Аргументация контекстуальная

- аргументация, эффек­тивность которой ограничена лишь некоторыми аудиториями. Контекстуальные способы аргументации включают аргумен­ты к традиции и авторитету, к интуиции и вере, к здравому смыслу и вкусу и др. А. к. противопоставляется универсальной аргу­ментации, применимой в любой аудитории. К универсальной ар­гументации относятся прямая и косвенная эмпирическая аргу­ментация, дедуктивная аргументация, системная аргументация, методологическая аргументация и др. Граница между А. к. и уни­версальной аргументацией относительна. Способы аргументации, являющиеся по идее универсально приложимыми, напр. доказа­тельство, могут оказаться неэффективными в конкретной аудито­рии. И наоборот, некоторые контекстуальные аргументы, подоб­ные аргументам к традиции или интуиции, могут казаться убедительными едва ли не в любой аудитории. Ошибкой было бы характеризовать А. к. как нерациональную или даже как ирраци­ональную. Различение «рационального» и «нерационального» по способам аргументации не является оправданным. Оно резко су­жает сферу рационального, исключая из нее большую часть гу­манитарных и практических рассуждений, немыслимых без ис­пользования «классики» (авторитетов), продолжения традиции, апелляции к здравому смыслу и вкусу, и т. п. Понимание той конеч­ности, которая господствует над человеческим бытием и истори-

[31]

ческим сознанием, предполагает принятие А.к. как необходимого составного элемента рациональной аргументации.

Из А. к. наиболее употребительным и наиболее значимым явля­ется аргумент к традици и. В сущности, все иные контек­стуальные аргументы содержат в свернутом виде ссылку на тради­цию; чувствительность аудитории к приводимым аргументам также в значительной мере определяется теми традициями, которые она разделяет. Влияние традиции на эффективность аргументации свя­зано с тем, что традиция закрепляет те наиболее общие допуще­ния, в которые нужно верить, чтобы аргумент казался правдопо­добным, создает ту предварительную установку, без которой он утрачивает свою силу.

Традиция представляет собой анонимную, стихийно сложив­шуюся систему образцов, норм, правил и т. п., которой руковод­ствуется в своем поведении достаточно обширная и устойчивая группа людей. Наиболее широкие традиции, охватывающие все общество в определенный период е'го развития, как правило, не осознаются как таковые теми, кто следует им. Особенно наглядно это проявляется в т.наз. «традиционном обществе», где традиция­ми определяются все сколь-нибудь существенные стороны соци­альной жизни. Традиции носят отчетливо выраженный двойствен­ный, описательно-оценочный характер. В них аккумулируется предшествующий опыт успешной деятельности, и они оказыва­ются своеобразным его выражением. С другой стороны, они пред­ставляют собой проект и предписание будущего поведения. Тра­диция является тем, что делает человека звеном в цепи поколений, что выражает пребывание его в историческом времени, присут­ствие в «настоящем» как звене, соединяющем прошлое и будущее. Традиция завоевывает свое признание, опираясь прежде всего на познание, и не требует слепого повиновения. Она не является также чем-то подобным природной данности, ограничивающей свободу действия и не допускающей критического обсуждения; традиция — это точка пересечения человеческой свободы и чело­веческой истории^Противопоставление традиции и разума долж­но учитывать, что разум не является неким изначальным факто­ром, призванным играть роль беспристрастного и безошибочного судьи. Разум складывается исторически, и рациональность может рассматриваться как одна из традиций.

Аргумент к традиции неизбежен во всех тех рассуждениях, вклю­чая и научные, в которые входит «настоящее» как тема обсужде­ния или как один из факторов, определяющих позицию исследо­вателя.

 

[32]

Аргументу к традиции близок аргумент к авторитету — ссыл­ка на мнение или действие лица, хорошо зарекомендовавшего себя в данной области своими суждениями или поступками.

