Единство судебной практики: исторические предпосылки и современные тенденции

 

Н.Г. Муратова

 

Комментарии современного состояния судебной практики по уголовном делам производят впечатление "комплексных" проектов по отдельным проблемам ее реализации: особое производство, производство в порядке апелляционного, кассационного и надзорного производства, в порядке рассмотрения жалоб по ст. 125 УПК и др. Отчаянное желание правоприменителя единообразно подойти к решению той или иной правоприменительной проблемы начинается с желания применить уголовно-процессуальный закон по аналогии, а заканчивается вынесением решения Конституционного Суда РФ или решением Европейского Суда по права человека. И в этом промежутке процессуального вакуума возникает вопрос - существует ли в России судебный прецедент как условие единства судебной практики или следует предпринять широкомасштабные законодательные меры к "ограждению" судебной практики от проникновения столь "крамольного", с точки зрения концептуального формирования современного отечественного уголовного судопроизводства, судебного прецедента?

В своих исследованиях автор статьи далек от мысли совместить правовые модели уголовного судопроизводства общей (англо-санксонской) системы права и континентальной (романо-германской) отраслевой системы права. Но не признать факт имплементации ряда элементов общей системы права в континентальную - означает возможность возникновения тупиковой (аналог - патовой шахматной ситуации. - Прим. авт.) доктринальной ситуации без каких-либо вразумительных комментариев.

Задача синхронизации темпов и параметров реформаторских процессов в России и странах СНГ инициирует исследование вопросов о сближении подходов к обеспечению прав и свобод человека и гражданина*(960). В связи с этим необходимо обратиться к многовековым историческим традициям российского права с тем, чтобы обосновать возможность существования принципа единства судебной практики в правоприменительной деятельности судебной системы России. Исторические традиции русского права и современное состояние российского общества позволяют продолжить исследование утраченных традиций и идеалов. Интерес современников к таким памятникам писаного права, как Русская Правда (XI-XIII), Псковская судная грамота (1467 г.), Новгородская судная грамота (1471 г.) Судебник Ивана III (1497 г.), Судебник Ивана IV (1551 г.), Соборное Уложение (1649 г.), Уложение о наказаниях уголовных и исправительных (1845 г.), Судебные уставы (1864 г.), Уголовное уложение (1903 г.) обусловлен проблемами современной юриспруденции.

При анализе письменного памятника русского законодательства - Русской Правды, современно звучат идеи С.В. Юшкова о суде, государственности, законе*(961). Как отмечают аналитики, в отличие от западных государств, которые формировались в условиях насильственного захвата варварскими племенами новых земель и в которых государственная власть устанавливалась достаточно быстро, Древняя Русь в течение долгого времени руководствовалась собственными представлениями о добре и зле; существенную роль играли не законы, а устные договоренности, обычаи и личные отношения между людьми*(962).

В связи с этим следует обратиться к истории отечественной уголовной юстиции и посмотреть эволюцию традиций в судебном праве при принятии судебных решений*(963). Так, говоря о судебных решениях в досудебном производстве, необходимо обратиться к прообразу смысла самого слова "контроль" (если иметь в виду "судебный контроль"), который стал применяться задолго до его современного понимания. В литературе отмечалось, что раньше документы записывались на папирусных свитках, затем они разрывались пополам, и каждая половина хранилась у заинтересованного лица. Если требовалось подтвердить подлинность документа, то одна половина свитка совмещалась с другой, подтверждающей его подлинность. "Контроль" понимался как установление правильности обстоятельств дела*(964).

Термин "контроль" происходит от франц. controle (от contrerole, из contre- + role - противосвиток). Таким образом, двойная природа контроля определяет и этимологию слова: 1) наблюдение, надсмотр, проверка чего-либо; 2) учреждение, лица, проверяющие деятельность какого-либо другого учреждения или ответственного лица*(965). Слово "суд" в древнем языке не означало того определенного понятия, с которым это слово ассоциируется в настоящее время. "Судья не прилагает только, а в одно время и раскрывает закон, узнает правду и применяет ее, ибо для судьи нет заранее выраженных, готовых постановлений, которые могли бы служить руководством в каждом отдельном случае. Судом поэтому называются и те правила, которыми руководится судья, и действия разбора данного дела"*(966).

