Приобретенные влечения. Влечение как интенсивный стимул

Даже применительно к сфере первичных, т. е. организмических, влечений у таких животных, как обычные крысы, подтвердить отдельные постулаты теории влечения Халла удавалось не всегда, в постоянном столкновении с возможными альтернатив­ными объяснениями. В этой связи естественным образом возникает вопрос: как же теория может претендовать на объяснение всех тонкостей человеческого поведения,

если с ее постулатами не все обстоит благополучно? Ведь заранее ясно, что в основ­ном повешения человека едва ли можно вывести из редукции первичных влечений. Еще в 1918 г. Вудвортс, введя понятие влечения, отделил его от поведенческих ме­ханизмов, которые запускает влечение; он также отметил, что и сами механизмы могут приобретать побудительную функцию независимо от первичных влечений как источника энергии. Толмена (Tolman, 1926a, 1932) также волновала проблема, как

вторичные влечения вырастают и отделяются от первичных. Оллпорт (Allport, 1937) выдвинул принцип функциональной автономии. Хотя этот принцип и не оспарива­ет историю происхождения мотивов из первичных влечений, однако предполагает быстро возникающую независимость от них.

Коллеги Халла, в первую очередь Маурер и Миллер, пытались распространить теорию влечения на более сложные мотивационные феномены, такие как фруст­рация, конфликт и условия вторичной мотивации прежде всего у человека. Резуль­татом явилось постулирование приобретенных влечений (acquired drives).

Фрустрация

Заслуживает внимания тот факт, что среди первичных поисковых («возбуждаю­щих аппетит») источников типа голода, жажды или полового влечения не нашлось таких, из которых можно было бы вывести приобретенные влечения. «Вывести» означает в данном случае экспериментально зафиксировать и показать, что новое влечение в соответствии с теоретическими постулатами прежде всего в состоянии подкрепить поведение, т. е. способствует научению.

Исключение, возможно, составляет так называемая фрустрация. Фрустрация возникает, когда исходные условия препятствуют реакциям, ведущим к удовле­творяющей влечение цели, пли, если цель достигнута, препятствуют самим консум-маторпым реакциям. В обоих случаях наблюдается так называемый эффект фруст­рации. Животное реагирует резче, чаще или вариативнее. Скорее всего, эффект фрустрации базируется на усилении того влечения, удовлетворение которого на­талкивается на препятствия. При этом возникает вопрос: не формируется ли при частых фрустрациях новое влечение, которое вносит свою долю в суммарную ин­тенсивность влечения'и в своей специфической форме связано с агрессивными реакциями? Последнее утверждали такие ученые, как Доллард, Дуб, Миллер, Ма­урер и Сире (Dollard et al., 1939), в своей статней популярной книге «Фрустрация И агрессия». Фрустрация рассматривается ими как необходимое и в то же время достаточное условие агрессии. Это утверждение по ряду соображений оспарива­лось и уточнялось (см.: Feschbach, Singer, 1971; Bandura, 1971b; Zumkley, 1978; Kornadt, 1982). Мы подробнее остановимся на этом вопросе в главе 10.

Объяснение усиления влечения усилением фрустрации но ряду причин пред­ставляется сомнительным. Следующие за срывом реакции часто дают повод для такого объяснения. Животное, не обнаружив пищу в обычном месте, не может за­вершить поведенческую цепочку консумматорной реакцией. Неудивительно по­этому, что оно вместо нее проявляет инструментальные реакции пли другие фор­мы поведения. Кроме того, в ситуацию могут вмешаться результаты прежнего на­учения, например ведущее к успеху более интенсивное реагирование. Возрастание интенсивности или вариативности поведения можно также объяснить не вле­чением, а ассоциативным фактором. Такое объяснение подкрепляется данными

В. Холдера, Маркса, Э. Холдера и Кольера (W. Holder et a]., 1957) о научении крыс после сбоя, т. е. после отсрочки подкрепления: в этом случае реакция не усилива­ется, а ослабевает.

Амсел занимался анализом условий, отделив эффект фрустрации от реакций на сбой и наблюдая последующие целевые реакции. Голодные крысы помещались в коридор, заканчивавшийся двумя камерами, в каждой из которых находилась пища. Когда реакция пробежки была усвоена, в каждой второй из последующих проб одна из камер оказывалась пустой. Эффект фрустрации измерялся, во-пер­вых, скоростью, с которой животное покидало (пустую) камеру, и, во-вторых, ско­ростью, с которой оно мчалось в другую часть коридора. Оба показателя скорости возрастали (Amsel, Roussel, 1952). На рис. 4.8 показаны изменения скорости про­бежки по второй части коридора.