Интуитивная аргументация представляет собой ссылку на непосредственную, интуитивную очевидность выдвигаемого по­ложения. Очень велика роль интуиции и, соответственно, интуи­тивной аргументации в математике и логике. Существенное значе­ние имеет интуиция в моральной жизни, в историческом и вообще в гуманитарном познании. Художественное мышление вообще не мыслимо без интуиции. Интуитивная аргументация в чистом виде является тем не менее редкостью. Обычно для найденного интуи­тивного результата подыскиваются задним числом основания, ка­жущиеся более убедительными, чем ссылка на его интуитивную очевидность. Интуиция никогда не является окончательной, и ее результат подлежит критическому анализу. Даже в математике ин­туиция не всегда является ясной: высшую степень очевидности имеют утверждения типа 2 + 2 = 4, но уже 1002+ 2 = 1004 имеет бо­лее низкую степень и доказывается не фактическим подсчетом, а с помощью рассуждения. Интуиция может просто обманывать. На протяжении большей части XIX в. математики были интуитивно убеждены, что любая непрерывная функция имеет производную, но Вейерштрасс доказал существование непрерывной функции, ни в одной точке не имеющей производной. Математическое рас­суждение исправило интуицию и дополнило ее. Интуиция меняет­ся со временем и в значительной мере является продуктом куль­турного развития и успехов в дискурсивном мышлении. Интуиция Эйнштейна, касающаяся пространства и времени, явно отлича­лась от соответствующей интуиции Ньютона или Канта. Интуиция специалиста, как правило, превосходит интуицию дилетанта.

Интуиции близка вера — глубоко искреннее, эмоционально насыщенное убеждение в справедливости какого-то положения или концепции. Если интуиция — это непосредственное усмотре­ние истины и добра, то вера — непосредственное тяготение к тому, что представляется истиной или добром. Как и интуиция, вера субъективна и меняется от человека к человеку. В разные эпохи предметом искренней веры были диаметрально противоположные воззрения. То, во что когда-то свято веровали все, спустя время большинству уже представлялось наивным предрассудком. В зави­симости от способа, каким оправдывается вера, различают ра­циональную и нерациональную веру. Последняя служит оправданием самой себе. Сам факт веры считается достаточным для ее оправдания. Ссылка на твердую веру, решительную убеж-

[33]

денность в правильности к.-л. положения может использоваться в качестве аргумента в пользу принятия этого положения. Однако аргумент к вере кажется убедительным и веским, как пра­вило, лишь тем, кто разделяет эту веру или склоняется к ее при­нятию. Другим аргумент к вере может казаться субъективным и почти что пустым: верить можно и в самые нелепые утверждения. Тем не менее встречаются ситуации, когда аргумент к вере ока­зывается едва ли не единственным, — ситуации радикального ина­комыслия, непримиримого «разноверия». Обратить инакомысля­щего разумными доводами невозможно. В таком случае остается только крепко держаться за свою веру и объявить противополож­ные взгляды еретическими, безумными и.т. п. Там, где рассужде­ния и доводы бессильны, выражение твердой, неотступной убеж­денности может сыграть со временем какую-то роль. Аргумент к вере только в редких случаях выступает в явном виде. Обычно он подразумевается, и только слабость или неотчетливость приводи­мых прямо аргументов косвенно показывает, что за ними стоит неявная апелляция к вере.

Здравый смысл можно охарактеризовать как общее, при­сущее каждому человеку чувство истины и справедливости, дава­емое опытом жизни. В своей основе здравый смысл не является знанием. Скорее, это способ отбора знания, то общее освещение, благодаря которому в знании различаются главное и второстепен­ное и обрисовываются крайности. Аргумент к здравому смыслу является одним из наиболее употребительных в А. к. Су­щественное значение этому аргументу придает современная фи­лософская герменевтика, выступающая против его интеллектуа­лизации и сведения его до уровня простой поправки: то, что в чувствах, суждениях и выводах противоречит здравому смыслу, не может быть правильным. Здравый смысл приложим прежде всего в общественных, практических делах. Он судит, опираясь не на общие предписания разума, а скорее на убедительные примеры. Решающее значение для него имеют история и опыт жизни. Здра­вому смыслу нельзя выучить, в нем можно только упражняться. Апелляция к здравому смыслу неизбежна в гуманитарных науках, вплетенных в историческую традицию и являющихся не только ее пониманием, но и ее продолжением. Обращение к здравому смыслу довольно редко и ненадежно в естественных науках, стремящихся абстрагироваться от своей истории и вынести ее за скобки.

