Эволюционно-психологические аспекты

Вполне очевидно, что деятельность достижения является чисто человеческим фи­логенетическим приобретением. Ведь она предполагает как принятие на себя обя­зательства соответствовать (зачастую абстрактно определенным) стандартам ка­чества выполнения деятельности и ее результатов, так и самооценивание после осуществления деятельности со многими вытекающими из него последствиями. Оба этих момента — стандарты выполнения и самооценивание — выходят, по всей видимости, за пределы когнитивных возможностей даже наиболее развитых при­матов. Однако это не означает, что не существует эволюционно-биологических и эволюционно-психологических предпосылок, на которых основывается достижен-ческая деятельность человека.

Прежде всего, следует обратить внимание на один примечательный физиоло­гический факт. Для ряда социальных мотиваций были обнаружены специфиче­ские гормоны или нейромедиаторы, которые выделяются при актуализации со­ответствующего мотива и оказывают влияние и на поведение и на субъективные переживания. В действиях власти такую роль играют норадреналин и адреналин, а в действиях аффилиации — дофамин (ср. главы 11 и 12). Однако все попытки найти вещество, характерное для действий достижения, оказались бесплодны­ми (см.: McClelland, 1984b, 1987).

Более плодотворным для выяснения предпосылок деятельности достижения оказался анализ выразительного поведения после успеха и неуспеха, рассматрива­емого с трех точек зрения — онтогенетической, актуалгенетической и эволюцион-но-генетической (Geppert, Heckhausen, в печати; Heckhausen, 1984b, 1987b; Heck­hausen, Roelofsen, 1962).

В возрасте от двух с половиной и до трех с половиной лет дети обнаруживают самооценочные выразительные реакции по поводу удавшихся и неудавшихся дей­ствий. Несколько упрощенно полученные в этой области результаты можно пред­ставить следующим образом. Ранее всего появляется мимическая реакция: радость | и улыбка после успеха, горе (опущенные вниз уголки губ) после неудачи. Если принять эти выразительные реакции за показатель переживаний успеха и неуспе­ха, то обращает на себя внимание тот факт, что успех может переживаться раньше

(примерно с возраста 30 месяцев), чем неуспех (с 36 месяцев). Это указывает на определенное «запаздывание» способности переживать неуспех, которое, к счас­тью, защищает маленьких детей от ранних разочарований и уныния. По эмоцио­нальной паре радости и горя видно, что ребенок воспринимает достижение опре­деленного результата и не воспринимает его недостижение. В этом уже проявля­ются первые признаки стандарта качества для оценки намеченного результата деятельности. Однако остается неясным, в какой мере ребенок, для того чтобы ис­пытывать радость и горе, должен переживать продукт деятельности как созданный им самим. Лишь через несколько месяцев мимическое выражение радости и горя дополняется выразительными элементами позы и расширяется до выражений гор­дости или стыда. При выражении гордости к улыбке добавляется выпрямленный корпус и откинутая назад голова. В случае ощущения стыда опущенные вниз угол­ки губ дополняются «поникшим» туловищем и «повешенной» головой. Такие спо­собы выражения трехлетнего ребенка уже не оставляют сомнения в том, что он испытывает самооценочные эмоции гордости и стыда и что его Я ставится в при­чинную связь с наступившим успехом или неуспехом, пусть даже представление об умелости (или неумелости) как присущем ему лично свойстве пока отсутству­ет. С его появлением были бы выполнены все условия, вытекающие из классиче­ского определения мотива достижения как «соотнесение с критерием качества де­ятельности» (Heckhausen, 1974a).

Эмоциональная пара радость—горе с соответствующими этим эмоциям проти­воположными внешними проявлениями в эволюционно-психологическом плане связана, по всей вероятности, с наблюдающимся уже у приматов выразительным поведением при получении или потере желанного объекта или при воссоединении или расставании с близкими особями своего вида; это поведение составляет осо­бую поведенческую систему (см.: Darwin, 1872; Eibl-Eibesfeldt, 1984; Frijda, 1986; Kaufmann, Rosenblum, 1969; Plutchic, 1980). В отличие от этого эмоциональная пара гордость—стыд тесно связана с актуальным взаимодействием лицом к лицу. В эво­люционно-психологическом отношении эта эмоциональная пара с ее бросаю­щимся в глаза компонентом позы тесно связана с поведенческой системой доми­нирования—подчинения, явно выраженной у ведущих групповую жизнь приматов, но наблюдаемой также и у человека (см.: Eibl-Eibesfeldt, 1984; Lawick-Goodall, 1968; Riskind, 1984; Weisfeld, Beresford, 1982).