Рис. 4.8. Время пробежки между первой и второй целевыми камерами в тренировочной

и экспериментальной сериях, когда в первой камере попеременно пища либо была (подкрепление),

либо отсутствовала (фрустрация) (A. Amsel, J. Roussel, 1952, p. 367)

В последующих экспериментах (Amsel, Ward, 1954; Amsel, Prouty, 1959) живот­ные после посещения первой камеры ставились в ситуацию выбора. Чтобы найти пищу в другой камере, животные должны были выработать одну из двух противопо­ложных реакций в зависимости от того, находили они пищу в первой камере или нет (т. е. получали подкрепление или нет). После некоторой тренировки животные усва­ивали необходимое различение. Возникает вопрос: можно ли объяснить этот резуль­тат, исходя из теории влечения, т. е. является ли научение эффектом специфическо­го, вновь приобретенного (фрустрационного) влечения или условий, ведущих к об­щему усилению влечения? Эту наиболее близкую Халлу точку зрения отстаивал Браун (Brown, 1961). Или же имеются другие мотивационные факторы, которые ассоциативно связаны с внешними ситуационными стимулами? Такое объяснение предпочитает Амсел (Amsel, 1962). Ведь можно доказать, что заученные реакции вызываются стимулами, связанными с нарушением исходных условий. Тем самым

животное явно стремится предупредить предстоящий сбой. Амсел считает решаю­щим для объяснения наблюдаемых эффектов фрустрации не усиление влечения, а воздействие на мотивацию побудительных стимулов внешней ситуации.

Страх как приобретенное влечение

Доказать существование приобретенных влечений, пожалуй, все-таки удалось, если не среди поисковых, то среди аверсивных влечений, в частности при науче­нии избеганию. По-видимому, в данном случае действует страх. Страх можно рас­сматривать как условную реакцию на боль, а саму боль — как первичное аверсив-ное влечение, редукция которого подкрепляет инструментальное поведение бег­ства или избегания. Поскольку можно показать (это будет сделано позднее), что и в искусственно вызванном состоянии страха, не связанном с реально испытанной ранее болью, вырабатываются и сохраняются реакции бегства и избегания, то страх, видимо, является приобретаемым и получающим самостоятельность влечением, которое можно связать со всевозможными условиями.

Эти соображения впервые были высказаны Маурером (Mowrer, 1939). При этом он воспользовался вторым вариантом психоаналитической теории страха, сформу­лированным Фрейдом в 1926 г. Согласно этой точке зрения, страх выступает как «реальный», т. е. эффективный, сигнал, предупреждающий о приближающейся угрозе и мотивирующий защитные реакции. Наблюдения за животными в экспе­рименте, на который часто ссылался Халл, показали, что реакции, направленные на избегание электрического удара, поддаются угашению с большим трудом. Дру­гими словами, животные, помещенные в ту же ситуацию, вновь обращаются в бег-стзо, хотя болевой раздражитель отсутствует. Казалось бы, речь идет о типичном случае классического обусловливания. Однако вызывает удивление высокая со­противляемость угасанию, хотя необходимое для классического обусловливания подкрепление уже отсутствует. Значит, объяснение по аналогии с классическим обусловливанием в данном случае не подходит. Маурер предположил, что страх вызывают сигнальные стимулы, связанные с ситуацией, в которой первоначально была испытана боль. Выступая сначала как условная реакция на боль, страх затем превращается в качестве состояния аверсивного напряжения в автономное влече­ние, которое редуцируется посредством реакции бегства. Тем самым именно редук­ция страха подкрепляет в дальнейшем реакцию бегства даже при отсутствии боли.

Это объяснение, казалось, разрешило парадокс наличия в данном случае редук­ции влечения. Маурер (Mowrer, 1938) воспользовался им в эксперименте с людь­ми еще в 1938 г. Испытуемые получали в пальцы легкий электроразряд, который предварялся световым сигналом. Измерявшаяся параллельно в качестве индика­тора состояния эмоционального напряжения кожно-гальваническая реакция воз­растала С появлением светового сигнала и падала при включении тока, что соот­ветствовало данным самоотчетов испытуемых, говоривших, что световой сигнал приводил их в возбуждение, а удар током был своеобразным облегчением.