Неоднократно в литературе обращалось внимание на то, что первые законы в первую очередь касаются уголовного права. Причем уровень правового развития Руси был достаточно высок, во всяком случае, намного выше, нежели это представляло большинство историков и историков права. Еще во времена Олега существовала особая система права - Закон русский. Но трудно предположить, что по всему пространству Руси сидели княжеские судьи и выносили приговоры по всем возбужденным делам. Князья, расширяя объем своей юрисдикции и организуя многочисленный судебный аппарат, были заинтересованы в ликвидации всякого рода самоуправных действий*(967).

Нормы, выработанные княжеской судебной практикой, и нормы обычной практики привели к возникновению такого памятника права, как Русская Правда. Русская Правда - памятник светского писанного права Руси XI-XII вв., открытый в XVIII в. русским историком В.Н. Татищевым и дошедший до нашего времени в трех редакциях: Краткой, Пространной и Сокращенной*(968). По словам учеников видного историка русского права С.В. Юшкова - В.М. Клеандровой и О.И. Чистякова, Юшков, исследуя тексты Русской Правды, отмечал, что происходит развитие уголовно-правовых норм с усилением классовой дифференциации в законе. В Русской Правде продолжается развитие уголовного права и процесса, в частности возникают нормы об ордалиях*(969). Ордалии - испытания железом, водой и пр., получают распространение в период феодальной раздробленности, и, как верно отмечал Юшков, следственный процесс (сыск и розыск) возник в связи с развитием товарно-денежных отношений и ростом классовых противоречий*(970). Ордалии стали уступать место другим мерам принуждения - показаниям свидетеля, письменным доказательствам, а в сыске - повальному обыску и пытке*(971). Эти исследования показали, что уровень правового развития в Киевской Руси был достаточно высок - киевские князья были готовы установить единую систему наказаний на территории всей Киевской Руси, т.е. единые размеры виры за убийство и другие виды взысканий*(972).

Следующим законодательным источником права на территории Древней Руси можно считать Псковскую судную грамоту - свод законов Псковской феодальной республики, составленный в 1467 г. на базе отдельных постановлений псковского вече, господы (совета бояр), княжеских грамот, норм Русской Правды и обычаев. Судебное право регламентировалось в Псковской судной грамоте более обстоятельно, чем в Русской Правде. Процесс носил еще состязательный характер, но роль суда усилилась: лица вызывались на суд по повестке ("позовнице") через судебного исполнителя ("позовника"). Наряду с известными по Русской Правде судебными доказательствами появляются новые: судебный поединок ("поле") и письменные доказательства, разделяющиеся на "доски" (частные расписки) и "записи" (официально заверенные документы). Возникает институт представительства в судебном поединке ("пособничество"), которым могли пользоваться только женщины, подростки, монахи, старые люди. Разрешенные судом дела пересмотру не подлежали*(973).

Приблизительно в это же время был создан другой памятник русского права - Новгородская судная грамота - судебный кодекс Новгородской феодальной республики XV в., дошедшей до нас в редакции 1471 г. в единственном списке (без окончания). Судебными правами обладали все органы власти и управления: вече, посадник, тысяцкий, князь, боярский совет, архиепископ, сотский, староста. Судебными полномочиями наделялись купеческие и цеховые корпорации (братчины). Судебными чинами были дьяки, приставы, "позовники", писцы, межники, подверники и др. Особое внимание уделено разбору земельных тяжб*(974).

В XV-XVI вв. были созданы следующие крупные общероссийские законы: Судебник Ивана III (1497 г.) - "Княжеский Судебник" и Судебник Ивана IV (1551 г.) - "Царский Судебник". Судебник Ивана III - первый русский общегосударственный судебник, важнейший памятник юридического характера Московской Руси конца XV в. Его главной целью было распространение юрисдикции Великого князя на всю территорию централизованного Московского государства, ликвидация правовых суверенитетов, отдельных земель, уделов, областей. Судебник Ивана III запрещал судьям (правда, без каких-либо санкций для них) всякое пристрастие и лихоимство, однако судьи были весьма заинтересованы в суде. Уголовные дела все еще решались поединком сторон ("полем")*(975). Кроме того, в содержание Судебника Ивана III входил раздел "Судебная практика (конец ХV в.)".

