Ожидание и целенаправленность

Независимо от Левина Толмен еще в конце 20-х гг., экспериментируя с крысами, пришел к совершенно аналогичным теоретическим положениям. Будучи убежден­ным бихевиористом, он тем не менее не сомневался в том, что не поддающиеся наблюдению когнитивные процессы являются решающими в поведении живого существа. Однако, не приемля чисто меиталистского объяснения поведения через когнитивные процессы, Толмен стремился сделать их доступными контролю, так сказать, вывести наружу непосредственно не наблюдаемые внутренние процессы. Особое внимание он уделял соотношению предшествующих условий и последую­щих эффектов, т. е. наблюдаемым событиям, между которыми происходят интере­сующие нас процессы. Так, Толмен первым выявил природу промежуточных пе­ременных как гипотетических конструктов и указал на необходимость их опера-ционализации с помощью экспериментальных процедур и наблюдения (см. главу 1). Если вслед за Толменом соотнести друг с другом в приведенном ниже отрывке на­блюдения и операции, то станет очевидно, что невозможно обойтись без ответа на вопрос, обладает ли, например, крыса знанием кратчайшего пути в лабиринте к ме­стонахождению пищи, т. е. ожиданиями соотношения действий и их последствий (R-S*):

«...посмотрим на крысу, вполне научившуюся проходить лабиринт: как только она оказывается у входа, то устремляется по лабиринту наиболее коротким путем, пово­рачивая там, где надо, и добираясь до камеры с пищей за 4-5 с. Предположим теперь, что между двумя проходами лабиринта одну из секций значительно укоротили. Что же происходит? При очередном проходе животное упрямо бежит в соседнюю секцию. Одним словом, оно действует так, как если бы укороченная секция сохранила свою длину. Его поведение постулирует, выдвигает, предполагает тезис о сохранении пред­ставления о прежней длине» (Tolman, 1926b, p. 356).

Толмен был приверженцем «психологического бихевиоризма». Его идеи отли­чались от идей представителей психологии научения того времени и были близки взглядам Левина; прежде всего, это выражалось в выдвижении трех взаимосвязан­ных принципов объяснения поведения. Первый. Предпочтение молярных единиц молекулярным: не движения мышц или секреция желез, а процессы, влияющие на поведение в целом, позволяют выявить его целенаправленность или намерения индивида. Второй. Пока поведение не объяснено психологически, не оправдано обращение к его физиологическим и неврологическим основам. Третий. Поведе­ние, поскольку оно направлено на целевые объекты и состояния, должно рассмат­риваться и анализироваться с точки зрения его целенаправленности.

Толмен подчеркивал, что постулируемое понятие целенаправленности не долж­но носить чисто умозрительный, описательный характер (т. е. не подвергаться

измерительным процедурам). Согласно бихевиористской точке зрения, целена­правленность должна быть конкретизирована в терминах различных наблюдаемых аспектов поведения. В первую очередь Толмена интересовали три аспекта целена­правленности: настойчивость, понятливость и избирательность. Настойчивость — это почти что черта характера, она означает способность упорно прилагать усилия вплоть до достижения определенного объекта или состояния. Понятливость опре­деляет наступающий со временем успех научения в одинаковых или сходных си­туациях. Избирательность указывает на спонтанное, не вынуждаемое внешним давлением поведение, при котором отдается предпочтение одному из нескольких возможных действий.

Сформулированные Толменом принципы напомнили о торндайковской мето­дике научения посредством проб и ошибок, которая уже 25 лет как не использова­лась в зоопсихологии. Эксперименты состояли в следующем: голодные или испы­тывающие жажду животные на пути к пище или воде в проблемных ящиках и лаби­ринтах постоянно сталкивались с препятствиями. После нескольких проб и ошибок животное научалось все быстрее их преодолевать. Кривые научения типа торидай- ковских отражали усовершенствование достижений от попытки к попытке вплоть до максимальных результатов. На их основании был выведен закон эффекта, со­гласно которому подкрепляется то поведение, которое предшествует удовлетворе­нию. Эффект удовлетворения все больше скрепляет связь между соответствующи­ми особенностями раздражителя и ведущими к удовлетворению реакциями. Закон эффекта, таким образом, является чистым законом научения.