Для доказательства на примере страха научасмости влечениям Н. Миллер (Miller, 1941, 1948) провел ряд экспериментов, ставших классическими. Экспери­ментальный аппарат состоял из двух разделенных дверцей камер. Левая камера была белой, и полом в ней служила сетка, через которую можно было пропускать

электрический ток; правая была черной и имела обычный пол. Соединительную дверцу можно было открыть со стороны белой камеры, повернув приделанное к ней горизонтально колесико пли нажав находящийся рядом рычаг. Убедившись, что при открытой дверце крысы не оказывают никакого предпочтения белой или чер­ной камере, экспериментатор 10 раз помещал каждое животное в белую камеру при открытой дверце и пропускал через пол ток. Животное могло спастись, убежав в черную камеру. На следующих этапах эксперимента электроразряд больше не при­менялся. Животное сначала 5 раз помещали в белую камеру при закрытой дверце, И если оно приближалось к дверце, экспериментатор открывал ее. Затем в течение 16 раз дверца открывалась, если животное научалось поворачивать колесико. В по­следней фазе условием открывания дверцы было усвоение новой реакции— нажатия рычага. На последних этапах эксперимента все животные при открытой дверце бежали в черную камеру, хотя электроразряда не было. Половина из.них выучи­лась инструментальной реакции поворота колесика, чтобы спасаться, если дверца закрыта, а позже, когда эта реакция уже не действовала, научились нажимать ры­чаг. Скорость реакции на протяжении 16 проб постоянно возрастала. Остальные животные проявили характерные реакции страха: «застывание», съеживание, де­фекацию и урпнащио.

На основании этих результатов Миллер сделал следующий вывод. Страх пред­ставляет собой безусловную реакцию вегетативной нервной системы на болевые стимулы. Она может вызываться и другими, условными, стимулами (белый цвет камеры как сигнальный стимул). Однако сам страх одновременно является стиму­лом, поскольку может вступать в связь с реакциями. Но, будучи стимулом, он яв­ляется и влечением, так как любая реакция, выводящая из сферы действия вызы­вающие страх стимулы, подкрепляется. Страх отвечает требованиям центрально­го постулата теории влечения: его редукция выполняет функцию подкрепления.

Миллер в отличие от Халла лишил влечение его исключительной связи только с первичными потребностями. Он пишет:

«Влечение — это интенсивный, побуждающим к действию стимул. Любой сделав­шийся достаточно сильным стимул может стать влечением. Чем интенсивнее стимул, тем большей функцией влечения он обладает* (Miller, Dollard, 1941, p. 18).

Соответственно и внешние стимулы, если они достаточно сильны, могут приоб­ретать характер влечений. Что же касается приобретенных влечений типа страха, то

«статус влечения приобретается через связь слабых сигналов с реакциями, порожда­ющими сильные стимулы» (ibid., p. 66).

Однако возведение страха в ранг влечения, понимаемого по Халлу, приводит к определенным противоречиям. В описанных экспериментах мы не имеем дела с научением бегству. Бегство дает животному возможность быстрее уйти от болево­го раздражителя, как только он возникает. В нашем случае мы имеем дело с науче­нием избеганию. На основании усвоенных предварительных сигналов животное после нескольких проб обращается в бегство раньше, чем возникает боль, т. е. оно избегает боли. Мы уже видели, что высокую сопротивляемость угасанию нельзя объяснить на основании павловского обусловливания, так как боль, служащая в данном случае подкреплением, впоследствии отсутствует. Выйти из этого затруд­нения помогает признание за страхом функции влечения. Вызываемая реакцией

избегания редукция страха подкрепляет эту реакцию и повышает сопротивляе­мость угасанию (пока не угаснет сам страх). Вот почему нет необходимости отка­зываться от постулата подкрепления.