Судебник Ивана IV - сборник русского феодального права был утвержден на земском соборе в 1550 г. и одобрен Стоглавым церковным собором в 1551 г. Был обнаружен в 1734 г. и дошел до наших дней благодаря В.Н. Татищеву. В Царском Судебнике повторены почти все статьи Княжеского Судебника, однако он отличается большей полнотой, так как включает в себя уже 100 статей. Его составление было направлено на укрепление царской власти Ивана IV. Состав судебной власти расширен: кроме лиц, перечисленных в Судебнике Ивана III, судьями являются также дворецкие, казначеи, дьяки и всякие приказные люди. Согласно Судебнику Ивана IV помещики ("дети боярские") не подлежали суду боярских наместников. В Судебнике Ивана IV, кроме того, появляется понятие "крамолы", т.е. антигосударственного деяния*(976). В эпоху Ивана IV Грозного эти оба порядка (состязательный и розыскной) существуют совместно и для гражданских дел, и для уголовных*(977).

Анализ указанных памятников русского права показывает, что в Московском государстве единство процесса уже разрушается: возникает различие между "судом" (обвинительным процессом) и "розыском" (следственным процессом). Вначале, до Судебников 1497 и 1551 гг., всякий процесс был обвинительным, затем из общей нормы выделяется особый процесс для дел разбойных, а потом для дел по убийству и татьбе с поличным. Розыскной процесс, таким образом, становится независимым от обвинительного, и в конце концов при Петре I всякий процесс становится розыскным*(978). Таким образом, функцию уголовного преследования и разрешения дела государство взяло на себя*(979).

Исследуя исторические традиции отечественного права, нельзя не обратить свое внимание на Соборное Уложение 1649 г., которое является крупнейшим памятником русского феодального права и представляет собой кодификацию всех основных отраслей русского законодательства. Источниками Соборного Уложения стали оба Судебника, указные книги приказов, царские указы, думские приговоры, решения Земских соборов (большая часть статей была составлена по челобитным гласных собора), стоглав, литовское и византийское законодательство. В содержании данного Уложения также составной частью были обозначены - "Правовые обычаи и Челобитные".

В эпоху Уложения 1649 г. розыскной порядок укрепляется и Петр I доводит розыскное судопроизводство до крайних пределов: розыск чинил судья, не исключая дел гражданских. Розыскное начало проникает также в законодательство Екатерины II и Александра I, откуда переходит и в Свод Законов. Против обвиняемого принимались меры для пресечения ему способов уклонения от следствия и суда (содержание в тюрьме и при полиции, домашний арест, полицейский надзор, отдание на поруки)*(980).

Говоря о значении исторических традиций в отечественном праве и эволюции судебных решений России, необходимо отметить, что исторически в России сложилось такое положение, что судебная власть не была отделена от органов расследования. Например, по Своду законов 1835 г. маловажные дела ведались исключительно полицией (земской суд). Только по более серьезным делам органы следствия были отделены от органов суда.

Дальнейшим шагом на пути развития уголовного судопроизводства в нашей стране стал Свод законов, изданный в 1832, 1842 и 1857 гг. По нему судопроизводство делилось на три части: следствие, суд и исполнение. Следствие включало в себя два вида (предварительное и формальное) и проводилось полицией. Только с 1860 г. появились особые судебные следователи в составе судебного ведомства*(981). Наблюдение за ходом следствия и за соблюдением прав обвиняемого возлагалось на прокуроров и стряпчих. Также за соблюдением прав и законных интересов обвиняемого во время процесса должны были наблюдать депутаты, избиравшиеся из того сословия или ведомства, к которому принадлежал обвиняемый*(982).