Поскольку оперантное научение явно зависит от эффекта удовлетворения по­требности и поскольку процесс научения трудно представить себе иначе, чем в виде образования связи «раздражитель—реакция» (хотя подобное представление явля­ется чисто гипотетической или квазифизиологической спекуляцией), мотивацион-ные условия наблюдаемых достижений в научении долго оставались невыясненны­ми. Классические парадигмы эксперимента по научению сложились так, что всякий успех в научении мог быть зафиксирован, лишь получив свое выражение в поведении. В этом случае различение поведения и научения — того, что выучено, и того, что дела­ется, — оказывается бесполезным. Положение мало изменилось и после того, как Халл (Hull, 1943) создал на основе закона эффекта свою теорию подкрепления, в которой выявил могивационные условия научения: минимальная сила влечения для не­специфической энергетизации поведения и последующая, ведущая к образова­нию привычки редукция влечения (собственно процесс научения). Однако поня­тия мотивации и научения так и не были четко противопоставлены друг другу.

Эффекты привлекательности

Рамки теории «стимул—реакция* оказались тесными для толменовского представ­ления о бихевиоризме, который на первый план в объяснении поведения выдвига­ет мслярность и целенаправленность. Действительно ли можно представить себе научение как выработку прочных связей «стимула—реакции р? Не состоит ли оно в ооразовании когнитивных карт, которые по мере надобности актуализируют ожи­дания ближайших будущих событий? Можно ли представить себе поведение осу-

ществляющимся шаг за шагом по жестко выработанной программе? Может быть^ оно приводится в движение целями и на пути к ним непосредственно (т. е. без проб и ошибок) управляется ожиданиями по типу «средства—цель»? Начиная с 1920-х гг. в первую очередь сторонники Толмена стали проводить исследования, в которых варьировалась степень привлекательности цели. При этом наблюдались внезапные изменения поведения, которые вряд ли можно было объяснить только постепен­ным совершенствованием в процессе научения. Таким образом, поведение и науче­ние были разведены. Экспериментальный анализ поведения мог освободиться и отделиться от анализа научения. Результаты этих работ Толмен обобщил в вышед­шей в 1932 г. книге «Целенаправленное поведение у животных и человека» в виде теории мотивации с позиции привлекательности и ожидания. Прежде чем пере­ходить к обсуждению исследований, рассмотрим использовавшееся в них экспе­риментальное устройство — Т-образный лабиринт. Как видно из рис. 5.7, такой лабиринт состоит из соединенных друг с другом Т-образных секций, причем одно из ответвлений образует тупик, а в другом имеется дверь, ведущая в соседнюю сек­цию лабиринта.

Рис. 5.7. Т-образный 14-секционный лабиринт

Одна из исходных серий исследований касалась влияния на поведение побуж­дений различной силы. Первый эксперимент был проведен в 1924 г. В то время при изучении влияния силы потребности на активность широко использовался колум­бийский проблемный ящик. Недостатком этих исследований был слабый контроль привлекательности используемого целевого объекта. Симмонс (Simmons, 1924) первой сделала фактор привлекательности центральным пунктом своего исследо­вания. Она обнаружила, что крысы быстрее обучаются проходить лабиринт, если в целевой камере находят предпочитаемую ими пищу. Животные к началу экспе­римента были одинаково голодны, поскольку свой дневной рацион получали толь-

ко через 2-3 ч после эксперимента в своих обычных клетках. Перед каждой попыт­кой им давалась возможность попробовать находящийся в целевой камере корм. После этого крысы помещались в стартовую камеру. Если кормом был вымочен­ный в молоке хлеб, скорость бега резко возрастала и количество ошибочных про­бежек уменьшалось быстрее, чем при подкреплении семечками. Этот различный эффект побуждения можно интерпретировать двояко: либо большая привлека­тельность ускоряет научение, либо оно происходит независимо от привлекатель­ности, но ограниченная привлекательность цели меньше мотивирует животное к ее более быстрому достижению. Первое объяснение соответствовало бы более по­зднему варианту теории подкрепления Халла, второе — постулату Толмена о «нуж­ности целевого объекта», которая наряду с соответствующим уровнем обучепно-сти непосредственно детерминирует поведение в лабиринте.

