К вопросу о гласности правосудия

 

А.Д. Бойков

 

Гласность - универсальный политический принцип, обеспечивающий общественный контроль происходящих в государстве и обществе процессов, непременное условие демократии. Гласность способствует пробуждению общественного сознания, формированию общественного мнения, повышению роли институтов гражданского общества. Ее антиподом является бюрократическая секретность, позволяющая бесконтрольно и безответственно использовать власть в ведомственных или узкогрупповых целях. Условия "прозрачности" деятельности органов государственной власти, открытость их для контроля и критики - одна из важных предпосылок борьбы с коррупцией, перманентно объявляемым приоритетом современной политики борьбы с преступностью.

Гласность относится к числу общих начал отправления правосудия, которые в науке уголовного судопроизводства принято именовать принципами процесса. Принцип гласности (открытости) правосудия создает условия общественного контроля объективности и справедливости рассмотрения судом правовых конфликтов, положительно влияет на формирование правового и нравственного сознания граждан, способствует преодолению негативных явлений в правоохранительной деятельности государства и т.д. Это - в идеале. Фактически же гласность может и не обеспечивать эти цели при низком уровне культуры правосудия. Более того - возможны и отрицательные последствия "неурезанной гласности". Естественен в этой связи вопрос о реальном значении принципа гласности правосудия, его возможных последствий и приемлемых способах ограничения.

И Конституция (ст. 123), и действующий УПК (ст. 241) содержат положение о том, что разбирательство дел во всех судах открытое, за исключением случаев, установленных законом. Требование открытости судебного разбирательства включало и процессуальное законодательство СССР, и дореволюционный Устав уголовного судопроизводства 1864 г. Отступления от этого принципа допускалось, но только по тем основаниям, которые содержались в законе. Более того, формальная ссылка на наличие этих оснований для проведения закрытого разбирательства считалась недостаточной, - требовалось мотивированное обоснование судом решения о проведении закрытого судебного заседания.

"В определении или постановлении суда о проведении закрытого разбирательства должны быть указаны конкретные фактические обстоятельства, на основании которых суд принял данное решение" (ч. 2.1 ст. 241 УПК). Не менее жесткие требования к возможности ограничения гласности предъявлялись и в дореволюционном законодательстве России. "Закрытие для публики дверей судебного заседания, как мера чрезвычайная, должно быть допускаемо и в случаях, указанных в предшедшей статье, только при явной в том необходимости с точным означением в определении суда: какие именно действия должны происходить при закрытых дверях и по каким причинам" (ст. 621 Устава уголовного судопроизводства 1864 г.). В ст. 620 указывались основания ограничения гласности. Это касалось дел о богохулении, оскорблении святыни и порицании веры; о преступлениях против прав семейственных; о преступлениях против чести и целомудрия женщин; о развратном поведении, противоестественных пороках и сводничестве.

Современное уголовно-процессуальное законодательство о "богохулении" не упоминает. Действующий УПК в ст. 241, посвященной гласности, повторяет по сути ст. 18 УПК РСФСР, несколько расширив содержавшиеся в ней основания ограничения. Сохранив ограничения гласности по соображениям охранения сферы интимных отношений, оно дополнило условия ограничения гласности делами лиц, не достигших 16 лет, требованием сохранения не только государственной тайны, но и иной охраняемой федеральным законом тайны, а также обеспечения безопасности участников процесса.

Эти формулировки процессуального закона не всегда исключают споры при их применении. Практика показывает, что ссылки на необходимость ограждения государственной тайны часто являются недостаточно убедительным основанием ограничения гласности. То же нередко можно отметить и относительно многих дел лиц, не достигших шестнадцатилетнего возраста. Создание дополнительных правовых условий ограничения гласности правосудия (наряду с практическим отсутствием мер по привлечению общественного интереса к судебной деятельности) сужает возможности благоприятного влияния государственной правоприменительной практики на правовое и нравственное сознание населения.

Наряду с указаниями процессуального закона (ст. 241 УПК) гласность правосудия фактически ограничивается и изменениями судоустройственного характера, последствием которых явилось ограничение участия граждан в отправлении правосудия и сужение судебной аудитории. Так, в результате реформ 90-х гг. XX в. были исключены институты общественного контроля, воплощаемые ранее в представителях трудовых и учебных коллективов (народные заседатели, общественные защитники и обвинители и пр.). Разрывалась связь судебной власти с гражданским обществом. И что удивительно: делалось это нередко вопреки демократическим положениям Конституции.

Конституция предусматривает осуществление правосудия судом (ч. 1 ст. 118). А суд - орган коллегиальный и отступление от этого правила не допускалось даже в худшие советские времена. Теперь мы имеем новый, необычный суд, осуществляемый государственным чиновником единолично, часто даже не в зале судебных заседаний, а в служебном кабинете с максимальным упрощением процедуры. Принцип коллегиальности правосудия теперь не упоминается даже в учебниках.

