Некоторые черты эстетики Чехова

В произведениях Чехова позиция самого автора открывается лишь из «сопоставлений разных точек зрения и из всего контекста повести, рассказа, пьесы» (из книги Э.Полоцкой «А.П.Чехов. Движение художественной мысли». М., Советский писатель, 1979).

Чехова отличает резкая неприязнь к назидательности и грубой тенденциозности, проповедуемой «критиками социологического направления». В этом он был своеобразным антиподом как Л.Толстого, которому тенденциозность и назидательность были не чужды, так и создателей «реальной критики», которые использовали литературу в качестве повода к решению общественных задач. Чехов выступал против навязывания искусству прикладных задач, «утверждая, что в искусстве обязательна только постановка вопроса, а решение не обязательно» (с.294).

«Чехов признавал за искусством право быть самим собой» и считал, что художник должен стремиться к объективности изображения. В рассказе «Злоумышленник» оба участника конфликта хороши и плохи, правы и неправы одновременно. Денис Григорьев симпатичен наивной простотой, трудолюбием, сметкой, отвагой в борьбе за существование. Однако, любуясь героем, автор одновременно скорбит о его невежестве и глупости. Следователь же вполне справедлив в своей попытке соблюсти порядок, но в то же время от читателя не ускользает его явная поспешность в желании поскорее формально закрыть дело, тем самым решив судьбу несчастного «рыболова» и его семьи.

У Чехова не должности хороши или плохи, а хороши или плохи обстоятельства или сами люди. Он констатирует такое состояние общества, когда между людьми словно воздвигается невидимая миру стена непонимания, отчуждения, ведущая героев от смешного к драматическому. В рассказе «Толстый и тонкий» читателя тошнит не от привычных уже для него чопорности, высокомерия толстого (богатого, благополучного), а от добровольного рабства, жалкого уничижения тонкого (казалось бы, униженного и оскорблённого). В отличие от Достоевского или Некрасова, Чехов не спешит сочувствовать просто униженным и оскорблённым. Его сочувствие, скорее, на стороне человечности, добрых человеческих качеств.

Эстетика Чехова предполагает краткость, лаконизм, которые он назвал «грацией». В письме к М.Горькому Чехов пишет: «Когда на какое-нибудь определённое действие человек затрачивает наименьшее количество движений, то это грация». «Краткость – сестра таланта» - не просто броская фраза, афоризм, это выработанный в определённых «производственных» условиях (в «малой прессе») закон творчества. Поэтика Чехова предполагает не подробное описание действительности и человека, а тщательный отбор художественных средств для наиболее точных и при этом кратких их характеристик.

 

Рассказы о серой, будничной жизни

Особое место в творчестве зрелого Чехова занимают рассказы о серой, будничной, бескрылой жизни, которой всегда противостоят любовь, свобода, правда, труд. В этих рассказах автор рисует повседневный быт; он страшит тусклостью, неподвижностью, бессмысленным существованием скучных, замкнутых и ограниченных людей, не находящих подлинного применения своим способностям.

Мещанская тема получила своё символическое художественное воплощение в образе футляра, причем, не только в рассказе «Человек в футляре», но и в таких рассказах, как «Душечка», «Палата № 6», «Дама с собачкой», «Дом с мезонином», «Крыжовник», «О любви», «Ионыч». Футляр в самом широком смысле – это некая замкнутость, затхлость, мешающая движению, развитию, свободе, полноценной жизни. Но конкретные признаки футлярности в каждом рассказе свои.

 

«Человек в футляре»

 

Футлярная тема

Самое первое упоминание футлярной темы дано ещё до характеристики Беликова, в рассказе о жене старосты Мавре: «…женщина здоровая и неглупая, но всю свою жизнь нигде не была дальше своего родного села…, а в последние десять лет всё сидела за печью и только по ночам выходила на улицу».

Интересно, что и беседующие между собой Буркин и Иван Иваныч тоже сидят в сарае старосты, и лишь в конце рассказа Иван Иваныч, кстати тоже ночью, задетый рассказом Буркина, выйдет «наружу». Этот авторский приём даёт читателю возможность догадаться, что «человеков в футляре» в рассказе Чехова не один и не два, а гораздо больше.