Так как отделение следствия от суда произошло еще в царствование Императрицы Екатерины II, то и распоряжения о порядке передачи следствий по уголовным делам из полицейских мест в судебные получили свое начало в ее царствование. "Кто задержан ради легких вин, да освободится; кто же приведен или пойман в проступке, суду подлежащем, или преступлении уголовном, да отошлется, буде исследовано, с делом, не выходя из присутствия, в суд, куда по законам надлежит" - говорилось в ст. 42 Устава Благочиния 1782 г. Согласно указам Екатерины II 1767 и 1768 гг. "следователи не должны излагать мнений или заключений по делу, ибо это составляет принадлежность судебных мест. Обязанность следователей состояла в приведении в ясность обстоятельств дела, подлежащего их исследованию. Сверх представления следствия на суждение судебным местам велено отсылать в судебные места не для суждения, но для ревизии порядка в производстве, следствия такие о преступлениях, по которым не открыто виновного, а также и о таких происшествиях, в которых не открыто ни преступника, ни преступления, как то: о скоропостижно умерших от болезненных припадков, об утонувших, о повесившихся и других самоубийцах, о пожарах, случайно происшедших, и подобных приключениях"*(983).

Однако уголовное судопроизводство и судебная практика тех лет нуждались в существенной ревизии. Средством изменения сложившегося положения дел выступала коренная реформа в юстиции, ибо "как ни подпирать, чинить и штукатурить старое здание, а все-таки в нем долго прожить будет невозможно. Надо было совершенно из него выселиться...". Суд "не мог быть заключен в прежние, обветшалые, узкие, лишенные жизненной правды формы"*(984), писал знаменитый русский юрист XIX в. А.Ф. Кони.

Началу Судебной реформы 1864 г. послужила отмена крепостного права, так как "уничтожился домашний, вотчинный суд для многих миллионов дотоле бесправных людей. Они должны были явиться не только носителями гражданских прав, но и непосредственными защитниками этих своих прав на суде. Суд расширялся, терял свой сословный характер"*(985).

Судебная реформа готовилась свыше пяти лет. С ее началом реформе одновременно подверглась вся система судопроизводства. 20 ноября 1864 г. были утверждены императором Александром II и вошли в силу четыре фундаментальных акта реформы: 1) Учреждение судебных установлений; 2) Устав гражданского судопроизводства; 3) Устав уголовного судопроизводства; 4) Устав о наказаниях, налагаемых мировыми судьями.

Судебные уставы ввели стройную систему судебных органов со строго очерченной компетенцией. Реформа провозгласила новые принципы функционирования судов в империи: гласность, независимость, несменяемость судей, презумпцию невиновности, принцип свободной оценки доказательств судьей. Уголовное судопроизводство приобрело публичный характер. В уголовный процесс вводились такие принципы, как гласность, состязательность, право на защиту, а также понятие презумпции невиновности. Изменялось право обжалования приговоров, вступивших в законную силу, и т.д. Но основным достижением Судебных уставов без сомнения следует признать введение суда присяжных заседателей*(986).

Приоритетами Судебной реформы 1864 г. можно назвать: беспрепятственное обжалование в суд любых действий государственных органов и должностных лиц; судебная подконтрольность действий следователей и прокуроров; доступность правосудия и юридической помощи; независимость судей как залог их объективности; гарантии состязательности судебного процесса и равноправия сторон (введения суда присяжных, ликвидация всех остатков обвинительной функции суда и т.д.)*(987). Кроме того, судебный следователь не был стеснен в выборе всякой другой меры пресечения, в случае невозможности отказаться от исполнения предложения прокурора об освобождении обвиняемого из-под стражи*(988). Такое построение порядка обжалования было не случайным, поскольку и прокурор, и следователь являлись в то время судебными чиновниками. Обеспечение законности судебного следствия и прав обвиняемого при его производстве были важнейшими условиями в уголовном процессе по Судебной реформе 1864 г. "Произвол следователя в собирании доказательств, - писал Н.А. Буцковский, один из составителей Судебных уставов, - опаснее произвола судьи при определении их силы", поскольку он не может быть исправлен в связи с тем, что "доказательства со временем уничтожаются"*(989). Решение о приостановлении предварительного следствия относилось исключительно к судебной юрисдикции. Получив согласие прокурора на приостановление уголовного дела, судебный следователь входил с представлением в окружной суд в порядке ст. 388 Устава уголовного судопроизводства "О производстве розыска чрез публикации, представив копию постановления о привлечении в качестве обвиняемого, копию постановления о публикации и описания примет разыскиваемого". В публикации о сыске обвиняемого указывалось наименование суда, от которого она исходит, реквизиты разыскиваемого обвиняемого, преступное деяние, совершение которого вменяется обвиняемому, приводились доказательства, которыми устанавливались событие преступления и виновность конкретного лица в его совершении*(990).