Аргумент к вкусу представляет собой обращение к ч у в с т в у вкуса, имеющемуся у аудитории и способному склонить ее к принятию выдвинутого положения. Вкус касается только совер-

[34]

шенства каких-то вещей и опирается на непосредственное чув­ство, а не на рассуждение. Кант характеризовал вкус как «чув­ственное определение совершенства». Понятие вкуса первоначально было моральным и лишь впоследствии его употребление сузилось до эстетической сферы «прекрасной духовности». Хороший вкус не является полностью субъективным, он предполагает способ­ность к дистанции относительно себя самого и групповых при­страстий. Можно отдавать чему-то предпочтение, несмотря на то, что это одновременно не принимается собственным вкусом. Прин­цип «О вкусах не спорят» не является верным в своей общей фор­мулировке. Споры о вкусах достаточно обычны, эстетика и худо­жественная критика состоят по преимуществу из таких споров. О вкусах можно спорить, но лишь с намерением добиться не исти­ны, а победы, т. е. утверждения своей системы оценок, причем спорить не только некорректно, софистически, но и вполне кор­ректно. Аргумент к моде является частным случаем аргу­мента к вкусу. Вкус несет на себе отпечаток общности социальной жизни и изменяется вместе с ее изменением. Суждения вкуса, относящиеся к разным эпохам или к разным обществам, обычно оказываются несовместимыми друг с другом.

АРГУМЕНТАЦИЯ ТЕОРЕТИЧЕСКАЯ

- аргументация, опира­ющаяся на рассуждение и не пользующаяся непосредственно ссыл­ками на опыт. А. т. противопоставляется аргументации эмпирической,прямо апеллирующей-к тому, что дано в опыте. Способы А. т., в отличие от способов эмпирической аргументации, чрезвычайно многообразны и внутренне разнородны. Они включают дедуктив­ное обоснование, системную аргументацию, методологическую аргументацию и др. Никакой единой, проведенной последовательно классификации способов А. т. не существует.

Дедуктивная (логическая) аргументация представляет со­бой выведение обосновываемого положения из иных, ранее при­нятых положений. Она не делает такое положение абсолютно дос­товерным и неопровержимым, но она в полной мере переносит на него ту степень достоверности, которая присуща посылкам дедук­ции. Дедуктивная аргументация является универсальной: она применима во всех областях рассуждения и в любой аудитории.

Значение дедуктивной аргументации долгое время переоцени­валось. Античные математики, а вслед за ними и античные фило­софы настаивали на исключительном использовании дедуктив­ных рассуждений, т. к. именно дедукция ведет к абсолютным истинам и вечным ценностям. Средневековые философы и теоло­ги также преувеличивали роль дедуктивной аргументации. Их ин-

[35]

тересовали лишь самые общие истины, касающиеся Бога, чело­века и мира. Но чтобы установить, что Бог есть в своей сущности доброта, что человек — только его подобие и что в мире царит божественный порядок, дедуктивное рассуждение, отправляюще­еся от немногих общих принципов, подходит гораздо больше, чем индукция и эмпирическая аргументация. Характерно, что все пред­лагавшиеся доказательства существования Бога замышлялись их авторами как дедукции из самоочевидных посылок. Дедуктивная аргументация переоценивалась до тех пор, пока исследование мира носило умозрительный характер и ему были чужды опыт, наблю­дение и эксперимент.

Системная аргументация представляет собой обоснование утверждения путем включения его в качестве составного элемента в кажущуюся хорошо обоснованной систему утверждений или те­орию. Подтверждение следствий, вытекающих из теории, являет­ся одновременно и подкреплением самой теории. С другой сторо­ны, теория сообщает выдвинутым на ее основе положениям определенные импульсы и силу и тем самым способствует их обо­снованию. Утверждение, ставшее элементом теории, опирается уже не только на отдельные факты, но во многом также на широ­кий круг явлений, объясняемых теорией, на предсказание ею новых, ранее неизвестных эффектов, на связи ее с другими тео­риями и т. д. Включение утверждения в теорию распространяет на него ту эмпирическую и теоретическую поддержку, какой обла­дает теория в целом. Связь обосновываемого утверждения с той системой утверждений, элементом которой оно является, суще­ственным образом влияет на эмпирическую проверяемость этого утверждения и, соответственно, на ту аргументацию, которая может быть выдвинута в его поддержку. В контексте своей системы («практики») утверждение может приниматься в качестве несом­ненного, не подлежащего критике и не требующего обоснования по меньшей мере в двух случаях. Во-первых, если отбрасывание этого утверждения означает отказ от определенной практики, от той целостной системы утверждений, неотъемлемым составным элементом которой оно является. Таково, к примеру, утвержде­ние «Небо голубое»: оно не требует проверки и не допускает со­мнения, иначе будет разрушена вся практика визуального вос­приятия и различения цветов. Отбрасывая утверждение «Солнце завтра взойдет», мы подвергаем сомнению всю естественную на­уку. Сомнение в достоверности утверждения «Если человеку отру­бить голову, то обратно она не прирастет» ставит под вопрос всю физиологию и т. д. Эти и подобные им утверждения обосновыва-