Впрочем, сам Маурер (Mowrer, 1947) ограничил применимость постулата под­крепления при помощи редукции влечения. В 40-е гг. он исповедовал так называ­емую теорию двух факторов, согласно которой всякое научение опирается либо на классическое, либо на инструментальное обусловливание. (Позже, в 1960 г., он перешел на позиции мотивационной теории ожидания; см. главы 2 и 5.) Согласно этой теории, редукция потребности является не универсальным условием любого подкрепления, а лишь условием подкрепления при инструментальном научении, ко­торое ограничено произвольной моторикой скелетной мускулатуры. При классичес­ком обусловливании, ограниченном непроизвольной моторикой, для подкрепления достаточно простого совпадения. При научении избеганию оба механизма действу­ют совместно: сначала страх по классической схеме связывается с сигнальными стимулами, затем редукция страха ведет к подкреплению инструментальных реак­ций избегания.

Однако с подобным объяснением не согласуются кажущиеся парадоксальны­ми данные исследований Соломона и Уинна (Solomon, Wynne, 1953). Эти авторы установили, что выработанная реакция избегания после нескольких повторений начинает осуществляться еще до наступления реакции страха. Через 10 с после условного стимула собаки получали сильный'удар током и быстро научались из­бегать этого, перепрыгивая через барьер. На рис. 4.9 изображена типичная для по­допытных животных динамика латентного времени. Уже после 7 проб собака пры­гает, не дожидаясь электроразряда, а после еще 3 проб латентное время устанавли­вается в диапазоне 1-2 с. Это слишком короткий промежуток, чтобы можно было говорить о наличии реакции страха. Ведь страх — это реакция вегетативной нервной системы, для возникновения которой необходимо, как правило, 2-4 с (см.: Spence, Runquist, 1958). Если в отдельных случаях латентное время превышало этот интер­вал, то затем оно еще более сокращалось (до величины менее чем 1-2 с). Таким образом, возникает впечатление, что животное стремится избежать не только боли, но и страха перед болью. Сопротивляемость угасанию в этом эксперименте оказа­лась почти неограниченной; некоторым собакам для угасания реакции потребова­лось свыше 650 проб. В данном случае едва ли будет уместно следующее объяснение: уменьшение страха, действуя как редукция влечения, вызывает новое подкрепление усвоенной реакции избегания. Авторы объясняет высокую сопротивляемость уга­санию в терминах «консервации тревожности». Если тревожность ослабевает, вре­мя реакции увеличивается, вновь возникает ощущение страха, которое подкрепля­ет реакцию избегания. Но все же исключительная сопротивляемость угасанию остается непонятной.

Объяснение, отказывающееся от попытки вывести реакцию избегания из при­обретенных влечений, было предложено Шонфельдом (Schoenfeld, 1950). Как и Скиннер, Шонфельд отбросил гипотетические промежуточные переменные. С его точки зрения, все обстоит гораздо проще: существуют стимулы с позитивной и негативной подкрепляющей ценностью. Если они совпадают с нейтральными сти-

мулами, последние со временем также приобретают соответствующую подкрепля­ющую ценность. В результате изначально нейтральные стимулы приобретают не­гативный характер и организм вырабатывает устраняющие неприятный стимул реакции.

Рис. 4.9. Выработка реакции избегания на подаваемый удар электрического тока у одного из подопытных

животных (Solomon, Wynne, 1953, p. 6)

С пониманием страха как приобретенного влечения связывались большие ожи­дания. Здесь ученые видели возможность уменьшить, если не преодолеть совсем, разрыв между поведением животных и человека, между экспериментами по науче­нию крыс с помощью голода или жажды и формами поведения человека, пресле­дующего всевозможные цели и не удовлетворяющегося исключительно биологи­ческими потребностями. В этом случае стремление к обладанию, власти, признанию и достижению можно было рассматривать как выработанное поведение избегания, подкрепляемое и поддерживаемое дедукцией страха и в конечном счете (если про­следить индивидуальное развитие вплоть до раннего детства) коренящееся в пер­вичных влечениях типа голода, жажды и боли. Такой ход рассуждений смыкался с идеями психоанализа и во многом способствовал тому, чтобы сделать их доступ­ными, проверяемыми и применимыми в исследованиях научения и влечений. При­мером этому могут служить работы Маурера (Mowrer, 1950), а также Долларда и Миллера (Dollard, Miller, 1950). Рассмотренная в главе 2 попытка Брауна (Brown, 1953) вывести «мотив денег» и связанный с ним «мотив труда» из приобретенного в раннем возрасте страха также свидетельствует о надежде объяснить все пробле­мы мотивации первичными влечениями. Браун отмечает:

«Во многих, если не во всех, примерах поведения взрослого, отчетливо характеризу­ющегося реакциями добывания денег, вряд ли есть необходимость постулировать действие приобретенного влечения к деньгам. Влечение к деньгам по может быть объектом научения. Напротив, вырабатывается тревожность как реакция иа появле­ние разнообразных признаков, сигнализирующих об отсутствии денег. Получение, денег автоматически ликвидирует или решительно изменяет эти признаки и тем са­мым приводит к редукции тревожности» (Brown, 1953, р. 14).