Таким образом, к концу XIX в. в российской правовой системе четко прослеживаются две тенденции в законодательном регулировании судебной деятельности по уголовным делам: первая - законодательное обоснование разделения властей, вторая - привлечь внимание правоведов к проблемам единства судебной практики.

Если обратиться к публикациям прошлых лет, то можно назвать работу В.А. Рязановского, в которой автор прослеживал истоки развития идеи единства судебного процесса: Вауэр (1827), Рудольф Иеринг, "Борьба за право". В.А. Рязановский в начале 20-х годов XIX в. писал, что если суд должен установить право и если установление права и охрана его в борьбе с неправдой и составляет задачу правосудия - целью всякого процесса является достижение материальной истины, т.е. соответствие решения норме права (правомерность) и действительным обстоятельствам дела (материальная правда в узком смысле). И далее, суд должен быть поставлен в такое положение, чтобы он мог достичь этой цели, т.е. процесс должен быть организован соответствующим для достижения материальной истины образом*(991). Интересно, в связи с этим, исследование А.Х. Гольмстена, который создал теорию о принципе тождества в гражданском процессе, позволяющий по-новому взглянуть на процессуальные отношения*(992). А.Х. Гольмстен предположил, что существует некое спорное материальное правоотношение как повод возникновения и дальнейшего существования процессуального отношения. Однажды возникнув, оно может продолжить свое существование лишь под условием сохранения спорным правоотношением своего внутреннего тождества*(993).

О необходимости интегрированного изучения проблем правосудия, комплексного исследования общих начал, объединяющих судопроизводство по гражданским и по уголовным делам, поскольку и то, и другое - отрасли процессуального права, по сути два порядка осуществления единого в своей основе правосудия, убедительно утверждали ученые XX столетия*(994): Н.Н. Полянский, М.С. Строгович, В.М. Савицкий, А.А. Мельников писали, что идея судебного права выражает не только научную концепцию, теоретическую модель, но и, прежде всего, реально существующее явление правовой жизни, само действующее право, в котором отчетливо это видно из соотношения трех отдельных, но органически связанных друг с другом отраслей права, - судоустройства, гражданского и уголовного судопроизводства*(995). Судебное право пока еще является не общепризнанным, между тем его определенно уже можно сформулировать. Например, академический учебник "Уголовный процесс"*(996) содержит отдельный параграф "Судебное право", автором его, как и редактором учебника в целом, является И.Л. Петрухин. Он сумел, хотя и в сжатой форме, изложить суть и перспективы развития интегральной отрасли права - судебного права. В продолжение нашей мысли хотелось бы обратить внимание на работы Э.М. Мурадьяна: монографии 2003 г. - "Судебное право (в контексте трех процессуальных кодексов)", 2004 г. - "Истина как проблема судебного права", 2007 г. - "Судебное право", в которых автор пишет, что фактор отраслевой разобщенности, изоляционализации, не согласованных процессуальных институтов и подходов, как видно из процессуальных кодексов и их проектов, препятствует свободному развитию судебной жизни. Мурадьян связывает возможность осуществления альтернативных процессуальных прав через установленные судебные или иные юридические процедуры*(997).