Конституция предусматривает право граждан участвовать в отправлении правосудия (ч. 5 ст. 32). Но народные заседатели из суда изгнаны, а суд присяжных - гордость реформаторов - не для всех. Его реальная подсудность составляет значительно менее одного процента от числа рассматриваемых уголовных дел, на гражданские дела эта форма правосудия не распространяется вообще.

В прежние времена судьи в СССР избирались народом. Избираемого судью знало население района, и он обязан был о своей деятельности отчитываться перед избирателями. И народные заседатели, избиравшиеся трудовыми коллективами, отчитывались перед ними. Теперь и этого нет.

Таким образом, одна из важнейших целей судебной реформы, связанная с демократизацией правосудия, обеспечением его "прозрачности" и приближением его к населению, не достигнута. Более того, реформа шла в обратном направлении.

Принцип гласности правосудия в научных исследованиях традиционно связывался с его задачами, к числу которых закон относил оказание воспитательного воздействия на граждан путем формирования уважения к праву и правилам общежития. Исходя из реалий нынешнего времени можно добавить, что гласность - это дополнительная гарантия законности и справедливости, условие преодоления коррупции и произвола судебной власти.

Напоминание о воспитательной роли правосудия теперь воспринимается с сарказмом, как об утопическом прекраснодушии времен надежд на светлое будущее. Эта идея, как известно, ныне не одушевляет судебную деятельность - она исключена из числа задач уголовного судопроизводства прагматичными авторами УПК.

Требование гласности правосудия имеет определенную связь с более широким демократическим принципом свободы слова. В суде свобода слова реализуется в выступлениях его участников, прежде всего защиты, противостоящей государственному обвинению. Вне стен суда - в освещении судебных процессов средствами массовой информации.

На речи адвокатов определенные ограничения налагались неписанными требованиями лояльности политическому режиму и текстами официальной присяги. Форма присяги на звание присяжного поверенного, установленная с появлением этого института в России, содержала такие положения: "Обещаюсь и клянусь всемогущим богом, пред святым его Евангелием и животворящим крестом господним... не писать и не говорить на суде ничего, что могло бы клониться к ослаблению православной церкви, государства, общества, семейства и доброй нравственности, но честно и добросовестно исполнять обязанности принимаемого мною на себя звания, не нарушать уважения к судам и властям и охранять интересы моих доверителей или лиц, дела которых будут на меня возложены, памятуя, что я во всем этом должен буду дать ответ пред законом и пред богом на страшном суде его. В удостоверение сего целую слова и крест спасителя моего. Аминь". (Учреждение судебных установлений 20 ноября 1864 г. Приложение II - Формы присяги).

К сожалению, присяга современного российского адвоката суха и прагматична: "Торжественно клянусь честно и добросовестно исполнять обязанности адвоката, защищать права, свободы и интересы доверителей, руководствуясь Конституцией Российской Федерации, законом и кодексом профессиональной этики адвоката" (ст. 13 Федерального закона от 31.05.2002 N 63-ФЗ "Об адвокатской деятельности и адвокатуре в Российской Федерации"). Свободу слова названный Закон относит к гарантиям независимости адвоката: адвокат не может быть привлечен к какой-либо ответственности за выраженное им при осуществлении адвокатской деятельности мнение (ст. 18). Правда, дисциплинарная практика адвокатских палат знает немало случаев привлечения адвокатов к ответственности за высказывания в суде, но речь в этих случаях идет обычно о некорректном поведении адвоката, демонстрирующего неуважение к суду либо процессуальному противнику, о нарушениях им дисциплины во время судебного разбирательства и т.п.

Между тем остается открытым вопрос о необходимости ограничении гласности правосудия по соображениям недопустимости пропаганды технологий криминальной деятельности, вседозволенности, ведущих к снижению уровня нравственных ценностей. Судебная деятельность с помощью ретивых журналистов в этой связи нередко напоминает ситуацию с телевидением. Все возмущены телевизионным смакованием насилия, глумлением над святыми нравственными ценностями, но изменить ситуацию не удается. Устроителями судебных шоу не всегда осознается опасность криминализации определенных слоев общества через невольную пропаганду преступных технологий.

Надежда на благоприятное вмешательство средств массовой информации, критически реагирующих на теневые стороны судебной деятельности, оправдывается далеко не всегда. Журналистов рядовые судебные дела не интересуют - их привлекают обстоятельства сенсационные. И идет многомесячное нудное пережевывание показаний "битцевского маньяка", превращаемого из подонка и нелюдя в личность загадочную, чуть ли не достойную подражания. С упоением цитируются его откровения: он убивал, чтобы возвыситься, ощутить ценность собственной жизни, он не разменивался на мелочи и испытывал подлинное вдохновение (Аргументы и факты. 2007. N 43. С. 17). Четвертый канал телевидения воскресным вечером 28 октября 2007 г. с участием Пичушкина смаковал детали этого дела, демонстрируя для неслабонервных приемы убийств и способы надежного сокрытия трупов.

