Своеобразие восточнославянской мифологии 


Мы поможем в написании ваших работ!



ЗНАЕТЕ ЛИ ВЫ?

Своеобразие восточнославянской мифологии



Типологическое многообразие мифов народов мира во многом обусловлено географическим и геополитическим положением каждого из этих народов, ландшафтно-климатическими и этническими особенностями формирования национальной картины мира, особенностями языка, формами производственной деятельности и трудовой специализации народов. Все эти особенности национального менталитета зарождаются и формируются уже на древнейшей стадии этнического и культурного самоопределения каждого народа, когда складывается его мифология. Все принципиальные особенности национальной культуры, а позднее и цивилизации становятся определенными и своеобразными уже на этой, ранней фазе культурной истории того или иного народа и его страны. Более того, можно предположить, что основные черты исторического развития будущего этноса, нации, народности закладываются и программируются уже в начале их истории, точнее в доисторический период, отмеченный образованием национальной мифологии. Важно изучение этого культурно-исторического начала и для Руси.

Зависимость от "капризов" суровой природы, климатической неустойчивости, необузданности агрессивных кочевых народов, составляющих ближайшее окружение, неуверенность в собственном завтрашнем дне и его содержательном наполнении (урожай или недород, война или мир, дом или поход в чужие земли, воля или кабала, бунт или покорность, охота или неволя и т.д.) — все это аккумулировалось в народных представлениях о постоянстве изменчивости, об извечной зависимости человека от господствующих над ним и неподвластных ему сил (судьба, доля, счастье), о реальности и определенности прошлого (традиций, "предания") — по сравнению с ирреальным и неопределенным, драматически вариативным и непредсказуемым будущим. Как правило, мировоззрение, складывающееся с ориентацией на факторы случайности и стихийности, исподволь проникается пессимизмом, фатализмом, неуверенностью (в том числе и в собственно религиозном смысле — как неверие, постоянно искушающее веру). Так было, например, в Древнем Междуречье (о чем ярко свидетельствует шумеро-аккадская мифология, определившая своеобразие духовной культуры Месопотамии в целом); в древних культурах Мезоамерики (особенно майя и ацтеков); нечто подобное складывалось и в Древней Руси. (Определенное типологическое сходство геополитических обстоятельств исторически и этнически различных культур предопределяет и их сущностное сходство.)

Со времен, отмеченных постоянными контактами и конфликтами с соседними кочевыми народами, в русской культуре и национальном самосознании глубоко укоренился фактор случайности, непредсказуемости (отсюда — знаменитое русское "авось да небось" и другие аналогичные суждения обыденного народного сознания); этот фактор во многом предопределил свойства русского национального характера — бесшабашность, удаль, отчаянная смелость, безрассудство, стихийность, произвол и т.п.; особая мировоззренческая роль загадок в древнейшем русском фольклоре и гадания в повседневном быту; склонность принимать судьбоносные решения путем бросания жребия и др. характерные особенности менталитета, базирующегося на неустойчивом равновесии взаимоисключающих тенденций, где любое неуправляемое стечение обстоятельств может оказаться решающим; на необходимости принимать трудные решения в условиях жестокого выбора между крайностями, когда "третьего не дано" (да оно и невозможно), когда самый выбор между взаимоисключающими полюсами подчас нереален или невозможен, или в равной степени губителен для "избирателя", — выбора, происходящего буквально на цивилизационном распутье. В таких или подобных условиях складывались и другие качества русского народа, ставшие его отличительными особенностями, сросшиеся с национально-культурным менталитетом — терпенье, пассивность в отношении к обстоятельствам, за которыми тем самым признается ведущая роль в развитии событий, стойкость в перенесении лишений и тягот жизни, выпавших страданий, примирение с утратами и потерями как неизбежными или даже предопределенными свыше, упорство в противостоянии судьбе.

