Формы семьи, брака. Брачные запреты

Проблемы семьи и ее быта всегда занимали и зани­мают большое место в жизни любого народа. Общеизвест­но, что семья является первичной ячейкой общества, его основой.

Каждый значительный переворот в социально-эконо­мической жизни общества вызывал соответствующие изменения в формах брака и семьи. Отсюда можно сде­лать вывод, что каждому историческому периоду разви­тия общества соответствовали различные типы семьи. Указывая на эту важную закономерность, К. Маркс от­мечал, что семья «должна развиваться по мере того, как развивается общество, и должна изменяться по мере того, как изменяется общество, точно так же, как это было и в прошлом. Она представляет собою продукт обществен­ной системы»[137]. Ф. Энгельс также подчеркивал влияние классовых обществ на формирование семьи: «Семья дает нам в миниатюре картину тех же противоположностей и противоречий, в которых.движется общество, разделен­ное на классы»[138].

Будучи важным социальным институтом общества, семья выполняла й выполняет целый ряд общественно значимых функций - организация производства, пере­дача новым поколениям этнокультурных норм, тради­ций, обычаев и т. д. Важным этапом в развитии семьи являлась ее большая патриархальная форма. Научное оп­ределение места и роли патриархальной семьи в разви­тии общественных форм дал Ф. Энгельс. Согласно его концепции, патриархальная семейная община являлась переходной формой «от семьи, возникшей из группового брака и основанной на материнском праве, к индивиду­альной семье современного мира»1. Семейная община, по Ф. Энгельсу, представляет собой такой коллектив, кото­рый «охватывает несколько поколений потомков одного отца вместе и их женами, причем все они живут вместе, одним двором, сообща обрабатывают свои поля, питаются и одеваются из общих запасов и сообща владеют излиш­ком дохода»2.

На Северном Кавказе, в том числе у адыгов и бал­карцев, семейная община на определенном этапе ее ис­торического развития, несомненно, имела широкое рас­пространение. Возникнув еще в рамках родового строя, она продолжала существовать и в условиях феодального общества. М. О. Косвен отмечал, что «семейная община, или патриархальная семья, была основной ячейкой пат­риархально-родового общества. Она состояла из трех-че- тырех - иногда до семи, — поколений потомков, нисходя­щих и боковых, одного отца, составляющих одно хозяй­ство, покоившееся на коллективной собственности на землю и основные средства производства, а равно на кол­лективном потреблении продуктов этого производства. Численность такой семейной общины доходила в стари­ну до нескольких сот человек.

Патронимия являлась результатом естественного уве­личения и разделения семейной общины. Уровень раз­вития производительных сил и соответствующие обще­ственные условия ставили предел разрастанию этой об­щины, она делилась, но так, что выделившиеся из нее меньшие семейные группы сохраняли между собой в некоторых отношениях и формах хозяйственное, обще­ственное и идеологическое единство и образовывали осо­бую родственную группу - патронимию, которая состоя­ла из меньшего или большего числа отдельных, все же связанных между собой родственных семей, ведущих свое происхождение от одного общего предка, носящих общее патронимическое название и пр.»9.

Патронимия была впервые выявлена на Кавказе

М. О. Косвеном в 1931 г. У различных народов Кавказа патронимия имеет свои особые, притом разнообразные наименования. Таковы описательные выражения осетин­ское и картлийское - «от одного огня (очага) разошед­шиеся», хевсурское - «из одного огня вышедшие», адыг­ское - «от одного огня разделившиеся», кумыкское - «отошедшие от одного очага», абхазское - «разделившие между собой дом». Кроме этого у некоторых народов Кав­каза патронимия обозначается и своим специальным термином: у адыгейцев - «хабль», у кабардинцев - «льэпкъ». У ряда кавказских народов употребляется для обозначения патронимии большое число различных ино­язычных терминов, обозначающих в соответствующих языках родственную группу вообще или патронимию в частности. Таковы иранские термины: тохум или ту- хум - «семья» (балкарцы, кумыки, аварцы, таты); араб­ские: тайфа или тайна - «часть» (ногайцы, чеченцы, ин­гуши, кумыки, аварцы и др.).