Реакция специалистов на такой способ судебной гласности.

Психолог: "Рассказ о "геройствах" маньяка производит два вида воздействия. Кратковременное: сразу после того, как по телевизору покажут сюжет из зала заседаний, произойдет несколько не связанных между собой убийств, похожих на описываемые... И долговременное - бомба с часовым механизмом, заложенная в голову людям, склонным к убийствам".

Юрист: "Судебный процесс - не театральный спектакль. Возможно, имеет смысл ограничивать потоки информации и не разрешать прямого цитирования и у нас" (автор ссылается на практику США и Англии).

Журналист: "Уверен: люди должны знать зверя в лицо. Но, уделяя ему много внимания, мы делаем из него героя для последователей. Хотя... Если человек хочет убивать, он все равно пойдет на это, увидев Пичушкина по ТВ или нет" (Аргументы и факты. 2007. N 43. С. 17).

Журналист, как видим, опасность неконтролируемой судебной гласности осознает, но не забывает приуменьшить ответственность средств массовой информации.

К сожалению, Закон РФ от 27.12.1991 N 2124-1 "О средствах массовой информации" не уделяет должного внимания нравственным аспектам такой стороны деятельности журналиста, как распространение сведений, связанных с технологией криминала. Однако в этих случаях уместно обращение к Доктрине информационной безопасности РФ (утв. Президентом РФ 09.09.2000 N Пр-1895). В ее положениях мы читаем: "Интересы личности в информационной сфере заключаются в реализации конституционных прав человека и гражданина на доступ к информации, на использование информации в интересах осуществления не запрещенной законом деятельности, физического, духовного и интеллектуального развития, а также в защите информации, обеспечивающей личную безопасность.

...Интересы общества в информационной сфере заключаются в обеспечении интересов личности в этой сфере, упрочении демократии, создании правового социального государства, достижении и поддержании общественного согласия, в духовном обновлении России.

...Интересы государства в информационной сфере заключаются в создании условий для гармоничного развития российской информационной инфраструктуры, для реализации конституционных прав и свобод человека и гражданина в области получения информации и пользования ею в целях обеспечения незыблемости конституционного строя, суверенитета и территориальной целостности России, политической, экономической и социальной стабильности, в безусловном обеспечении законности и правопорядка, развитии равноправного и взаимовыгодного международного сотрудничества.

...Для обеспечения этих интересов предлагается: "повысить эффективность использования информационной инфраструктуры в интересах общественного развития, консолидации российского общества, духовного возрождения многонационального народа Российской Федерации".

Манипулирование информацией вызывает негативную реакцию населения, что в ряде случаев ведет к дестабилизации социально-политической обстановки в обществе. Нездоровая склонность средств массовой информации к смакованию деталей преступлений с раскрытием их технологии содержит опасность негативных сдвигов в общественной психологии и нравственности. Ограничения свободы слова необходимы не только в силу политических соображений (защита основ конституционного строя, обеспечения обороны страны и безопасности государства), но и в интересах нравственного здоровья общества. Эти положения отражены в ст. 55 Конституции.

Но есть и другая точка зрения, абсолютизирующая свободу самовыражения творческой личности, оправдывающая то, что принято относить к случаям глумления над нравственными ценностями. Под знаменем свободы слова и художественного творчества публикуются карикатурные изображения религиозных святынь, на публичную потеху выставляются изображения голых президентов в интимных позах. Русский мат, всегда считавшийся проявлением грубого невежества, оскорбительного для слуха воспитанного человека, теперь прочно укоренился на страницах художественной литературы, слышится он и с театральных подмостков. Горы трупов и реки крови стали привычными для отечественного телевидения.

Вторжение в частную жизнь, ущемление прав человека - характерная особенность для всех видов современных средств массовой информации России, освоившихся с возможностями неурезанной гласности. Иски к редакциям газет, телевидению и журналистам, связанные с защитой чести и достоинства личности (публичная клевета, оскорбления, нарушение принципа презумпции невиновности и пр.), стали обыденным явлением. Но пока нет заметных судебных прецедентов по вопросам защиты общественной нравственности и пропаганды криминалитета. Неправительственные правозащитные организации, как и система уполномоченных по правам человека, до понимания социальной значимости этих проблем не дошли. Пока нет надежды и на то, что к их рассмотрению приблизятся общественные объединения адвокатуры с возвышающим их статусом институтов гражданского общества.