Справедливы те выводы исследователей древнерусской культуры, которые — вслед за А.Н.Афанасьевым — из наблюдений за восточнославянской мифологией и русским фольклором делают вывод об исключительном своеобразии древнерусских представлений о предопределенности человеческой жизни: с одной стороны, зависимость человека от Судьбы, заданной свыше (божественными пряхами-рожаницами и прежде всего Мокошью; счастливой звездой и т.д.), с другой стороны, его зависимостью от Случая, от встречи с Долей или Недолей, а также от собственной активности во взаимоотношениях с различными случайностями, которые могут быть оспорены, преодолены, побеждены (их можно уговорить, обмануть, убедить, с ними можно спорить, бороться, от них можно убежать, скрыться. Существовал целый ряд мифологических персонажей, заведовавших человеческой судьбой — индивидуальной или коллективной: Лихо, Горе-злочастье, Суд и суденицы, Правда и Кривда, Смерть и т. д., но каждая судьба не была фатально связана с умыслом той или иной силы. Самая их "парность" (Доля и Недоля, Правда и Кривда, Счастье и Горе / Злочастье, Белобог и Чернобог) предполагала борьбу альтернативных тенденций в жизни человека — полярных сил добра и зла, покровительствующих человеку, оберегающих его и враждебных, вредящих ему. Сам человек также вступал в различные отношения с судьбоносными силами: он мог прибегнуть к магии — белой или черной — и заклясть, заговорить свою судьбу.

Абсолютизируя роль случайности в своей жизни, возводя ее в ранг цивилизационного фактора, восточные славяне в то же время тяготились ею, предпочитая оседлость — кочевничеству, стабильность — непредсказуемости, мирное сосуществование — завоеваниям. В этом отношении преимущества западной цивилизации, пример политического устройства европейских государств, централизованно упорядоченная и приподнятая над повседневностью религиозная жизнь казались верховным представителям древнерусского общества более предпочтительными и совершенными, более отошедшими в своем развитии от языческого хаоса и непосредственной, стихийной природности, нежели высшие формы общественной связи, рожденные ближневосточной цивилизацией, — например, монотеистические религии евреев и арабов, исторически сложившиеся на Ближнем Востоке, и тем более — собственное язычество, не разорвавшее своих органических связей с традициями и духовными ориентирами кочевничества, составлявшего постоянный фактор цивилизационного "возмущения" в повседневной жизни и обозримой исторической перспективе народов Евразии.

Стойкость и укорененность языческого мировоззрения в христианизированной Древней Руси были во многом обусловлены соседством древнерусского населения с кочевниками, теми глубокими социальными, культурными, военными, бытовыми контактами, которые существовали между теми и другими. Отношения с кочевыми народами строились как своего рода "любовь-ненависть": войны чередовались с миром, грабеж сменялся торговлей и обменом дарами, взаимоистребление уступало место заключению союзов и браков. Характерными признаниями на этот счет наполнено, например, "Поучение" Владимира Мономаха, в равной мере хвалящегося совершенными походами и заключенными мирами, тем, сколько половецких князей он отпустил из плена и сколько, захватив в плен, перебил...И впоследствии многие русские князья (в том числе и легендарный герой "Слова о полку Игореве") были детьми и внуками крещеных половчанок. В знаменитом Половецком словаре (Codex Cumanicus), хранящемся в библиотеке св. Марка в Венеции и датируемом 1303 г., было обнаружено несколько заимствованных русских слов (таких как "изба", "печь"), свидетельствующих не только об их употребительности половцами, но и о знакомстве с соответствующими предметами оседлого обихода. Таким образом, речь шла о глубоком взаимопроникновении оседлости и кочевничества в культурах смежных народов — древних русичей и жителей Великой Степи.

Впрочем, сохранившаяся с древнейших времен тесного общения со "степняками" наклонность русских людей к некоему духовному "кочевничеству" (скитальчеству, странничеству, беспутству, напряженным и неопределенным "исканиям", "метаниям") стала характерной чертой национального характера русского народа, его культурного менталитета. Столь же постоянные черты русского менталитета были порождены и восточнославянским язычеством, многие атрибуты которого в неизменном, рудиментарном виде сохранились в русской деревне, в патриархальном быту, образе жизни и традициях русского крестьянства до начала ХХ в., а имплицитно — в сознании и подсознании современных русских людей конца ХХ в., в том числе образованных, занимающихся интеллигентным трудом, творческой деятельностью.