О правосудии как единой форме судебного права и в связи с полномочиями суда в досудебном производстве и в связи с правовой природой судебных решений пишут А.П. Гуськова и Н.Г. Муратова*(998). Современное состояние уголовного судопроизводства весьма противоречиво и не достаточно изучено. Авторы Концепции судебной реформы в России 1991 г. отчетливо понимали всю глубину и революционность для отечественного законодательства тех предложений, которые были сформулированы и поддержаны постановлением Верховного Совета РСФСР от 24.10.1991*(999). Демократические преобразования в сфере уголовной юстиции начала 90-х гг. ХХ в. несколько приблизили уголовное судопроизводство России к пониманию отказа от репрессивных методов и форм ведения следствия и осуществления правосудия. Так, идеолог советского правосудия Н.В. Крыленко определял роль суда как органа борьбы с общественно-опасными посягательствами на закрепленный правом порядок, "...решение о наказании преступника принимает суд, который в своей действительной ипостаси выступает ни чем иным, как органом классовой расправы"*(1000). Советская уголовная юстиция долгие годы была уверена в истинности назначения суда, что при осуществлении правосудия суд боролся с преступностью и был "карающим мечом правосудия". Если вспомнить правоприменительную практику тех лет, то можно увидеть в судебной статистике о работе судов Российской Федерации, в частности за 1993 г., следующие комментарии и, видимо, пожелания в единстве правоприменительной практики: "...на результаты судимости сказывается усиление борьбы с преступлениями, связанные с оружием...", "...диссонансом на этом фоне выглядит практика наказаний за особо опасные преступления в сфере экономики...", "...явно ослаблено применение дополнительных мер наказания за экономические преступления - конфискация назначена 65,3% осужденных, лишение права занимать определенные должности - 45,4%..."*(1001) О значении единых судебных процедур можно проследить и по исследованиям в государствах - участниках СНГ. В Судебном кодексе Армении от 21 февраля 2007 г. предпринята попытка унифицировать процессуальные процедуры, о чем свидетельствует судебная система Армении - Суды первой инстанции: суды общей юрисдикции и специализированные суды (ч. 3 ст. 3), Специализированные суды: Уголовные суды, Гражданские суды, Административный суд (ч. 4 ст. 3), Апелляционные суды: Гражданский Апелляционный Суд, Уголовный Апелляционный суд (ч. 5 ст. 3). Возглавляет всю эту судебную вертикаль Кассационный Суд Республики Армения, который призван обеспечивать единообразное применение закона (ч. 1 ст. 3). Так, А.С. Гамбарян предлагает для обеспечения законности при применении аналогии процессуального закона в Уголовно-процессуальном и Гражданско-процессуальном кодексах Республики Армения предусмотреть специальную норму о допустимости и правомерных условиях применения процессуальной аналогии*(1002).

Правовые позиции, сформулированные Конституционным Судом РФ, которые последовательно стали применяться в уголовном судопроизводстве России, позволили осмыслить сложившуюся правоприменительную практику и начать новую, а решения Конституционного Суда РФ стали новыми обстоятельствами, влекущими возобновление производства по уголовному делу. Так, освобождению суда от несвойственной ему функции обвинения были посвящены первые решения Конституционного Суда РФ. В соответствии с ними суд не должен больше по собственной инициативе возвращать дела на дополнительное расследование, осуществлять функцию обвинения, возбуждать уголовное дело по подготовленным в протокольной форме материалам о преступлении или отказывать в его возбуждении, а также излагать в постановлении о возбуждении уголовного дела формулировку обвинения, продолжать судебное разбирательство при отказе прокурора от государственного обвинения, возвращать уголовные дела для дополнительного расследования*(1003).

Появившаяся практика Европейского Суда по правам в отношении правовых ситуаций по жалобам граждан России стала определенным критерием при рассмотрении проблем пересмотра судебных решений. Это весьма актуально и потому, что впервые УПК 2001 г. внес в систему судебного контроля по уголовным делам решения Европейского Суда (п. 2 ч. 4 ст. 413 УПК), устанавливающие нарушения положений Конвенции о защите прав человека и основных свобод*(1004). Так, о "неэффективности этой процедуры" в своих решениях упоминал Европейский Суд по правам человека (Тумилович против России, дело N 47033/99, решение о приемлемости от 22 июня 1999 г.; Рябых против России, дело N 52854/99, окончательное решение от 24 июля 2003 г.). Причем решения Европейского Суда по правам человека касаются и уголовного, и гражданского, и арбитражного судопроизводства. Традиционно принято считать, что в судах вышестоящих инстанций решаются две задачи - исправление судебных ошибок и руководство судебной практикой*(1005). Отмечалось, что суды кассационной инстанции, выявляя и исправляя допущенные ошибки суда первой инстанции и органов предварительного следствия, формируют судебную практику. Позиция суда кассационной инстанции по вопросам, разрешаемым судом первой инстанции, становится ориентиром для работы многих судей и следователей*(1006). Какие-либо изменения в системе вышестоящих судов не приветствовались, и, как отмечает В.И. Радченко, прежде всего распалась бы единая судебная практика применения законов*(1007). В Докладе комиссии по юридическим вопросам и правам человека Парламентской ассамблеи Совета Европы Ерик Юргенс подчеркнул, что прежде чем обращаться в Европейский Суд, необходимо использовать для защиты прав российскую судебную систему. "Я бы сказал, что сначала необходимо использовать внутренние средства судебной защиты - обратиться к простому суду в России, который и вынесет свое заключение о том, было ли нарушение прав человека или нет", - заявил он*(1008).

