Лирическая трилогия А. Блока как «роман в стихах».

А.А. Блок (1880-1921).Дед Блока по матери, Ал.Ник. был крупным ботаником. Был ректором Пет ун-та. А бабушка – очень обр женщина, переводила, писала стихи. Мать тоже отлич лит интересами и чутьем и бразованностью. Отец Блока – кот стал героем поэмы «Возмездие» - бы чел-ком сложным. О нем подробно рассказывает Бекетова. Отец – был талантливейший пианист. Главное обаяние – в стихийно-демонической страстности. Музыкальность сказалась в сыне – в музыкальности стиха. Сын унаследова- темперамент, глубину чув-в, но был другой хар-р. Свет – от матери. Облик отца, кот запечатлелся и памяти современников и в поэме сына – встраивается в ряд демонических героев, о кот мы говорили в «Петербурге». Сразу после свадьбы А.Львович увез жену в Варшаву. Но их семейная жизнь пошла тяжело. Когда 2 года спустя после свадьбы приехали в Пет, родные просто не узнали Александру Андреевну. Была хохотушка, а теперь красота изменилась, превратилась в тихую женщину. Родные уговорили остаться в Пет хотябы на время родов. В ректорском флигеле ун-та родила сына – А.Блока. А.Блок с самого рождения принадлежал высокой культуре, как и другие младшие символисты («профессорские дети») Они были даже не интеллигентами, а интеллектуалы. Культуру впитали вместе с детской. Написал в 5 лет стихотворение. Сюжет о прекрасной даме был в крови уже у пятилетнего ребенка. Родители уговорили не возвращаться к мужу, она долго не могла получить развода, потом вышла вторично замуж. Каждое лето проводил в поместье Шахматово. С матерью у Блока с детсва и навсегда установилась глубокая духовная связь. Рядом с Шахм – находилось Баблово – поместье Менделеева. В 1998г в 18 лет Блок явился туда, чтобы договориться о любительских спектаклях. Они ставили фрагменты из Гамлета. Любовь Дмитриевна. Они сталкивались еще в детстве. В 98 г м/у ними начался роман. Тетка вспоминает – они составляли гармоническую пару. Блок увидел в ней образ прекрасной дамы, вечной женственности. Венчание 17 авг 1903г в деревенской церкви, а обручение в ун-тской церкви. Очень красивая пара, но отношения сложились не просто. 1910г – Блок писал «Люба довела маму до болезни, отогнала друзей, испортила отношения, … Но 1908 и 19..г сделали свое – я не могу без нее и люблю ее». Поступил в юрфак. потом в 1901г перешел на филологич фак-т. Считал что ун-т привил ему дисциплину мысли. И это проявилось и в филолгич работах, кот он занимался. До ун-та не знал современной поэзии. На пасху мать подарила сборник стихов Соловьева. Соловьевскому образу вечно женственного начала был родственен и центарльный в лирике Блока образ Прекрасной Дамы. Он в 1901г читал и Платона. У Платона и Соловьева встретил мироощущение, кот ему был близок и благодаря им утвердился в нем. «Стихи – это молитвы» 1902г. Им владели идеи теургии и жизнетворчества (В статье «О состоянии символизма…»). 1903г – У Мережк. «Новый путь» впервые опубликовано 10 стихов Блока. Потом у Брюсова. 1904г. – первый сборник – «Стихи о прекрасной даме». Еще до того, как были напечатаны были встречены с восторгом в кружке аргонавтов Белого в Москве. Здесь в Пет сводит знакомство с Мережк и Гиппиус. Еще в 1903г – вступил в переписку с А.Б. Удивительно: Они написали др.др письма в один и тот же день. А личное знакомство – в 1904г. Тогда завязалась бурная дружба, кот оборачивалась разного рода драматич событиями. Белый вспоминал, что когда Блок появился в Москве - поражал своей красотой и чопорностью. Он был безукоризнено воспитан. В 1905г в статье «Апокалипсис» А.Белый писал о стихах Блока. Белый оставил книгу воспоминаний о Блоке.