Особенно ярко актуализируются языческие представления, поверья, обычаи, традиции, как бы "всплывая" из глубин исторического подсознания, в кризисные моменты: в "смутные" периоды истории, в переломные или трагические моменты частной жизни людей (болезнь и смерть близких, стихийные или социальные бедствия, разрушение семьи, испытания судьбы, личные неудачи и несчастья, разочарования и отчаяние). Достаточно вспомнить, с какой тщательностью, подчас педантичностью соблюдаются языческие обычаи во время свадеб и новоселья, в случае тяжелой болезни близких родственников(особенно детей и родителей, часто супругов, брата и сестры), особенно же на похоронах и при поминовении покойников. Многие обряды здесь остались практически неизменными в течение тысячелетия, а может быть, и значительно дольше.

Подобная жизнестойкость восточнославянского, древнерусского язычества тем более удивительна, что славянская мифология вообще и русская в частности — очень архаичны и во многом восходят непосредственно к праиндоевропейским корням. Так, культу Перуна-громовержца; богини плодородия Мокоши / Макоши; подземного змея — Велеса / Волоса, покровительствовавшего урожаю, охоте, скотоводству; Стрибога — бога ветров и др. есть аналогии в мифологиях почти всех индоевропейских народов. Однако есть большая разница между, например, древнегреческим Зевсом и Перуном, хотя оба громовержцы: функции Перуна гораздо проще и примитивнее, нежели у хозяина Олимпа.

Ко всему прочему, восточнославянские боги, в отличие от античных, не вполне антропоморфны, а нередко и прямо зооморфны или тождественны самим проявлениям стихий; если Перун и Мокошь представлялись в человеческом образе (воин в шлеме и пряха), то это явно не относилось к Велесу (который представляется не только Змеем, но и другими зверями — волком, медведем, а еще чаще оборотнем, меняющим свой облик). Совсем неясно, как виделись древним славянам Хорс и Семаргл — божества, скорее всего, иранского происхождения (некоторые исследователи полагают, что Семаргл вообще был семиглав или похож на грифона); трудно судить о том, насколько очеловечены были Стрибог и Дажьбог (бог дающий) или покровитель огня Сварог, или приапический Ярила, покровительствовавший производительной силе (скорее всего связанный с фаллическими изображениями). Див, божество, скорее всего, восточного происхождения, виделся как мифическая птица, кличущая беду. Все это свидетельствовало о том, что славянская мифология — во всяком случае во внешних чертах своей образности— была ближе к древневосточной мифологии (иранской, хеттской, египетской и др.), нежели к полностью антропоморфной античной, и была во всех отношениях менее развитой и отрефлектированной, чем германо-скандинавская, кельтская или, например, индийская.

Языческая мифология восточных славян была еще крайне несистематизированной, расплывчатой, неустойчивой; их функции часто переплетались миежду собой и многократно дублировали друг друга. Так, культ солнца, так или иначе, ассоцитировался и с Хорсом (солнце-светило), и с Дажьбогом (тепло, поддержание жизни), и со Сварогом (небесный свет и огонь), и с Ярилой, воплощавшим жар весенного возрождения природы и любовной страсти, зачатия, плодородия, и с Купалой (божеством летнего солнцестояния), и с Колядой (божеством зимнего поворота солнца на весну). Плодородие природы связывалось с властью не только Ярилы и Купалы, но и Костромы, Мокоши, Велеса, Переплута, Дажьбога, возможно, Семаргла. Семью оберегали, кроме Мокоши, Род и Рожаницы, Чур, Лада и Леля (Лель). Все эти представители так называемой "высшей мифологии" славян (верховные божества, олицетворяющие важнейшие природные, космические стихии) находятся между собой в совершенно неопределенных отношениях; практически неизвестны никакие мифологические сюжеты с участием славянских языческих божеств, и о многих из них исследователям приходится лишь догадываться, апеллируя к археологическим, лингвистическим данным или к данным мифологической компаративистики. Только в отдельных случаях удается реконструировать условный мифологический сюжет (вроде основного мифа о громовержце-змееборце, просвечивающего в противостоянии Перуна и Велеса, — ср. борьба Зевса со змеем Тифоном).