 

[36]

ются не эмпирически, а ссылкой на ту устоявшуюся и хорошо апробированную систему утверждений, составными элементами которой они являются и от которой пришлось бы отказаться, если бы они оказались отброшенными. Англ, философ Дж. Мур в свое время задавался вопросом: как можно было бы обосновать утвер­ждение «У меня есть рука»? Ответ на этот вопрос является про­стым: данное утверждение очевидно и не требует никакого обо­снования в рамках человеческой практики восприятия; сомневаться в нем значило бы поставить под сомнение всю эту практику. Во-вторых, утверждение должно приниматься в качестве несомнен­ного, если оно сделалось в рамках соответствующей системы ут­верждений стандартом оценки иных ее утверждений и в силу этого утратило свою эмпирическую проверяемость. Такое утверждение переходит из разряда описаний в разряд оценок, связь его с дру­гими нашими убеждениями становится всеобъемлющей. К таким непроверяемым утверждениям, в частности, относятся: «Суще­ствуют физические объекты», «Объекты продолжают существо­вать, даже когда они никому не даны в восприятии», «Земля су­ществовала задолго до моего рождения» и т. п. Они настолько тесно связаны со всеми другими нашими утверждениями, что практи­чески не допускают исключения из нашей системы знания. Сис­темный характер обоснования не означает, однако, что отдельно взятое эмпирическое утверждение не может быть обосновано или опровергнуто вне рамок той теоретической системы, к которой оно принадлежит.

Теория придает составляющим ее утверждениям дополнитель­ную поддержку, в силу чего чем крепче сама теория, чем она яснее и надежнее, тем большей является такая поддержка. Со­вершенствование теории, укрепление ее эмпирической базы и прояснение ее общих, в том числе философских и ме­тодологических, предпосылок является одновременно существен­ным вкладом в обоснование входящих в нее утверждений. Среди способов прояснения теории особую роль играют выявление логи­ческих связей ее утверждений, минимизация ее исходных допуще­ний, построение ее на основе аксиоматического метода в форме аксиоматической системы и, наконец, если это возможно, ее формализация. Построение научной теории в форме аксиомати­зированной дедуктивной системы возможно, однако, только для очень узкого круга научных теорий. Оно не может быть поэтому идеалом и той конечной целью, к которой должна стремиться каждая научная теория и достижение которой означало бы пре­дел ее совершенствования.

[37]
Еще одним способом А. т. является анализ утверждения с точки зрения возможности эмпирического его подтвер­ждения и опровержения. От научных положений требует­ся, чтобы они допускали принципиальную возможность опровер­жения и предполагали определенные процедуры своего подтверждения. Если этого нет, относительно выдвинутого поло­жения нельзя сказать, какие ситуации и факты несовместимы с ним, а какие поддерживают его. Положение, в принципе не до­пускающее опровержения и подтверждения, оказывается вне кон­структивной критики, оно не намечает никаких реальных пу­тей дальнейшего исследования. Несопоставимое ни с опытом, ни с имеющимся знанием утверждение нельзя признать обоснован­ным. Вряд ли можно назвать обоснованным, напр., утверждение, что ровно через год в этом же месте будет солнечно и сухо. Оно не опирается ни на какие факты, нельзя даже представить, как его можно было бы опровергнуть или подтвердить, если не сейчас, то хотя бы в ближайшем будущем. К этому же классу утверждений относятся и высказывания типа «Вечная сущность есть движение», «Вечная сущность есть единое», «Неверно, что наше восприятие способно охватить все формы существования», «То, что душа сама может высказать о себе, никогда не превосходит ее самое» и т. п.

Важным способом А. т. является проверка обосновываемого ут­верждения на выполнение им совместимости условия, тре­бующего соответствия каждой гипотезы имеющимся в рассматри­ваемой области законам, принципам, теориям и т. п.

Методологическая аргументация представляет собой обо­снование отдельного утверждения или целостной концепции путем ссылки на тот несомненно надежный метод, с помощью которого получено обосновываемое утверждение или отстаиваемая концепция.