 

Три тома Блока начали формироваться в 1911г. Уточнял и дорабатывал состав в течение 10 лет. В пределах них стихи разделены по циклам. По циклам были разделены и у Иванова и у Белого и у Брюсова…. Но никто из них не пытался заключить все свое тв-во в единую форму, в единую книгу, кот становится лирическим дневником, заключает весь духовный путь. Представляет путь история самых разных перипетий и переходов в разнообразные жизненные пространства. Это мление сформировало удивительную парадоксальную жанровую реальность. Лирика превращается в эпическую форму, оставаясь лирикой. Герой этой трилогии становится героем эпоса и лирики. Пока стихотворение Блока писались до возникновения замысла трилогии – были непосредственными переживаниями. А когда попадали в трилогию – попадали под суд истории. Для своих ранних публикаций Блок строго отбирал стихотворений, а когда стал формировать трилогию, многое из ненапечатанного включил, потому что дневник д.б. быть полным, не должно быть лакун. Блок избегал даже коренной переделки ранних стихов, чтобы сохранить в них дух того жизненного этапа, на кот они писались.Тартовские блоковские сборники. Статья Максимова «Идея пути» - о Блоке. Именно идея пути позволила Блоку свормировать трилогию. Путь – это ключевое понятие для Блока. Знаменитое определение смысла его пути (написал в письме А.Белому 1911г) – все стихи вместе - трилогия вочеловечения. От мгновения слишком яркого света …… к рождению чел-ка общественного…

 

1 том – стихи 1898-1904гг «Анта люцем» (?) = перед светом, в ожидании света. В контексте перого тома Блока – кроме хар-рного для всех символистов смысла – еще и ожидание Прекрасной дамы. Предчувствие того, что поэту предстоит решать очень важные жизненные задачи. Картина мира близка среднестатистической романтической картины мира. Перед нами поэт, кот избегает толпу, но не относится к ней унизительно и пренебрежительно (что было хар-рно для старших симв). Тема любви и дружбы, кот противопоставлены пошлости и смраду жизни, тема преждевременной старости, усвоенная у Пушкина, байроническая, тема земли – как юдоль страданий. Главное, что хар-резует этот цикл, и что явл собственно блоковским – особый характер мистического чув-ва – оно эпически спокойное. Эпическая уверенность в том, что Божественное начало есть в мире и Оно обязательно должно обнаружить себя. И лирическое волнение возникает только в связи с невозможностью непосрдственного соединения с божественным измерением мира, но и оно трактуется только как временное. Центральная тема – стихи о прекрасной Даме. Стихи 1901-1902г (Предложил название – Брюсову). Биографически связан цикл – с отношением к невесте – Л.Дм. Менделеевой. Ему важно вместить в свой личный опыт переживания мистические. Из писем Блока к невесте – совмещении образа земн женщины и мистич образа – не было условностью и игрой, Блок так и переживал свою любовь. (вообще это было хар-рно для того времени) Когда Блок писал Менделеевой – «Вы Любовь». Ему очень важно, что ее имя означает именно это. Минц («Поэтика А.Блока») прекрасно проанализировано развитие сюжета трилогии, если читать ее, как роман в стихах. Минс пишет – первые разделы - создают некую цельную картину мира. и главн образов. Последующие разделы – о превращениях этих образов и и изменение их отношений. Центральные персонажи хар-резуются отношениями к координатам небо и земля. Она – к небесному миру. (дево, заря купина, закатная таинственная дева, голубая … дева, Солнце). Ее мир – это самое главная ценность для поэта, но он-то принадлежит миру земному, поэтому ему принадлежит только устремленность к ней, к их слиянию и отчаяние, что это слияние невозможно ил по крайней мере недостижимо. Он всегда глядит на нее издалека и всегда снизу вверх. Все построено на ожидании, на надежде. Все предчувствуется что приближение их наступит. Но чем явственнее приближение, тем резче граница. кот. пролегает м/у ними. И граница пока непреодолима. Она принадлежит миру неба, а он земли. Она царица, а он безвестный раб. Такие основные хар-ки осн образов, но походу развития цикла претерпевают изменнеия. Увереннность в том, что она приближается, что знаки ее приближения прочитаны верно, слишком яркий мистический свет – несовместим с жизнью. По ходу развитию цикла это чувстов увереннноси начинает сменяться сомнением.

«Предчувствую тебя, года проходят мимо…»

И тяжкий сон житейского сознанья

Ты отряхнешь, тоскуя и любя.

Вл. Соловьев

 

Предчувствую Тебя. Года проходят мимо —

Всё в облике одном предчувствую Тебя.

Весь горизонт в огне — и ясен нестерпимо,

И молча жду,— тоскуя и любя.

Весь горизонт в огне, и близко появленье,

Но страшно мне: изменишь облик Ты,

И дерзкое возб у дишь подозренье,

Сменив в конце привычные черты.

О, как паду — и горестно, и низко,

Не одолев смертельные мечты!

Как ясен горизонт! И лучезарность близко.

Но страшно мне: изменишь облик Ты.