И причина этого заключается отнюдь не в том, что после Крещения Руси языческие сюжеты были забыты или соединились с христианской мифологией, — по существу, они еще окончательно и не сложились в какую-либо каноническую версию, рассыпаясь в бесчисленные местные варианты общеславянского мифа. Еще важнее, что славянская мифология существовала не столько в вербализованном виде. т. е. в форме сказаний, эпических песен, космогонических повествований, словесного искусства и предфилософии, но жила практически — в обрядах и ритуалах, в образе жизни, в первобытной магии, в действиях и поступках людей, в природном календаре. Славянская мифология была аморфной дорефлексивной стихией и потому была самой жизнью, а не способом ее понимания, осмысления, объяснения — в сознании людей, в отражающих его текстах.

Едва ли не более важную роль, чем высшая мифология, в жизни древних славян играла низшая мифология, буквально везде окружавшая человека — дома, в лесу, у реки или озера, в поле, на болоте и т. д. Это домовые, лешие, водяные, полевые, русалки, вилы, кикиморы, банник, навьи и берегини, мары и моры, лихорадки. Одни из них покровительствуют человеку, оберегают его (домашние духи во главе с домовым, вилы, берегини), другие же, как правило, вредят или губят (водяные, русалки, лешие, мары и моры, лихорадки и др.), насылая болезни, заманивая в чащу или воду. заблуждая человека — в прямом и переносном смысле. Однако более всего всех представителей низшей мифологии восточных славян характеризует их амбивалентность по отношению к человеку: если их рассердить, обидеть, задеть, то они мстительны и враждебны, если же их задобрить, упросить, принести им жертвы, онистановятся добродушными. отзывчивыми, помогают человеку или по крайней мере не вредят ему.

Человек может поладить с кикиморой, угощая ее папоротником, заговаривая, хваля и благодаря ее, и она становится помощницей по дому: ухаживает за малыми детьми, помогает по хозяйству, прядет по ночам пряжу, перемывает посуду; если же хозяйка нерадива, ленива, кикимора вредит, пугает, щекочет. Можно уберечься от злых навий, приглашая их помыться в бане или оставляя для них пищу. В случае расположения леший или водяной могут открыть клады, указать на лучшие места охоты и рыбалки, вывести из лесной чащи, оградить от опасного омута. В других же случаях духи леса, реки, болота безжалостны к оказавшимся в их владениям людям, — они их заманивают, топят, заводят в непроходимую глушь. из которой невозможно выбраться. Самое же характерное для низших сверхъестественных сил, окружающих человека и наполняющих его жизнь, — это забавы и проказы, которым они предаются, развлекаясь, причем часто не со зла, а в шутку.

Так, даже покровитель дома — дедушка-домовой — склонен к тому, чтобы спрятать какую-нибудь нужную вещь и долго не отдавать, шуметь и стучать по ночам, пугая жильцов, мучит домашних животных (кроме собаки и козла), заплетает лошадям гриву в колтун или вгоняет их в мыло, душит спящих во сне, наваливаясь на них, и даже приводит дом и его хозяина к разорению. В.Даль замечал, что домовой не только дух-хранитель, но и обидчик дома. Поэтому домового, как и остальных "духов повседневности", нужно ублажать — кормить (оставляя хлеб и соль, горшок каши, молоко, табак), заговаривать. Амбивалентность домового проявляется и в его способности косвенно предсказывать счастливые и несчастливые события (стоны, оханья, прыжки, песни, прикосновение ночью либо мохнатой и теплой лапой — к добру,— либо голой, холодной — к несчастью.

