Чтение произведений и беседа с классом с элементами пересказа и словесного рисования.

Чтение исторических песен о царе Иване Грозном или атамане казаков Степане Разине — 1—2 песни (по выбору учителя и учащихся).

 

3. Сообщение учащегося (примерный вариант сообщения).

Сообщение 3. Образ покорителя Сибири казака Ермака Тимофеевича в исторической песне.

Достоверных исторических сведений о войсковом атамане Ермаке, покорителе Сибири, практически нет. Чаще всего упоминают только год его смерти или гибели — 1584-й, отмеченный в летописи, и сам факт освоения Сибири.

 

«Ни родословная Ермака Тимофеевича, атамана казачьей дружины, покорителя Сибири, ни биография его по-настоящему не известны, — уточняет Борис Путилов[40]. — Поздние, может быть, сочиненные задним числом версии ведут его род — одни — из крестьян северной деревни Боркú, что на берегу Двины, другие (со ссылкой на рассказ якобы самого Ермака) — из посадской среды города Суздаля. Предполагают также, будто служил он в войске (может быть, даже участвовал в победном походе на Казань), ходил у уральских купцов и промышленников Строгановых на стрýгах по Каме и Волге... Неясно происхождение редкого имени: то ли оно означало на языке казаков и вольных волжских людей «дорогой артельный тагáн», то есть «ручную жерновую мельницу», то ли просто произведено от Ермолая»[41].

 

И в летописях, и в исторических песнях Ермак появляется только в тот момент, когда он как реальная историческая личность был поставлен перед выбором: либо получить наказание за нападение на государеву казну, перевозившуюся в лодке «орленой», т. е. с государственным гербом, нарисованным на борту, либо выполнить поручение царя, сулившее скорее безвестную гибель, чем славу и почет. По некоторым летописным источникам, отряд казаков под предводительством Ермака напал на суда кызылбашского (персидского) посла и разграбил караван, убив самого посла. Это-то и вызвало гнев царя Иоанна IV так как нарушало шаткое перемирие с Персией. В то же время казаки и до этого случая грабили на волжских порогах и русских, и нагайцев, и прочий торговый люд, так что царю пришлось послать против них воевод с войсками: многие казаки были схвачены и казнены, многие убиты в схватках с регулярной армией, другие разбежались или прибились к  казачьим курéням.

В исторических песнях Ермак говорит своим казакам, что за такую «шутку негораздую», т.е. нехорошую, неладную, царь велит всех либо на каторгу сослать, либо в темницы посадить, а его, атамана, повесить — «потому что бóльшему и бóльшая честь бывает».

Из написанных позднее рассказов участников этих событий видно, что к моменту отправки в Восточную Сибирь Ермаку было уже лет за сорок и служили с ним его сотоварищи лет по десять-двадцать. Иными словами, Ермак принадлежал к казачьей среде уже более двадцати лет, где явно заявил о себе как о личности смелой, инициативной, дерзкой и авантюрной, в то же время мудрой и ответственной, иначе бы его не выдвинули в атаманы.

 

«Казачья вольница во времена Ивана Грозного заявила о себе как мощная сила. Массы обездоленных, беглых, выходцев из городских низов, крепостных уходили на юг — на Дон, Терек, в низовья Волги и Яúка[42]. Они становились вольными земледельцами, рыбаками, охотниками и воинами. В их жизни заметное место занимали разбойные набеги на речные и морские караваны, они не боялись столкновений с чужеземными соседями и стычек с царскими воеводами»[43].

 

Для обеспечения спокойствия на рубежах страны необходимо было, во-первых, обуздать казачью вольницу, направить ее воинские силы на благое дело — защиту страны и завоевание новых земель, во-вторых, остановить экспансию[44] российских земель со стороны соседей — кочевых племен в Восточной Сибири, Персии по берегам Каспийского моря, горских народов на Кавказе. Мудрая политика царских советников помогла сохранить определенный баланс в расстановке военных сил при царе Иване Грозном: с одной стороны была государева армия, с другой, по окраинам государства, — казачье войско.

Нигде: ни в летописях, ни в документах той эпохи, ни в народном эпосе — не зафиксировано, как и почему возник замысел отправить казаков «воевать Сибирь». В. Путилов считал, что этот замысел возник у самих казаков, так как им была присуща тяга к новым походам и перемене мест, при этом брезжила надежда найти «обетованную землю», где можно было бы спокойно жить без догляда со стороны государства и его слуг.

Борис Путилов писал:

 

«Народное предание по-своему воссоздает драматическую ситуацию, в которой оказались казаки во главе с Ермаком. Они собрали казачий круг (так называлось казачье общее собрание, на котором решались все важные дела) в устье Самары-реки, “на красном берегу”, “на желтом сыпучем песочке”. К участникам круга, как полагалось, обратился атаман Ермак: “Ой вы братцы атаманы и казаки донские, яицкие, волжские и терские! Думайте думу, братцы, чтоб нам не продуматься. На Волге нам жить — ворами слыть, а на Дону нам жить — казаками слыть, а на Яик идти — переход велик, да и добычи нет”»[45].