Исследования в русле теории влечения не оправдали этих ожиданий. Объясни­тельная ценность отдельных постулатов теории влечения, а также гипостазирова-ния страха как приобретенного влечения все больше ставилась под сомнение. Для объяснения полученных экспериментальных результатов (а в отношении их раз­нообразия теория влечения оказалась чрезвычайно плодотворной) привлекалось все больше факторов, представлявших собой не внутренние (состояния влечения), а в основном внешние ситуационные детерминанты. События, так сказать, пере­местились «вовне». Сигнальные раздражители, содержания стимулов, мотивиру­ющие ожидания явно предоставляли более подходящие теоретические возможно­сти для объяснения активации, направленности и интенсивности, иначе говоря, для объяснения целенаправленности поведения. В следующей главе мы более по­дробно рассмотрим эти подходы.

В заключение обсуждения теории влечения уместно процитировать Боллса, внес­шего свой вклад в связанные с этой теорией исследования:

«Понятие влечения можно сравнить со стариком, прожившим долгую, активную и небесполезную жизнь. Это понятие породило значительное число концепции и эм­пирических работ; возможно, косвенно о] ю внесло большой вклад в паше понимание поведения. Но время свершений позади. Пришла пора, когда более молодые, более энергичные, более способные концепции должны взять верх. Поэтому, как бы мы ни были привязаны к нашему старому другу, его уход не должен повергать нас в отчая­ние» (Bolles, 1967, р. 329-330).

Теория конфликта

Теория конфликта Левина

Важной областью психологии влечений был экспериментальный анализ поведе­ния в ситуации конфликта. Миллер (Miller, 1944, 1951) разработал на его основе получившую широкую известность модель конфликта: это модель «стремления-избегания». Основные его идеи предвосхитил Левин в небольшой монографии, вышедшей в свет 1931 г., «Психологическая ситуация награды и наказания» (англ. пер.: Lewin, 1935), в которой приводится следующее определение: «Конфликт... психологически можно охарактеризовать как ситуацию, в которой на субъекта одновременно воздействуют противоположно направленные силы примерно оди­наковой величины» (Lewin, 1931, S. 11). Левин различает три основных случая конфликтных ситуаций. Позднее Ховлэнд и Сире (Hovland, Sears, 1938) добавили еще один случай. По силам, воздействующим на субъекта и направляющим его поведение на объект или от него, можно выделить следующие четыре вида конф­ликтных ситуаций:

1. Конфликт -«стремление—стремление»-: даны два объекта или цели, причем оба обладают позитивной и примерно равной побудительностью (валентно­стью); при этом, однако, нельзя обладать или стремиться к обоим, а необхо­димо сделать выбор между двумя возможностями. Говоря проще, это ситуа­ция буриданова осла, умирающего от голода между двумя равно привлека­тельными охапками сена.

2. Конфликт «избегание—избегание»: ситуация, когда приходится выбирать из двух примерно равных зол. Например, школьнику нужно или доделать ненавистную домашнюю работу, или выполнить впоследствии штрафное задание.

3. Конфликт «стремление—избегание»: одна и та же цель одновременно при­тягивает и отталкивает. Можно хотеть, например, путем женитьбы удержать возле себя любимого человека и одновременно бояться потерять свою неза­висимость.

4. Конфликт «двойное стремление—избегание» (конфликт двойной амбива­лентности): например, некто колеблется в выборе одной из двух профессий, каждая из которых имеет свои положительные и отрицательные стороны.

На рис. 4.10 представлены все четыре вида конфликтных ситуаций. Использу­емые символы соответствуют способу изображения, разработанному Левином в его теории поля, где, например, стрелки обозначают векторы поля и отражают направ­ленность влияний, исходящих от ситуации или от субъекта. Впрочем, схема конф­ликта «избегание—избегание» представляет собой замкнутую со всех сторон ло­вушку, свойственную ситуации психологического принуждения. Это означает, что субъект не видит возможности выбраться из зоны действия двух зол. В противном случае он бы уклонился от конфликта.