Это перечисление способов А. т. не является исчерпывающим.

АРГУМЕНТАЦИЯ ЭМПИРИЧЕСКАЯ

- аргументация, неотъем­лемой частью которой является ссылка на опыт, на эмпиричес­кие данные. А. э. противопоставляется теоретической аргументации,опирающейся на рассуждение и не пользующейся непосредствен­но ссылками на опыт. Различие между А. э. и теоретической являет­ся относительным в той же мере, в какой относительно различие между эмпирическим и теоретическим знанием. Нередки случаи, когда в одном и том же процессе аргументации соединяются вмес­те и ссылки на опыт, и теоретические рассуждения.

Ядро приемов А. э. составляют способы эмпирического обосно­вания знания, называемые также (эмпирическим) подтвер­ждением или верификацией. А. э. не сводится, однако, к

 

[38]

подтверждению. В частности, пример и иллюстрация,играющие за­метную роль в аргументации, не относятся к эффективным спо­собам подтверждения. Кроме того, в аргументации ссылки на опыт могут быть заведомо недобросовестными, что исключается самим смыслом понятия подтверждения.

И А. э., и ее частный случай — эмпирическое подтверждение применимы, строго говоря, только в случае описательных (деск­риптивных) высказываний. Оценки, нормы, декларации, обещания и иные выражения, тяготеющие к оценкам, не допускают эмпири­ческого подтверждения и обосновываются иначе, чем ссылками на опыт. Использование А. э. с намерением убедить кого-то в при­емлемости определенных оценок, норм и т. п. должно быть отнесе­но к некорректным приемам аргументации.

Подтверждение может быть прямым, или непосредственным, и косвенным. Прямое подтверждение — это непосредствен­ное наблюдение тех явлений, о которых говорится в обосновыва­емом утверждении. В случае косвенного подтверждения речь идет о подтверждении логических следствий обосновываемого поло­жения, а не о подтверждении самого этого положения. Хорошим примером прямого подтверждения служит доказательство гипоте­зы о существовании планеты Нептун: вскоре после выдвижения гипотезы эту планету удалось увидеть в телескоп. Обоснование путем прямой ссылки на опыт дает уверенность в истинности таких ут­верждений, как «Эта роза красная», «Холодно», «Стрелка вольт­метра стоит на отметке 17» и т. п. Нетрудно заметить, что даже в таких простых констатациях нет «чистого» чувственного созерца­ния. Оно всегда пронизано мышлением, без понятий и без приме­си рассуждения человек не способен выразить даже самые про­стые свои наблюдения, зафиксировать самые очевидные факты. Вера в то, что можно начать научное исследование с одних чис­тых наблюдений, не имея чего-то похожего на теорию, необосно­ванна. Опыт, начиная с самого простого, обыденного наблюде­ния и кончая сложным научным экспериментом, всегда имеет теоретическую составляющую и в этом смысле не яв­ляется «чистым». Теоретическая нагруженность фактов особенно наглядно проявляется в современной физике, исследующей объек­ты, не наблюдаемые непосредственно, и широко использующей для их описания математический аппарат. Истолкование фактов, относящихся к таким объектам, представляет собой самостоятель­ную и иногда весьма сложную проблему. Кроме того, «твердость» чувственного опыта, фактов является относительной. Нередки слу­чаи, когда факты, представляющиеся поначалу достоверными,

[39]