Данные исследований Эллиота (Elliott, 1928) подтвердили правильность послед­ней интерпретации. Во время обучения группы экспериментальных животных прохождению лабиринта он изменял силу привлекательности объекта. Крысы этой группы после десятой попытки прохождения лабиринта находили в целевой камере вместо смеси из отрубей менее привлекательные семечки. Уже в следующих попыт­ках прохождения лабиринта число ошибок возрастало и даже превосходило уровень контрольной группы, подкреплявшейся только семечками. На рис. 5.8 изображены «1ф1 шые научения» обеих групп животных. Внезапное увеличение числа ошибок при переходе к i и пце с ограниченной привлекательностью нельзя объяснить молниенос­ным забыванием, оно может быть лишь следствием независимого от научения эф­фекта мотивации. Поскольку достигнутый к тому моменту уровень обученное™ в этом случае больше не наблюдался, следует различать научение и поведение, учи­тывая независимое влияние привлекательности целевого объекта.

Рис. 5.8. Влияние уровня привлекательности на достижения (переход от более к менее предпочитаемому корму) (Elliott, 1928, S. 26)

В другом своем исследовании Эллиот (Elliott, 1929) по прошествии девяти дней изменял вид подкрепления (корм на воду). У менее голодных, но ощущавших силь­ную жажду животных сразу после введения адекватного потребности целевого объек-

та (воды) наблюдался рост достижений, проявлявшихся в увеличении скорости бега и уменьшении числа ошибок. Иными словами, определяющая уровень дости­жения привлекательность целевого объекта зависит от сиюминутного состояния потребности. То же соотношение Левин установил для квазипотребности и валент­ности. Однако эффект привлекательности целевого объекта определяется помимо адекватности потребности еще одной, независимой от потребности переменной, которая соответствует фактору G в формуле валентности Левина. Согласно Сим-монс и более позднему систематическому исследованию Янга (Young, 1947), эта пе­ременная содержит качественные характеристики целевого объекта. Креспи (Crespi, 1942,1944) также доказал значимость его количественных показателей. Увеличение количества пищи мгновенно улучшает уровень достижения при эксперименталь­ном научении голодного животного. Этот так называемый эффект Креспи опро­вергает постулат теории подкрепления Халла о большом количестве подкреплений как решающем факторе образования привычки; но к этому мы еще вернемся.

Латентное научение: разделение научения и мотивации

Крайним случаем варьирования привлекательности является полное ее отсут­ствие; при этом не происходит подкрепления и, следовательно, не приходится ожи­дать целенаправленного поведения. А что же в подобной ситуации происходит с научением? То, что научение имеет место, первым доказал Блоджетт (Blodgett, 1929) в экспериментах по так называемому латентному научению. Три группы в равной степени голодных крыс в течение девяти дней по одному разу в день поме­щались в лабиринт. Первая группа находила корм в целевой камере начиная с пер­вого же дня, вторая — с третьего, а третья — с седьмого. После того как животное попадало в целевую камеру, оно при наличии там еды могло есть только в течение 3 мин, а при отсутствии еды извлекалось оттуда через 2 мин. Как видно из рис. 5.9, после введения целевого объекта во второй и третьей группах число ошибок быст­ро сокращается. Каждая группа почти сразу же достигает уровня научения первой группы, которая подкреплялась с первого дня. Более поздние исследования Тол­мена и Хонзика (Tolman, Honzik, 1930) подтвердили эти данные.

Рис. 5.9. Зависимость достижений от латентного научения и последующего подкрепления.