Рис. 4.10. Четыре вида конфликтных ситуаций. Робозначает субъекта, Д В, Си D- позитивную (+)

или негативную (-) побудительность объектов, или целей поведения, между которыми осуществлялся выбор.

Строчные буквы а, Ь, с, d обозначают соответствующие этому характеру и воздействующие на субъекта силы,

т. е. силы, толкающие его либо к объекту, или цели, либо от них

Теория поля Левина станет понятнее из примера конкретной конфликтной си­туации. Силы поля этой ситуации изображены на рис. 4.11. Трехлетний ребенок пытается достать из морских волн своего игрушечного лебедя. Его притягивает лю­бимая игрушка, но, когда он подходит слишком близко к волнам, его тянет обратно. Вдоль берега как бы тянется пограничная линия, при переходе которой отталкиваю­щая сила грозных волн начинает превышать притягательную силу игрушки.

Рис. 4.11. Силы поля конфликтной ситуации, при которой позитивная и негативная валентности действуют в одном направлении. См. текст (Lewin, 1935, S. 92)

Основываясь на этом примере, Левин (Lewin, 1946b) выдвинул интуитивное предположение, что в условиях конфликта «стремление—избегание» приближение к целевому объекту ведет к возрастанию отталкивающих сил по сравнению с притя­гивающими. На определенном расстоянии от целевого объекта должно существовать равновесие между стремлением и избеганием. В этой точке пересекаются градиенты валентностей притягивающих и отталкивающих сил. На большем расстоянии от объекта притягивающие силы заметно сильнее отталкивающих. Именно поэтому ребенок и тянется к лебедю. Но когда он переступает границу, образованную точкой пересечения обоих градиентов валентности, отталкивающие силы становятся силь­нее и ребенка тянет назад. Так возникает характерная картина колебательных дви­жений. Рисунок 4.12 иллюстрирует изменяющееся соотношение сил в данной кон­фликтной ситуации как функцию от физического расстояния между субъектом и притягательным и одновременно отталкивающим объектом.

Согласно Левину, величина поведенческой тенденции (силы) зависит одновре­менно от двух переменных: величины валентности цели (целевого объекта) и рас­стояния до цели, которое еще предстоит преодолеть. (Психологически расстояние может определяться иначе, чем пространственная удаленность, например как дис­танция во времени, или количество необходимых промежуточных действий, или их сложность, или требующаяся для этого затрата сил и т. д.)

Модель конфликта Миллера

Миллер (Miller, 1944) связал идею Левина о зависимости изменения валентности от расстояния до цели с гипотезой Халла (Hull, 1932,1934) о градиенте цели. При помощи этой гипотезы Халл объяснял наблюдаемые им факты ускорения бега го­лодных животных при приближении к цели, а также осуществление коррекции ошибок при прохождении лабиринта сначала по направлению к цели и затем в обрат-

ной последовательности до места старта. Согласно гипотезе о градиенте цели, обра­зование связей «стимула—реакции» и упрочение привычки начинаются и непо­средственной близости от цели, ибо здесь подкрепление следует сразу же, а не от­кладывается, как в том случае, когда цель удалена. Таким образом, при обучении новой последовательности реакции процесс формирования и упрочения привыч­ки смещается от конца к началу этой последовательности.

Миллер (Miller, 1951, 1959) выдвинул шесть гипотез, касающихся феномена конфликта:

1) тенденция стремления тем сидьнее, чем ближе расстояние до цели (гради­ент стремления);

2) тенденция избегания тем сильнее, чем ближе расстояние до внушающего опасение стимула (градиент избегания);

3) градиент избегания растет быстрее градиента стремления;

4) в случае конфликта между двумя несовместимыми реакциями побеждает бо­лее сильная;

5) высота градиента стремления или избегания зависит от силы влеченпя_ена котором основываются тот и другой;

6) сила подкрепляемой тенденции реагирования возрастает вместе с количе­ством подкреплении, пока не достигается максимальное плато научения. (Последняя гипотеза была добавлена к этому перечню в 1959 г.)