Таким образом, прослеживается формирование историко-правовой модели единства судебной практики в судопроизводстве России, обусловленное и современными достижениями науки уголовно-процессуального права, и тенденциями при совершенствовании закона и правоприменительной практики. Из этого можно сделать вывод, что, во-первых, назрела необходимость создания единого судебного органа государств СНГ - Международного уголовного суда государств-участников СНГ. Во-вторых, необходимо определить процессуально-правовой статус правовых позиций Конституционного Суда РФ. В-третьих, определить общетеоретическое значение решений Европейского Суда по правам человека. В-четвертых, законодательно определить, какое значение для правоприменительной практики имеют официально публикуемые отчеты о работе судов Российской Федерации и разъяснения по вопросам судебной практики.

 

Подготовка уголовного дела к судебному заседанию

 

Генезис института "предания суду" в российском уголовном процессе

 

Н.Н. Ковтун

 

По утверждению И.Я. Фойницкого, корни института предания суду "...лежат в глубокой древности, и уже во времена классического Рима существовало деление уголовного процесса на производство in jure и in judicio, где первое заканчивалось принятием имени обвиняемого, nominis receptio, после чего обвиняемый считался преданным суду"*(1009).

"Достаточно строго, - отмечает М.А. Чельцов (Чельцов-Бебутов), - процессуальная форма предания суду была проработана и в уголовно-процессуальном законодательстве Древней Греции. Особенно это проявляло себя в суде гелиастов или диэтета, где названный процессуальный порядок был наиболее полно определен законом, с указанием форм, предмета и пределов проверки, полномочий суда и сторон, возможных решений суда по итогам проверки"*(1010).

Не менее явно, в своих существенных признаках, "следы" данного процессуального института прослеживаются в законодательстве, а также в судебной практике феодальной Англии, Франции или Германии*(1011).

Что же касается становления и развития института предания суду в русском уголовном процессе, то, например, в монографической, по сути, работе М.А. Чельцова (Чельцова-Бебутова), первые и практически фрагментарные упоминания о процедурах, так или иначе связанных с решением вопросов о предании обвиняемого суду, появляются лишь при анализе "петровской" судебной реформы 1719 г. Регулируя вопросы подсудности вновь созданных надворных судов, законодатель указывает воеводам, как высшим чинам администрации на местах, что более им "...не надлежит ссор тяжебного дела между поданными чинить", а "смертные" дела, каждое к своему надлежащему суду отсылать"*(1012).

Однако в каком процессуальном порядке эти "тяжбы" принимались к производству самими надворными судами, была ли вообще предусмотрена предварительная подготовка дела к судебному разбирательству, каковы были реальные полномочия суда и сторон на данном этапе, ни законодатель, ни М.А. Чельцов (Чельцов-Бебутов), к сожалению, не раскрывают.

При известном желании нормы, имеющие отношение к институту предания суду, можно усмотреть в регулировании полномочий суда (судьи), связанных с применением пытки, которая в "петровские" времена все еще достаточно широко применялась в ходе судебного сыска. Предоставляя судье достаточно широкое усмотрение в этом вопросе "доказывания", законодатель вместе с тем предупреждает суд о жестоком наказании, если пытка была применена "с их вымысла без жадного подозрения"*(1013).