Первая группа получала корм после каждой попытки, две другие -соответственно после третьей и седьмой (отмечено х} (Blodgett, 1929, S. 120)

Полученные результаты многое проясняют. Прежде всего это касается того фак­та, что научение происходит и без подкрепления, а значит, последнее не является необходимым условием научения. Научение может оставаться латентным, т. е., состоявшись, не проявляться в поведении. В таком случае научение должно за­ключаться в образовании знаний о структуре путей в лабиринте, а не в образовании жесткой последовательности объединений «раздражитель—реакция», поскольку целенаправленный, с уменьшающимся количеством ошибок поиск целевой каме­ры не происходил, когда там не было корма. Успехи научения можно наблюдать в поведении при достижении цели, только когда имеет место мотивация. Поэтому закон эффекта Торндайка есть не принцип научения, а принцип поведения. Науче­ние и мотивация представляют собой две самостоятельные группы факторов, со­вместное проявление которых определяет поведение. Реализация вызванной при­влекательностью пищи мотивации к достижению целевой камеры зависит от до­стигнутых на данный момент результатов научения, что сказывается на различиях в усовершенствовании достижений второй и третьей групп. После семикратно предо­ставленной возможности ознакомиться с лабиринтом количество ошибок сокраща­ется быстрее, чем после трехкратной.

Итак, поведение объясняется взаимодействием двух промежуточных перемен­ных: научения и мотивации. Фактор научения, по Толмену, состоит из знаний о том, какая из секций лабиринта куда ведет. Этот результат научения становится ожиданием цели в форме отношений между действием и его последствиями. Мо-тивационным фактором в данном случае является нужность цели. Она зависит от физиологического состояния потребности, или влечения, и от привлекательности целевого объекта (у Левина — соответственно от tu G; Толмен рассматривает оба фактора, влечение и привлекательность, как явления более или менее одного по­рядка; различия в степени их влияния и их взаимоотношений им не рассматрива­ются). Постулированные Толменом нужность цели и ее ожидание стали теми про­межуточными переменными, которые не только имеют когнитивную природу, но и выступают посредниками между поддающимися наблюдению особенностями ис­ходных условий и последующим поведением, благодаря чему оказывается возмож­ным объяснение наблюдаемой целенаправленности поведения. На рис. 5.10 схема­тично представлены эти теории мотивации. Исходные условия, которые помимо стимулов окружения и влечения (состояние потребности) включают также про­шлое научение, предрасположенность и степень развития, при некоторых, еще под­лежащих уточнению, обстоятельствах могут детерминировать как нужность цели, так и ее ожидание. Последующие молярные действия определяются тремя доступ­ными наблюдению аспектами целенаправленности.

Приводимая ниже цитата из книги «Целенаправленное поведение у животных и человека» содержит ответ на вопрос, чему же научаются животные в эксперимен­тах по научению, а также раскрывает новый взгляд на взаимовлияние научения и мотивации поведения.

«Окончательная критика доктрины научения методом проб и ошибок направлена на ее основополагающее понятие стимульно-реактивных связей. Стимулы, как таковые, реакции не вызывают. Правильные стимулы ю-реактивные связи не "запечатлевают­ся", а неправильные не "стираются". Скорее, научение состоит в "открытии", или "вы-

членении", организмом того, к чему ведут любые из всех соответствующих альтерна­тивных реакций. Позднее, если при возбуждающе-аверсивных условиях момента одна из этих альтернатив оказывается нужнее других (или одна "требуется", а другие "не требуются"), то организм будет стремиться (в результате такого научения) выбирать или осуществлять реакцию, ведущую к более "нужным" последствиям. Но если разли­чия в нужности отсутствуют, то никакого выбора и осуществления данной реакции не произойдет, хотя научение будет иметь место» (Tolman, 1932, р. 364).