Патронимия народов Кавказа состояла либо из боль­ших, либо малых, либо тех и других одновременно семей. «У балкарцев патронимия состояла еще в недавнем про­шлом из больших и малых семей, - пишет М. О. Кос­вен,- но в позднейшее время больших семей не встреча­лось. Число семей в одной патронимии могло быть от трех-пяти до нескольких десятков. На кавказском мате­риале хорошо прослеживается процесс разрастания й раз­ветвления самой патронимии. Отдельные семьи, входив­шие в патронимию, размножались, разрастались, сегмен­тировались, или делились, и в результате давали начало патронимиям. Таким образом, в составе данной патрони­мии возникали новые, молодые патронимии. Вновь обра­зовавшиеся патронимии жили по общему правилу, со­храняя свое единство, компактно, вмеете е тем и ые отде­лялись от старой патронимии, помогая одна другой и пр. Лишь в позднее времена, и то эпизодически, отделялась и переселялись на свободные места, не теряя все же свя­зи со своими сородичами. В результате на Кавказе встре­чаются патронимии различного размера и различного со­става: меньшие и большие, состоящие сами из несколь­ких патронимий.

Патронимия на Кавказе в прошлом обычно занима­ла отдельное селение. До недавнего еще времени были патронимические кварталы - «хьэблэ», «тохум». С тече­нием времени кварталы теряли свой исключительно пат­ронимический характер и в данном квартале оказыва­лись две или несколько разных патронимии *. До начала XX в. на Северном Кавказе существовали как малая, так и большая семья. В большой семье хозяйство велось со­обща под руководством старшего («тхьэмадэ», «табада»). Численность большой семьи колебалась от 20 до 60 чело­век. Как отмечает проф. Мамбетов Г. X., в XIX в. чаще стали встречаться семейные разделы, особенно после от­мены крепостного нрава (1867), когда уже стали преоб­ладать малые семьи, состоящие из двух поколений - ро­дителей и их детей. Так, по семейным спискам 1886 г. в селении Жанхотово Большой Кабарды большие семьи составляли 22 %, в Безенгиевском и Урусбиевском об­ществах Балкарии - по 39. Сохранение больших семей объяснялось малоземельем, бытованием пережитков пат­риархально-родовых отношений, сохранением натураль­ного хозяйства й. Между членами семьи было разделе­ние труда. Как правило, мужчины занимались земледе­лием и скотоводством, на женщинах лежала вся работа по дому и значительная часть домашних промыслов, под­ростки же помогали взрослым. В малой семье женщина чаще должна была участвовать в земледельческих рабо­тах: в уходе за посевами и уборке урожая, подростки раньше втягивались в крестьянский труд.

Старший мужчина - глава семьи - был не только распорядителем хозяйственной деятельности, но и хозя­ином почти всего имущества семьи. Даже в большой семье, мало что сохранившей от своей былой демократи­ческой организации, к концу XIX - началу XX в. стар­ший распоряжался семейной собственностью, сдавая в аренду землю, продавая скот и т. д. Всецело под властью главы семьи находились и дети. Даже взрослые сыно­вья должны были беспрекословно подчиняться и вести себя с ним подчеркнуто почтительно: не спорить, не за­говаривать первыми, в его присутствии не сидеть, не по­казываться в небрежном виде. В случае развода родите­лей дети, как правило, оставались с отцом.

Таким образом, у адыгов и балкарцев уже в XIX в., особенно в результате усилившихся в пореформенное время процессов разложения натурального хозяйства, получила преобладание малая, или нуклеарная, семья. Существовавшая наряду с ней большая, или патриархаль­ная семья сохранилась преимущественно в горных райо­нах, несколько меньше испытавших на себя влияние ка­питалистических отношений. Это касается в основном Балкарии. В дореволюционном прошлом и у адыгов, и у балкарцев имелось немало семей переходного от больше­семейного - к малосемейному типу [139].

По мнению А. И. Мусукаева и А. И. Першица, боль­шую семью и семейную общину следует различать как две различные исторические формы семьи, отличающи­еся друг от друга теми чертами, которыми обычно харак­теризуются деспотическая семья и демократическая семья, причем последняя форма семьи является истори­чески более ранней. Низшие самостоятельные структур­ные единицы сельской общины - большие семьи («унэ- зэшзэхэе»- у каб., «уллу-юй» - у балк.) представляли собой патриархальные родственные и хозяйственные коллективы, которые состояли из ближайших родст­венников двух, трех, а иногда четырех поколений по нис­ходящей и боковым линиям, характеризовались коллек­тивной собственностью, общим производством и потреб­лением при соответственно деспотическом, демократи­ческом или смешанном управлении. В процессе развития семьи действовал так называемый семейный цикл. Ма­лые семьи разрастались и превращались в расширенные большие, т.е., разросшись еще больше и достигнув опре­деленного порога, снова дробились на малые и т.д. По­этому большие и малые семьи, как правило, всегда сосед­ствовали друг с другом. Все же в старину, с ее натураль­ным) хозяйством и патриархальным укладом жизни, действительно было больше расширенных больших, а в новое время стало больше малых семей [140].