Если трехлетние и четырехлетние дети побеждают или проигрывают в простой соревновательной игре, с актуал генетической точки зрения обращает на себя вни­мание то, что сначала они демонстрируют выражение радости или горя, но при вступлении в зрительный контакт с проигравшим или победившим противником это выражение превращается в выражение гордости или стыда (см. обобщающую работу: Geppert, Heckhausen, в печати). При этом в случае выражения гордости улыбка радости часто исчезает и заменяется пристальным взглядом в глаза про­тивника, тогда как стыд сочетается со смущенной улыбкой, казалось бы, выража­ющей стремление успокоить превосходящего противника и восстановить нарушенные социальные отношения. При этом дети с возрастом начинают все лучше контро­лировать свое выразительное поведение.

Основываясь на охарактеризованном здесь развитии выразительного поведе­ния детей после удавшегося или неудавшегося действия, мы можем высказать сле-дуюшее, хотя и несколько рискованное, предположение об эволюционно-психоло-гическом происхождении деятельности достижения. Эволюции, так сказать «не было необходимости» создавать для деятельности достижения собственную аф­фективную базу и выразительные средства. Вместо этого она объединила две уже существовавшие поведенческие и выразительные системы, а именно получение или потерю ценного объекта (которым может быть и другая особь), связанные с эмоциями и выражениями радости и горя, и доминирование—подчинение, связан­ные с эмоциями и выражениями гордости и покорности. Этой комбинации, по-ви­димому, достаточно, чтобы дать деятельности достижения собственную аффектив­ную базу, которая развивается в ходе человеческого онтогенеза. Конечно, деятель­ность достижения является не биологическим, а социокультурно опосредованным и передающимся из поколения в поколение мотивом. Он может быть связан с са­мыми разнообразными оценками и принимать многочисленные формы, если только речь идет о соотнесении с масштабом качества выполнения и стандартом оценки своих действий, который воспринимается как обязательный. Однако эмоциональ­ная база, на которой строится этот когнитивный процесс, имеет глубокие эво-люционно-биологические корни.

Измерение мотива

Ответы на опросники, используемые для измерения тревожности, по своей при­роде являются — если воспользоваться терминами Скиннера — не оперантными, а респондентными (см.: McClelland, 1980). Читая заранее сформулированное вы­сказывание типа «В ситуации экзамена я испытываю сердцебиение», человек ука­зывает на степень своего согласия или несогласия с ним; при этом ему приходится вспоминать о соответствующих самонаблюдениях и обобщать их в суждении, относящемся ко всем экзаменационным ситуациям, Оперантная методика отлича­лась бы от респондентной в двух отношениях. Во-первых, побудительное содержа­ние тестовой ситуации сильнее приближалось бы — хотя и в миниатюре — к реаль­ной жизненной ситуации, т. е. было бы более конкретным и одновременно более сложным. Во-вторых, испытуемому надо было бы не просто указать степень уже сформулированной тестовой реакции. Он был бы свободен в выборе того, какие аспекты тестовой ситуации выделять и как их перерабатывать.

Благодаря конкретному и сложному содержанию материала тестовая ситуация становится многозначной, и благодаря свободе выбора возможных ответов много­значным становится поведение в этой ситуации. В этом случае возникает трудность выделения характеристик ситуации и поведения, которые при межиндивидуаль­ном сравнении обозначали бы одно и то же. С другой стороны, респондентные ме­тодики имеют то преимущество, что тестовая ситуация в них более естественна, «экологична»; она сильнее и вместе с тем точнее активирует требуемые мотиваци-онные состояния, и тестируемое поведение проявляется как личностно-уникальное, идеографическое. Однако, чтобы воспользоваться этим преимуществом, необходи­мо вначале, во-первых, так построить тестовую ситуацию, чтобы актуализировать

нужное мотивационное состояние, и, во-вторых, вычленить среди многообразных аспектов тестируемого поведения те, которые отражают вид и интенсивность вы­званного мотивационного состояния. Только тогда так называемые проективные методики (Frank, 1939; Heckhausen, 1960a; Murstein, 1963) смогут превзойти опрос­ники, в которых возможности ответа заранее суживаются.