Рис. 5.10. Толменовская теоретико-мотивационная схема с двумя промежуточными переменными -

нужностью и ожиданием цели, объясняющими отношение между наблюдаемыми особенностями ситуации

(исходные условия) и последующим молярным поведением

Матрица «ожидаемой ценности»

Позднее Толмен (Tolman, 1951, 1959) несколько переработал свою теорию моти­вации (по сравнению с теорией Халла она была менее систематичной). Наряду с состояниями потребности (его классификацию мотивов см. в главе 3) актуальное поведение мотивируют еще две промежуточные переменные — ожидание и цен­ность. Ценность — это то же, что привлекательность целевого объекта: наряду с потребностью (или влечением) она определяет нужность цели. Обе переменные обычно не поддаются свободному комбинированию, их зависимость друг от друга устанавливается так называемой матрицей «ожидаемой ценности». Как правило, для достижения соответствующего целевого состояния удовлетворения существу­ют многочисленные возможности в форме ожиданий действий и их последствий (R—S*): с одной стороны, предвосхищения возможных действий, а с другой — свя­занных с ними целевых состояний (£*), обладающих различной ценностью.

Это особенно ярко проявляется в ситуациях выбора, например когда человек испытывает голод, а поблизости находятся несколько хороших и дорогих рестора­нов с разным ассортиментом блюд и с соответствующими требованиями к кошель­ку. Выбор ресторана определяется не только предлагаемой там едой, т. е. предвос­хищением возможных действий, но и соображениями возможной стоимости обе­да. На рис. 5.11 приведена матрица «ожидаемой ценности» для человека, находящегося в подобной ситуации (задачей психологии личности помимо прочего является уста­новление расхождения между матрицей «ожидаемой ценности» конкретного ин­дивида и соответствующими социокультурными нормами). Составленная Толме­ном матрица дает годологическую картину последовательности действий в проме-

жутке между состоянием голода (слева) и его удовлетворением (справа). Закан­чивающиеся стрелками лассообразные линии представляют учтенные этапы дей­ствия, размер знаков «+» соответствует оценке конкретного ресторана (средства) и пищи (целевого объекта). Во всех четырех ресторанах можно получить предпо­читаемые данным человеком блюда а и Ь; блюда с, due также могли бы его насы­тить; по не блюдо/.

Рис. 5.1 1. Пример матрицы «ожидаемой ценности»: когнитивного предвосхищения при выборе в состоянии голода между хорошими (и дорогими) ресторанами и различными блюдами (Tolman, 1952, р. 392)

Еще заметнее влияние Левина проявилось в попытке Толмеиа (Tolman, 1952) психологически полно представить описанную ситуацию выбора. Как видно из рис. 5.12, Толмен нашел свой способ объединения левиновских моделей личности (система потребно<*гей) и окружения (поведенческое пространство), причем уже отмечавшаяся несовместимость этих моделей была преодолена благодаря вклю­чению (см. заканчивающиеся стрелками пунктирные линии) когнитивных про­цессов системы «ожидаемой ценности». Независимыми переменными при этом выступают физиологическое состояние потребности (Т, влечение) и стимулы окру­жения (5¹), промежуточными —система потребностей, система «ожидаемой цен­ности» и пространство поведения, зависимой переменной — результирующее пове­дение (V). Пространство поведения представляет собой когнитивно-феноменальную репрезентацию данной ситуации. Ее структура решающим образом зависит от си­стемы «ожидаемой ценности». Привлекательности аг,, х₂, а также a_v a₂ являются производными от соответствующих оценок в системе «ожидаемой ценности» (в дан­ном случае два ресторана и наличие в каждом из них предпочитаемых блюд). В этой же системе учитываются ожидаемое насыщение и переживаемый импульс голода {needpush), в конечном счете также непосредственно зависящий от потребности и стимулов окружения.

Не вдаваясь в подробности (и не принимая во внимание трудности), из рис. 5.12 можно видеть, что Толмен в своей попытке установить генетическую связь данно­го пространства поведения с состоянием когнитивных переменных пошел далыие Левина. В работе, посвященной этому вопросу, он, кроме того, рассмотрел возмож­ности операциональной диагностики индивидуальной выраженности когнитив­ных переменных системы «ожидаемой ценности». В отличие от Левина Толмен подчеркивал значимость индивидуальных различий и в результате своих исследо-

ваний сформулировал проблему, которая заняла центральное место в новых рабо­тах по мотивации, в первую очередь выполненных в рамках теории «ожидаемой ценности» (см.: Feather, 1982; Heckhausen, 1982b; Kuhl, 1982).