Рис. 4,12. Зависимость градиента положительной и отрицательной валентностей от физического расстояния между субъектом и объектами с положительной и отрицательной валентностями

(Lewin, 1946b, p. 812)

Рисунок 4.13 иллюстрирует первые четыре гипотезы. Когда расстояние до цели становится меньше X, тенденция избегания становится сильнее тенденции стрем­ления. В это.Й точке поведение колеблется между стремлением и избеганием.

Рис. 4.13. Градиенты тенденций стремления и избегания при приближении к цели, обладающей одновременно положительной и отрицательной валентностью

Согласно гипотезе 5, соотношение сил обеих тенденций, и тем самым местопо­ложение точки их пересечения, может измениться, если изменится соотношение сил двух влечений, на которых основываются эти тенденции. Если, например, уси­ливается голод, толкающий животное в поисках пищи в район цели, то повышает­ся градиент стремления в целом и точка пересечения обоих градиентов смещается ближе к цели.

Но чем обосновать предположение, что градиент избегания растет быстрее гра­диента стремления? Миллер видит причину этого в различии влечений, лежащих в основе обеих тенденций. Тенденция стремления, например, в случае голода под­держивается побудительной стимуляцией, источники которой находятся в самом организме. Куда ни двигайся, побудительная стимуляция не меняется независимо от того, насколько далека цель (в данном случае место, где имеется пища). Напро­тив, тенденция избегания основывается на приобретенном влечении — страхе, если внешние раздражители в районе цели причиняют боль. Страх вызывается не внут­ренней побудительной стимуляцией, а внешними ситуационными сигнальными стимулами. Через них он тесно связан с исходной порождающей боль ситуацией.

В свете этих рассуждений также становится очевидной важность последней гипотезы. Количество подкреплений реакции, т. е. сила привычки, влияет на кру­тизну градиента соответствующей тенденции, так как ассоциативный компонент потенциала реакции (сила привычки) зависит от близости цели (по меньшей мере, пока плато научения не достигнуто на всем пути к цели). Большая крутизна гра­диента избегания выводится как раз из того, что оба компонента потенциала реак­ции — влечение (страх) и сила привычки — связаны со стимулами, относящимися к цели. Из компонентов тенденции стремления это можно сказать только об ас­социативном компоненте — силе привычки. Если бы этот компонент стремления значительно превышал аналогичный компонент избегания, то в порядке исключе­ния могла бы возникнуть ситуация, при которой градиент стремления рос бы бо­лее круто.

Браун (Brown, 1948) дал экспериментальное подтверждение гипотезам 3 и 5. Из четырех групп подопытных животных (крыс) две постоянно находили в конце кори­дора пищу, при этом животные одной группы были очень голодными, другой — не очень (соответственно 48 и 1 ч голодания). Две остальные группы были сыты и полу-

чали на том же месте удар током: одна группа — сильный, другая — слабый. После фазы научения Браун измерил силу, с которой животные, помещенные в коридор, стреми­лись к цели или от нее. Сила измерялась при помощи специальной сбруи, которая надевалась на животное и за которую его пытались удержать в различных частях ко­ридора. Результаты эксперимента представлены на рис. 4.14.

Рис. 4,14. Выраженность тенденций стремления и избегания при изменении расстояния от района цели у четырех групп животных в зависимости от степени интенсивности одного из двух влечений

(Brown, 1948, р. 457, 459)

В более позднем исследовании (Miller, 1959) были объединены, операционали-зированы и подтверждены гипотезы 4 (более сильная реакция) и 5 (высота гради­ентов возрастает с силой влечения). Животные в одном и том же месте получали и пищу, и удар током, что создавало конфликтную ситуацию. В зависимости от дли­тельности голодания и силы электроразряда для различных групп животных со­здавались разные соотношения сил влечений, что позволяло независимо друг от друга изменять высоту градиентов стремления и избегания, а значит, и расстояние до точек пересечения градиентов. Зависимой переменной соответственно было минимальное расстояние до цели, которое не могло преодолеть животное в своих колебаниях. Результаты эксперимента соответствовали гипотезам. При данной силе электроразряда расстояние уменьшалось с увеличением длительности голо­дания. Напротив, при фиксированной длительности голодания расстояние увели­чивалось с возрастанием силы удара током.