 

 

Весь горизонт в огне и ясен нестерпимо – когда свет подступил вплотную – тогда и просыпается страх сомнения. В чем он сомневается? В Прекрасной Даме? Или в Любови Дм, кот может оказаться не воплощением вечн женственности? Или в себе? Наверное, все вместе. Т.е. сомнения касаются встречи как таковой. Пока поэт жив – принадлежит земле. А древнее учение утверждает, что София сойдя на землю оказ пленной и т.е. падшей. Именно так вспоминает Блок о своем свидании. В пленении Душа мира меняет облик и становится другой.

 

«Будет день и свершится великое…»

Будет день — и свершится великое,

Чую в будущем подвиг души.

 

Ты — другая, немая, безликая,

Притаилась, колдуешь в тиши.

 

Но во что обратишься — не ведаю,

И не знаешь ты, буду ли твой,

 

А уж Там веселятся победою

Над единой и страшной душой.

Во второй половине цикла иерархия отношений м/у ними меняются (раньше она на небе, он на земле, теперь они вровень). Они оба оказ на земле, но с этой перемены начинается борение м/у утратой любви и сохранении любви, надежды и веры. Когда читаешь, видится: человек, кот все более теряет силы, раз за разом находит в себе силы подняться и продолжить путь, но каждое падение все сильнее. «Я медленно сходил с ума». Так у Блока начинает звучать мотив двойника. Герой поднимается, чтобы творить путь. А двойник отказывается от любви и от пути. И герой беспощаден к этому двоедушеству. Финальное стихотворение цикла звучит безнадежно.

 

«Дома растут как желанья»

 

Дома растут, как желанья

Но взгляни внезапно назад:

Там, где было белое зданье,

Увидишь ты черный смрад.

 

Так все вещи меняют место,

Неприметно уходят ввысь.

Ты, Орфей, потерял невесту, —

Кто шепнул тебе: «Оглянись»?..

 

Я закрою голову белым,

Закричу и кинусь в поток.

И всплывет, качнется над телом

Благовонный, речной цветок.

 

Не удивительно, что след раздел первого тома озаглавлен «Распутье» (1902-1904г). Отдельные вспышки угасающей веры, кот сменяются настроениями разочарований, кот становится се больше и больше, и разочарование влечет тему сумасшествия. Облик героев меняется. Она–как просто женщина и иногда как сущ-во злое. Она становится су-вом страдающим, отсупивший от нее герой ввергает ее к гибели.

 

«Он вчера нашептал мне много…»

 

Он вчера нашептал мне много,

Нашептал мне страшное, страшное…

Он ушел печальной, дорогой,

А я забыла вчерашнее —

забыла вчерашнее.

 

Вчера это было — давно ли?

Отчего он такой молчаливый?

Я не нашла моих лилий в поле,

Я не искала плакучей ивы -

плакучей ивы.

 

Ах, давно ли! Со мною, со мною

Говорили — и меня целовали…

И не помню, не помню — скрою,

О чем берега шептали —

берега шептали.

Я видела в каждой былинке

Дорогое лицо его страшное…

Он ушел по той же тропинке,

Куда уходило вчерашнее —

уходило вчерашнее.

 

Я одна приютилась в поле,

И не стало больше печали.

Вчера это было — давно ли?

Со мной говорили, и меня целовали —

меня целовали.

 

Так появляется герой, отступивший от нее, он оказ пророком ее несостоявшейся миссии. Он явл теперь как паяц, как клоун, как носитель греха, кот страдает от страшной внутренней раздвоенности («… Кто-то долго бессмысленно смеялся…»).Уже здесь возникает тема балагана. Музыка миров иных в распутьях отступает. Темы теперь начинают дробиться. Но зато в этой жействительности проступает то, что Блок называл мистикой повседневности, но в отл от стихов о Прекрасной Даме – это демоническая мистика. Зарисовки реальности совершенно чуждой прекрасной Дамы – фабричный быт («Фабрика») или дети матери-самоубийцы. Казалось бы – это мир, с кот уБлок нет никако связи, но тут появляется нота сотрадания. До этого он был сосредоточен только на себе. Если теперь вспомним об учении Вяч. Иванова, о восхожднии и нисхождении, то картина получится странная. Ив. говори о том, что восхождение м.б. только после нисхождения. «Пр.Дама» - это о человеке, кот не сумел дойти до вершины. Он создавал тексты в самый момент восхождения. Но когда Блок стал выстраивать свои стихи в трилогию, лирика приобретает черты эпоса. И этот эпос – о величайшем поражении, кот мог потерпеть символист, и Блок, наверное, единственный кот засвидетельствовал об этом поражении с такой беспощадностью. Но есть и др сторона. Все сказки начинаются с утраты – это отправная точка. Сказка и библейская история свидетельствую о том, что утрата м.б толчком к пути. Правда утрата – отправная точка пути героического (а не безоблачного). Одно стихотворение цикла «распутье» - «Я бежал и спотыкался…»

 

Второй и тертий том лирики Блока – свид о том, что ему предстояло еще много раз и падать и поднимаься.