Рис. 5.12. Влияние на ситуацию выбора актуальной потребности представлено тремя различными блоками

модели: системой потребностей, системой «ожидаемой ценности* и пространством поведения. Система

«ожидаемой ценности» служит посредником между системой потребностей и пространством поведения,

последние два блока соответствуют левиновским моделям личности и окружения. Независимыми

переменными являются состояние потребности, голод (Г) и стимулы окружающего мира (S),

промежуточными - системы потребностей, «ожидаемой ценности" и пространство поведения,

зависимой переменной - результирующее поведение {V) (Tolman, 1952, р. 395)

Ожидание и привлекательность в рамках теории S—R

Анализ целенаправленного поведения, проведенный Толменом, и эксперименталь­ное подтверждение этого анализа в конце 20-х гг. были восприняты приверженцами объяснения поведения с позиций теории ассоциаций как вызов. Они считали соче­тание «стимул-реакция» основной схемой причинно-следственной связи. Каким образом можно было при таком подходе объяснить влияние на поведение ожидания, т. е. знания о будущем целевом состоянии, о средствах и путях его достижения? Халл принял этот вызов. Поскольку строгость бихевиористского анализа целенаправлен­ного поведения, проведенного Толменом, не подлежала сомнению, пришлось при­знать существование процесса мотивации как стремления к цели, отличающегося от научения как простого подкрепления связей S—R.

Ранние исследования Халла

На начальном этапе своих исследований Халл задавался вопросом: нельзя ли в ко­нечном счете свести мотивацию к связям S—R? Ответ на этот вопрос привел его в 30-е гг. к созданию в рамках представлений о 5— Я-варианте когнитивной теории мо­тивации. Речь шла о том, чтобы подвести под предвосхищающие цель ожидания, под эти направляющие поведение и носившие пока менталистский характер «идеи» о нужности цели субстанционную, т. е. физикалистскую, основу в виде связей S—R. На первой стадии построения своей теории Халл в качестве эквивалента когнитив­ного ожидания постулировал так называемый r_G~. ^-механизм, частичную антици­пирующую целевую реакцию.

Рассмотрим кратко эту концепцию. Мотивирующее действие привлекательнос­ти целевого объекта в этом варианте теории Халла еще не играет заметной роли. К этим представлениям Халл подошел только, на третьей, последней стадии перера­ботки своей теории (Hull, 1951); затем эти идеи были развиты Спенсом (Spence, 1956), причем г_с~- 5^-механизм снова стал играть важную роль. Промежуточную стадию ха­рактеризует теория подкрепления и рлечения, сформулированная в «Принципах поведения» (Hull, 1943; см. также главу 4), когда когнитивные процессы, такие как ожидание и привлекательность, и их конструирование в рамках представлений о свя­зях S—R отошли на задний план. Более двадцати лет приверженцы теории «стимул-реакция» оппонировали выдвинутым Толменом положениям и лежащим в их основе данным, пока мотивационный фактор не нашел себе места в теории поведения S—R в виде такой переменной, как привлекательность целевого объекта.