Как отмечал В. К. Гарданов, у всех адыгов, уже в пер­вой половине XIX в. средний размер семьи составлял от 5-6 до 8-9 человек, что указывает на преобладание ма­лых семей. Эту же мысль подчеркивала Я. С. Смирнова. Это не означает, что в этот период и позже не было у адыгов и балкарцев больших семей, но их было значи­тельно меньше Брак: у адыгов и балкарцев был и есть экзогамный, т. е. категорически запрещается брак между родствен­никами как по отцовской, так и по материнской линии до седьмого колена. При заключении брака рассматри­вались не только родственные отношения до седьмого колена, но учитывались также молочные и другие фор­мы искусственного родства. Непосредственное отноше­ние к экзогамии имеет, на наш взгляд, сохранившееся в адыгском языке известное выражение - «Л1эужьыр бжьиблкЬ мауэ» или «л1эужьыр блык1э мауэ» (Кровная наследственность передается до седьмого поколения). Хотя предки адыгов и балкарцев не были знакомы с за­конами генетики, они предполагали, что кровное родство распространяется именно до седьмого поколения. «По­всеместно сохранившиеся нормы экзогамии запрещали браки между родственниками любых или по крайней ме­ре очень многих степенях родства,- отмечает Я. С. Смир­нова, - однофамильцами и членами возводящих себя к общему предку фамилий. Препятствием к браку было также родство по усыновлению и побратимству»[141]. Кроме кровного родства, при заключении брака у адыгов и бал­карцев имел место и ряд других брачных запретов. Как было отмечено, нельзя было вступать в брак, находясь в молочном родстве, т, е. молодым, которые вскормлены грудью одной матери. В этой связи Б. А. Ланге писал: «Отношения духовного родства устанавливаются также вследствие вскормленного грудью чужого ребенка».

Молочное родство совпадало у адыгов и балкарцев также с усыновлением. Обряд усыновления заключался в следующем: усыновляемый прикасался губами к об­наженной груди старшей женщины в той семье, которая усыновляла. «Этого было достаточно, - указывала Т. Т. Шикова, - чтобы возникли родственные взаимоот­ношения между фамилией усыновивших и усыновлен­ными, категорически исключившие брачные отношения между ними»[142]. Запрещался брак между семьями аталы- ка и воспитанника. Не одобрялось вступление в брак между ближайшими соседями. В прошлом запрещал­ся брак между представителями различных сословий. Иоганн Бларамберг отмечал, что ни у одной нации не развито так чувство дворянской гордости, как у черкесов, и потому там никогда не бывает случаев неравного бра­ка: князь женится только на дочери князя, а рожденные вне брака дети никогда не могут унаследовать прерога­тивы их отцов, если, как минимум, они не женятся на законных княжнах; в этом случае они становятся кня­зьями третьего ранга. Князь, который женится на дво­рянке, покрывает себя меньшим позором, чем князь, ко­торый выдает свою дочь замуж за дворянина[143]. Адыги и балкарцы почти всегда соблюдали порядок старшинства в браке, т. е. старший брат или старшая сестра должны были вступать в брак раньше, чем младшие их братья и сестры. Если нарушался этот обычай, сын мог быть из­гнан из семьи, и потерять права не получение части иму­щества родителей. Особенно осуждался выход замуж младшей сестры раньше старшей, т. к. это, по представ­лению адыгов и балкарцев, унижало последнюю. В та­ких случаях виновную младшую дочь родители могли проклясть, отказаться от регистрации ее брака и, конеч­но, от получения калыма. Нельзя было вступать в брак, если в семье был траур, пока он не кончится. Брак запрещался также между семьями, находившимися в со­стоянии кровной вражды. Общественным мнением не одобрялся брак между представителями различных ре­лигиозных верований и разных национальностей. Наро­ды Северного Кавказа с особым предубеждением отно­сились к смешанным бракам, особенно женщин: здесь сказывалось то обстоятельство, что «при патрилокальном поселении такие браки вели к утрате данной народно­стью как самой женщины, так и рожденных ею детей», - отмечает Я. С. Смирнова.