приходится — при их теоретическом переосмыслении — пересмат­ривать, уточнять, а то и вовсе отбрасывать. Особенно сложно об­стоит дело с фактами в науках о человеке и обществе. Проблема не только в том, что некоторые факты могут оказываться сомни­тельными, а то и просто несостоятельными. Она еще и в том, что полное значение факта и его конкретный смысл могут быть поня­ты только в определенном теоретическом контексте, при рассмот­рении факта с какой-то общей точки зрения. Косвенное подтвер­ждение состоит в выведении из обосновываемого положения логических следствий и их последующей опытной проверке. Под­тверждение следствий оценивается при этом как свидетельство в пользу истинности самого положения. Пример такого подтверж­дения: известно, что сильно охлажденный предмет в теплом по­мещении покрывается капельками росы; если мы видим, что у человека, вошедшего в дом, тут же запотевают очки, мы можем с достаточной уверенностью заключить, что на улице морозно. Рас­суждение идет по схеме: «если первое, то второе; второе истинно; значит, первое также является, по всей вероятности, истинным» («Если на улице мороз, у человека, вошедшего в дом, очки запо­тевают; очки и в самом деле запотели; значит, на улице мороз»). Это — индуктивное рассуждение, истинность посылок не гаран­тирует здесь истинности заключения. Выведение следствий и их под­тверждение, взятое само по себе, не в состоянии установить спра­ведливость обосновываемого положения. Чем большее количество следствий нашло подтверждение, тем выше вероятность проверяе­мого положения. Значение имеет не только количество следствий, но и их характер. Чем более неожиданные следствия какого-то по­ложения получают подтверждение, тем более сильный аргумент они дают в его поддержку. И наоборот, чем более ожидаемо в свете уже получивших подтверждение следствий новое следствие, тем меньше его вклад в обоснование проверяемого положения. Неожи­данное предсказание — это предсказание, связанное с риском, что оно не подтвердится. Чем более рискованно предсказание, выдви­гаемое на основе какой-то теории, тем больший вклад в ее обо­снование вносит подтверждение этого предсказания.

Важность А. э. невозможно переоценить, что обусловлено прежде всего тем, что конечным источником и критерием знания являет­ся опыт. Он связывает человека с миром, теоретическое знание — только надстройка над эмпирическим базисом. Вместе с тем тео­ретическое не сводимо полностью к эмпирическому. Опыт не является абсолютным и бесспорным гарантом неопровержимости знания. Он тоже может критиковаться, проверяться и пересмат-

[40]

риваться. Если ограничить круг способов обоснования утвержде­ний их прямым или косвенным подтверждением в опыте, то ока­жется непонятным, каким образом все-таки удается переходить от гипотез к теориям, от предположения к истинному знанию. Эмпирическое обоснование требует дополнения теоретическим обоснованием.

АРГУМЕНТ К АВТОРИТЕТУ (от лат. i pse dixit -сам сказал)

-обоснование утверждения или действия путем ссылки на какой-то авторитет. А. к а. необходим, хотя и недостаточен, в случае обо­снования предписаний (команд, директив, законов государства и т. п.). Он важен также при обсуждении ценности советов, пожела­ний, методологических и иных рекомендаций. Данный аргумент должен учитываться при оценке предостережений, просьб, обеща­ний, угроз и т. п. Несомненна роль авторитета и, соответственно, апелляции к нему едва ли не во всех практических делах.

Необходимо проводить различие между эпистемическим авторитетом, или авторитетом знатока, специалиста в какой-то области, и деонтическим авторитетом, авторитетом выше­стоящего лица или органа. А. к а., выдвинутый в поддержку описа­тельного высказывания, - это обращение к эпистемическому ав­торитету; такой же аргумент, но поддерживающий оценочное высказывание, представляет собой обращение к деонтическому авторитету. Последний подразделяется на авторитет санкции и авторитет солидарности. Приказ первого выполняется под уг­розой наказания, указания второго выполняются, поскольку это способствует достижению поставленной общей цели. Напр., за законами государства стоит авторитет санкции; за приказами ка­питана судна в момент опасности - авторитет солидарности. Раз­деление авторитетов на авторитеты санкции и авторитеты соли­дарности не является жестким. Скажем, законы государства преследуют определенные цели, которые могут разделяться и граж­данами государства; распоряжения капитана, адресованные мат­росам тонущего судна, опираются не только на авторитет соли­дарности, но и на авторитет санкции.

А. к а. только в редких случаях считается достаточным основа­нием для принятия утверждения. Обычно он сопровождается дру­гими, явными или подразумеваемыми доводами. Нормы, в отличие от других оценок, всегда требуют указания того авторитета, которо­му они принадлежат. Первый вопрос, встающий при обсуждении нормы, — это вопрос о том, стоит ли за нею какой-то авторитет и правомочен ли он обязывать, разрешать или запрещать. Если ав­торитет отсутствует или не обладает достаточными полномочия-

[41]

ми, нет и возможного наказания за неисполнение нормы, а зна­чит, нет и самой нормы.