2 том. Подводит итог событиям тома 1.

 

«Ты в поля отошла без возврата…»

 

Ты в поля отошла без возврата.

Да святится Имя Твое!

Снова красные копья заката

Протянули ко мне острие.

Лишь к Твоей золотой свирели

В черный день устами прильну.

Если все мольбы отзвенели,

Угнетенный, в поле усну.

Ты пройдешь в золотой порфире -

Уж не мне глаза разомкнуть.

Дай вздохнуть в этом сонном мире,

Целовать излучённый путь...

О, исторгни ржавую душу!

Со святыми меня упокой,

Ты, Держащая море и сушу

Неподвижно тонкой Рукой!

 

Того ожидания встречи нет и в помине. И на смене пришла его противоположность – она ушла без возврата. Но при этом в стихотворении нет надрыва по этому поводу, ко чувствовался в многих стиха второй части первого тома. Это спокойное приятие своей участи. Это спокойное приятие позволяет снова благословить ее. Поля – это конечно уходящее к горизонту даль, небеса, откуда сходила она. Это и не то земное пространство, кот м.б противопоставлено небу – это даль, в кот смыкаются небо и земля, но для поэта это единство недоступно, но зато он знает, что оно есть. А сам поэт не на дальнем, а на ближнем плане. Если она скрывается в дали, а он на противоположном конце этого пространства, это поле кажется конкретным, очень близко, так что можно рассмотреть и травинки и насекомых. Такое близкое рассматривание и происходит в цикле «Пузыри земли». В этом цикле глаза поэта не просто устремлены на противоположное небо – на замлю, направлены на жизнь земли и всех ее населяющих. Перед чит – ряд образов из нижнего мира – травка, березки, кусты, болотный мох опадающие листья, пни, туман…. И все это выписано очень конкретно. И тем не менее исполнено не меньшей символики, кот были в 1 томе. Название «Пузыри земли» – из Шекспировского «Макбета» (говорит о ведьмах). Из нижней сферы бытия поднимаются в верхнюю и оказ причастны и небу. Поэтому внимание к этой сфере для поэта очень важна. Болотные чертенятся, косматые ведьмы,к арлики. Эти сущ-ва – это просто малые мира сего – самые малые, те кот не видимы вооруженым глазом, не случайно больш-во из них называются уменьшительными словами. Это мелкая нечисть. Новые образы восходят к альбому Татьяны Гиппиус. Блок рассматривал этот альбом с интересом. И вглядывался и в мире. И не только внимательно, но и любовно. Самое удивительное – это совершенно невозможное с т.зр. ортодоксального христ-ва – обнаружение святости в этой сфере. У Блока – там творятся свои молитвы.

 

«Болотный попик…»

 

На весенней проталинке

За вечерней молитвою - маленький

Попик болотный виднеется.

Ветхая ряска над кочкой

Чернеется

Чуть заметною точкой.

И в безбурности зорь красноватых

Не видать чертенят бесноватых,

Но вечерняя прелесть

Увила вкруг него свои тонкие руки...

Предзакатные звуки,

Легкий шелест.

Тихонько он молится,

Улыбается, клонится,

Приподняв свою шляпу.

И лягушке хромой, ковыляющей,

Травой исцеляющей

Перевяжет болящую лапу.

Перекрестит и пустит гулять:

"Вот, ступай в родимую гать.

Душа моя рада

Всякому гаду

И всякому зверю

И о всякой вере".

И тихонько молится,

Приподняв свою шляпу,

За стебель, что клонится,

За больную звериную лапу,

И за римского папу.

Не бойся пучины тряской -

Спасет тебя черная ряска.

 

«Старушка и четренята»

Побывала старушка у Троицы

И всё дальше идет, на восток.

Вот сидит возле белой околицы,

Обвевает ее вечерок.

Собрались чертенята и карлики,

Только диву даются в кустах

На костыль, на мешок, на сухарики,

На усталые ноги в лаптях.

«Эта странница, верно, не рада нам —

Приложилась к мощам — и свята;

Надышалась божественным ладаном,

Чтобы видеть Святые Места.