Обратимся к исходному вопросу Халла: каким образом ожидание может на­правлять текущую деятельность, как будущее может определять настоящее? Мож­но ли описать ожидание в системе понятий S—R? Основой дальнейших рассужде­ний стали результаты исследований Павлова, полный перевод работ которого на английский язык появился в конце 20-х гг. Как доказал Павлов в ходе изучения формирования условных рефлексов, нейтральные до некоторых пор раздражите­ли могут приобретать сигнальное значение, информируя о предстоящих событи­ях. Тем самым они создают нечто аналогичное знанию о будущем, что можно ви­деть на примере реакции слюноотделения. Эта реакция заранее подготавливает собственно целевую реакцию (прием пищи), хотя целевой объект (корм) еще не представлен, а значит, целевая реакция не может иметь места и достижение целе­вого состояния (насыщения) еще только предстоит. Если вызываемая внешним раздражителем (5,) реакция (R^ сопровождается проприоцептивной обратной связью, т. е. имеет своим следствием внутренний раздражитель (5j), то такой внут­ренний раздражитель может совпасть во времени с появлением следующего внеш­него раздражителя (S₂), который, в свою очередь, вызовет реакцию R_r Тем самым Sj непосредственно предшествует г₂ и может ассоциироваться с ней. С течением времени одного только s, может оказаться достаточно, чтобы породить всю цепь реакций, опосредованную вызванными этими же реакциями внутренними раздра­жителями. При этом следует отметить, что связи S_a—R_n тем сильнее, чем ближе они к целевой реакции, иными словами, цепь строится с конца. На рис. 5.13 представ­лены этапы образования ассоциативных связей при посредстве внутренних раздра­жителей.

Рис. 5.13. Примерная схема того, как последовательности реакций от R_} до /^

(а) могут замыкаться с помощью промежуточных внутренних, т. е, вызванных реакциями,

раздражителей (s₍, 5_г) (Ь, с) и таким образом становиться в своем дальнейшем

протекании независимыми (d) от вызывающих реакции внешних раздражителей

С помощью созданных ей и зависящих от нее внутренних раздражителей по­следовательность реакции может, так сказать, замыкаться на самое себя и стано­виться в своем дальнейшем протекании независимой от внешней стимуляции. Со­зданная таким образом цепь реакций может протекать быстрее, чем цепь стимулов, которые представляют собой события внешнего мира. Последовательность реак­ций протекает быстрее последовательности стимулов, R₃ осуществляется до на­ступления 5₃. Другими словами, события в организме опережают внешние собы­тия. Тем самым организм получает возможность реагировать на то, чего на самом деле еще не произошло: так создаются основы для предвосхищения.

Разумеется, это рассуждение вызывает возражения. Согласно изложенной точ­ке зрения, внешнего раздражителя (5,), которвш еще очень далек от собственно целевого раздражителя (S_G), должно быть достаточно для приведения в движение всей цепи реакций. Целевая реакция (R_G) должна произойти в любом случае, даже если не был достигнут целевой объект (например пища). Поскольку реакции в та­ком случае оказываются неэффективными, то, как считает Халл, они в соответ­ствии с законом эффекта постепенно угасают вплоть до незначительных остаточ­ных следов первоначально полностью представленных реакций. Эти остаточные следы реакции Халл назвал «чисто стимульными актами». Их единственная функ­ция состоит в том, чтобы быть внутренними раздражителями, возбуждающими другие акты, которые, в конечном счете, приводят к критическому событию — ре­акции на цель. В чисто стимульных актах Халл видел неврологические основы ког­нитивных процессов, таких как мысли и ожидания. Подобно Уотсону, Халл был «перифериалистом», а не «центристом», т. е. он связывал субстрат когнитивных процессов не с центральной нервной системой (например, корой больших полуша­рий), а с периферической эффекторной системой тела. Во всяком случае, он пола­гал, что чисто стимульные акты составляют основу гибкого когнитивного управ­ления поведением. В 1930 г. он писал:

■«При незначительном размышлении становится очевидным, что появление чисто стимульных актов знаменует в биологическом развитии важный этап, шаг вперед. Они сразу же делают доступным новый и заметно расширившийся круг поведенче­ских возможностей. Организм уже не реагирует на стимулы пассивно, он приобрета­ет относительную свободу и динамичность. Ограниченность привычки (в ее обыч­ном смысле) имеет и свои преимущества, благодаря ей организм может реагировать не только в данном месте и не только в данное время... Таким образом, чисто стимуль-ный акт можно представить как органический, физиологический (строго внутренний и индивидуальный) символизм. Самые обычные инструментальные акты благодаря естественному стремлению к процессу редукции преобразуются в нечто вроде мыш­ления* (Hull, 1930, р. 516-517).