Из многих ошибочных суждений, связанных с А. к а., можно выделить два: резкое противопоставление авторитета и разума; смешение деонтического авторитета с эпистемическим. Автори­тет и разум не противоречат друг другу, прислушиваться к авто­ритету — чаще всего означает вести себя вполне благоразумно. Если, к примеру, мать говорит ребенку, что существует большой город Москва, ребенок поступает разумно, считая это правдой. Столь же разумно поступает пилот, когда верит сообщениям метеороло­га. Даже в науке мы прибегаем к авторитетам, о чем говорят, в частности, обширные библиотеки, имеющиеся в каждом науч­ном институте.

А. к а. относится к аргументации контекстуальной,применимой и эффективной не в каждой аудитории. Наиболее часто этот аргу­мент используется в коллективистических обществах, в число ко­торых входят, в частности, средневековое феодальное общество и тоталитарное общество. Мышление, злоупотребляющее А. к а., при­нято называть авторитарным. Такое мышление стремится уси­лить и конкретизировать выдвигаемые положения прежде всего путем поиска и комбинирования цитат и изречений, принадле­жащих признанным авторитетам. При этом последние канонизи­руются, превращаются в кумиров, не способных ошибиться и гарантирующих от ошибок тех, кто следует за ними. Мышления беспредпосылочного, опирающегося только на себя, не существует. Но предпосылочность мышления и его авторитарность не тожде­ственны. Авторитарность — это особый, крайний, так сказать, вы­рожденный случай предпосылочности, когда функцию самого ис­следования и размышления пытаются почти полностью переложить на авторитет. Авторитарное мышление еще до начала изучения конкретных проблем ограничивает себя определенной совокуп­ностью «основополагающих» утверждений, тем образцом, кото­рый определяет линию исследования и во многом задает его ре­зультат. Изначальный образец не подлежит никакому сомнению и никакой модификации, во всяком случае в своей основе. Предпо­лагается, что он содержит в зародыше решение каждой возника­ющей проблемы или, по крайней мере, ключ к такому решению. Система идей, принимаемых в качестве образца, считается внут­ренне последовательной. Если образцов несколько, они призна­ются вполне согласующимися друг с другом. Очевидно, что если все основное уже сказано авторитетом, на долю его последовате­ля остаются лишь интерпретация и комментарий. Мышление, пле-

 

[42]

тущееся по проложенной другими колее, лишено творческого импульса и не открывает новых путей. Авторитеты нужны, в том числе и в теоретической сфере. Но полагаться на их мнения следу­ет не потому, что это сказано «тем-то», а потому, что сказанное представляется правильным. Слепая вера во всегдашнюю правоту авторитета, а тем более суеверное преклонение перед ним плохо совместимы с поисками истины и добра, требующими непред­взятого, критичного ума. Авторитет принадлежит определенной человеческой личности, но авторитет личности имеет своим пос­ледним основанием не подчинение и отречение от разума, а осоз­нание того, что эта личность превосходит нас умом и остротою суждения. Признание кого-то авторитетом всегда связано с допу­щением, что его суждения не носят неразумно-произвольного характера, а доступны пониманию и критическому анализу.

АРГУМЕНТ К АУДИТОРИИ

- попытка опереться на мнения, чувства и настроения слушателей, вместо того чтобы обосновать тезис объективными доводами.

Пользующийся этим аргументом обращается непосредственно не к своему партнеру в споре,а к другим участникам или даже случайным слушателям и стремится привлечь их на свою сторону, апеллируя по преимуществу к их чувствам, а не к разуму.

А. к а. — один из тех некорректных приемов ведения спора, кото­рые обычны в публичных спорах. Напр., на одной из дискуссий по поводу теории происхождения видов Ч. Дарвина епископ Вильберфорс обратился к слушателям с вопросом, были ли их предки обезьянами. Защищавший данную теорию биолог Т. Хаксли отве­тил на это, что ему стыдно не за своих обезьяньих предков, а за людей, которым не хватает ума и которые не способны отнестись всерьез к выводам Дарвина. Довод епископа — типичный А. к а. Тем, кто присутствовал на этой происходившей в конце прошлого века дискуссии, казалось не вполне приличным иметь своими, пусть и отдаленными, предками обезьян. Довод Т. Хаксли — пример ар­гумента к личности (см. также Эристика)..

АРГУМЕНТ К ЖАЛОСТИ

— возбуждение в другой стороне спора жалости и сочувствия с намерением получить ее поддержку.

Напр., школьник, не выучивший урок, просит не ставить ему двойку, потому что дома бабушка, узнав об этом, очень расстроится (см.: Эристика).