Чтоб идти ей тропинками злачными,

На зеленую травку присесть...

Чтоб высоко над елями мрачными

Пронеслась золотистая весть...»

И мохнатые, малые каются,

Умиленно глядят на костыль,

Униженно в траве кувыркаются,

Поднимают копытцами пыль:

«Ты прости нас, старушка ты божия,

Не бери нас в Святые Места!

Мы и здесь лобызаем подножия

Своего, полевого Христа.

Занимаются села пожарами,

Грозовая над нами весна,

Но за майскими тонкими чарами

Затлевает и нам Купина...»

У этих малых, чел-ской церковью отвергнутых, есть и свой Христос и своя купина. Оказ не только в верхних сферах есть. Здесь осуществляется удивительный путь вниз- самоумаление. Совершая нисхождение, поэт несет то, что нашел на вершине – по Иванову. А у Блока поэт несет любовь в низшей мир и это оказ не безрезультатно, несет святость в этот мир. (Напоминает сошествие во ад) Путь вниз и выведение к свету того, что казалось бы от света отделено.

За циклом следует поэма «Ночная фиалка». Ночная фиалка – королева забытых времен. Поэт видит сновидение об избушке… В ней явилось далеко ушедшая прошлое. Пряжа, которую пряла королева – классический символ времени. Болото, через которое пролегает путь поэта – прах, в который обратится вся земля. Сюжет еще можно трактовать как сюжет утраты героического прошлого. важнее здесь другое – сошествие, путь вниз. Этот путь – залог движения в будущее: сойдя в мир нф, поэти слышит «вести о новой земли». То же движение, что и в цикле «Пузыри земли»: путь вниз ради последующего восхождения. Противоположно ивановскому.

 

Цикл «Разные стихотворения» - заглавие перекликается с циклом «Распутья»: определенность пути, намеченного в «Пузырях земли», здесь кончается. Много дорог, ведущих к разным поколениям. Этот период творчества он называл период антитезы. Теза (1903 – 1907), антитез (1907 – 1914 (?)), синтез. Темы смерти и земли переплетены с другими. 2 том – чрезвычайно важная для Блока тема балагана. Поэт, отождествляющий себя с шутом – довольно частая тема. насмешка поэта над скомпрометированностью своих целей. оставшихся невоплощенными.Ст. «О современном состоянии символизма».

 

Ноябрь 1906 – ст-е «Балаган».

 

Ну, старая кляча, пойдем

ломать своего Шекспира!

Кин

 

Над черной слякотью дороги

Не поднимается туман.

Везут, покряхтывая, дроги

Мой полинялый балаган.

Лицо дневное Арлекина

Еще бледней, чем лик Пьеро.

И в угол прячет Коломбина

Лохмотья, сшитые пестро...

Тащитесь, траурные клячи!

Актеры, правьте ремесло,

Чтобы от истины ходячей

Всем стало больно и светло!

В тайник души проникла плесень,

Но надо плакать, петь, идти,

Чтоб в рай моих заморских песен

Открылись торные пути.

 

 

Природа героического начала лирики Блока. Цель пути. верность ей. Теперь – не прекрасная дама… Цели те же. Теперь истина должна стать ходячей, а не только одному поэту ведомой. но центром 2-го тома стал раздел «город». Перемещение в городской хронотоп – нечто противоположное тому, куда ушла прекрасная дама. Город – Петербург, узнаваемый в т. ч. и через его литер. описания. Пьяницы, проститутки, безнота, погруженный в сутолоку современности. От Петра как бы исходит фонарный свет. И в ст-и «Петр» медный всадник оказывается чуть ли не гоголевским фонарщиком. А фонарщиком у Гоголя был демон…

 

Петр

 

Евг. Иванову

О н спит, пока закат румян.

И сонно розовеют латы.

И с тихим свистом сквозь туман

Глядится Змей, копытом сжатый.

Сойдут глухие вечера,

Змей расклубится над домами.

В руке протянутой Петра

Запляшет факельное пламя.

Зажгутся нити фонарей,

Блеснут витрины и троттуары.

В мерцаньи тусклых площадей

Потянутся рядами пары.

Плащами всех укроет мгла,

Потонет взгляд в манящем взгляде,

Пускай невинность из угла

Протяжно молит о пощаде!

Там, на скале, веселый царь

Взмахнул зловонное кадило,

И ризой городская гарь

Фонарь манящий облачила!

Бегите все на зов! на лов!

На перекрестки улиц лунных!

Весь город полон голосов

Мужских — крикливых, женских — струнных!