Уже в характеристике учителя Беликова, данной Буркиным в начале рассказа, подчёркивается постоянное стремление героя спрятать себя в чехол, в скорлупу «от действительной жизни», которая страшит, тревожит. Футлярность в рассказе определяется ключевой фразой Беликова «Как бы чего не вышло», которая становится лейтмотивом рассказа, повторяясь в различных вариантах 8 раз.

 

«Как бы чего не вышло…»

Первый раз фраза «как бы чего не вышло» произносится, «когда в городе разрешали драматический кружок, или читальню, или чайную…». Чехов точно отбирает именно эти три случая как самые опасные для Беликова, потому что они предполагают общение между людьми, которое всегда попахивает крамолой. Кроме того, здесь есть опорное слово «разрешали». О разрешениях и запретах не раз будет говорить в рассказе Беликов.

Второй раз фраза Беликова звучит почти сразу, когда речь зашла о любых вообще отступлениях от правил, отклонениях от нормы. Интересно, что вновь перечисляются три «недозволенные» вещи: опоздание на молебен, проказы гимназистов и прогулка классной дамы «поздно вечером с офицером». Любое из этих трёх действий – за гранью разрешённого.

Тут же – третий раз. Теперь Беликова тревожит шум в классах (вновь – жизнь!). Он говорит: «Ах, как бы не дошло до начальства…» Но читатель понимает, что в самом этом опасении скрыта угроза фискальства Беликова, что только он и может донести. Именно так и произойдёт позже в истории с Коваленками.

Четвёртый раз «фирменная» фраза приводится при описании дома и образа жизни Беликова: «халат, колпак, ставни, задвижки, целый ряд всяких запрещений, ограничений». А главное – боязнь общественного мнения: «Пожалуй, скажут, что Беликов не исполняет постов…»

Пятый повтор лейтмотива связан со страхом, когда «в закрытые двери стучался ветер», «и ему было страшно под одеялом…», страшно затем идти в многолюдную гимназию, тяжко общаться с Буркиным по пути на службу.

Шестой раз – в ситуации возможной женитьбы: «…надо сначала взвесить предстоящие обязанности, ответственность…, чтобы потом чего не вышло».

Седьмое упоминание – в эпизоде с Коваленко: «…быть может, нас слышал кто-нибудь, и чтобы не перетолковывали нашего разговора и чего-нибудь не вышло, я должен буду доложить господину директору…».

И, наконец, восьмой раз – страх стать посмешищем и уйти в отставку.

 

Нарушение спокойствия

Человек в футляре у Чехова далеко не безобиден. Более того – он опасен. Его футлярность заражает окружающих, превращая всех в гимназии и в городе в двойников Беликова. В последние 10-15 лет город и гимназия окованы страхом.

Но спокойствие футлярной жизни нарушается. Чувство всегда считалось антиподом неподвижности, потому что оно живое и свободное. И автор отважился проверить Беликова любовью. «Голова у него закружилась… Он почти каждый день гулял с Варенькой…» Но рядом с этими приметами головокружения Чехов ставит глаголы «решил», «думал», которые переводят чувства обратно в рассудочный ряд. Само чувство не бывает пошлым, а его осмысление, разговоры о нём банальны и ведут в футляр сплетен и опасений: «…говорили с важными лицами разные пошлости, вроде того-де, что брак есть шаг серьёзный».

Характерно, что раскованно и дерзко повели себя именно приезжие, новые в городе люди – Коваленки. Они ещё не успели заразиться вирусом футлярности.

И вот Беликов выходит из скорлупы, идёт в атаку на эту свежую и дерзкую жизнь, «не разрешённую циркулярно». Почему же он заболевает и умирает?

Формальный повод – его падение с лестницы увидела Варенька, и она рассмеялась «на весь дом», думая, что он упал «сам нечаянно». Случилось то, чего Беликов боялся больше всего: «как бы чего» - вышло! Он трагически осознал, что сам нарушил свои же незыблемые принципы, совершил недозволенное. Если учителю гимназии и женщине неприлично ездить на велосипеде, то уж принародно скатываться с лестницы – и подавно! Рассудочного Беликова одолели чувства, переживания. Для него это тупик.