Строго запрещалась добрачная половая жизнь. Осо­бенно общественное мнение было строго в этом отноше­нии к девушке. Ее просто не брали в жены. Адыгам и балкарцам были свойственны твердые нравственные ус­тои. III. Ногмов отмечал, что адыги славились своим це­ломудрием. «Мужчина, соблазнивший девушку и отка­завшийся иа ней жениться, мог быть убит, и в лучшем случае отделаться крупным штрафом за бесчестье или изгнанием», - отмечают А. И. Мусукаев и А. И. Першиц. Та же участь ждала того, кто вступал в интимные отношения с чужой женой. Еще более строгие требова­ния предъявлялись к противоположному полу. Девуш­ку, уличенную в добрачной связи, никто не брал замуж, а если эта связь не получала огласки, то после первой же брачной ночи ее отсылали к родителям, а те, еще в сере­дине XIX в., убивали ее или продавали в рабство. Хуже всего приходилось неверным женам. По адыгским адатам, мужья были вправе делать с ними, что хотели, например, убить или изувечить и отослать обратно до­мой. Немецкий путешественник К. Кох писал еще в 1840-х гг.: «Иногда муж отрезает преступной жене нос или уши, выбривает ей волосы на голове, обрезает рукава ее одежды и в таком виде отправляет ее обратно к роди­телям». По шариату, неверную жену полагалось предать мучительной смерти: зарыть живой в землю, побить кам­нями, сбросить со скалы. Таким образом, у адыгов и бал­карцев половая жизнь до брака и вне брака была дочти невозможна.

Запрещался брак между несовершеннолетними. По­этому брачный возраст у адыгов и балкарцев для муж­чин - от 20 до 25 лет, у девушек - от 18 до 25 лет. Карл Кох писал, что неестественный обычай женить детей до достижения ими зрелости не встречается у черкесов, зато бывают случаи, когда молодые вступают в брак только на тридцатом году жизни. Обычно же молодые люди всту­пают в брак в возрасте от двадцати до двадцати четырех лет. Этой причиной можно объяснить, почему черкес­ский народ, несмотря на чужеземное вмешательство, со­хранил в речение тысячелетий свой облик. Этому далее способствовало в немалой степени и то, что у черкесов не распространены браки между родственниками. Молодо­му человеку не разрешается жениться даже на девушке из того же клана, так как все члены этого клана рассмат­риваются как родственники [144].

В прошлом адыги и балкарцы, как и другие народы Северного Кавказа, платили калым («уасэ» - адыг., «ка­лым» - балк.) за девушку. Калым у адыгов и балкарцев был в прошлом большим. Так, в начале XX в. в средних крестьянских семьях у адыгов - 600 рублей, у балкар­цев - 400 рублей, одна лошадь и несколько голов круп­ного рогатого скота. Иоганн Бларамберг, говоря о калы- меучеркесов, писал, что приданое, по-татарски «калым», или, как здесь говорят, «баш», достигает у князей 200 рублей серебром и выплачивается либо деньгами, либо пленниками, крепостными, оружием или скотом. При­даное невесты зависит от отца, который определяет, ка­ким оно будет по своему усмотрению и передает жени­ху вместе с невестой; однако, главный подарок, который считается частью приданого, делается после рождения первого ребенка; одновременно с подарками отец моло­дой женщины вручает ей повязку и покрывало, состав­ляющие неотъемлемую часть наряда замужней женщи­ны. Далее он приводит целый список калыма за неве­сту. Цена за невесту составляет у князей и дворян от 30 «башей» и около 18 «башей» у простого народа. Вот какова цена для князей и дворян: 1) мальчик; 2) одна кольчуга; 3) шлем; 4) боевые перчатки и налокотники; 5) одна шашка; 6) восемь быков; 7) конь, равный по сто­имости, как минимум, двум быкам; 8) обычная лошадь. Эти первые восемь «башей» являются обязательными и требуются неукоснительно; что касается остальных двад­цати двух, то их обычно выплачивают в виде двадцати быков, ружья и пистолета.

Главные «баши» для простолюдинов следующие: 1) лучший конь; 2) ружье с серебряной насечкой; 3) два быка; 4) двадцать баранов и дееять коз; 5) медный котел, стоимостью не менее двух быков; 6) обычная лошадь. Остальные «баши» могут быть заменены и выплачены в виде рогатого скота в возрасте не менее трех лет; одна голова скота в этом случае приравнивается к одному «башу»[145].