Он будет город свой беречь,

И, заалев перед денницей,

В руке простертой вспыхнет меч

Над затихающей столицей.

 

Изнаночные похороны. (см. фольклор). И вот такое кадило Блок дает в руку медному Петру. Последняя строфа в корне меняет природу всадника, кот. уже почти стал изнаночной фигурой. алый свет зари, ранее знаменовавший появление прекрасной дамы, окрасит всадника, и он станет рыцарем, служителем даме. Следовательно. по той же формуле пути вниз, а затем – наверх. но теперь нижний мир – уже не мир милых мохнатых чертенят, а глубже. И обещание преображения в посл. строфе ст-я Петр все-таки не очень надежно. Полтора года спустя – другое ст-е о всаднике - «Веся над городом всемирным…». Змей оказывается сильнее всадника. Во 2 томе – новые превращения героини, разные обличия, и каждый раз – в прямой зависимости от той связи, которую герой способен с ней установить. Падения героя влекут за собой и падения прекрасной дамы, Софии. Она вслед за ним погружается в мир материи и превращается в женщину, вписанную в конкретные и не самые прекрасные обстоятельства. Именно так появляется знаменитая блоковская «Незнакомка». В таком контексте, среди пьяниц, дама до этого момента не могла появиться. И так сбывается предчувствие из первого тома: «Но страшно мне – изменишь облик ты». Тем не менее, он оставляет ей черты, по которым ее можно узнать. «Шляпа с траурными перьями» - траур по древним поверьям, с кот. она была связана. А дальше он говорит, насколько она зависима от него: «в моей душе лежит сокровище, и ключ апоручен только мне». Но дальше – двусмысленность: «И все души моей излучины..» - про пьянство. Узнаваемая стилистика первого тома становится чуть ли не пьяным бредом, а сама незнакомка – чем – то вроде пьяного видения. И благодаря последней строчке все начинает напоминать «Невский проспект». опиумные видения художника Пискарева. Это неслучайная параллель. у Гоголя Пискарев погибает, т.е. он художник. Его главная способность – с. к преображению мира. А мир для него преображался под действием опиума, а не искусства. В этом - его вина. То же – и в незнакомке. Это не то прекрасная дама, не то посетительница кабаков. утвердить ее высокий статус герою удается только через опьянение.

 

Циклы «Снеж. маска», «Фаина» Связаны с Натальей Волоховой, актрисой театра Комисаржевской. В контексте атмосферы театра балагана превращается в узаконенный маскарад. Жизнь масок становится естественным.

 

«Снежное вино»

 

И вновь, сверкнув из чаши винной,

Ты поселила в сердце страх

Своей улыбкою невинной

В тяжелозмейных волосах.

Я опрокинут в темных струях

И вновь вдыхаю, не любя,

Забытый сон о поцелуях,

О снежных вьюгах вкруг тебя.

И ты смеешься дивным смехом,

Змеишься в чаше золотой,

И над твоим собольим мехом

Гуляет ветер голубой.

И как, глядясь в живые струи,

Не увидать себя в венце?

Твои не вспомнить поцелуи

На запрокинутом лице?

 

В облике возлюбленной появляются змеиные черты. И это Блок подчеркнет еще не раз. В этом – ее особая красота, но поэт помнит всю змеиную символику. Вино в «Снеж. маске» приобретает дионисийский характер, но он отдает себе отчет, что его захватило дионисийское начало. Отсюда – название. У Блока слово, переходя их цикла в цикл, наращивает свое символическое значение. У поэт. слова накапливается особая память, не общая культурная, но индивидуальная память блоковской поэзии. Поэтому лучше читать его трилогию от начала к концу. В ней есть ключевые слова, для кот. можно проследить целую драм. историю подобно тому, как мы можем проследить историю героя и героини. Цикл «Разные ст-я» содержал мн-во смежных образов, связанных со смертью. Снежная стихия, связанная со смертью, подхватывает и увлекает за собой героя. Прекрасная дама безотлучно с ним, в ней больше нет черт падшей Софии. Сюжет теперь – в воздушном мире, над землей. Казалось бы, лирический сюжет наконец вознесен над землей. Но по ст-ям рассеяны признаки неблагополучное. Напр., восхищение змеиными косами героини. Невозможно забыть связь снеж. стихии со снежным саваном. Дама теперь за лирическим героем. Вся перспектива обращена в обратную сторону. И закат, а не рассвет, и корабли уплывают, а не приближаются. А корабли раньше были знаком приближения прекрасной дамы. Следовательно, жизнь образов для поэтики Блока очень важна. Они хранят свою память. Вместе со значением меняется и сюжет романа в стихах, которым является вся трилогия Блока. Эту же память и хочет стереть снежная стихия. Все это вместе взятое – ни что иное, как искус. Здесь стремительно осуществляется ложное восхождение, подмена, движение в бездну вместо пути вверх. Поэт не завлечен обманом, он сам расставляет вехи, которые указывают на подмену, на обман. И тем не менее, поэт знает и помнит подлинную действительность. И потому может возникнуть и совершенно иное ст-е:

 

«Когда в листве сырой и ржавой…»

 

Когда в листве сырой и ржавой

Рябины заалеет гроздь, -

Когда палач рукой костлявой

Вобьет в ладонь последний гвоздь, -

Когда над рябью рек свинцовой,

В сырой и серой высоте,

Пред ликом родины суровой

Я закачаюсь на кресте, -

Тогда - просторно и далеко

Смотрю сквозь кровь предсмертных слез,

И вижу: по реке широкой

Ко мне плывет в челне Христос.

В глазах - такие же надежды,

И то же рубище на нем.

И жалко смотрит из одежды

Ладонь, пробитая гвоздем.

Христос! Родной простор печален!

Изнемогаю на кресте!

И челн твой - будет ли причален

К моей распятой высоте?

 

Как понимать уподобление себя Христу? Х. в этом ст-и – как зеркальное отражение героя. самообожествление, если оно тут есть – ни что иное, как самый страшный искус.которому когда-то отдался тот самый Гоголь. Смысл здесь абсолютно канонически религиозен, в отл. от цикла «Пузыри земли», т.е., принят церковью – сораспятие с Христом. готовство христианина пережить ту же муку. И эти двое распятых в ст-и – символ сораспятия. Тут же подчеркнута невозможность слияния поэта с Христом: их разделяет дистанция. А причалит ли к берегу челн – вопрос. Но это почти единственное ст-е в таком роде из этого томк, сам том поставлен под щзнак демонии, неслучайно – антитеза.

 

3 том нач. с цикла «Страшный мир»

 

К Музе

 

 

Есть в напевах твоих сокровенных

Роковая о гибели весть.

Есть проклятье заветов священных,

Поругание счастия есть.

 

И такая влекущая сила,

Что готов я твердить за молвой,

Будто ангелов ты низводила,

Соблазняя своей красотой…

 

И когда ты смеешься над верой,

Над тобой загорается вдруг

Тот неяркий, пурпурово-серый

И когда-то мной виденный круг.

 

Зла, добра ли? — Ты вся — не отсюда.

Мудрено про тебя говорят:

Для иных ты — и Муза, и чудо.

Для меня ты — мученье и ад.

 

Я не знаю, зачем на рассвете,

В час, когда уже не было сил,

Не погиб я, но лик твой заметил

И твоих утешений просил?

 

Я хотел, чтоб мы были врагами,

Так за что ж подарила мне ты

Луг с цветами и твердь со звездами —

Всё проклятье своей красоты?

 

И коварнее северной ночи,

И хмельней золотого аи,

И любови цыганской короче

Были страшные ласки твои…

 

И была роковая отрада

В попираньи заветных святынь,

И безумная сердцу услада —

Эта горькая страсть, как полынь!

 

Словно связывает со 2-м томом. Заветные святыни – святыни первого тома. Кружение в метельном вихре закончилось.После искуса демонии образы цикла «город» еще страшнее.

 

«В ресторане»

 

Никогда не забуду (он был, или не был,

Этот вечер): пожаром зари

Сожжено и раздвинуто бледное небо,

И на жёлтой заре - фонари.

Я сидел у окна в переполненном зале.

Где-то пели смычки о любви.

Я послал тебе чёрную розу в бокале

Золотого, как нёбо, аи.

Ты взглянула. Я встретил смущённо и дерзко

Взор надменный и отдал поклон.

Обратясь к кавалеру, намеренно резко

Ты сказала: "И этот влюблён".

И сейчас же в ответ что-то грянули струны,

Исступлённо запели смычки...

Но была ты со мной всем презрением юным,

Чуть заметным дрожаньем руки...

Ты рванулась движеньем испуганной птицы,

Ты прошла, словно сон мой легка...

И вздохнули духи, задремали ресницы,

Зашептались тревожно шелка.

Но из глуби зеркал ты мне взоры бросала

И, бросая, кричала: "Лови!.."

А монисто бренчало, цыганка плясала

И визжала заре о любви.