Из смысла названной нормы можно, конечно, усмотреть императивную обязанность для суда (соединяющего в своей деятельности и функцию расследования, и функцию разрешения дела по существу) в каждом конкретном случае оценивать действительные основания для начала судебно-уголовного процесса. Однако правомерность этого вывода может быть поставлена под сомнение именно крайней "неразвитостью" самой процессуальной формы возбуждения уголовного судопроизводства, производства предварительного расследования преступлений и рассмотрения дела по существу, которые на данном этапе развития российского уголовного судопроизводства фактически осуществляются одним и тем же органом (не всегда, отметим, судом) и сливаются в едином, розыскном по форме и сути "сыске судом допряму".

О непонимании значимости и задач стадии предания суду в системе российского уголовного судопроизводства свидетельствуют и дальнейшие реформы российского суда и процесса. Уже в правление царицы Елизаветы даже в Сенате, являющимся высшей судебной инстанцией в системе судебных установлений, вся работа по изучению и подготовке поступивших (судебных) дел возлагалась не столько на судей, сколько на канцелярию Сената. В итоге исключительно от деятельности последней, в конечном счете, зависел весь материал, представляемый на окончательное разрешение Сената. Соответственно говорить в этом контексте о независимом судебном контроле за законностью и обоснованностью внесения той или иной категории дел непосредственно на разрешение Сената было бы несколько преждевременным.

Не нашел своего нормативного закрепления институт предания суду и в правление императрицы Екатерины II. Административно-правовая реформа 1775 г., определенным итогом которой стало "Учреждение для управления губерний", лишь более или менее полно определила компетенцию (подсудность) отдельных судов Империи, не добавляя ничего нового в сущность и содержание института предания суду, который и в этот период развития российского государства и права практически не обозначает себя в качестве самостоятельного уголовно-процессуального института*(1014).

Ситуация начинает меняться лишь с подготовкой Свода законов Российской Империи 1832 г. Во-первых, в кн. 2 т. 15 Свода законов "О судопроизводстве по преступлениям" законодатель впервые выделяет собственно процессуальные нормы, не смешивая их более с нормами материальными. Во-вторых, также впервые производство делится на три части: следствие, суд, исполнение, с разделением названных процессуальных функций между различными субъектами процесса. В-третьих, перед предварительным расследованием (более не возлагаемым на суд) сформулирована достаточно ясная задача. А именно: ясность и полнота дела, чтобы "судебное следствие не могло иметь ни малейшего затруднения или сомнения для постановления по делу приговора". Наконец, впервые в структуре процесса предусмотрены действия суда, прямо направленные к подготовке дела к судебному разбирательству по существу.

Так, несмотря на то что с сущностью дела и доказательствами суд знакомился только по письменным материалам*(1015), фактически ознакомление членов суда с делом происходило путем изготовления так называемых "...выписок из дела", подготовить которые (для остальных членов суда) поручалось одному из судей, входящих в судебный состав. Выписки при этом полагалось "...составлять по пунктам или отделениями, не наполняя их излишними обстоятельствами и помещать в них только самые нужные предметы по материям, соединяя в них все течение и окончание происшествий; показания о летах подсудимых, также не имел ли кто из них прежде отличных заслуг или важных пороков;...помещать в выписке на каждый пункт приличные законы и, ежели на что нет приличных законов, то это именно означить"*(1016).

С известной долей условности в названных процедурах можно усмотреть положения, аналогичные современному порядку подготовки дела к судебному разбирательству. С той же долей условности - можно суммировать вывод о том, что впервые в структуре российского процесса появляются нормы, непосредственно обязывающие суд предпринять подготовительные действия к судебному заседанию, войти в изучение и оценку представленных органами уголовного преследования материалов. В том числе на предмет их достаточности для разрешения дела, ибо за судом оставлено право вернуть материалы органу расследования при обнаружении крайней неполноты следствия.

Окончательно, уже в качестве неотъемлемого элемента структуры уголовного судопроизводства России, институт предания суду оформился лишь в результате великой судебно-правовой реформы 1864 г. По Уставу уголовного судопроизводства 1864 г. институт предания суду уже включает в себя несколько относительно самостоятельных процессуальных порядков (форм).

Прежде всего, следует согласиться с мнением тех ученых (И.В. Михайловский, А.Н. Бутовский, Н.Н. Полянский*(1017)), к