Существовало несколько форм заключения брака. Основной формой создания семьи являлся брак, заклю­чаемый по соглашению между родителями невесты и жениха на определенных условиях, основанных на обыч­ном праве адыгов и балкарцев. Следующий брак - по системе «нареченных», известный у адыгов под наиме- даванием «гущэкъуапэ ибзэ». Эта форма брака у адыгов уходит своими корнями в глубь тысячелетий. Об этом упоминается, например, в нартеком эпосе. Вот что сказа­но по этому поводу в нартеком сказании «Как Мале- чжшс была обручена и как ее нареченный женился на.другой»: «Малеч, бездетная жена Жагиши, на старости лет, ночью, родила девочку, которой дали имя Малечипх, что означает: дочь Малеч. В ту же ночь в семье нарта Унаджа («унэж»), - кстати, без ложной скромности от­метим - это указывает на то, что род Унежевых, автора данной работы, уходит своими корнями к нартскому эпосу и его фамилия является одной из древнейших у адыгов (К. У), - жившего по соседству, родился мальчик. Его на­звали Унаджоко. По нартским обычаям мальчик и де­вочка, родившиеся в одну ночь, должны были стать му­жем и женой, когда наступит их совершеннолетие. По­этому на углах колыбелек («гущэ»), в которых лежали маленькие Малечипх и Унаджоко («унэжикъуэ»К. У.), нарты вырезали знак обручения. Малеч и Жагиша жили бедно, а родители Унаджоко (Унэжикъуэ) - побогаче...»[146]

Эта форма брака, уходящая в глубокую древность, бы­товала между кунаками, близкими друзьями, принадле­жащими к разным родам. В первые же дни после рож­дения родители в присутствии близких родственников и друзей обручали младенцев с обязательным условием их женитьбы по достижении ими совершеннолетнего возраста. Само обручение обставлялось как торжество. До совершеннолетия детей будущие родственники посе­щали друг друга, девочке преподносились различные по­дарки.

Следующей формой брака было похищение невесты, так называемый брак уводом. Этот брак существовал в трех принципиально различных видах. Первым из иих было настоящее насильственное умыкание, совершавше­еся без согласия как самой девушки, так и ее семьи. К нему прибегали по разным причинам: в отместку за неудачное сватовство, чтобы породниться с богатой или знатной семьей, но чаще всего, чтобы, поставив родню девушки перед свершившимся фактом, заставить ее уменьшить калым, как отмечает Я. С. Смирнова [147]. Но та­кие формы брака были редки и часто заканчивались кро­вопролитием. Второй разновидностью брака уводом было похищение девушки с ее согласия. К нему прибегали приглянувшиеся друг другу молодые люди, Когда они не рассчитывали на согласие родителей или, опять-таки, ког­да жених не имел возможности внести полный калым. Наконец, третьей и вместе с тем наиболее распростра­ненной разновидностью было фиктивное похищение, со­вершавшееся по взаимной договоренности между жени­хом, невестой и ее семьей.

Однако наиболее распространенной формой заключе­ния брака был брак по сговору («лъыхъук1э къэшэю). Оформлявшая его обрядность начиналась сватовством, во время которого стороны предварительно договаривались о размерах калыма и сроках его уплаты. Увоз невесты у адыгов и балкарцев сопровождался пиршеством и раз­личными церемониями - обрядом ее вывоза из роди­тельского дома, инсценированными попытками задержать поезжан, которым приходилось откупаться подарками и т. д. Наконец, невесту, доставляли в дом жениха, где происходили основные свадебные торжества, которые дли­лись несколько дней.

У адыгов и балкарцев существовали и левиратный, и сороратный браки.

Левиратный брак — это брак брата с женой умерше­го брата. По обычаю вдова могла выйти замуж за брата умершего мужа, если он изъявлял на то свое желание. Это объяснялось экономической целесообразностью и полезностью для воспитания осиротевших детей. Если никто из братьев умершего не желал вступить в брак со своей снохой, то ей разрешали вернуться домой и устра­ивать свою личную жизнь по своему усмотрению. Но де­ти, как правило, оставались в доме умершего отца. Поэто­му чаще всего вдова не уходила к своим родителям и жила в семье бывшего мужа со своими детьми, особенно если она не была в молодом возрасте.

По обычаю допускался брак с сестрой умершей жены (сороратный брак), но обязательно с ее согласия. Это де­лалось в тех случаях, если остались малолетние дети, а, по мнению адыгов и балкарцев, родная тетя могла лучше всех других быть им второй матерью. Однако следует отметить, что и левират, и сорорат были редким явлени­ем в жизни адыгов и балкарцев, а в настоящее время этот обычай почти забыт.