Применение модели конфликта

Модель конфликта открыла многообразные и перспективные возможности приме­нения. Как уже отмечалось, расстояние до цели не обязательно должно быть про­странственным. Это может быть также временная близость или степень сходства

с первоначальной целью. В последнем случае последовательное уменьшение сход­ства с переживаемой как конфликтная целью часто играет важную роль в невро­тических конфликтах и их психотерапевтическом лечении. Так, объект агрессив­ных или сексуальных устремлений может одновременно вызывать сильный страх негативных последствий, что приводит, как заметил Фрейд, к так называемому смещению. Первоначальный объект в переживании замещается другим, более или менее схожим, но вызывающим меньший страх или тревогу. Применительно к сек­суальности Кларк (Clark, 1952; Clark, Sensihar, 1955) экспериментально подтвер­дил наличие смещений в образах представлений при возрастающем сексуальном

возбуждении.

Смещение первоначального объекта соответствует генерализации стимула. Чем больше тенденция избегания превосходит тенденцию стремления, тем меньше сходство между первоначальным объектом и разрешающим конфликт смещением. Миллер (Miller, 1944) разобрал этот случай на примере своей модели конфликта. Градиенты стремления и избегания отражают зависимость силы реакции от степе­ни сходства с порождающим конфликт целевым стимулом, а не от пространствен­ной и временной дистанции. Это значит, что речь идет о градиентах генерализации стимулов для заторможенной реакции стремления и тормозящей реакции избега­ния. На рис. 4.15 изображен вариант модели Миллера применительно к проблеме смещения. Согласно этой модели, для смещения предпочтительнее такая степень сходства, при которой фактическая сила заторможенной реакции максимальна. На рисунке данная степень сходства находится между С и D.

Рис. 4.15. Перемещение заторможенной реакции вдоль градиента генерализации стимула до точки максимума ее фактической {Netto) силы (пунктирная линия) (Miller, 1944, р. 434}

Было найдено экспериментальное подтверждение этого тезиса (Murray, Berkun, 1955). Крысы, обученные находить в конце черного коридора пищу, стали полу­чать там во время еды удар током и начали избегать целевой камеры. После этого коридор был соединен еще с двумя коридорами, расположенными параллельно с ним. На различном расстоянии от целевой камеры находились отверстия, позво­лявшие проникать в смежный коридор. Два соседних коридора отличались от пер-

вого цветом стен. Они были не черными, а в непосредственно примыкающем ко­ридоре — серыми и в следующем — белыми. Таким образом, возникал градиент убывания сходства с первым, конфликтогенным, коридором. Предполагалось, что животное, помещенное в первый коридор, должно держаться на довольно большом расстоянии от целевой камеры, после перехода в соседний коридор это расстояние должно уменьшиться и в последнем коридоре стать минимальным. События ста­билизируются одновременно-по двум независимым друг от друга градиентам: про-странственной удаленности от конфликтогенной цели и степени сходства с ней. Оба этих параметра были использованы как ортогональные координатные оси для построения трехмерной модели конфликта. Градиенты выступают здесь не в виде линии, а в виде плоскостей. Их пересечение становится линией пересечения двух плоскостей. Таким образом, животное сможет продвинуться ближе к цели за счет перехода в область большего несходства с изначальным целевым стимулом (и на­оборот). Мюррею и Беркану действительно удалось это продемонстрировать. Кро­ме того, они обнаружили еще один факт. Такое смещение оказывает «терапевти­ческое*- воздействие: градиент избегания становится со временем менее крутым. Животные постепенно возвращаются к условиям, более похожим на первоначаль­ный целевой стимул.

Отсюда можно сделать вывод, что при психотерапии нужно стремиться не по­высить градиент стремления, а понизить градиент избегания, в частности, адекват­ной организацией замещения и подстановки объектов, сходных с вызывающими конфликт стимулами. При этом пациент очевидным образом сможет разрешить порожденный конфликт. Напротив, традиционные уговоры немедленно разделать­ся с истинной причиной конфликта хотя и сместили бы точку пересечения обоих градиентов ближе к подлинному источнику, но одновременно и завысили бы ее,' что означает большую силу обеих конфликтующих тенденций и тем самым боль­шую внутреннюю напряженность.

Впрочем, классическими примерами объяснительных возможностей модели конфликта служат тревожащие субъекта события, которые фиксированы во вре­мени и поэтому неумолимо приближаются: экзамен,