Стремясь найти в рамках теории «стимул—реакция» истоки направляющих по­ведение предвосхищений цели, Халл наряду с положениями о внутренних стиму­лах (как результате проприоцептивной обратной связи) выдвинул дополнитель­ную концепцию, которая оказалась более значимой для дальнейшего развития те­ории, в особенности для учета действия привлекательности. Халл выделил особую группу чисто стимульных актов; частичную антиципирующую целевую реакцию, г— s^-механизм. Он исходил (как до него Фрейд) из того, что состояние потребно­сти вплоть до своего удовлетворения сопровождается раздражителем влечения (S_D). Поскольку раздражитель влечения присутствует постоянно, он ассоциируется со всеми следующими друг за другом и ведущими к цели реакциями. В конце концов раздражитель влечения оказывается способным сразу, как только возникает, вы­зывать целевую реакцию. Но если эта реакция полностью осуществится, она, бу­дучи преждевременной, вступит в конфликт с необходимыми инструментальны­ми реакциями, которые при контакте с целевым объектом, и только тогда, создают предпосылки для ее успеха. Поэтому преждевременно вызванная целевая реакция в соответствии с законом эффекта быстро аннулируется. Сохраняется лишь ее фрагмент, который не мешает протеканию инструментальных реакций. Таким об­разом, вместо кусания, жевания и глотания (целевая реакция) наблюдаются отде­ление слюны, глотательные движения и тому подобные составляющие акта при­ема пищи.

Решающее значение имеет то обстоятельство, что этот фрагмент целевой реак­ции (г_с), будучи вызванным раздражителем влечения, в самом начале позволяет пропустить всю цепь реакций, которые еще только должны были бы привести к це­левой реакции (R_G). Как и всякая другая, реакция на цель имеет свою лроприоцеп-тивную обратную связь (S_G), внутренний раздражитель, который Халл обозначил как целевой. Она репрезентирует целевое событие, удовлетворение потребности, и, подобно раздражителю влечения, присутствует на протяжении всей последователь­ности поведенческих актов, при каждой промежуточной реакции. Поэтому ее мож­но рассматривать в качестве основы того, что Толмен называл предвосхищением цели, т, е. антиципацией результата действия и тем самым основой целенаправлен­ного управления им. Халл писал: «Антиципирующие целевые реакции представля­ют собой физическую основу целенаправленных идей» (Hull, 1931, р. 505).

После того как в рамках теории S—R была решена проблема целенаправленно­сти, т. е. стремление к цели было объяснено предвосхищением ее целевого состоя­ния, Халл (Hull, 1935) предпринял попытку вообще свести все процессы мотива-

ции к законам научения по типу выработки ассоциаций S—R. Он стремился пока­зать, что подкрепляющие события (удовлетворительное состояние дел — по Торн-дайку) имеют врожденные потребностно-специфические основы, благодаря кото­рым в онтогенезе путем научения развиваются и выкристаллизовываются опреде­ленные модификации. Таким образом, взгляды Халла сближались с положениями Толмена. Но можно ли таким образом действительно объяснить полученные Тол-меном данные? Рассмотрим почти мгновенное улучшение достижений после вве­дения вместо еды с ограниченной привлекательностью пищи с высокой привлека­тельностью. Халл должен был допустить, что (1) использование новой пищи вы­зывает несколько иные целевые реакции (вполне вероятное событие, например, при замене каши из отрубей семечками, поскольку в этом случае может возникнуть другая антиципирующая целевая реакция r_G); (2) уже после однократного появле­ния новой г_с ассоциация раздражителя влечения S_D с прежней г_с исчезает. Второе предположение кажется маловероятным, если учесть постепенный характер науче­ния, в особенности переучивания. Совсем необъяснимым оказывается явление ла­тентного научения, когда имеет место раздражитель влечения S_D, но нет целевой реакции i?₍. и механизм r_G—s_G- не может сформироваться. Для образования после­днего, как показывают результаты контрольной группы, необходимы повторные пробы. Скачкообразный характер достижений контрольной группы также остает­ся необъяснимым в свете новых положений Халла.