Брачный выбор. Сватовство

Испокон веков адыги и балкарцы к брачному выбору, т. е. выбору невесты и жениха, подходили очень серьез­но. Кроме вышеперечисленных брачных запретов, учи­тывали и многие другие моменты, прежде чем остано­вить свой выбор на той или иной личности в качестве жениха или невесты.

Родители жениха, прежде чем начать процесс сва­товства, тщательно интересовались семьей девушки-изб­ранницы их сына. Здесь учитывалось все: от нравствен­ного облика девушки и ее родителей до общественного мнения об этой семье. Бывало часто, что невесту для же­ниха находили его родители или ближайшие родствен­ники и друзья. Жених, в свою очередь, старался прислу­шиваться к их совету, в том случае, если у него не было невесты, с которой он мог быть знакомым до этого момента. И когда он выбирал себе какую-нибудь девуш­ку, начинался процесс сватовства («пьыхъуы», «келечи ийну»). После того как была найдена подходящая кан­дидатура невесты, к ее родителям посылали сватов из бли­жайших родственников жениха. При согласии родите­лей девушки для жениха организовывали «хъыджэбза- плъэ»; «къызкъарау». Это в случае, если молодые люди до этого не были знакомы. Жених в сопровождении двух­трех молодых людей из числа родственников или друзей отправлялся в дом родителей невесты или какого-ни­будь родственника и знакомился с ней. По достижении согласия между женихом и невестой, ее сторона отправ­ляла двух-трех мужчин к родителям жениха для того, чтобы познакомиться поближе с их хозяйством и бытом. «Этот обычай, соблюдавшийся и при некоторых других формах брака, — отмечает X. Думанов, - назывался «унап- лъэ», что буквально означает «смотреть дом». Визитеры осматривали дом, хозяйственные постройки, знакомились с родителями и родственниками жениха»[148].

Визиты родственников жениха в дом невесты повто­рялись 2-3 раза. Считалось плохим тоном со стороны родителей невесты соглашаться на выдачу своей дочери замуж с первого раза. А Иоганн Бларамберг отмечает, что у черкесов, когда молодой человек намерен женить­ся, он сообщает об этом своим родителям и друзьям.

Для этого он собирает их всех вместе; они делают ему подарки оружием, лошадьми, быками и прочими предме­тами. Созванные молодым человеком его друзья направ­ляются к дому той, которой он добивается, чтобы сооб­щить о намерениях молодого человека отцу и братьям девушки; они обговаривают с родственниками условия, и жених таким образом может заполучить свою избран­ницу сразу же после уплаты «баша» (калыма — «уаеэ»). Если жених не в состоянии сразу уплатить весь «баш», он может выплатить его постепенно после женитьбы [149]. У адыгов и балкарцев имели место различные приемы, с помощью которых показывали сватам свое отношение к сватанию.

Б. А. Ланге писал о балкарских сватах: «Что касает­ся брака, то он заключается путем свободного уговора с родителями невесты, причем предварительные перего­воры поручаются кому-либо из родственников жениха. Сначала собираются сведения о семействе, к которому принадлежит негеста, и если, по справкам, окажется, что семейство это удовлетворяет условиям обычая, т. е. хоро­шего происхождения - равного с желающим свататься, имеет достаточное состояние, то приступают к сватов­ству. Родственник, которому поручены переговоры, от­правляется к родителям невесты и, смотря по обстоя­тельствам или прямо, объявляет им о цели своего приез­да или дает знать о ней намеками. Тогда собираются все родственники девушки и сообща решают, принять или отклонить предложение. Если и жених, в свою очередь, удовлетворяет всем требованиям обычая, то родственни­ки дают свое согласие на брак, но не решают вопроса окончательно»[150]. Имея все нужные сведения друг о друге, обе стороны готовились к переговорам о браке. Во главе сватов назначали близкого к жениху человека, уважае­мого, красноречивого. В. Я. Тепцов в этой связи отме­чал: «Когда у жениха все готово для брака, он выбирает из среды своих ближайших родственников доверенных лиц. Самым почетным доверенным считается дядя по матери»2. О роли дяди невесты по матери свидетельству­ет и Б. В. Миллер л.