 

В исторических песнях Ермак обращается ко всем казакам — донским, волжским, тéрским (гребéнским) и я´ицким (уральским) — это, безусловно, художественное обобщение, так как донским и терским казакам не было надобности сниматься с обжитых мест, закрепленных уже за ними за пограничную службу («на Дону нам жить — казаками слыть»). У яицких и волжских казаков было вволю и земли, и службы, а после разгрома волжских казаков царскими войсками они вели практически оседлый образ жизни. Так что речь шла, скорее всего, о небольшом войске вольных казаков, еще не определившихся с местом поселения. Народная историческая песня по-своему интерпретировала летопись: сибирский поход казаков под предводительством Ермака стал подвигом всего русского казачества.

 

«В летописях, как и в работах позднейших историков, прочно утвердилась версия, согласно которой Ермака с товарищами позвали Строгановы охранять их владения от набегов сибирских татарских ханов и князьков. И вот что по этому поводу можно прочитать в летописи, составленной у Строгановых: в 1579 году Семен, Максим и Никита Строгановы услышали “о буйстве и храбрости поволжских казаков и атаманов Ермака Тимофеева с товарищи” и послали к ним с письмами и подарками, чтобы они “честно и добровольно” шли в их строгановские вотчины — в городки и острожки на реке Чусовóй — на помощь,,против неверных супостатов” — остякóв, вогýличей, татар.

Строгановы, по жалованной царской грамоте, с 1558 года владели громадными территориями на Урале, ставили там заводы, солеварни, города и поселения, вела широкую торговлю с Востоком. В казаках они надеялись найти надежную защиту своих владений от опасностей, которые угрожали им со стороны местного населения Сибири. Для казаков это был лучший выход уйти от преследований царских воевод и получить царское прощение. Подтверждение этому находим в речи Ермака:,,А если мы перед государем повинимся, и тех честных людей (то есть Строгановых) послушаем и к ним на помощь прийдем, то они напишут милостивые письма с благопристойными словами государю царю Ивану Васильевичу, и государь смилостивится к нам и отдаст нам вашу вину”.

Получается, что первоначально Ермак о завоевании Сибири не думал»[46].

 

Учитывая, что новгородцы проложили путь за Камень (Уральский хребет) еще в ХII веке, а с ХV века Московское государство собирало дань за Уралом, Сибирь не была для русских Землей незнаемой. Однако в царствование Ивана Грозного могущество Московии ослабевает, так как государство было раздираемо распрями царя и бояр, народными бунтами и голодными годами, поэтому царь Сибири Кучум отказался платить дань царю русскому. Войска Кучума стали нападать на приуральские области и уводить людей в полон, как во времена татаро-монгольского ига; пришла весть, что сам хан замышлял «большую войну» против Московии. Так что призвание Ермака на Урал было не случайным: согласно летописи, Строгановы приняли с честью казаков в апреле 1579 года и замыслили поход против Кучума. По другим источникам, Ермак с «единомысленной и предоброй дружиной» в 540 человек (по летописи — 840 человек) прибыл на Урал в 1577 или 1582 году. После боев на реке Чусовой войско Ермака отправилось в Сибирь.

С большими трудностями и потерями перевалив через Уральский хребет, войско под предводительством Ермака дошло сначала до реки Тагил, затем спустилось по реке Туре до Тобола, после чего добралось до Тавды-реки, захватив укрепленные городки и улусы. Дружина Ермака не шла «с огнем и мечом» по девственным просторам Сибири, не воевала с мирным населением, так как собиралась осесть на этих землях, зажить спокойно и свободно. Казаки вступили в бой только с войском хана Кучума: летописи сохранили несколько рассказов об ожесточенных сражениях двух войск, в которых казаки понесли большие потери («брань жестока», «до смертного сечения», «падения с обеих сторон многого множества»).

 

«Продвигаясь с боями по Иртышу, казаки заняли сибирский столичный улус Корачин, разбили войско главного военачальника — сына Кучума, Махметкула. В городке Аттике Ермак выдержал тяжелейшую осаду. Возник вопрос: уходить или «стоять единодушно»? Приближалась зима, и обратный путь грозил неисчислимыми трудностями. Да ведь и клятву давали: не отступать; поворачивать вспять невозможно — это для казаков величайший срам.

Было решено: «Постоим против поганых твердо, не боясь крови и самой смерти». Не стали отсиживаться за крепостными стенами, организовали вылазку — и успешно. Осаждавшие во главе с раненым Махметкулом бежали. Путь на Кашлык был открыт, Кучум едва смог задержаться в своем главном городе на несколько дней, чтобы забрать кое-что из сокровищ»[47].