 

Возвращается тема незнакомки, она больше не имеет ничего общего с прекрасной дамой. Кабацкие звуки заглушают голос прямого мира. Поэт ощущуает себя мертвецом, способным только имитировать жизнь. «Как тяжело ходить среди людей и притворяться непогибшим». Окончательный вариант – «Ночь. Улица. Фонарь. Аптека.». Это уже не просто теория возвращения, как у Белого, в безысходный пессимизм. А Блок говорил, что пессимизм и оптимизм – миросозерцания плоские. Истинное миросозерцание трагично, а не пессимистично, но задесь именно пессимизм, безысходность. Мир предствает распавшимся на фрагменты. Каждый из них абсолютно конкретен, равен самому себе и поэтому бессмысленнен. Мир лишился связей и воспризводится в бессмысленнлости.

 

«На островах»

 

Вновь оснежённые колонны,

Елагин мост и два огня.

И голос женщины влюбленный.

И хруст песка и храп коня.

Две тени, слитых в поцелуе,

Летят у полости саней.

Но не таясь и не ревнуя,

Я с этой новой - с пленной - с ней.

Да, есть печальная услада

В том, что любовь пройдет, как снег.

О, разве, разве клясться надо

В старинной верности навек?

Нет, я не первую ласкаю

И в строгой четкости моей

Уже в покорность не играю

И царств не требую у ней.

Нет, с постоянством геометра

Я числю каждый раз без слов

Мосты, часовню, резкость ветра,

Безлюдность низких островов.

Я чту обряд: легко заправить

Медвежью полость на лету,

И, тонкий стан обняв, лукавить,

И мчаться в снег и темноту.

И помнить узкие ботинки,

Влюбляясь в хладные меха...

Ведь грудь моя на поединке

Не встретит шпаги жениха...

Ведь со свечой в тревоге давней

Ее не ждет у двери мать...

Ведь бедный муж за плотной ставней

Ее не станет ревновать...

Чем ночь прошедшая сияла,

Чем настоящая зовет,

Всё только - продолженье бала,

Из света в сумрак переход...

 

Легенда о том, что тв-во движется от мистич. иллюзий 1-го тома к реализму третьего. Причем о реализме говорили в самом трад. понимании – соц. очерченные характеры, конкретность и ясность изображения внеш. мира. В пример приводили ст-е «На островах», в кот – устремление к дидактике, точное место д-я и т. д. Ст-е действительно начинается с реалистич. образа. «Вновь оснеженные колонны – яркая и конкретная примета Пб. Камень остывает медленнее, чем воздух, и на нем проступает иней. Дальше – редкое для Болка упоминание конкретной топонимики: Елагин мост и 2 коня. Т. о., и место, и время действия – 2 огня. А затем – любовный сюжет. В нем уже нет тайн, а есть обряд. «Я чту обряд». Ключ. слова – обряд, геометр и число. Число – в позитивистском понимании, не для духовных, а для физических величин. И оно в сущности заменяет слово. Получается, все детали, кот. являются реалистическими, даны без участия поэтического слова. Реализм возникает здесь потому, что душа умерла. а любовь превратилась в мертвый обряд. Эта мертвая душа точно фиксирует детали и разнообразие внеш. мира, за которым ничего уже не может окрыться. Вот так и появляется этот реализм. Душа воспринимает не сущность. А только явление. Самое страшное – в ст-и изображен ужас, и о нем говорится совершенно спокойно.

«Унижение»

 

В черных сучьях дерев обнаженных

Желтый зимний закат за окном.

(К эшафоту на казнь осужденных

Поведут на закате таком).

Красный штоф полинялых диванов,

Пропыленные кисти портьер...

В этой комнате, в звоне стаканов,

Купчик, шулер, студент, офицер...

Этих голых рисунков журнала

Не людская касалась рука...

И рука подлеца нажимала

Эту грязную кнопку звонка...

Чу! По мягким коврам прозвенели

Шпоры, смех, заглушенный дверьми...

Разве дом этот - дом в самом деле?

Разве так суждено меж людьми?

Разве рад я сегодняшней встрече?

Что ты ликом бела, словно плат?

Что в твои обнаженные плечи

Бьет огромный холодный закат?

Только губы с запекшейся кровью

На иконе твоей золотой

(Разве это мы звали любовью?)

Преломились безумной чертой...

В желтом, зимнем, огромном закате

Утонула (так пышно!) кровать...

Еще тесно дышать от объятий,

Но ты свищешь опять и опять...

Он не весел - твой свист замогильный...

Чу! опять - бормотание шпор...

Словно змей, тяжкий, сытый и пыльный,

Шлейф твой с кресел ползет на ковер...

Ты смела! Та