«В число сватов жениха входили родственники, - пи­шет М. Кудаев, - близкие знакомые, соседи и родствен­ники невесты, если они жили в его селении (последние могли оказать помощь сватам жениха). Первое посеще­ние сватов предполагало знакомство с родителями и род­ственниками невесты. Их принимали по закону госте­приимства как самых дорогих и почетных гостей — у очага, где горел огонь. Очаг считался в доме святым мес­том, и прием у очага означает, что сватам оказывается высокая честь. Хозяйка дома ставила у очага три полена, давая этим понять сватам, что переговоры одним посе­щением не кончаются, что им придется посетить дом невесты три раза. Если родная тетя невесты по отцу ка­салась рукой железного очажного треножника, это зна­чило, что родители невесты должны посоветоваться с род­ственниками и с ней. Поставленный у очага чистый чу­гун говорил: пока ничего ответить не можем. Очажные щипцы в вертикальном положении показывали, что ро­дители хотят спросить согласия невесты на брак. Шам­пур в вертикальном положении ~ отказ от брака. Полное ведро воды - нужен совет со старшей сестрой, которая замужем далеко. Ложки на деревянном подносе - мы еще не готовы дать ответ. Чашка на сковороде - скоро дадим ответ. Железная лопаточка на золе - не торопите нас с ответом. Когда шли переговоры сватов с родней невесты, в очаге постоянно поддерживали огонь. Тушить огонь, когда тли переговоры, считалось большим оскор­блением для сватов. Огромное значение во время пере­говоров имели пища и напитки. Горячую пищу для сва­тов у балкарцев готовила невеста. Это был для нее свое­образный экзамен. Хозяева дома старались подать гостям самую лучшую пищу. Если на стол подавалось парное молоко, сваты должны были понять, что невеста еще очень молода. Кипяченое молоко - не достигла брачного возра­ста. Айран - у невесты старшая сестра еще не вышла замуж, а по обычаю младшей не полагалось раньше нее выходить замуж. Густой айран - старший брат не женат, по обычаю балкарцев она также не могла выйти замуж до тех пор, пока он не женится. Айран с грибками - в доме много маленьких детей, родители ухаживать за ними не в состоянии, и поэтому она выйти замуж пока не мо­жет. Айран, приготовленный в маслобойке, - невеста от­казывается от брака. Масло на столе — невеста богатая. Сыр - невесту сватает много женихов. Яйцо в сметане - родители невесты хотят узнать поподробнее о женихе. При первом посещении сваты преподносили невесте по­дарки - платок, кольцо, серьги, бусы, и т. д. Если подар­ки принимали, это значило, что переговоры будут про­должаться. О времени второго посещения сватов родите­ли невесты сами сообщали родителям жениха- Если перед старшим из сватов ставили отдельно один кусочек пече­ни, это значило, что им надо посетить дом невесты еще один раз. Поданный в отдельной тарелке кусочек жаре­ного легкого заключал в себе вопрос о материальном по­ложении жениха. Колбаса из желудка («жёрме») - се­мья жениха среднего достатка. Колбасой из печени («сох- та») давали знать, что переговоры будут идти успешно. Колбасой из мяса - просят большой калым. Шашлыки означали: надо сделать много подарков. Три ребра бара­на - ждем ответа при третьем посещении. Если сторона невесты хотела дать знать, что исход будет удачным, то на стол подавалась вареная курица. Половина курицы или индюка - надо платить половину калыма.

При третьем посещении дома невесты сватов прини­мали также радушно, но с новыми испытаниями. Если подавался на стол серый хлеб, это означало, что жених очень молодой; хлеб, покрошенный в айран - жених очень старый, без зубов. Хатлама - отказ от переговоров. Одна­ко следует отметить, что обычаи подачи пищи, связан­ные со сватовством, в каждом селении Балкарии имели свои особенности»[151].

У адыгов в прошлом брак официально оформлялся в доме родителей невесты задолго до ее перевоза в дом жениха или его родителей. Брачный контракт («нэчыхь», «некях») составлялся муллой в присутствии свидетелей обеих сторон, которые его и подписывали. Мулле полага­лась плата за оформление брака, с конца XIX в,, по приго­вору общественного схода, - 5 рублей за оформление бра­ка девушки и 2 рубля за оформление брака вдовы а.