 

Летописи описывают многочисленные трофеи войска Ермака, исторические песни прославляют мужество и воинскую доблесть его дружины. Летопись повествует о последующих деяниях Ермака-атамана: война с местными племенами под предводительством Махметкула, победы казаков, попытки устроить «вольное казачье царство». Исторические песни акцент делают на мудрости Ермака-правителя, осознавшего, что без помощи сильного государства ему Сибирь в своих руках не удержать. Ермак посылает сначала через Строгановых, а затем самостоятельно делегацию прямо в Москву:

 

«,,Счастьем царство Сибирское взяли и царя Кучума с воинами его победили и под государеву царскую высокую руку многих живущих тут иноземных людей подвели”», т. е. обязали платить дань — ясак. Естественно, что в исторической песне присутствует определенная доля вымысла:

 

Садился-де Ермак на добра коня,

На добра коня Ермак, на иноходного.

Уж он едет, едет потихохоньку,

Уж он едет, едет посмирнехоньку.

Подъезжает он к широку дворцу,

К широку дворцу ко царскому,

Ко крылечку подъехал ко крашеному,

Как слезал Ермак со добра коня,

И пошел Ермак в царские палатушки...

 

Согласно историческим песням, царь Иоанн IV Грозный принял разбойничьего атамана Ермака милостиво: простил все прегрешения разбойные и щедро наградил. Главное — жаловал Ермаку «славный тихий Дон». В более поздних вариантах: «посылал его в сторону Сибирскую ко тем татарам котовским, брать с них дани-выходы в казну государеву».

«Летопись же сообщала, что царь, милостиво приняв делегацию от Ермака, одарил пришедших, отпустил назад в Сибирь и пообещал направить скоро туда регулярное войско, а самому Ермаку послал шубу со своего плеча и два панциря для защиты от вражеских стрел»[48].

 

Но все обстояло не так радужно, как описывали летописи и пелось в песнях: дружина Ермака теряла бойцов в сражениях, продовольствие кончалось, а местные племена объединялись под предводительством других князьков. Ермаку пришлось отступить в Корачин, а затем затеять новый поход — во имя выживания казачьего войска. Это был последний поход Ермака.

На реке Вагай, у места, называемого Атбаш, татары окружили спящее войско казаков — началось побоище. Отступая с дружиной, Ермак бросился в реку, но тяжелые царские доспехи не дали ему переплыть Вагай — утащили атамана под воду. Не это ли цена царской милости?

Летопись пытается изобразить реального Ермака — личность неоднозначную и многогранную, историческая песня восхваляет героя былинного типа, наделенного порой сверхъестественной силой, иногда даже приписывая ему родство с Ильей Муромцем. В то же время и летопись, и народное предание, и историческая песня признают в Ермаке героя нового времени: Ермак — вождь казачьей вольницы, горячо приверженный ее понятиям и законам, человек, для которого свобода от чьей бы то ни было власти была превыше всего, кроме власти казачьего круга. Ермак — не государев защитник и не богатырь святорусский, а реальное историческое лицо, человек Смутного времени становления Российской империи.

 

МАТЕРИАЛ ДЛЯ УЧИТЕЛЯ

«...Исторические песни воспевали Ермака в двух его ипостасях — и как разбойничьего атамана, и как расширителя границ государственных. Второе качество полностью покрывало первое, но не скрывало и не исключало его.

 

,,Ой ты гой еси, надежа православный царь!

Не вели меня казнить, да вели речь говорить.

Как и я-то, Ермак сын Тимофеевич,

Как и я-то, воровской донской атаманушка,

Как и я-то гулял ведь по синю морю,

Что по синю морю по Хвалынскому,

Как и я-то разбивал бусы-корабли,

Как и те-то корабли все не орленые.

А тепереча, надежа православный царь,

Приношу тебе буйную головушку

И с буйной головой царство Сибирское”.

Речь возговорит надежа православный царь,

Как и Грозный-то царь Иван Васильевич:

,,Ой ты гой еси, войсковой донской атаманушка!

Я прощаю тебя да и со войском твоим,

Я прощаю тебя да за твою службу,

За твою-то ли службу, мне верную.

И я жалую тебе, Ермак, славный тихий Дон”.

 

Исторические песни сохранили память о героических событиях — взятии Смоленска и Азова, выходе на Амур-реку, победах петровского войска. Сохранили они память и о событиях, потрясавших Московское государство, — о великой Смуте, расколе, стрелецком бунте. Запомнили они и другие факты, встревожившие народное воображение, — насильное пострижение цариц, казни лихих людей и больших бояр, кончины держателей царства и их противников.

В те годы Русь вырастала в Россию, и пестрая, мятущаяся, кровавая история Московского государства извилистой и бурной рекой течет в песнях...»[49].