности человечества в год. Этот факт свидетельствует о нецелесообразности участия Международного уголовного суда в процессе привлечения к уголовной ответственности лиц, виновных в совершении данных преступлений на территории нашей страны. Решение данной задачи вполне по силам национальным судебным органам.

Таким образом, существуют многочисленные и труднопреодолимые правовые препятствия, которые не позволяют нашей стране в ближайшее время ратифицировать Римский Статут Международного уголовного суда. Более того, существуют серьезные и обоснованные сомнения в необходимости участия России в деятельности Международного уголовного суда, которая связана с ограничением государственного суверенитета и созданием угрозы национальной безопасности страны.

 

─────────────────────────────────────────────────────────────────────────

*(1) Обсуждение проблемы судебного права // Советское государство и право. 1980. N 1. С. 140-141.

*(2) Гукасян Р.Е. Рецензия на кн.: Проблемы судебного права: моногр. / Н.Н. Полянский [и др.]. М., 1983. С. 105-107.

*(3) Протасов В.Н. Основы общеправовой процессуальной теории. М., 1991. С. 5, 22.

*(4) Сабо И. Основы теории права: пер с венг. М., 1974. С. 64.

*(5) На это обстоятельство обращает внимание и С.Ф. Афанасьев. По его словам, "судебное право иногда смешивают с процессуальным правом, а последнее с юридическим процессом, который, в свою очередь, подменяется словосочетанием "юрисдикционный процесс", что рельефно прослеживается при описании историографии, касающейся развития гражданской процессуальной мысли (Е.Г. Лукьянова)". См.: Афанасьев С.Ф. Выступление на методологическом семинаре "Юридический процесс: проблемы методологии" // Правовая политика и правовая жизнь. 2004. N 2. С. 191.

*(6) Процессуальные нормы и отношения в советском праве (в "непроцессуальных" отраслях) / под ред. И.А. Галагана. Воронеж, 1985. С. 12.

*(7) Гусев В.Г. Выступление на методологическом семинаре "Юридический процесс: проблемы методологии" // Правовая политика и правовая жизнь. 2004. N 2. С. 179.

*(8) Бержель Ж.-Л. Общая теория права. М., 2000. С. 339; Cornu G. Droit Civil, Inttroduction - Les persones - Les biens. 1980. P. 186.

*(9) Йеринг Р. Дух римского права. СПб., 1875. С. 2.

*(10) См.: Лукьянова Е.Г. Теория процессуального права. М., 2003. С. 117-118.

*(11) Цит. по: Корнилов С.Ф. Русские философы: справ. СПб., 2001. С. 94.

*(12) См.: Проблемы судебного права: моногр.; Рязановский В.А. Единство процесса. М., 1996.

*(13) Алексеев С.С. Проблемы теории права: курс лекций: в 2 т. Т. 2. Свердловск, 1973; Дюрягин И.Я. Применение норм советского права. Теоретические вопросы. Свердловск, 1973; Васильев В.В. Размышления о "Кантианских вариациях" М.К. Мамардашвили // Вопросы философии. 1999. N 10. С. 181.

*(14) См.: Теория юридического процесса / под общ. ред. В.М. Горшенева. Харьков, 1985.

*(15) См.: Протасов В.Н. О насущной потребности в новой учебной дисциплине "Общей теории процессуального права" // Государство и право. 2003. N 12. С. 58.

*(16) Лукьянова Е.Г. Теория процессуального права. С. 117-118.

*(17) Лукьянова Е.Г. Указ. соч. С. 156-228.

*(18) См.: Войшвилло Е.К. Понятие // Философский словарь / под ред. И.Т. Фролова. М., 2001. С. 437.

*(19) См.: Михайлов Ф.Т. Категория // Философский словарь. С. 237.

*(20) Андреев И.Д. Проблемы логики и методологии познания. М., 1972. С. 177.

*(21) Такое мнение является, хотя преобладающим, но не единственным. См., например: Готт В.С., Семенюк Э.П., Урсул А.Д. Категории современной науки. Становление и развитие. М., 1984; Крымский С.Б. Системы знания и проблемы их категориальной определенности // Логико-философский анализ понятийного аппарата науки. Киев, 1977. С. 197.

*(22) См.: Готт В.С., Семенюк Э.П., Урсул А.Д. Категории современной науки. Становление и развитие; Крымский С.Б. Системы знания и проблемы их категориальной определенности; История современной зарубежной философии / под ред. М.Я. Корнеева. СПб., 1997. С. 4; Лекторский В.А. Теория познания (гносеология, эпистемология) // Вопросы философии. 1999. N 8; Тарасов Н.Н. Юридические конструкции в праве и научном исследовании (методологические проблемы) // Российский юридический журнал. 2000. N 3. С. 25-36.

*(23) См.: Тарасов Н.Н. Указ. соч. С. 31-32.

*(24) См.: Философский словарь. С. 259.

*(25) Тарасов Н.Н. Юридические конструкции в праве и научном исследовании (методологические проблемы). С. 29; Козлов В.А. Проблемы предмета и методологии общей теории права. Л., 1989. С. 88; Косарева Л.М. Предмет науки. М., 1977; Щедровицкий Г.П. Избр. труды. М., 1995.

*(26) Geny F. Science et technique en droit prive positif. T. I. N 40; Цит. по: Бержель Ж-Л. Указ. соч. С. 338-339.

*(27) Бержель Ж.-Л. Общая теория права. С. 339.

*(28) Бержель Ж.-Л. Указ. соч. С. 339.

*(29) Бержель Ж.-Л. Общая теория права. С. 311.

*(30) Там же.

*(31) Черданцев А.Ф. Логико-языковые феномены в праве, юридической науке и практике. Екатеринбург, 1993. С. 150.

*(32) Юридические и судебные практики: Репрессивная судебная система. Справедливый процесс. Гласность вещных прав на недвижимость: сб. док. франко-российского сотрудничества. N 2. 1998. С. 131. (Российско-французская серия: информ. и учеб. материалы.)

*(33) Об этом принципе см. подробнее, например: Лопатин В.Н. Информационная безопасность России: Человек. Общество. Государство. СПб., 2000; Его же. Правовая охрана и защита служебной тайны // Государство и право. 2000. N 6. С. 85-91; Шиверский <