Следует отметить, что адыги и балкарцы после при­нятия ими ислама, начали оформлять брачный контракт письменно. Слово «нэчыхь», от арабского «наках», - брач­ный контракт, который предусматривал долю выкупа- калыма в пользу жены на случай развода против ее воли или же смерти мужа. Кроме «наках», который становил­ся собственностью жены, в брачный контракт («дэфтэр») включали полный комплект одежды невесты, нагрудные украшения («щ1ы1у»), женский иояс, украшенный дра­гоценными металлами (золото, серебро), - все этб род­ственники жениха преподносили будущей невестке. У адыгов в брачном контракте оговаривалось, к примеру, какова будет одежда невесты, чем и как она будет укра­шена.

У адыгов и балкарцев были свои специальные тосты, посвященные каждому знаменательному событию в их жизни. Обряду «нэчыхьытх» у адыгов посвящен такой хох:

Невестка пусть будет доброй,

Пятки благословенные она тут оставит,

Носком счастливым она к ним ступит,

Новую семью прославит Она в согласии со всеми,

Кроткий нрав - ее украшение,

Своих родных она возрадует,

А куда пошла — ей в радость,

Пусть приумножит их добро.

Хабзэ для нее - не тягость и не угодничество,

Она мастерица на все руки,

Младшие ею любимы,

По старшим она скучает.

Она, как клей, для дружбы в доме,

Ее ум и мысли прекрасны,

В большом и малом она пример,

Трудолюбива, заботлива,

Малых она нежит,

Взрослых ласкает',

Своих детей не делит,

Свекор ею доволен,

Для свекрови она опора,

Дела у нее спорятся,

Новое приумножает.

Хох! - говорю я,

Пусть такой она станет

Девушка после оформления брака могла оставаться дома у своих родителей несколько месяцев, год, а то й больше.

Таким образом, к вопросу выбора невесты и жениха адыги и балкарцы подходили исключительно серьезно.

Тщательно взвешивали все плюсы и минусы как со сто­роны жениха, так и со стороны невесты- Во избежание ошибок в брачном выборе переговоры шли долго и брак оформляли не сразу. Процесс сватовства длился не одну неделю. Поэтому семьи были крепкими, в них царила атмосфера взаимоуважения и любви. И разводы были редкими.

§ 3. Свадебные обряды

Как справедливо отмечает С. Мафедзев, пока есть че­ловек, пока существует семья, свадьба бессмертна, ибо она - основа жизни рода, начало новой семьи, часть бы­тия. Более того, свадьба - это один из основных ритуалов в любой национальной культуре. Своеобразное зеркало, в котором отражаются многие стороны этнической сути народа, его истории. Свадебные ритуалы, обряды - ре­зультат поиска не одного поколения, на них - зарубки далекого прошлого, отметины социальных, экономиче­ских, информационных препятствий, через которые про­шел народ. О том свидетельствует каждый эпизод, каж­дая деталь свадебного обряда. Прежде чем сделаться ча­стью обычая, он имел реальную, магическую или же религиозную основу[152]. У адыгов «нэчыхьытх» и «уасэ- 1ых» были самостоятельными обрядами. В настоящее время то, что в Большой Кабарде называют «нэчыяьытх», в Малой Кабарде известно как «уасэ1ых» (поездка за калымом). В первом случае церемония происходила в доме невесты, а во втором ~ в доме жениха.

Как было отмечено выше, после оформления брака невеста еще некоторое время находилась в доме евоих родителей. За этот период ей готовили приданое, подар­ки для близких родственников жениха. Но главное - в этот период не очень пожилые ее родственницы и сосед­ки готовили невесту к будущей семейной жизни. У ады­гов этот период называется «жэщщые» - ночные поси­делки. Невесту учили правилам поведения в новой се­мье, объясняли, какие обычаи «избегания» существуют между членами семьи. Учили также ее всем правилам интимной жизни, начиная с первой брачной ночи и т. д.

Были свои законы, обычаи, которые регулировали от­ношения между родителями жениха и невесты или дру­гие непредвиденные случаи после оформления брака, но — пока девушка оставалась в доме своих родителей. Например, JI. Я. Люлье отмечал, что у черкесов, если в то время, пока невеста остается еще в родительском доме, она будет кем-нибудь похищена, то жених вправе пре­следовать похитителя и обязан ему мстить. Подобное ос­корбление относится к числу самых нестерпимых обид: в этом случае требование чести обязывает всякого ре­шаться на самые крайние меры для получения удовлет­ворения. Ссоры такого рода по большей части сопровож­даются кровавыми последствиями. Если родители неве­сты из каких-нибудь личных выгод содействовали ее похищению и это бывало доказано, то они лишались калы­ма, а невеста принадлежала по праву первому жениху.