Сложная, многоуровневая система славянской мифологии была приспособлена к повседневной жизни людей: обращение к высшим силам было эпизодическим, приуроченным к природному календарю, праздничным ритуалам, посвященным силам плодородия и циклам возрождения / умирания природы; поэтому высшие силы были предельно отчуждены от потребностей и интересов основной массы населения и постепенно были забыты илои вытеснены христианскими представлениями и образами. В повседневной же жизни, переполненной непредсказуемыми случайностями, господствовали низшие силы, которые были всегда рядом и нуждались в постоянном общении на бытовом, обыденном уровне. Простейшей, доступной формой взаимодействия с силами низшего порядка была первобытная магия, к которой прибегал практически каждый взрослый житель Русской земли; хотя в каждом селении были свои "профессионалы" — ведьмы и колдуны, знахари, ворожеи, специализировавшиеся в заговорах, заклятиях, призываниях и предупреждениях, насыланиях этих сил и ограждении от них. Таким образом, человеку принадлежала в известной мере активная роль во взаимоотношениях со сверхъестественными существами славянской мифологии (своего рода "обратная связь" с трансцендентным).

Другая форма такой повседневной связи с потусторонними силами древних славян — широко распространенный и мощно укорененный в протоменталитете славян культ предков, которые считались покровителями рода. Постоянная забота о покойниках, их поминовение, кормление, согревание (долго сохранявшийся обычай "греть покойников"), призывание в помощь или ради заступничества перед другими сверхъестественными силами — это одна сторона постоянной и непосредственной связи мира живых с загробным миром.

Однако у древнеславянского культа мертвых была и другая, оборотная, темная сторона: сушествовал культ "заложных покойников" (Д.К.Зеленин), т. е. страх перед людьми, умершими неестественной смертью, до своего срока (утопленники, опойцы, умершие насильственной смертью, самоубийцы и т. д.). Эти мертвецы умерли неокончательно, становясь русалками, упырями, оборотнями и другими страшилищами, живущими и действующими одновременно в обоих мирах — "этом" и "том". Эти "живые мертвецы", возвращаясь в мир живых, мстят им за свою преждевременную смерть, принося болезни, смерть, различные несчастья. По-видимому, существовали опасения, что и обычные покойники могут вернуться в свой дом, к родственникам, поселяя среди них страх и ужас, угрозу преждевременной смерти (покойники приходят для того, чтобы кого-то из близких родственников забрать с собой). Поэтому погребальные обряды славянского язычества были детализированы до мельчайших подробностей, предупреждая возможность возвращения мертвеца домой (вынос покойника вперед ногами, выметание мусора вслед за его выносом, занавешивание зеркала, уничтожение вещей и одежды, связанных со смертью, положение во гроб различных атрибутов, необходимых для посмертной жизни и т. п.).

Культ мертвых как важная, неотъемлемая часть древнеславянской мифологии не только свидетельствовал о ее глубокой архаичности (ср. культ мертвых в египетской мифологии), но и непосредственной включенности каждого человека в мир сверхъестественных существ и чудесных, необъяснимых явлений, — причем включенного прежде всего различными сторонами своей повседневной жизни, быта, обрядности, образа жизни. Низшая мифология восточных славян была древнерусской культурой повседневности и в этом качестве сохранилась, с небольшими корректировками вплоть до настоящего времени.Именно эта особенность восточнославянской мифологии оказалась особенно живучей и практически неустранимой из древнерусской культуры — не только после принятия христианства, но и после секуляризации русской культуры и российского общества, начавшейся в XVII в. и особенно масштабно развернувшейся после Петровских реформ.



Поделиться:


Последнее изменение этой страницы: 2016-04-08; просмотров: 544; Нарушение авторского права страницы; Мы поможем в написании вашей работы!

infopedia.su Все материалы представленные на сайте исключительно с целью ознакомления читателями и не преследуют коммерческих целей или нарушение авторских прав. Обратная связь - 3.237.235.148 (0.011 с.)